Глава 7. Супружеские и семейные конфликты

Когда брак достигает среднего срока своего существования, трудности, которые испытывают супруга во взаимодействии друг с другом, приобретают стереотипный характер. Иногда в борьбу между супругами вовлечены дети, но часто проблемы осознаются именно как конфликт между супругами. Типичный предмет конфликта — это вопрос о власти, о том, кто будет доминировать в браке. Все животные, способные к обучению, организуют иерархию, так как это лежит в их природе. Вопрос о том, кто в доме первый, а кто — второй, является вечным вопросом в супружеских отношениях. Некоторые пары подходят к решению этого вопроса достаточно гибко. В определенных случаях и в определенных же ситуациях доминирует жена. В других случаях и в других ситуациях доминирует муж, и существуют также ситуации, в которых они выступают как равные партнеры. Трудности начинаются тогда, когда пара имеет лишь один способ функционирования, и он не удовлетворяет ни одного из супругов. Иногда один из супругов предъявляет другому парадоксальные требования. Довольно часто жена хочет, чтобы ее муж был более доминирующим, но она бы хотела, чтобы он доминировал именно так, как она пожелает.

Если семья испытывает трудности такого рода, связанные с борьбой за власть, это может продолжаться годами, несмотря на то, что ни один из супругов не желает этого.

Оружием в этой борьбе могут служить любые поведенческие реакции, включая симптомы. Эриксон создал множество процедур для разрешения супружеских конфликтов, которые проявляются в привычном циклическом поведении. Два следующих примера иллюстрируют два совершенно различных подхода к одинаковым по сути конфликтам. Супружеская пара владельцев ресторана многие годы вела борьбу за власть, кто должен вести дело. В первом случае Эриксон решил проблему, беседуя исключительно с женой. Муж не был непосредственно вовлечен в терапевтический процесс.

Хозяин ресторана мистер Смит, которому сейчас шел пятый десяток, всю свою жизнь занимался ресторанами. Еще школьником он торговал пирожками и сосисками. Он занимался ресторанным делом всю свою жизнь. Но каждый вечер жена требовала у него подробного отчета за день по многим вопросам. Это начиналось еще тогда, когда они были обручены и продолжалось до настоящего времени. Она рассказала, что чувствует себя как бы обязанной проверять мужа каждый день, чтобы убедиться в том, что он правильно управляет рестораном. Эта проверка приводила его в ярость, но он позволял ей делать это. Тратили они на это каждый вечер около двух часов, пока он рассказывал, что купил, какие организационные решения принял.

Она сказала, что не хотела бы доминировать над мужем таким образом и готова сделать все, чтобы прекратить это. Поскольку она чувствовала, что не может справиться с собой и отказаться от проверки действий мужа, делая это как бы вынужденно, я решил использовать это чувство конвульсии, переключив его с него на нее самое. Тогда он дал ей задание экзаменовать мужа, как она до сих пор это делала, но теперь она должна была составить список тех вопросов, которые она всегда задавала. Затем она должна была составить параллельный список вопросов, касающихся ее собственных действий. После того, как она проэкзаменовала мужа, она должна была проэкзаменовать себя. Она должна была задавать себе вопросы от имени мужа, а затем отвечать на них. Если она спрашивала его, в каком состоянии находятся запасы того или иного продукта в ресторане, то себя она должна была спрашивать о запасах того, что должно находиться в доме. Она должна была ответить, например: "Я заказала два литра молока и купила две булки и хлеба" и так далее.

Она по-прежнему спрашивала мужа, но затем всегда брала на себя его роль, за исключением того момента, когда она в буквальном смысле задавала вопросы сама себе и должна была отвечать на них. Она управляла всей ситуацией, но вместе с тем исполняла роль лишь отчитывающегося. В конце концов она отреагировала предсказанным образом: ей все это надоело и она перестала каждый день мучить мужа вопросами. Последний раз я видел ее вскоре после окончания лечения. Она рассказала мне, что бывает в ресторане только тогда, когда ей случится пригласить друзей на ужин. Она больше не требует от него отчета и сама никогда не отчитывается ему о том, как она ведет дом. Но она вполне справляется с ведением пятидесяти тысячедолларового дома — к полному удовлетворению мужа.

В данном примере характерно то, что, имея дело с импульсивно действующим человеком, Эриксон организует такую ситуацию, когда, выполняя свой импульсивный акт, человек избавляется от первоначальной проблемы. Необычным тут, однако, является то, что муж используется здесь, совершенно не будучи вовлеченным в терапевтическую ситуацию. Эриксон организовал ситуацию таким образом, что жена, управляющая мужем, должна была управлять своими действиями по управлению им, когда он управлял ею, и в результате этого прервалась многолетняя процедура экзамена, крайне раздражавшая мужа и причинявшая страдания обоим супругам. Для Эриксона характерно также и то, что прежде чем он начал освобождать жену от обязанностей по надзору за мужем, он убедился в том, что муж способен справиться с рестораном в одиночку.

В другом, очень похожем случае Эриксон работал с мужем и женой вместе. Он разрешил длительный супружеский конфликт посредством простой инструкции, которая повлекла за собой изменения, что было обусловлено сущностью сложившейся ситуации.

В течение многих лет муж и жена содержали ресторан и при этом постоянно спорили о том, кто должен управлять делом. Жена настаивала на том, что управлять должен муж, а он заявлял, что она никогда не позволяла ему делать это. Он сказал так: "Да, я постоянно слышу от нее, что я должен управлять рестораном. Она все время делает это сама, приговаривая, что на самом деле я должен делать это. Я и собираю посуду со стола, мою полы и встречаю гостей. Она пилит меня по поводу покупок, бухгалтерии, немытых полов. Я вполне мог бы нанять кого-нибудь для мытья полов, но моя жена не может ждать, пока кто-либо придет и возьмется за работу. И вот мне приходится крутиться, делая это самому, и, таким образом, оказывается, что и нанимать-то никого не надо".

Жена, в свою очередь, рассуждала весьма разумно, высказывая желание, чтобы муж справлялся со всей работой в ресторане сам, потому что она хотела бы лучше находиться дома. Дома она хотела бы шить. Дома, кроме того, хотела бы она хотя бы раз в неделю кормить мужа едой, которую он очень любил и которая была бы приготовлена дома ей самой. Муж на это ответил: "Вот она что говорит. Вы можете слышать ее и я могу ее слышать, но завтра ранним утром она непременно явится в ресторан!"

Я узнал, что вечером они закрывают ресторан в десять часов, а открывают в семь часов утра. И я начал решать эту проблему, спросив жену, у кого находится ключи от ресторана. Она ответили: "Ключи есть у нас обоих. Но я всегда подхожу к двери первой и открываю ее, пока муж припарковывает машину".

Тогда я заметил, что ей следовало бы следить за тем, чтобы муж приходил в ресторан на полчаса раньше ее. У них была только одна машина, но ресторан находился всего за несколько кварталов от их дома. И пешком она вполне могла бы прийти в ресторан на полчаса позже. Когда она согласилась поступать таким образом, это привело к разрешению конфликта.

Обсуждая эту пару с коллегами, Эриксон рассказал этот случай точно так же просто, как он здесь изложен. Заставив женщину приходить в ресторан на полчаса позже, Эриксон решил проблему. Поскольку то, что произошло, было бы гораздо понятнее ему самому, нежели аудитории, он добавил следующие подробности:

"Если муж приходил в ресторан на полчаса раньше жены, то это означало, что он отвечает за ключи, он открывает дверь, он отпирает все двери внутри ресторана. Он запускает ресторан в работу на целый день. Когда приходит жена, то оказывается, что она безнадежно отстала. Он уже запустил множество рабочих процессов, он ими управляет.

Жена же, в свою очередь, оставаясь дома еще на полчаса, была вынуждена в это время мыть посуду и делать еще некоторые дела, перед тем, как пойти в ресторан. И если она могла опаздывать на полчаса, она могла опоздать и на тридцать пять минут. В сущности, приняв мое предложение, она бессознательно обнаружила, что может опаздывать на сорок минут или даже на час. Таким образом, в конце концов оказалось, что муж может справиться с управлением ресторана и без нее. Муж, в свою очередь, обнаружил, что он может самостоятельно справляться с работой.

Если жена согласилась оставаться дома по утрам на полчаса, то это автоматически привело к тому, что она по вечерам согласилась уходить из ресторана раньше, чем он, и готовить ему ужин. Таким образом, муж теперь отвечал за приведение ресторана в порядок и закрытие его на ночь.

Тем временем жена училась управлять домом, что было для нее гораздо важнее. В конце концов она стала проводить дома практически все свое время, замещая кассиршу и других работниц, если они болели или были в отпуске. В другое время она не испытывала потребности бывать в ресторане — и не бывала там".

Обсуждая этот случай, один из коллег заметил, что проблема состояла не только в жене. Своим поведением муж провоцировал жену взять на себя ответственность за управление делами в ресторане, и, таким образом, их взаимодействие являлось игрой, в которую были вовлечены они оба. Эриксон согласился, но сказал, что если бы он помог мужу обнаружить свою вовлеченность, то это бы, скорее всего, никоим образом не привело к изменению ситуации: "Вряд ли я достиг бы чего-либо, сказав мужу, что он провоцирует жену, чтобы она заставляла его мыть пол и так далее. Он бы этого просто не понял. Но он понял почти сразу же, что в течение получаса он один отвечал за весь ресторан. И при этом он чувствовал себя превосходно.

Часто очень трудно бывает создать такую ситуацию, в которой бы жена изменила бы свое поведение, и это изменение было бы устойчивым. Особенно трудно это сделать тогда, когда жена очень любить доминировать. Комментируя это возражение, Эриксон заметил, что жена приняла его предложение и выполняла его инструкции потому, что они были сформулированы особым образом. Он попросил ее проследить за тем, чтобы муж приходил в ресторан на полчаса раньше ее. Получалось, что именно она совершала изменение и отвечала за его результаты, и поэтому она охотно приняла предложение Эриксона.

Беседуя с супружеской парой, психотерапевт часто обнаруживает, что заключенный между ними контракт предполагает, что жена будет определять все, что будет сказано в кабинете. Психотерапевт испытывает трудности, даже желая просто узнать точку зрения мужа на проблему, так как жена не дает ему говорить, отвечая за него на все вопросы. Очень часто достаточно просто заставить жену помолчать, чтобы муж смог высказать свое мнение, но иногда не срабатывает и это. С такими "доминирующими" женщинами Эриксон поступал по-разному.

Когда я прошу мужа высказать свою точку зрения, а жена прерывает его даже тогда, когда я ее не спрашиваю, я обычно прошу ее произвести какое-либо действие, которое могло бы успокоить ее. Например, я говорю жене: "Я все время хочу узнать, что думает по этому поводу ваш муж, а вы все говорите и говорите. Я знаю, что таким образом вы хотите помочь мне понять вашу проблему. Но может быть у вас есть с собой губная помада?" Конечно же, у нее есть с собой губная помада, и я прошу, чтобы она вынула ее из сумочки. Затем я говорю: "А сейчас, хоть это может показаться вам смешным, подержите, пожалуйста, помаду вот так" и я показываю ей, как надо держать помаду, едва касаясь губ самым ее кончиком. "Держите ее так, едва прикасаясь к губам. Я буду задавать вопросы вашему мужу, а вас прошу пронаблюдать, как ваши губы будут дрожать, желая говорить. Я думаю, что это будет вам очень интересно". Обычно женщину совершенно зачаровывает наблюдение за движениями своих губ. Поступая таким образом, я предлагаю ей законным образом использовать свои губы. Она не вполне понимает все это, но находит ситуацию забавной.

Если женщина является настолько доминирующей, что исключает мужа из процесса воспитания ребенка, Эриксон присоединяется к ней таким образом, что убеждает ее начать следить за тем, чтобы муж занимался ребенком как можно больше.

Если я встречаю женщину, которая совершенно сверх доминирует в браке, я поздравляю ее и даю высокую оценку ее компетентности. Когда это сделано, я поднимаю сомнительный вопрос. Я говорю, что неспособен понять, как. женщина с таким интеллектом, как у нее, может пренебрегать таким источником компетентности, как ее собственный муж. Затем я замечаю, что с биологической точки зрения мужчина — это совершенно другое существо, нежели женщина. У него своя философия жизни, и физиологические функции по отношению к детям тоже иные.

Полный половой акт занимает у женщины около восемнадцати лет. Она должна получить сперму, выносить ребенка в течение девяти месяцев, вынянчить его, и в этом процессе организм женщины сильно трансформируется. Она должна заботиться а ребенке, учить его, кормить, давать образование и защищать его, пока у него тянется детство. Биологически женщина ориентирована именно на эту задачу. Слушая все это, женщина обретает законное оправдание своей доминантности в процессе воспитания ребенка, но в той же мере, в какой она оправдывает себя, она чувствует себя ответственной за то, чтобы использовать любой находящийся в окружающей среде источник благоприятствования для развития своего ребенка. А среди этих источников находится и ее собственный муж, являющийся носителем особого биологического опыта. Ее ребенок должен жить в мире мужчин и в мире женщин и взаимодействовать с обоими полами. Следовательно, ребенок должен адекватно осознавать биологические свойства обоих полов. Таким образом, я, в буквальном смысле этого слова, заставляю доминирующую женщину осознать, что она должна использовать эти внутренние биологически присущие ее мужу свойства для пользы ребенка.

Однажды Эриксону рассказали о женщине, которая настолько сильно доминировала над своим мужем, что разговаривала за него по телефону. А если собеседник не желал представиться, она просто клала трубку. Она вела себя так, как если бы должна была прочищать все коммуникативные каналы своего мужа. Когда Эриксона спросили, как бы он поступил с мужчиной, который допустил такое, он ответил, что предпочел бы взаимодействовать с его женой.

Я бы встретился с женой наедине и повел бы с ней окольные разговоры о важности интегрированности. Существуют вещи, которые человек должен хранить в тайне от других людей, даже от самых близких. Я ответил бы, что жене совершенно незачем объявлять мужу, что сегодня у нее первый день менструации, хотя для него это важно. Затем я перешел бы к обсуждению некоторых контактов, о которых не стоило бы говорить. Ни одна женщина не захотела бы научить мужа разбалтывать тайну рождественского подарка, который он готовит для нее. То же самое касается и подарка, который он готовит к ее дню рождения. Он должен также сохранить в тайне, что он заставил свою сестру купить подарок своей жене. Или жена соседа должна иметь право убедиться в том, что в церкви, на выборах старосты группы он голосовал за нее. Существует очень много секретов, которые человек должен иметь, если он хочет сохранить интегрированностъ своей жизни. У нас есть секреты даже от самих себя. Многие ли мужчины знают, с какой ноги они начинают одевать брюки, с правой или с левой?

Я дал бы этой женщине понять, что вполне возможно знать о чем-либо все, но это создавало бы у нее дискомфорт. И только она должна отвечать за то, чтобы ее знания создавали ей комфорт, а также за то, чтобы обеспечивать мужу неприкосновенность определенных областей его личного пространства.

Чаще всего конфликты возникают из-за того, что жена слишком доминирует над мужем. Но случается также, что муж слишком доминирует над женой. Ясно, что проблема состоит не в том, каким "должен" быть брак, а в том, какова сущность конфликта по этому поводу в каждой конкретной паре. Часто супружеской паре удается соблюдать два договора одновременно. Они делают вид, что самый главный в семье — муж, в то время как в большинстве областей семейной жизни управляет жена. И каждая супружеская пара исповедует миф о том, что два поколения назад все было иначе. Например, мы считаем, что в викторианский период отцы были более сильными и доминантными фигурами. Однако наша информация о структуре семьи в тот период основана по большей части на слухах. Вот анекдот, иллюстрирующий мифологичность наших знаний о том периоде. Однажды я начал спрашивать пожилых людей, выросших в Вене в начале века, на предмет их семей. Меня интересовало, какой семейный климат господствовал во времена Зигмунда Фрейда, что он воспринимал отца как такую могучую, кастрирующую фигуру. Одна женщина, выросшая в Вене, рассказала мне, что у них в семье отец был очень авторитетной и властной фигурой. Она добавила: "Нам даже не разрешалось сидеть в кресле отца". Мне стало любопытно, как отцу удавалось сделать так, чтобы они не садились в его кресло. Она ответила: "О, нет, отец этим не занимался. Этим занималась мать. Она говорила нам, что если мы сядем в это кресло, у нас на попках появятся прыщи". Очевидно, что отец в данном случае удостоился хотя бы веры в то, что главным в семье был он.

Иногда в этот период существования брака жена обращается к психотерапевту, протестуя против того, что муж доминирует над ней, не давая ей сказать ни по одному важному поводу ни слова. Два последующих примера посвящены способам, с помощью которых Эриксон разрешал подобные проблемы и тогда, когда они носили острый характер, и тогда, когда они проявлялись в завуалированной форме.

Женщина рассказала мне, что испытывает серьезные трудности, касающиеся ее взаимодействия с мужем. Они были женаты уже много лет и накопили денег, чтобы купить дом. Это должно было быть важным событием в их жизни. Однако, когда пришло время выбирать дом, муж стал настаивать на том, что решение будет принимать только он. Он хотел выбирать и дом, и внутреннее оборудование. Она рассказала, что он всегда тиранизировал ее, но тут же почувствовала, что должна что-то изменить, поскольку для нее было очень важно принимать участие в решении вопроса о том, в каком доме они будут жить.

Существует множество вариантов терапевтического вмешательства в такую ситуацию, начиная с индивидуальной терапии, проводимой мной с женой по поводу ее ощущения беспомощности, и кончая терапией супружеской пары, нацеленной на прояснение коммуникации между супругами. Эриксон же сосредоточился на проблеме так, как она была представлена, и решил ее наиболее эффективным и экономным путем.

Я встретился с мужем наедине, без жены. Мы беседовали о том, кто должен быть хозяином в семье, и пришли к очевидному выводу, что хозяином должен быть только мужчина. Мы пришли также к согласию относительно того, что при покупке дома последнее слово должно оставаться за мужчиной. Только мужчина должен определять, какой дом следует купить и как следует его оборудовать. Во время беседы я несколько изменил ее предмет и мы стали обсуждать, какой мужчина является настоящим хозяином в семье, Когда мне удалось в достаточной мере возбудить его любопытство относительно того, каким должен быть такой мужчина, я сказал, что настоящий хозяин — это такой хозяин, который достаточно влиятелен для того, чтобы позволить своим подчиненным определять ситуацию по маловажным вопросам. Таким образом, я убедил его в том, чтобы он отвечал за все на более высоком уровне, позволяя своей жене отвечать за детали. Мы договорились, что он выберет двадцать планов домов и двадцать проектов внутреннего устройства домов и позволит своей жене сделать выбор среди его планов. Результат вполне удовлетворил жену, равно как и мужа, поскольку в конечном итоге за все отвечал именно он.

Реализуя такой подход, Эриксон настолько расширял пространство взаимодействия между мужем и женой, что каждый из них, чувствуя себя более свободным, начинал обращаться с партнером более дружелюбно.

Наш второй пример носит несколько иной характер: здесь муж тиранизировал жену своей чрезмерной благожелательностью и щедростью.

Они были женаты много лет и все эти годы боролись друг с другом, хотя открыто эта борьба ни разу не проявилась. Он вырос в Новой Англии, в богатой семье, где все делалось для него. Он был очень дотошным и щепетильным, и вся его жизнь определялась жесткими правилами этикета. Его жена выросла на ферме и была приучена, соответственно, к свободной жизни с пикниками, ночевками на природе и умела черпать удовольствие из спонтанной активности.

Совместную жизнь этой пары всецело определял муж, действуя благонамеренно и протективно. Жена при этом испытывала ужасную злость, которую не могла выразить потому, что он всегда был очень благожелательно настроен и поступал всегда правильно. Ее злость находила себе выход опосредованно в сексуальной жизни. Она была холодна к нему, а он страдал от преждевременных эякуляций. Когда она испытывала сексуальный голод, у него появлялись преждевременные эякуляции, и она оставалась неудовлетворенной. Когда же он был способен контролировать эякуляцию, она была совершенно равнодушна, неохотно подчиняясь ему и даже зевая.

К этой проблеме я подошел с другой стороны, касаясь иных аспектов их совместной жизни. Для вмешательства я выбрал такие ситуации, как ужин в ресторане, празднование годовщины свадьбы и выбор цветов, которые он должен был ей подарить.

Жена любила ужинать в ресторане и муж очень любил вывозить ее, но их совместные поездки в ресторан всегда превращались в абсурдное предприятие, кончающееся обоюдным неудовлетворением. Он предположительно мог бы ее повезти в любое место, куда она захочет, позволить выбрать в меню все, что она захочет, и так далее. Но каким-то образом всегда оказывалось, что они не попадали в тот ресторан, в который она хотела бы попасть, не садились за понравившийся ей столик и не заказывали ей ту еду, которую в тот вечер ей хотелось бы заказать. Но вслух она всегда должна была сказать, что это прекрасный ресторан, чудесный ужин и все было замечательно. Домой она ехала всегда испытывая бессильную ярость и беспомощность. Муж всегда предоставлял ей возможность поправить его, но делал это так, что она не могла этим предложением воспользоваться.

Проблема прояснилась, когда я беседовал одновременно с обоими супругами. Когда она сказала, что никогда не могла выбрать ту еду, которую ей хотелось бы, он возразил:

"Поверьте мне, я никогда не мешал ей. Без всякого сомнения я не хотел бы лишать мою жену чего бы то ни было". Затем он объяснил жене, что ситуация была совершенно не такой, как она ее описала, и в конце концов она в моем присутствии согласилась с мужем, что он и в самом деле не делал ничего подобного.

Я спросил его, не хочет ли он в следующий раз вывезти свою жену поужинать в такой ресторан, выбор которого его очень удивит. Он согласился, потому что он хотел поступать только правильно. И, когда они пришли ко мне на следующий раз, я заготовил набор инструкций, которые они должны были выполнить. Он должен был вести машину, а жена должна была читать ему инструкцию вслух. Взяв в руки план города, я зачитал список улиц, по которым он должен был проехать. Отъехав от дома, он должен был проехать столько-то кварталов вниз по улице, затем завернуть налево и проехать такое-то количество кварталов, затем повернуть направо и проехать один квартал, затем определенное число кварталов на север и так далее. И в конце концов ему следовало остановиться у первого ресторана с правой стороны, который совершенно случайно оказался рестораном над названием "Зеленая лагуна". Жена однажды упомянула этот ресторан в ряду других, рассказывая о тех местах, где ей не случалось бывать. Следуя указанному маршруту, они должны были в сущности дать круг по всему городу и почти вернуться к исходной точке, так как этот ресторан находился всего за несколько кварталов от их дома.

Мои инструкции, однако, касались не только того, как добраться до ресторана, но и того, как себя там вести. Они должны были миновать первую кабину, первый столик направо, ряд кабин вдоль стены, обойти вокруг следующего столика и сесть в конце концов за определенный столик. После того, как официантка принесла меню, жена должна была следовать инструкциям очень внимательно. Я отметил, что официантка подает меню сначала ей, а затем ему. Когда он начнет читать свое меню, а он всегда делает это очень тщательно, она должна была сказать: "Давай поменяемся меню". Кажется, простая вещь, но однако это полностью изменило его ориентацию. Она выбирала блюда, пользуясь его меню. Когда он спросил ее, что она хотела бы заказать, она попросила его заказать филе миньон, средней прожаренности, салат с рокфором и так далее. Продолжая вглядываться в свое меню, а затем закрыв его, он спросил ее, что он может заказать для нее. Этот дотошный человек считал, что раз его меню находится в ее руках, то он должен заказывать себе еду с ее помощью.

Обед получился прекрасным. Он испытал массу удовольствия от того, что мои инструкции сработали так точно, что привели их прямо к "Зеленой лагуне". Этот дотошный человек восхищался моими инструкциями, как произведением искусства. Когда они поехали ужинать в следующий раз, он предложил повторить то, что было: "Давай поедем так же, как в прошлый раз, и посмотрим в каком ресторане мы в конце концов окажемся". Он повторил тот же самый маршрут и наконец сказал: "Давай теперь проедем десять кварталов вперед и остановимся около первого ресторана, который нам понравится". (Я запретил им ходить в рестораны, в которых они уже бывали.) Жене понравился один из ресторанов и она сказала, что он вроде бы выглядит приятно. Он остановил машину и они вышли. Это был большой и совершенно незнакомый им ресторан. Жена тут же объявила, что она хочет заказать то-то и то-то, как это сделала в "Зеленой лагуне", и у них состоялся еще один прекраснейший обед. Он не понял, как до сих пор терроризировал свою жену, но почувствовал, что в первый раз в жизни она, находясь рядом с ним, действительно наслаждается и говорит ему об этом. Его никогда еще не благодарили таким образом, и это побудило его продолжать в том же духе.

Одно из самых крупных изменений в работе с этой парой удалось произвести благодаря тому, что вскоре должна была наступить годовщина их свадьбы. Раньше муж сам всегда организовывал прием по этому поводу, что страшно не нравилось жене, но противостоять ему она не могла. Она рассказала мне, что он обычно делал. Он заказывал фигурный торт, приглашал тех людей, которых следовало пригласить и следил за тем, чтобы произносились соответствующие тосты и были поданы определенные сорта шампанского и так далее..

Я встретился с мужем и сказал ему, что по случаю приближающейся годовщины свадьбы хорошо бы преподнести жене сюрприз. Причем он должен был преподнести ей такой сюрприз, который был бы незабываемым. Пока я описывал этот сюрприз, он смотрел на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Я велел ему взять напрокат пикап, купить спальные мешки и другие принадлежности для туристского похода, ветчину и яйца, пирожки с сосисками и гамбургеры и так далее. Кроме того он должен был купить жене джинсы "Леви" и тяжелые ботинки, сняв размеры с ее сестры. За день перед годовщиной он должен был въехать во двор на этом пикапе и сказать жене: "Вот твоя одежда, одевайся. У меня есть для тебя сюрприз". Он сделал все, что ему было сказано, и свой праздничный завтрак они съели у костра, после того как провели ночь на заднем сиденьи пикапа, стоящего посреди пустыни. Кроме того на следующий день они должны были совершить восхождение на гору, приготовить обед, съесть его, а потом сесть в пикап, тронуться с места и заблудиться. Им удалось выполнить и это. Он сказал жене, что вместо того, чтобы ехать в город, он поедет по случайной дороге, совершенно не зная куда она ведет. Это была чудесная поездка. С этого момента они с женой проводили уик-энды только так. Такое празднование годовщины свадьбы пришлось жене исключительно по душе. Ведь прежде она так скучала по пикникам и походам своей юности.

А сейчас муж навещает меня примерно три раза в год, чтобы рассказать о своих достижениях и о достижениях своей жены. Она приходит примерно два раза в год, просто поговорить. Я знаю, что в рамках некоторых психотерапевтических школ рекомендуется, чтобы супруги, испытывающие скрытую агрессию друг к другу, выразили ее открыто, а затем проработали. Я же считаю, что лучше, если это возможно, избежать открытого конфликта. Если дом невозможно вымыть и вычистить, не пытайтесь сделать это. Лучше будет переехать в новый дом.

В случаях острой борьбы за власть, когда кому-то из супругов грозит опасность, Эриксон действует очень быстро. Он не верит в то, что не следует советовать людям делать что-либо и вообще как-либо вмешиваться в их жизнь. Однажды к нему зашла мать с ребенком, чтобы обсудить поведение своего мужа. Эриксон велел ей немедленно покинуть город, не заходя домой и не взяв с собой ни одной вещи. Она послушалась, а через некоторое время к Эриксону зашел муж, страшно злящийся на Эриксона за то, что он куда-то дел его жену. Но все-таки он признался Эриксону, что купил винтовку, чтобы ее убить. Впоследствии Эриксон встретился с мужем и женой одновременно, чтобы решить их проблему.

Эриксон обращался с пациентами очень уверенно и эта уверенность была обусловлена, в частности, его собственной четкой моральной позицией. Он знал для себя совершенно определенно, как люди должны себя вести, но вместе с тем был очень толерантным к разнообразным способам жизни, существующим в этой культуре. Его моральные установки отнюдь не ригидны, но вместе с тем, он не подвергает их постоянному анализу и сомнению, как это делают многие интеллектуально ориентированные психотерапевты.

Моральная позиция Эриксона опирается не на абстрактную идею, а на то, что могло бы сделать жизнь человека более приятной. Иногда, когда он считает, что один супруг использует другого, он производит изменения.

У одного из моих пациентов была жена, которая до этого была замужем четырнадцать раз. Он считал, что она была замужем только дважды. Мне нравился этот парень. У него был хороший, сильный характер. Он чувствовал свою силу, но не хотел применять ее к своей хорошей, запутавшейся, невротичной жене.

Я встретился с женой, которая совсем не собиралась говорить мне о своих четырнадцати браках, но каким-то образом она "спонтанно" рассказала мне об этом. Она взяла с меня обещание ничего не говорить ее мужу. Я заметил, что ее муж странно терпелив и добр по отношению к ней. Он позволял ей подделывать чеки и оплачивал их. Она вышла из себя и разбила машину, и он за нее заплатил. Она постоянно изменяла ему с другими мужчинами. Я сказал ей, что ее муж пытается сейчас принять решение о том, стоит ли ему оставаться с ней. Я спросил ее: "Не считаете ли вы, что следует сказать ему о тех четырнадцати браках. о которых вы до сих пор умалчивали?" Она ответила: "Нет!" На что я сказал: "Вот он ваш ответ и придерживайтесь его".

Конечно же она рассказала все мужу. Она терпеть не могла выполнять приказы мужчин, а я приказал ей "придерживаться своего ответа". Она продемонстрировала неповиновение мне, рассказав мужу о своих четырнадцати браках

Когда муж узнал все, то его отношение к жене изменилось Он спросил ее: "Сколько раз в своих предыдущих браках мы подделывала чеки?" Она ответила ему. "Сколько раз мы изменяла мужьям с другими мужчинами?" И она снова ответила ему. Он сказал: "Ну, хорошо, я женился на тебе, я. люблю тебя несмотря на то, что ты дрянь. Если я еще раз обнаружу подделку или измену, я подаю на развод. Я буду иметь веские основания для развода — ведь ты утаила от меня жизненно важную информацию",

Жена исправилась. Она боялась потерять своего пятнадцатого мужа.

Имея дело с супружеской парой, Эриксон не объединялся с одним из супругов против другого и считал это важным общим правилом, из которого делались исключения тогда, когда речь шла о насилии или об абсолютном отказе от сотрудничества. Иногда он встречался с каждым из супругов отдельно, иногда они должны были приходить к нему вместе. Какой из этих двух вариантов выбрать, Эриксон иногда решал прямо в приемной. Он рассказывал:

"Когда ко мне приходит супружеская пара, я выхожу, чтобы встретить их, и, как правило, спрашиваю: "Кто из вас хочет поговорить со мной первым? Или же вы зайдете в кабинет вместе?" Задав вопрос, я наблюдаю затем за их лицами и головами.

Когда я вижу, что они смотрят друг на друга, как бы говоря: "Не хотел (а) бы ты зайти со мной?", то я приглашаю в кабинет обоих. Если муж смотрит на меня с ужасом и показывает на жену жестом, который должен сообщить, что первой должна зайти именно она, и взглянув затем на нее, я вижу, что она делает то же самое, я также приглашаю в кабинет их обоих. Если он указывает на нее, а она смотрит на меня ожидая, когда я ее приглашу, я приглашаю ее первой.

Иногда муж говорит: "Я хотел бы поговорить с вами, прежде чем вы начнете беседовать с моей женой". Или же жена может сказать то же самое, желая побеседовать со мной до того, как я буду беседовать с ее мужем. Я не всегда выполняю их пожелания. Иногда я говорю: "Хорошо, но чтобы я лучше понял вас, давайте поговорим все вместе в течение пяти или шести минут. Затем я буду говорить с одним из вас". Я поступаю таким образом потому, что если они поведут себя по-диктаторски, решая вопрос о том, кто зайдет в кабинет первым, они могут пожелать вести себя таким образом и дальше, поэтому эту первую ситуацию начинаю определять я. Когда мы начинаем беседовать все вместе, я могу продлить время этой предварительной беседы до пятнадцати минут или до двадцати, но почти всегда я ограничиваюсь пятью, шестью минутами. Отпуская кого-либо из них, я могу сказать: "А сейчас я буду беседовать с одним из вас в течение пяти минут". Я всегда ограничиваю время и оставляю за собой возможность перестраивать всю процедуру".

Иногда один из супругов отказывается прийти к психотерапевту для решения супружеской проблемы и чаще всего это случается с мужем, нежели с женой. Разные психотерапевты справляются с такой ситуацией по-разному. Обычно срабатывает простое приглашение сопротивляющегося супруга, но если это не помогло, Эриксон действовал в этом случае уникальным образом.

Муж привел ко мне свою жену и сказал, что ему надоело платить психоаналитику гонорар за три встречи в неделю в течение пяти лет, потому что его жене стало еще хуже по сравнению с тем моментом, когда она начинала лечение. Он сказал мне также, что не собирается говорить со мной. Он хотел всего лишь, чтобы я взаимодействовал только с женой и каким-то образом помог ей.

Я провел с его женой семь лечебных часов, прежде чем мне удалось заполучить его к себе в кабинет. Я использовал процедуру, к которой я часто прибегаю в подобных случаях. Беседуя с женой, я на каждом сеансе выдвигал какое-либо утверждение, с которым ее муж не должен был согласиться, замечая при этом: "Не знаю, каким образом отнесся бы к этому ваш муж". Часто я выбирал такие предметы разговора, которые могли бы дать мужу понять, что я его понимаю неправильно. После каждой встречи со мной жена подвергалась опросу со стороны мужа и должна была рассказать все, о чем мы беседовали. И каждый раз она рассказывала ему содержание того маленького кусочка разговора, где мы говорили о нем. После того, как мы с женой встретились семь раз, он приказал ей сделать так, чтобы я назначил ему время встречи. Он пришел за тем, чтобы вывести меня из заблуждения, и вот теперь я мог взаимодействовать с обоими супругами.

В некоторых случаях существенно, чтобы муж и жена приходили к психотерапевту вместе. Вот как описывает Эриксон одну из таких типичных ситуаций:

"Если вы имеете дело с мужем и женой, которые относятся друг к другу очень подозрительно и к тому же злобно, вам надо пригласить к себе обоих вместе, и сразу же вы должны определить свою роль. Если муж начинает выливать свои подозрения, что он может делать, впрочем, очень тонко, я поворачиваюсь к жене и говорю: "И он действительно убежден в то, что говорит и очень искренен, не так ли?" Жена думает: "Он на моей стороне", а муж думает, что я на его стороне. Затем я говорю мужу: "А сейчас, по соображениям любезности, давайте выслушаем некоторые замечания вашей жены". И она теперь может отомстить ему, высказывая все более серьезные подозрения и обвинения. Это происходит потому, что ее поставили в позицию, где она вынуждена защищаться. Затем я поворачиваюсь к мужу и делаю то же замечание о том, что она действительно верит в то, что говорит, и искренне это переживает. И жена вдруг понимает, что, будучи на ее стороне, я в то же время нахожусь и на стороне мужа и начинает реагировать точно так же, как и я. Затем я даю им время усвоить это и говорю: "Итак, вы пришли ко мне за помощью. Без сомнения, вы хотите, чтобы я выслушал обе стороны с сочувствием и пониманием, чтобы вы могли понять, в чем же состоит настоящая правда. Я уверен, что вам обоим настоящая правда не страшна". Таким образом я определяю настоящую правду как мое мнение о ситуации. Каждый из них считает, что я на его стороне, а затем они обнаруживают, что я на стороне настоящей правды и они согласны со мной от всего сердца.

Обычно я считаю, что мне следует справиться с ситуацией таким образом, что бы быть на стороне обоих супругов, но иногда я занимаю совершенно другую позицию. Если жаловаться начинает наиболее горластый супруг, и я вижу, насколько он не прав, я поворачиваюсь к другому члену супружеской пары и говорю: "Он действительно искренне верит во все это. Он убежден в этом. Итак, вы знаете, что большая часть того, что он говорит, возможно, все, что он говорит, вероятно, большая часть этого, ни на чем не основана. Вы хотите, чтобы он убедился в тех вещах, которых вполне обоснованы, и вы хотите также, чтобы он отказался от того, что необосновано. И он тоже хотел бы отказаться от всего, что не соответствует действительности".

Таким образом, я оправдываю горластого члена семьи, а от другого члена семьи требую абсолютно объективной позиции. И горластый, о котором было сказано, что он собирается отвергнуть все несоответствующее действительности, начинает со всем соглашаться. Может показаться, что здесь я слишком директивен, контролируя их действия. В сущности, я всего лишь даю человеку возможность изменить свое мышление и свои взгляды. Я просто показываю:

"Вот смотрите, здесь есть еще несколько дюжин удобных для путешествия дорог, которых раньше вы не замечали на карте".

Когда супружеская пара испытывает трудности при обсуждении каких-либо тем, вызывающих чувство вины, Эриксон ограничивает коммуникацию таким образом, что обсуждение этих тем становится адекватным ситуации.

Иногда, когда я встречаюсь с мужем и женой одновременно, я не позволяю жене смотреть на мужа, а мужу на жену. Это ограничение они ощущают, как очень сильное. Они склонны все время бросать взгляды друг на друга, чтобы определить, как партнер реагирует. Но так поступать неприлично, как они считают. И таким образом они говорит гораздо откровеннее, чем предполагали. Видите ли, они нуждаются в том, чтобы что-то делать, но совершенно не в состоянии делать это, и, однако они должны что-то делать. Поскольку они не могут смотреть друг на друга, они должны общаться вербально. Поскольку они ощущают вину по поводу того, что иногда бросают взгляды друг на друга, они начинают выражать мысли и переживания, отягощенные чувством вины. Эта ситуация вызывает чувство вины и они начинают сообщать об этом чувстве. Однако здесь вы должны быть очень внимательны, чтобы никто из них не использовал эту ситуацию для того, чтобы отомстить другому или обвинить его. "Он никогда не водит меня в ресторан ужинать". Вам такие вещи не нужны. Это просто придирки.

Эриксон мог ограничивать коммуникацию, работая с пациентами в кабинете или вне кабинета и, кроме того, он очень свободно мог потребовать от пациентов странных и неадекватных действий, необходимых для достижения какой-либо цели. Иногда это напоминало терапию абсурда. Он мог сказать пациенту, что он должен проехать тридцать пять миль в глубину пустыни, а затем ответить на вопрос, почему он там находится. Он предписывал странное поведение также и в случае супружеских трудностей.

Однажды я рассказал ему о проблеме, на которую пожаловалась одна молодая пара. Эта проблема заставляла страдать в равной степени обоих супругов. Муж в этой паре не был способен к какой-либо инициативе. Он всегда ждал, пока ведущую роль не возьмет на себя жена. Например, по субботам, когда жена делала уборку в квартире, муж ходил за ней из комнаты в комнату, наблюдая, как она убирает пыль пылесосом. Жену это очень раздражало, но она не знала, что ей делать. Куда бы она ни пошла, муж шел за ней и наблюдал за ее работой. Муж сказал, что ему нравится смотреть, как она работает. Эриксон объяснил, как бы он стал решать эту проблему. Он бы встретился с женой и проинструктировал ее, чтобы в субботу она начала как обычно делать уборку. Закончив пылесосить комнату, она должна была сказать: "Так, теперь все" и перейти в другую комнату. Пропылесосив всю квартиру, она должна была бы вынуть мешок с пылью из пылесоса, и снова пройтись по комнатам, высыпая пыль на чистый пол в каждой комнате. Рассыпав из мешка всю пыль, она должна была бы сказать: "Ну вот, а теперь пусть все останется так до следующей субботы". Затем она должна была отказаться обсуждать свои действия с мужем. Согласно Эриксону, муж не стал бы больше никогда сопровождать ее из комнаты в комнату, и в течение последующей недели у них случилась бы ссора по одному важному вопросу, касающемуся их брака.

Когда Эриксон хочет, чтобы супруга, которые до этого прекрасно ладили друг с другом, начали ссориться, он может подойти к проблеме тактично или ввести в ситуацию элемент абсурда. Например, он мог сказать: "Если бы вы были менее толерантной женщиной, а вы были бы менее толерантным мужчиной, что могло бы вызвать у вас разногласия?" Таки образом он мягко подталкивал супружескую пару к открытому выражению несогласия.

Обсуждая вопрос о том, как вызвать ссору, вмешавшись ситуацию более резко, Эриксон сказал: "Вы можете инициировать ссору, вводя в ситуацию что-либо непонятное. Попросите ребенка вычистить ваши ботинки и когда он сделает это, нарочно плесните на них водой, а затем скажите, дурачась:

"Я ведь испортил их, не так ли?" Такое чувство недоумения, которое возникает как реакция на такие ваши действия, очень неприятно и побуждает человека к активности. Или же попросите кого-нибудь пришить пуговицу, а затем, когда это с неохотой будет сделано, оторвите ее и скажите: "Ведь на самом деле было крепко пришито, не так ли?" Если вы уничтожите результаты какого-либо дела и сделаете что-то непонятное, то это будет очень деструктивным".

Иногда Эриксон вместо того, чтобы вызвать ссору, побуждает супругов к тому, чтобы они продолжали ссориться точно так же, как они делали это ранее. Такая инструкция сама по себе меняет суть ссоры. Техника побуждения людей к действиям, которые для них и так характерны, довольно часто использовалась Эриксоном. Представляется, что эта техника моделирует поощрение сопротивления при гипнотизации. Вот пример того, как Эриксон поощрял действия одной супружеской пары, но поощрял таким образом, что за этим последовало существенное изменение их жизни. Проблема состоял" в пьянстве жены. Эриксон рассказывал:

Ко мне обратились за помощью муж и жена, причем жена была настоящей алкоголичкой. Она пила в одиночку. Каждый день, возвращаясь домой с работы, муж находил ее пьяной и они ссорились до драки. Он носился по дому в поисках спрятанной бутылки. Эти поиски бесили ее. Это продолжалось много лет, и ночная драка, равно как и поиски бутылки, превращались в игру, и каждый развивал у себя навыки, чтобы в ней выиграть.

Я узнал, что проводить уик-энд он любит, растянувшись в глубоком кресле и читая "Бизнес-Уик" или "Уолстрит джорнал" или какую-либо книгу. Она, в свою очередь, предпочла бы ухаживать за цветами в саду, и чтобы при этом никто не заглядывал ей в рот и не искал в земле закопанной бутылки. Она действительно любила работать в саду, но при этом любила и виски.

Беседуя с ними обоими, я дал им задание: он должен был старательно искать спрятанную бутылку каждый вечер, а она должна была прятать ее как можно искуснее, находя в этом радостное удовлетворение. Я велел им продолжать эту процедуру в том виде, какой она до сих пор имела. Он должен был охотиться за бутылкой, она должна была прятать ее. Но если ему не удавалось найти бутылку, она была обязана опустошить ее на следующий день.

Я разрешил им поиграть в эту маленькую игру еще некоторое время. Это была нехорошая игра, но ему совершенно не нравилось охотиться за бутылкой, а она испытывала слишком много радости от всего этого. Однако эта процедура отняла у нее привилегию прятать бутылку тайно. Теперь она прятала ее целенаправленно, и это уже было действием, вызывавшим вину и стыд. И игра потеряла для нее часть своей привлекательности. Когда я предложил, чтобы выигравшим считался он, если ему удавалось найти бутылку, а она считалась выигравшей тогда, когда он терпел неудачу, у них были крайне удивленные лица, тем не менее они делали это в течение двенадцати лет.

Следующий шаг состоял в том, чтобы заставить его купить трейлер и поехать вместе с женой на озеро Каньон на рыбалку, без виски. Я выбрал для них такой вид отдыха потому, что считал, что раз она выросла в штате, где было много озер, она должна была ненавидеть озера и рыбалку. И он тоже ненавидел рыбалку.

Я заметил, что пребывание в лодке далеко от берега без виски даст ей возможность остаться трезвой, и это будет полезно для ее здоровья. Ее мужу тоже будет полезно побыть на открытом воздухе, вместо того, чтобы воткнуть свой нос в газету.

Как я и ожидал, они начали использовать трейлер, но плавать в лодке и ловить рыбу не стали. В субботу и воскресенье они выезжали на природу, и это им очень нравилось, она перестала пить, и они начали наслаждаться общением друг с другом. Они выезжали на природу каждый уик-энд в разные места и отказались от своей игры.

В данном случае была использована еще одна техника, типичная для Эриксона. Этой паре было дано задание купить трейлер и ловить рыбу на озере. Эриксону нужно было, чтобы они изменили свой стереотип времяпрепровождения в течение уик-энда. Вместо того, чтобы оставаться дома, избегая общения друг с другом, им, как считал Эриксон, следовало вовлечься в новую деятельность. Однако он выбрал для этого рыбалку на озере, а этого занятия ни один из них не выносил. Они выбрали другой вариант среди других вариантов, предложенных Эриксоном, и начали выезжать на природу, что им очень понравилось. Таким образом эта супружеская пара "спонтанно" выбрала иной способ проведения уик-эндов.

Кроме того, что Эриксон стимулировал людей вести себя так, как они вели себя и раньше, он еще предварял перемены, заставляя людей готовиться к ним. Изменение произойдет с большей вероятностью, если люди начнут совершать такие действия, которые могли бы быть совершены только тогда, когда изменения уже произойдут.

Следующий наш пример иллюстрирует как раз этот прием. Здесь тоже речь шла о проблеме пьянства. Считая, что такая серьезная проблема, как пьянство, предполагает вовлеченность многих людей, Эриксон обычно работает со всей семьей. Как и многие другие психотерапевты, он обнаружил, что жена алкоголика может негативно реагировать на его выздоровление, часто поощряя его пить. Эриксон предваряет эту реакцию, таким образом изменяя ее. Он рассказывал:

Когда алкоголик бросает пить, то у жены его больше не остается поводов упрекать его. Она начинает чувствовать себя заброшенной, потерявшей цель в жизни. Обычно в таких случаях я беседую с алкоголиком и его женой одновременно.

Я прошу его определить для меня, в чем состоит проблемная ситуация. Он отвечает примерно вот что: "Я бы, наверное, не пил, если бы моя жена не упрекала меня постоянно и не пилила". Когда я говорю жене: "Я сомневаюсь в том, что вы действительно упрекаете его. Я надеюсь, что вы лишь выражаете законное сожаление по поводу того, что он так сильно пьет. Но это отнимало у вас слишком много энергии. Когда он бросит пить, на что вы собираетесь потратить эту энергию?"

Я настаивал на том, что ей необходимо об этом подумать. Поставив вопрос таким образом, я даю мужу возможность увидеть, что она способна использовать свою энергию и в других областях. Но, чтобы она начала использовать свою энергию в других областях жизни, он должен бросить пить. Таким образом вы их связываете, но никогда не говорите им о том, что вы сделали. Если вы убеждаете ее использовать свою энергию в других областях жизни, то вы убеждаете его дать ей такую возможность.

Я также говорю: "Каждое утро вы просыпаетесь с определенным запасом энергии. В течение дня вы расходуете эту энергию, к вечеру вы уже устали. Вам надо поспать, чтобы пополнить ваш запас энергии. Когда он бросит пить, как вы собираетесь тратить свою энергию в течение дня?"

Иногда я делаю то же самое со всей семьей, поскольку если алкоголик бросает пить, то это неминуемо отзывается на всех членах семьи. Я могу спросить у дочери тоже самое, что и у жены: "Когда твой отец больше не будет алкоголиком, как ты собираешься проводить то время, которое ты раньше тратила на мечты о том, чтобы он перестал пить или на избегание его, или на внушение ему, чтобы он исправился?" Школьников я заставляю говорить: "Ну, я могу потратить это время на геометрию". Жену я заставляю сказать: "Ну, тогда у меня появится возможность поработать в церковном активе".

Наше время отличается тем, что не только молодые люди совершают самые разнообразные "наркотические путешествия", но и их родители впадают в зависимость от других типов наркотиков. Самой распространенной является зависимость от транквилизаторов. В отличии от многих психиатров, которые считают фармакотерапию хорошим способом успокаивания и стабилизирования состояния человека, Эриксон считал зависимость от транквилизаторов признаком неправильного образа жизни. Иногда его просили избавить человека от пристрастия к наркотикам. Он рассказывал:

Я никогда не выписываю людям рецепты на транквилизаторы. Наоборот, часто моя проблема состоит в том, как избавить кого-либо от пристрастия к транквилизаторам. Если кто-либо просит меня выписать рецепт на транквилизаторы, а я просто отказываю ему, то он идет в таком случае к другому врачу и получает свой рецепт. Следовательно, я не должен просто отказывать им, но каким-то образом должен сделать так, чтобы транквилизаторов у них не оказалось.

Например, однажды ко мне обратилась женщина и довольно отчаянно умоляла меня выписать рецепт на продолжение курса транквилизаторов, которые она принимала уже довольно давно. Я сказал: "Да, конечно". И начал шарить по столу. "Где-то здесь у меня был рецептурный справочник", — говорю я, открываю стол, выдвигаю верхний ящик, но не могу найти книги, выдвигаю второй ящик, ищу на столе. Я изображаю усиленную активность, но не могу найти рецептурный справочник, и пока я его ищу, мы начинаем беседовать. Так или иначе, к концу беседы она собирается уходить, оба мы забываем о рецепте на транквилизатор. Если она раньше собирала их, она должна будет взять лекарство из своего неприкосновенного запаса, потому что я буду забывать выписывать рецепт и на последующих встречах.

Когда я забываю про это, и она про это забывает, то между сеансами она начинает думать: "Я должна напомнить ему про это". Она думает так, вместо того, чтобы пойти к другому врачу. Но совершенно очевидно, что я про это чистосердечно забываю, а она об этом забывает непроизвольно. Таким образом ее ожидания продолжают сосредотачиваться на мне.

Иногда, когда у меня на лечении находится человек, привыкший к транквилизаторам, и ждет от меня, чтобы я выписывал ему рецепты на них, я предлагаю ему образцы, которые присылают мне фармацевтические фирмы. При этом я говорю, что таким образом им не придется платить за лекарства высокие цены. И вот они начинают получать лекарства только от меня, и я таким образом могу контролировать, насколько мало и как редко они их принимают.

Иногда Эриксон применял такой прием, который он называл нормальным лечением зависимости от транквилизаторов. Следующий пример иллюстрирует использование этого приема при решении довольно серьезной проблемы.

Один врач диагностировал у своей пациентки нарушение функций печени из-за неумеренного потребления транквилизаторов и позвонил мне из своего города, попросив принять ее на лечение. Если с дерева падал лист, или листок бумаги слетал со стола на пол, она нуждалась в транквилизаторе. Когда она вошла в кабинет со своим мужем, весь ее вид говорил о том, что она хочет, чтобы к ней отнеслись как к нормальному человеку. Я понял, что если я дам ей понять, что считаю ее невротичкой, она станет скованной и агрессивной, и при этом совершенно не важно, будет ли она сотрудничать со мной или нет. Она хотела, чтобы к ней относились как к нормальному человеку. Она ходила на лечение к психиатру несколько раз в неделю, но оставалось совершенно непонятным, почему она туда ходила. Беседуя с нею, я узнал, что у нее есть музыкальное образование, а у ее мужа — степень кандидата наук. Поскольку она интересовалась прежде всего классической музыкой, я сказал ей, что любое решение ее проблемы с транквилизаторами должно носить совершенно классический характер. То есть это должно быть нечто, чего ей хватит на долгие годы.

Я заметил, что судя по ее внешнему виду, по тому как она скрещивает ноги и обнимает себя руками, она принимает слишком много транквилизаторов и страдает от последствий этого. Я сказал также, что у меня есть множество транквилизаторов и я совершенно уверен в том, что они ей понравятся, как они понравятся и ее мужу. Я добавил также, что они очень эффективны, но она должна немного приготовить себя к их приему. Затем я рассказал ей, что это за транквилизаторы. Я сказал ей, что каждый раз, как она почувствует настоятельное желание проглотить таблетку, она должна сесть и громко произнести вслух все известные ей богохульства и непристойности. Она сочла это хорошей идеей и мужу это тоже понравилось. В ответ на мое предложение у нее появилось чувство, что с ней не происходит ничего серьезного, и как только все транквилизаторы будут выделены из ее организма, все будет в абсолютном порядке. Я назначил им время следующей встречи и они вышли счастливыми.

Предлагая ей ругаться и богохульствовать, я объяснил, что за период детства она накопила в себе огромные запасы ругательств.

Должно быть, в детстве и подростковом возрасте ее жизнь была просто адом. Она согласилась со мной. Она рассказала мне некоторые подробности своей жизни, о том, как мать вмешивалась в их отношения с мужем в течение первого года их совместной жизни, о ее жестких требованиях, ожиданиях и авторитарных суждениях. Я заметил, что классическое богохульство берет свое начало еще в пещерном периоде жизни человека и с тех пор работает эффективно. Ей очень понравилось беседовать со мной и она приняла мое предложение. Это было нормальное решение нормальной проблемы.

Когда они пришли ко мне в следующий раз, я спросил:

"О чем еще бы вы хотели со мной поговорить?" Они согласились со мной, что мертвое прошлое лучше похоронить, сделав из него разумные выводы.

Принято считать, что семейная психотерапия, определяемая как ряд встреч со всеми членами семьи одновременно, возникла в начале пятидесятых годов нашего века. Многие психотерапевты использовали эту процедуру, и Эриксон был одним из них. Но его работа в этом плане не очень известна, поскольку он опубликовал очень мало работ о семейных методах психотерапии. Несмотря на то, что его психотерапия в огромной степени была ориентирована на понимание психопатологических симптомов, как следствия семейной проблемы, он далеко не всегда встречался в ходе психотерапии со всей семьей. Когда он все же поступал таким образом, его работу отличал особенный стиль, сильно отличающий его от остальных психотерапевтов. Например, когда вся семья была в сборе, мать может настолько доминировать над всеми, что никто не может высказать даже своего мнения. Многие семейные психотерапевты в таких случаях просто просят женщину посидеть спокойно, но это как правило, успеха не имеет. Или же они примиряются с ее поведением, или же делят семью на подгруппы и встречаются с каждой подгруппой в отдельности, чтобы услышать мнение каждого члена семьи. Эриксон поступал в таких случаях иначе.

Один отец семейства попросил меня встретиться с его семьей. Он пришел ко мне втайне от своей жены и рассказал, что он несчастен, а его сыновья конфликтуют с законом. Впоследствии, когда ко мне явились все члены его семьи, оказалось, что его жена была из тех женщин, которые считают, что остальным членам семьи высказываться не обязательно, и она тщательно следила за этим.

Я сказал ей, что она должна сейчас себя приготовить к совершенно необычной ситуации. Я попросил ее положить руки на колени и тщательно следить за ними, чтобы между большими пальцами было расстояние в одну четверть дюйма. Я сказал, что она должна тщательно наблюдать за пальцами и не позволять им сдвигаться или раздвигаться. Я добавил, что ей будет очень трудно сохранить молчание, но все-таки она, несмотря на это должна будет молчать вне зависимости от того, что скажет каждый из членов семьи. Я хотел, чтобы она впоследствии сказала заключительное слово, и я ее заверил, что ей дадут это слово, но сейчас ей следует сосредоточиться на пальцах и молчать. Затем я повернулся к мужу и попросил его не раскрывать рта; о том же самом я попросил старшего и среднего сыновей. Затем я обратился к самому маленькому сыну, наименее важному в семье, с просьбой высказать свое мнение обо всех присутствующих. Все слушали его вполне толерантно, особенно мать, хотя ее губа презрительно кривилась, потому что это была лишь детская болтовня. Но тем не менее мать приняла это и тем самым утвердила право среднего и старшего сыновей на высказывание, не говоря уже о муже. Она должна была слушать очень внимательно, потому что в своей заключительной речи она должна была отреагировать на все сказанное. Время от времени я спрашивал ее: "Вы действительно слушаете внимательно?" Она не могла ответить мне не пошевелив при этом пальцами и поэтому каждый раз, когда она начинала говорить, я показывал ей на пальцы и она тут же успокаивалась и снова начинал слушать. Собственно говоря, совершенно не важно, каким образом вы держите пальцы, но прежде чем сделать что-либо другое, вы должны изменить положение пальцев, но зачем вы должны это сделать — непонятно.

Таким образом, оказывается возможным так ограничить коммуникацию в семье, чтобы ее члены стали более коммуникативными. Это просто временное ограничение. Поскольку, если вы выслушали маленького Джонни, потом среднего Вилли, а затем большого Тома, каждый из них мотивирует последующего к тому, чтобы быть более коммуникабельным, поскольку он этого заслуживает. Когда пришла очередь матери говорить, она в буквальном смысле этого слова должна была сказать все, поскольку ей было дано право заключительного слова. В обычной ситуации она могла бы говорить в течение часа и при этом ничего не сказать, но здесь она должна была сказать массу вещей по каждому поводу, который кто-либо из членов семьи упомянул в своих высказываниях. Таким образом, такое простое ограничение коммуникации позволило получить невообразимое количество информации.

Эта процедура была типична для Эриксона также еще и в том плане, что он всегда предпочитал бороться на своей территории, а не на территории партнера. Эта женщина была специалистом по говорению, но не по держанию больших пальцев рук на определенном расстоянии друг от друга. Стараясь выполнить это задание, чтобы доказать Эриксону, что она способна на это, она невольно начала сотрудничать с Эриксоном, позволяя остальным членам семьи высказаться, и это было его целью.

Когда Эриксон работал со всей семьей одновременно, он любил определять позицию каждого из членов семьи географически, а затем поменять их местами.

У него были и другие способы, которые он использовал для того, чтобы заставить членов семьи общаться более продуктивно с его точки зрения.

Если я беседую с семьей, а кто-то из членов семьи молчит, а я считаю, что он должен говорить, я начинаю "выводить его на сцену". Я поворачиваюсь к нему и говорю: "Я не знаю, по каким вопросам из тех, которые были сегодня затронуты, вы имеете иное мнение". Затем я обращаюсь к другим членам семьи и позволяю им говорить. Через некоторое время я снова поворачиваюсь к молчащему и говорю: "Несомненно, некоторые из тех высказываний, которые вы здесь сегодня услышали, нуждаются в коррекции", на третий раз я говорю:

"Ну, как вы уже решили какое из этих высказываний прежде всего нуждаются в коррекции?" и прежде чем он сможет ответить, я фрустрирую его потребность в ответе, отворачиваясь от него и обращаясь к другим.

Таким образом, фрустрация потребности говорить является здесь средством побуждения человека к высказыванию. Иногда, работая с человеком, чьи эмоциональные проблемы концентрируются вокруг его способности говорить, я спрашиваю: "Как ваше имя, сколько вам лет, из какого города вы приехали, за какую бейсбольную команду вы болеете?" Каждый раз, когда пациент пытается ответить и начинает двигать губами, я задаю следующий вопрос и едва начав паузу, не даете ему возможности ответить. Задав следующий вопрос, вы ждете, но совсем не долго. Вы так серьезны и это так фрустрирует его, что в конце концов он говорит:

"Может быть вы замолчите? Ответ таков..." Таким образом они отказываются от своего стереотипа и начинают делать что-то иное, а это иное и есть то, что вы предложили.

Иногда, при первой встрече, необходимо помочь пациенту разговориться. Люди приходят к вам, чтобы рассказать о своих проблемах, но вместе с тем сопротивляются само раскрытию. Вы можете сказать в этом случае: "Это наша первая встреча. Вы рассказываете мне о своих болезненных переживаниях только то, что находите нужным. Другими словами, я считаю, что существуют вещи, о которых вам бы не следовало мне говорить. Я думаю, что вы не должны открывать мне то, открытия чего вы не могли бы вынести, Говорите мне только о тех ваших переживаниях, рассказ я которых вызовет у вас минимальное количество страданий. Будьте уверены, что вы скроете то, что принесло бы вам слишком много страданий, если бы вы об этом мне рассказали". Они всего лишь производят отбор. Они думают: "Могу ли я рассказать вот об этом или нет? Я свободно могу скрыть это, но я догадываюсь, что все-таки можно об этом рассказать". Они всегда решают вопрос в пользу раскрытия. Они откладывают момент рассказа, но это и есть сокрытие.

Если вы работаете с супружеской парой, вы можете использовать тот же самый прием. Вы говорите: "А сейчас я хочу услышать вашу историю от вас обоих. Но, со всей определенностью могу сказать, что существуют некоторые вещи, которые вы собираетесь скрыть. Вы собираетесь скрыть их потому, что вы скорее позволите вашей жене рассказать мне об этом, нежели расскажете мне об этом сами". Тем самым вы в сущности говорите: "Вы расскажете мне об этом сами или же вы хотите, чтобы это сделал кто-то другой?" Таким образом, я поворачиваю их лицом к реальности. Иногда кто-то говорит, что существует нечто, о чем он не хотел бы мне рассказывать, и я не должен допытываться об этом. Я отвечаю, что если он скажет мне об этом спонтанно, он не должен обвинять меня в том, что я у него это выведал. Обычно он рассказывает об этом спонтанно.

Побудить человека говорить, принуждая его скрывать, можно также с помощью простых инструкций.

Я приглашаю к себе мать, отца и сына и прошу их, чтобы они ни за что не говорили мне ничего такого, чего они не хотели бы говорить, поскольку им было бы неприятно, чтобы об этом знал посторонний человек. Другими словами, я заставляю их тщательно следить за тем, что они говорят, но если они следят за собой, они будут следить и друг за

другом. Мать будет следить за тем, что будет говорить она, но также и за тем, что говорит муж и сын. Мать будет следить за своими высказываниями, а также за тем, чтобы муж и сын не выдали с

Поиск по сайту: