Какие произведения о ВОв, в которых героями являются люди, присутствие которых на войне противоестественно, вы можете назвать и в чем их можно сравнивать
Композиционно какую часть произведения В. Богомолова «Иван» представляет собой этот отрывок?
Какая форма речи доминирует в отрывке? 3.Что собой представляет отрывок, выделенный в тексте курсивом?
От чьего лица ведется повествование? 5. Как введен в повесть В.О. Богомолова заглавный персонаж?
Какие произведения о ВОв, в которых героями являются люди, присутствие которых на войне противоестественно, вы можете назвать и в чем их можно сравнивать
Старшина Катасонов - командир взвода из разведроты дивизии - появился у меня три дня спустя. Ему за тридцать, он невысок и худощав. Рот маленький, с короткой верхней губой, нос небольшой, приплюснутый, с крохотными ноздрями, глазки голубовато-серые, живые. Симпатичным, выражающим кротость лицом Катасонов походит на кролика. Он скромен, тих и неприметен. Говорит, заметно шепелявя, может, поэтому стеснителен и на людях молчалив. Не зная, трудно представить, что это один из лучших в нашей армии охотников за языками. В дивизии его зовут ласково: "Катасоныч". При виде Катасонова мне снова вспоминается маленький Бондарев - эти дни я не раз думал о нем. И я решаю при случае расспросить Катасонова о мальчике: он должен знать. Ведь это он, Катасонов, в ту ночь ждал с лодкой у Диковки, где "немцев столько, что к берегу не подойдешь". Войдя в штабную землянку, он, приложив ладонь к суконной с малиновым кантом пилотке, негромко здоровается и становится у дверей, не сняв вещмешка и терпеливо ожидая, пока я распекаю писарей. Они зашились, а я зол и раздражен: только что прослушал по телефону нудное поучение Маслова. Он звонит мне по утрам чуть ли не ежедневно и все об одном: требует своевременного, а подчас и досрочного представления бесконечных донесений, сводок, форм и схем. Я даже подозреваю, что часть отчетности придумывается им самим: он редкостный любитель писанины. Послушав его, можно подумать, что, если я своевременно буду представлять все эти бумаги в штаб полка, война будет успешно завершена в ближайшее время. Все дело, выходит, во мне. Маслов требует, чтобы я "лично вкладывал душу" в отчетность. Я стараюсь и, как мне кажется, "вкладываю", но в батальоне нет адъютантов, нет и опытного писаря: мы, как правило, запаздываем, и почти всегда оказывается, что мы в чем-то напутали. И я в который уж раз думаю, что воевать зачастую проще, чем отчитываться, и с нетерпением жду: когда же пришлют настоящего командира батальона - пусть он отдувается! Я ругаю писарей, а Катасонов, зажав в руке пилотку, стоит тихонько у дверей и ждет. - Ты чего, ко мне? - оборачиваясь к нему, наконец спрашиваю я, хотя мог бы и не спрашивать: Маслов предупредил меня, что придет Катасонов, приказал допустить его на НП и оказывать содействие. - К вам, - говорит Катасонов, застенчиво улыбаясь. - Немца бы посмотреть. - Ну что ж... посмотри, - помедлив для важности, милостивым тоном разрешаю я и приказываю посыльному проводить Катасонова на НП батальона. Часа два спустя, отослав донесение в штаб полка, я отправляюсь снять пробу на батальонной кухне и кустарником пробираюсь на НП. Катасонов в стереотрубу "смотрит немца". И я тоже смотрю, хотя мне все знакомо. За широким плесом Днепра - сумрачного, щербатого на ветру - вражеский берег. Вдоль кромки воды - узкая полоска песка; над ней террасный уступ высотой не менее метра, и далее отлогий, кое-где поросший кустами глинистый берег; ночью он патрулируется дозорами вражеского охранения. Еще дальше, высотой метров в восемь крутой, почти вертикальный обрыв. По его верху тянутся траншеи переднего края обороны противника. Сейчас в них дежурят лишь наблюдатели, остальные же отдыхают, укрывшись в блиндажах. К ночи немцы расползутся по окопам, будут постреливать в темноту и до утра пускать осветительные ракеты. У воды на песчаной полоске того берега - пять трупов. Три из них, разбросанные порознь в различных позах, несомненно, тронуты разложением - я наблюдаю их вторую неделю. А два свежих усажены рядышком, спиной к уступу, прямо напротив НП, где я нахожусь. Оба раздеты и разуты, на одном - тельняшка, ясно различимая в стереотрубу. (военный пейзаж) - Ляхов и Мороз, - не отрываясь от окуляров, говорит Катасонов. Оказывается, это его товарищи, сержанты из разведроты дивизии. Продолжая наблюдать, он тихим шепелявым голосом рассказывает, как это случилось. ...Четверо суток назад разведгруппа - пять человек - ушла на тот берег за контрольным пленным. Переправлялись ниже по течению. Языка взяли без шума, но при возвращении были обнаружены немцами. Тогда трое с захваченным фрицем стали отступать к лодке, что и удалось (правда, по дороге один погиб, подорвавшись на мине, а язык уже в лодке был ранен пулеметной очередью). Эти же двое Ляхов (в тельняшке) и Мороз - залегли и, отстреливаясь, прикрывали отход товарищей.
Убиты они были в глубине вражеской обороны; немцы, раздев, выволокли их ночью к реке и усадили на виду, нашему берегу в назидание. - Забрать их надо бы... - закончив немногословный рассказ, вздыхает Катасонов. Когда мы с ним выходим из блиндажа, я спрашиваю о маленьком Бондареве. - Ванюшка-то?.. - Катасонов смотрит на меня, и лицо его озаряется нежной, необыкновенно теплой улыбкой. - Чудный малец! Только характерный, беда с ним! Вчера прямо баталия была. - Что такое? - Да разве ж война - занятие для него?.. Его в школу посылают, в суворовскую. Приказ командующего. А он уперся и ни в какую. Одно твердит: после войны. А теперь воевать, мол, буду, разведчиком. - Ну, если приказ командующего, не очень-то повоюет. - Э-э, разве его удержишь! Ему ненависть душу жжет!..
В.Богомолов. «Иван»
Как во фрагменте из повести В. Богомолова «Иван» создан образ войны? Каковы его характерные составляющие? (Люди войны:Катасонов, Гальцев, погибшие разведчики и рассказ об Иване. Главное «Ему ненависть душу жжет») И пейзаж войны.
Какие другие произведения о войне, где не описана конкретная схватка с врагом, вы можете назвать. В чем их можно сопоставить с данных отрывком?(Васильев, Бондарев, Быков, Кондратьев, Астафьев, Воробьев, Платонов, Твардовский и др.)
3.
В боях под Ковелем я был тяжело ранен и стал "ограниченно годным": меня разрешалось использовать лишь на нестроевых должностях в штабах соединений или же в службе тыла. Мне пришлось расстаться с батальоном и с родной дивизией. Последние полгода войны я работал переводчиком разведотдела корпуса на том же 1-м Белорусском фронте, но в другой армии. Когда начались бои за Берлин, меня и еще двух офицеров командировали в одну из оперативных групп, созданных для захвата немецких архивов и документов. Берлин капитулировал 2 мая в три часа дня. В эти исторические минуты наша опергруппа находилась в самом центре города, в полуразрушенном здании на Принц-Альбрехтштрассе, где совсем недавно располагалась "Гехайме-стаатс-полицай" - государственная тайная полиция. Как и следовало ожидать, большинство документов немцы успели вывезти либо же уничтожили. Лишь в помещениях четвертого - верхнего - этажа были обнаружены невесть как уцелевшие шкафы с делами и огромная картотека. Об этом радостными криками из окон возвестили автоматчики, первыми ворвавшиеся в здание. - Товарищ капитан, там во дворе в машине бумаги! - подбежав ко мне, доложил солдат, широкоплечий приземистый коротыш. На огромном, усеянном камнями и обломками кирпичей дворе гестапо раньше помещался гараж на десятки, а может, на сотни автомашин; из них осталось несколько - поврежденных взрывами и неисправных. Я огляделся: бункер, трупы, воронки от бомб, в углу двора - саперы с миноискателем. Невдалеке от ворот стоял высокий грузовик с газогенераторными колонками. Задний борт был откинут - в кузове из-под брезента виднелись труп офицера в черном эсэсовском мундире и увязанные в пачки толстые дела и папки. Солдат неловко забрался в кузов и подтащил связки к самому краю. Я финкой взрезал эрзац-веревку. Это были документы ГФП - тайной полевой полиции - группы армий "Центр", относились они к зиме 1943/44года. Докладные о карательных "акциях" и агентурных разработках, розыскные требования и ориентировки, копии различных донесений и спецсообщений, они повествовали о героизме и малодушии, о расстрелянных и о мстителях, о пойманных и неуловимых.Для меня эти документы представляли особый интерес: Мозырь и Петриков, Речица и Пинск - столь знакомые места Гомельщины и Полесья, где проходил наш фронт, - вставали передо мной. В делах было немало учетных карточек - анкетных бланков с краткими установочными данными тех, кого искала, ловила и преследовала тайная полиция. К некоторым карточкам были приклеены фотографии. - Кто это? - стоя в кузове, солдат, наклонясь, тыкал толстым коротким пальцем и спрашивал меня: - Товарищ капитан, кто это? Не отвечая, я в каком-то оцепенении листал бумаги, просматривал папку за папкой, не замечая мочившего нас дождя. Да, в этот величественный день нашей победы в Берлине моросил дождь, мелкий, холодный, и было пасмурно. Лишь под вечер небо очистилось от туч и сквозь дым проглянуло солнце. После десятидневного грохота ожесточенных боев воцарилась тишина, кое-где нарушаемая автоматными очередями. В центре города полыхали пожары, и если на окраинах, где много садов, буйный запах сирени забивал все остальные, то здесь пахло гарью; черный дым стелился над руинами. - Несите все в здание! - наконец приказал я солдату, указывая на связки, и машинально открыл папку, которую держал в руке. Взглянул - и сердце мое сжалось: с фотографии, приклеенной к бланку, на меня смотрел Иван Буслов... Я узнал его сразу по скуластому лицу и большим, широко расставленным глазам - я ни у кого не видел глаз, расставленных так широко. Он смотрел исподлобья, сбычась, как тогда, при нашей первой встрече в землянке на берегу Днепра. На левой щеке, ниже скулы, темнел кровоподтек. Бланк с фотографией был не заполнен. С замирающим сердцем я перевернул его - снизу был подколот листок с машинописным текстом: копией спецсообщения начальника тайной полевой полиции 2-й немецкой армии. "No...... гор. Лунинец. 26.12.43 г. Секретно. Начальнику полевой полиции группы "Центр"... ...21 декабря сего года в расположении 23-го армейского корпуса, в запретной зоне близ железной дороги, чином вспомогательной полиции Ефимом Титковым был замечен и после двухчасового наблюдения задержан русский, школьник 10-12 лет, лежавший в снегу и наблюдавший за движением эшелонов на участке Калинковичи - Клинск. При задержании неизвестный (как установлено, местной жительнице Семиной Марии он назвал себя "Иваном") оказал яростное сопротивление, прокусил Титкову руку и только при помощи подоспевшего ефрейтора Винц был доставлен в полевую полицию... ...установлено, что "Иван" в течение нескольких суток находился в районе расположения 23-го корпуса... занимался нищенством... ночевал в заброшенной риге и сараях. Руки и пальцы ног у него оказались обмороженными и частично пораженными гангреной... При обыске "Ивана" были найдены... в карманах носовой платок и 110 (сто десять) оккупационных марок. Никаких вещественных доказательств, уличавших бы его в принадлежности к партизанам или в шпионаже, не обнаружено... Особые приметы: посреди спины, на линии позвоночника, большое родимое пятно, над правой лопаткой - шрам касательного пулевого ранения... Допрашиваемый тщательно и со всей строгостью в течение четырех суток майором фон Биссинг, обер-лейтенантом Кляммт и фельдфебелем Штамер "Иван" никаких показаний, способствовавших бы установлению его личности, а также выяснению мотивов его пребывания в запретной зоне и в расположении 23-го армейского корпуса, не дал. На допросах держался вызывающе: не скрывал своего враждебного отношения к немецкой армии и Германской империи. В соответствии с директивой Верховного командования вооруженными силами от 11 ноября 1942 года расстрелян 25.12.43 г. в 6.55. ...Титкову... выдано вознаграждение... 100 (сто) марок. Расписка прилагается..." В.Богомолов. «Иван»
В чем состоит особенность финала повести В. Богомолова «Иван»? (Очень сильный, драматичный финал: узнаем о судьбе мальчика, последнее предложение – саркастическое дополнение, свидетельствующее о сложности борьбы с немцами. Загл. персонаж – основной герой повести. Символика имени ИВАН, не случайно в документах его имя заключено в кавычки. Повествователь встречал его 2 раза. Сильное впечатление и боль-удивление взрослого человека. Финал повести – развязка: не только о драме ребенка на войне, о подвиге, о цене победы, но и о том, что у ненависти нет другой развязки. Не случайно Тарковский назвал фильм «Иваново детство», а война – его детство, она его сожгла).
ДАЙДЖЕСТ Солженицын
Солженицын Александр Исаевич (1918-2008) «Я хотел быть памятью народа. Памятью народа, который постигла большая беда». Орден Отечественной войны, орден Красной Звезды; 9 февраля 1943 г. арестован контрразведкой СМЕРШ, осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Работа на «шарашке», спецобъекте системы МВД. 1953. ноябрь, узнаёт от врачей, что ему осталось жить недели три. 1956 приезжает в посёлок Торфопродукт, к месту работы учителем мезиновской средней школы, поселяется у М.В. Захаровой (прообраз Матрёны). 1959 – рассказ «Матрёнин двор», напечатан в 1963 году в журнале «Новый мир». 1970 депортирован из СССР в Германию, живёт в США. 1991 г. возвращается на родину. «Матренин двор». Автобиографический характер рассказа. Рассказчик Игнатьич был в тюрьме и ссылке, работает учителем математики.
Праведник - 1. Человек, строго придерживающийся заповедей, моральных предписаний какой-л. религии. 2. Человек, ни в чем не погрешающий против правил нравственности.
Солженицын открывает нам секрет простой красоты этой женщины: «У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах с совестью своей». Праведник – тот, кто живёт благочестиво, праведно. Праведник – это тот, в ком воплотился высокий этический идеал русского народа.
«Нутряная, кондовая» Россия на станции Торфопродукт в 1956 году. Встреча с русской женщиной-крестьянкой. Беглыми штрихами нарисован портрет героини: круглое лицо, лучезарная улыбка; важную роль в создании образа играет интерьер. Изба, человеческий дом как свидетель жизни рода, не одного поколения семьи, свидетель семейной и общенародной истории. Разорение дома, разорение Матрёниной избы – символ уничтожения нравственных национальных устоев жизни. Разорение Матрёниной избы проявило конфликт различного понимания жизни и отношения к ней. Столкновение двух нравственных систем: конфликт различного понимания жизни и отношения к ней. Столкновение двух нравственных систем: жить для других, радуясь миру, людям чужой жизни, а с другой – жить для того, чтобы «скопить имущество». В подмене исконного значения слова «добро» С. видит главное проявление духовного кризиса, поразившего в ХХ веке русский народ. Матрёна – трагическая героиня литературы ХХ века. Глубинный трагизм судьбы Матрёны - в неприятии родственниками и соседями её праведничества, в невостребованности эпохой лучших душевных черт человека. Традиционной народной нравственности (незлобивости, отзывчивости, терпеливости) противопоставлены безразличие и потребительская мораль. События, нарушавшие сложившийся уклад национальной жизни, менявшие её нравственные основы: Первая мировая война, ВОВ, колхозы, исправительные лагеря. Для автора-рассказчика очевидно, что Матрёна – праведник. Судьба Матрёны. Столько горя и не справедливости выпало на ее долю: разбитая любовь, смерть шестерых детей, труд в деревне, потеря мужа на фронте, тяжелая болезнь, обида на колхоз, который на протяжении лет выжимал из нее все соки, а затем, как вещь, словно бы списал, не оставив ей никакой поддержки и пенсии. Черты характера русского человека, которые “помогают” ему стать праведником: доброта, терпение, смирение, трудолюбие, естествененость в поведении, непритязателеность, неприхотливость, выносливость
Русская история богата святыми праведниками: первые русские святые – страстотерпцы Борис и Глеб. Тип героя-праведника входит в русскую классическую литературу во второй половине XIX в. Этот образ появляется в творчестве И.С.Тургенева («Живые мощи»), Н.А.Некрасова (Матрёна Тимофеевна), Н.С.Лескова, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого, Д.Мамина-Сибиряка и др., занимая важное место в художественном сознании эпохи. Герои-праведники становятся воплощением национально-традиционных ценностей и запечатлеваются русскими писателями «в безусловно позитивном освещении». В.Е. Хализев полагает, что художественной литературе ХIX в. складываются две основные формы «явленности праведничества»: собственно религиозная, приближающаяся к святости, и бытовая, «житийно-идиллическая».Высокая совестливость отличает и «мудрых старух» В. Распутина – Анну из «Последнего срока», Дарью из «Прощания с Матерой», Агафью из рассказа «Изба». В художественном мире его произведений Распутина понимание праведности остается в целом традиционным для «деревенской прозы»; новаторство писателя мы видим в том, что, прибегая к неявной фантастике, В. Распутин первым из «деревенщиков» связывает с фигурой праведника ряд фольклорно-мифологических мотивов. Как правило, эти мотивы воплощают важные для автора народно-философские идеи (одухотворенность мира, непрерывность связь между предками потомками и др.). В повести «Последний срок» (1970) праведность героини, «старинной старухи» Анны. А.Платонов «Юшка» и др.
Так и поселился я у Матрены Васильевны. Комнаты мы не делили. Еекровать была в дверном углу у печки, а я свою раскладушку развернул у окнаи, оттесняя от света любимые Матренины фикусы, еще у одного окна поставилстолик. Электричество же в деревне было - его еще в двадцатые годы
подтянули от Шатуры. В газетах писали тогда "лампочки Ильича", а мужики,глаза тараща, говорили: "Царь Огонь!"
Может, кому из деревни, кто побогаче, изба Матрены и не казаласьдоброжилой, нам же с ней в ту осень и зиму вполне была хороша: от дождей онаеще не протекала и ветрами студеными выдувало из нее печное грево не сразу,лишь под утро, особенно тогда, когда дул ветер с прохудившейся стороны.
Кроме Матрены и меня, жили в избе еще - кошка, мыши и тараканы.
Кошка была немолода, а главное - колченога. Она из жалости былаМатреной подобрана и прижилась. Хотя она и ходила на четырех ногах, носильно прихрамывала: одну ногу она берегла, больная была нога. Когда кошкапрыгала с печи на пол, звук касания ее о пол не был кошаче-мягок, как у всех, а - сильный одновременный удар трех ног: туп! - такой сильный удар,что я не сразу привык, вздрагивал. Это она три ноги подставляла разом, чтобуберечь четвертую.
Но не потому были мыши в избе, что колченогая кошка с ними несправлялась: она как молния за ними прыгала в угол и выносила в зубах. Анедоступны были мыши для кошки из-за того, что кто-то когда-то, еще похорошей жизни, оклеил Матренину избу рифлеными зеленоватыми обоями, да не
просто в слой, а в пять слоев. Друг с другом обои склеились хорошо, от стеныже во многих местах отстали - и получилась как бы внутренняя шкура на избе.Между бревнами избы и обойной шкурой мыши и проделали себе ходы и наглошуршали, бегая по ним даже и под потолком. Кошка сердито смотрела вслед ихшуршанью, а достать не могла.
Иногда ела кошка и тараканов, но от них ей становилось нехорошо.Единственное, что тараканы уважали, это черту перегородки, отделявшей устьерусской печи и кухоньку от чистой избы. В чистую избу они не переползали.Зато в кухоньке по ночам кишели, и если поздно вечером, зайдя испить воды, я
зажигал там лампочку - пол весь, и скамья большая, и даже стена были чутьне сплошь бурыми и шевелились. Приносил я из химического кабинета буры, и,смешивая с тестом, мы их травили. Тараканов менело, но Матрена бояласьотравить вместе с ними и кошку. Мы прекращали подсыпку яда, и тараканыплодились вновь.
1.К какому слою лексики относятся выделенные в тексте курсивом слова менело, прохудившейся, колченога?
