ЗАПИСКА В СПРАВІ ОБМЕЖЕНЬ УКРАЇНСЬКОЇ МОВИ

Володимир АНТОНОВИЧ

Малорусская литература регулируется особенным постановлением, изданным в 1876 году; в силу этого постановления на малорусском языке могут быть разрешаемы цензурою только оригинальные беллетристические сочинения и исторические документы, и то не иначе, как с разрешения местного цензора, утвержденного главным управлением по делам печати, т. е. должны проходить две степени цензурного контроля. Все другие сочинения, преимущественно же содержания религиозного, педагогического, книги для народного чтения, для детского возраста, сочинения ученого /154/ содержания, а также переводы беллетристических сочинений из других литератур безусловно были воспрещены.

Очевидно, объектом воспрещения служило не содержание книг, в котором невозможно было предугадывать нежелательного направления, а самый язык, на котором написаны были эти книги. В истории цензуры всех стран подобное отношение к языку встречается довольно редко — нечто подобное мы встречаем разве в отношениях немцев к чешскому языку при Фердинанде II и его преемниках, в отношениях англичан к ирландскому языку при Кромвеле или в деяниях польской духовной цензуры в XVII столетии, истребившей десятки тысяч экземпляров русских летописей и книг потому только, что они написаны были по-русски и, по мнению истреблявших их духовных цензоров, признаны были ненужными. Но в указанных случаях, помимо условий места и времени, цензурные меры объясняются, с одной стороны, религиозным фанатизмом и с другой — предшествовавшей упорной борьбой политической и литературной; между тем как в данном случае ничего подобного не существовало и малорусская литература, проявляя любовь к родине и своему народу, в малейшей мере не нарушала общегосударственных интересов и обязательного правового порядка. Мотивы запрещения 1876 года нам вполне не известны, но, насколько можно судить по отзывам поборников запрещения, мотивы эти сводятся к следующим положениям:

1. Малорусский язык не существует — это лишь говор общерусского языка, и затея создать малорусскую литературу — попытка праздных людей, не имеющая никакой будущности. — Есть ли малорусская речь — язык, наречие, говор или диалект, не беремся судить; это вопрос спорный, и назначение ранга, к которому следует отнести эту речь, охотно предоставляем филологам-специалистам по славяноведению; но для нас несомненно то, что на этом говоре или наречии говорит много миллионов народа, что, при изгнании семейной речи из церкви, школы и даже из книги, народ задерживается в своем развитии, быстро забывает приобретенное в школе, с трудом приобщается к культурной жизни и, в лучшем случае, теряет много времени на усвоение знаний, преподносимых ему в форме не вполне понятной и привычной. Опасение, что праздные люди могут создать литературу на несуществующем языке, ниже всякой критики. Если бы возможно было допустить существование странных людей, которые стали бы писать на несуществующем языке, то от деяний их никому не произошло бы вреда; они в должной мере были бы наказаны, неся непроизводительные затраты на напечатание книг, которых никто не стал бы читать, и /155/ плачевные результаты такой деятельности прекратили бы попытку лучше всяких запретительных мер.

2. Малорусская литература не нужна. Образованные малороссы могут пользоваться русской литературой; для народа же может существовать областная литература на его семейном языке, отвечающая его несложным духовным потребностям. Но запрет 1876 года именно упраздняет возможность существования такой подлитературы: не говоря уже о запрещении Священного Писания в малорусском переводе, несмотря на предстательство Академии наук и на издание этого перевода Лондонским Библейским Обществом, по-малорусски нельзя издать ни житий святых, ни молитвенника, ни духовного поучения и т. п. — Если в этом отношении является преграда для удовлетворения настоящей духовной потребности, то не менее стеснены и потребности житейские, более материального характера; так, цензура стесняется пропускать книги для народного чтения, посвященные гигиене, сельской медицине, хлебопашеству, скотоводству и т, п. Нам известны факты запрета популярных книг, трактующих о дифтерите, холере и т. п. Один автор, написавший о новом, весьма полезном способе запашки (черный пар.), успел добиться права напечатать свою книгу только благодаря покровительству министерства земледелия, где он доказал, что со времени введения этого способа запашки в его уезде прекратились платежные недоимки крестьян. И то сочинению своему он должен был придать диалогическую форму, выдавая его таким образом как бы за беллетристику. — Таким образом, запрещение 1876 г. упраздняет даже возможность существования этой скромной областной литературы, которой пользу готовы признать противники малорусской литературы.

Насколько нужна малорусская литература для интеллигенции, об этом можно спорить, вести научную и литературную полемику, но странно решать дело запретом, пока есть люди, желающие писать и читать книги на данном языке. Вопрос этот может решить лишь самая жизнь. Если действительно существование малорусской литературы окажется излишним, то она сама собой прекратится: никто не станет писать и издавать книг, которые останутся без читателей и покупателей; если же малорусская интеллигенция действительно нуждается в своей литературе, то никакое запрещение не в состояний уничтожить этой нужды, оно лишь вносит мотивы ненужного раздражения и ставит обывателей в несколько унизительное положение, подвергая их культурные потребности предусмотрению посторонней опеки. /156/

3. Малорусская литература не имеет будущности, потому что стала развиваться слишком поздно. Трудно судить, насколько верно это положение, так как оно основано не на фактическом материале, а на соображениях о будущем. Насколько можно судить по фактам настоящего и давнего прошлого, гороскоп будущего представляется нам не столь безнадежным: за время недолгого своего существования малорусская литература сделала неимоверные успехи; она выросла и количественно, и качертвенно и, несмотря на запрет, пользуясь возможностью издавать книги в Галиции, выросла до значительных размеров.

Около половины прошлого столетия один из противников малорусской литературы любил повторять остроту, что вся эта литература равняется 6½ фунтам; между тем в настоящее время литература эта производит множество книг популярных, беллетристических, научных; на малорусском языке издаются разнородные периодические издания, читаются лекции в университетах Львовском и Черновицком, ведется преподавание в гимназиях, снабженных полным набором учебников, ведутся дебаты в галицком сейме и общественных собраниях и т. д. Число малорусских писателей насчитывает сотни имен, как в том можно убедиться по истории литературы проф. Огоновского или по антологии «Вік», изданной в Киеве. Будет ли этот рост продолжаться в будущем в той же прогрессии, или остановится, мы не знаем — на это ответ может дать лишь будущее, но во всяком случае запретительные меры могут лишь усилить рост запрещенной литературы и притом, к крайнему прискорбию, приучить любителей этой литературы искать удовлетворения своей культурной потребности за границами своего отечества.

4. Существование малорусской литературы ведет к политическому сепаратизму. Этот аргумент, имевший, как кажется, преобладающее влияние как главный мотив, вызвавший стеснительные цензурные меры, построен на странном смешении двух совершенно различных понятий: национальности и государства. Национальностью мы называем совокупность антропологических, этнографических и духовных признаков, которыми отличается одна группа человечества от другой; признаки эти выработались самой природой под влиянием весьма сложных природных факторов: смешения рас, климата, занятия, пережитой исторической судьбы и т. д.; как все, созданное природой, признаки эти отличаются большой устойчивостью. При больших усилиях можно, конечно, истребить какой-нибудь внешний признак национальности: например, воспретить национальный костюм, национальную архитектуру или, в редких слу/157/чаях, национальный язык, но от такого истребления, требующего с одной стороны больших непроизводительных усилий и причиняющего другой стороне значительную долю страданий, национальность не исчезает: так, после 600 лет давления, англичанам удалось лишить большинство ирландцев их национального языка, но тем не менее ирландцы сознают себя отдельной национальностью, и в парламенте, и на митингах ведут упорную борьбу с англичанами на английском же языке.

Совершенно другое значение имеет понятие о государстве. Государство возникает не вследствие сил природы; оно — продукт человеческого ума, сложившийся по требованиям исторической жизни; это союз, в который вступили люди одной или многих национальностей с целью обеспечить внешнюю безопасность и внутреннее благоустройство. Обозревая современные нам государства, мы можем заметить, что, за немногими исключениями по большей части весьма небольших государств, нигде границы государства не совпадают с границами национальности.

В этом отношении мы встречаем три разнородные явления: а) на территории одной национальности возникло несколько государств (напр., Пруссия, Бавария, Саксония, Вюртенберг и другие мелкие германские государства; Англия и Северо-Американские штаты; Сербия и Черногория и др.). b) В пределах государства нет отдельной, одноименной с ним национальности, а лишь группа различных национальностей, связанных между собой общей государственной властью (Австрия, Швейцария), c) Есть национальности, и это встречается чаще всего, не составляющие отдельного государства, но входящие в состав одного или нескольких государств, основанных другими национальностями; эти безгосударственные национальности, в огромном большинстве случаев, не мечтают об образовании отдельных государств, но дорожат сохранением своего природного национального типа и вправе рассчитывать на то, что государство, в состав которого они входят, в пользу которого несут государственные повинности и с которым разделяют историческую судьбу и гражданский быт, даст им возможность сохранить свой тип и развивать его по пути культуры. Только весьма немногие национальности стремятся более или менее интенсивно к политической обособленности, и это бывает лишь в тех случаях, когда известная национальность (напр., Венгрия) имеет историческую традицию о том, что она, в недавнее относительно время, стояла во главе известного государства и потеряла свое положение после упорной борьбы. /158/

Применяя все сказанное к малорусской народности, мы должны признать, что народность эта совершенно лишена государственного инстинкта; она не только не составляла отдельного государства, но добровольно отклонила образование такового, даже в тот момент, когда исторические обстоятельства давали на то возможность (в половине XVII ст.). Малороссия вошла в состав Русского государства добровольно, без завоевания и борьбы, и, вследствие этого, принесла в новое государство лишь чувство любви и единения без тени всякого раздражения или озлобления.

Малорусская литература никогда не подымала даже намека о политическом сепаратизме и всегда считала этот мотив для себя чуждым. Таким образом, преследование малорусской литературы из-за опасения политического сепаратизма представляет лишь продукт недомыслия и смешения стремлений культурных с политическими. В иных же случаях является результатом некультурного и грубого инстинкта, в силу которого малоразвитые люди способны порицать все формы быта, не похожие на те, к которым они привыкли, и требовать вещи невозможной — отождествления природных этнографических и культурных особенностей по своему образцу.

Ввиду всех высказанных мотивов я полагаю, что исключительные стеснительные меры, сковывающие малорусскую печать, должны быть устранены, и что печать эта должна быть уравнена в цензурном отношении с цензурными постановлениями, обязательными для русской печати. Полагаю, что в данном вопросе это единственный исход, удовлетворяющий принципу справедливости и вполне отвечающий высокому достоинству государства.

Поиск по сайту: