Глава 2. РАЗВИТИЕ: ЛОГИКА ПОНЯТИЯ И ДИСКУССИИ

Современное состояние проблемы развития характеризуют принципи­альные расхождения уже по коренным для нее вопросам об атрибутивности и направленности развития. Существует взгляд, что развитие не явля­ется атрибутом материи, ему противостоит признание развития таким ат­рибутом; имеется три взгляда на его направленность: развитие как кру­говорот, как необратимые качественные изменения, как восхождение от низшего к высшему. Тот или иной взгляд на атрибутивность развития предполагает и определенное понимание его направленности, что порож­дает довольно пеструю картину его трактовок, которые анализируются с разных авторских позиций во многих работах (62). Вместе с тем креп­нет убеждение, что проблема развития - это прежде всего проблема раз­вития систем, что развитие есть системно-целостный процесс, который сам имеет определенную структуру, является некоторой системой измене­ний (63), и это служит, очевидно, основой преодолении отмеченных рас­хождений в представлении о развитии как о едином мировом процессе.

Любая трактовка развития имеет свои логические основания в пони­мании ряда универсальных сторон действительности и познания. Речь идет прежде всего о всеобщем (общем) и единичном, абстрактном и конк­ретном, абсолютном и относительном. Наделение соответствующих им ка­тегорий тем или иным смыслом существенно предопределяет направление трактовки развития, интерпретации частнонаучного материала. Однако в работах о развитии анализ и сопоставление этих смыслов редко выделя­ется в самостоятельную задачу, авторы чаше просто придерживаются одного из них или даже меняют их на протяжении работа Более глубокому пониманию развития, как и сути соответствующих разногласий, должно способствовать поэтому приведение к некоторому единству названных ос­нований, мы попытаемся при этом снять базирующиеся на них "идеологи­ческие" возражения против трактовки развития как единого мирового процесса восхождения от низшего к высшему. Первым основанием выступа­ет "всеобщее".

1. Общее, единичное и проблема атрибутивности развития

В настоящее время в философской литературе наиболее распространены две обстоятельно рассмотренные недавно Г.Д. Левиным концепции всеобщего: общего-сходного и "конкретно-всеобщего" (64). В первой под общим понимается признак, сходный с признаками всех объектов некоторого класса. Отношения общего и единичного (особенного) в ней - это отношения признаков, а не самих предметов - их носителей, и в этом смысле "общее" и "единичное" являются здесь абстрактными понятиями. Общее в ней не включает в себя единичное. Обладающие сходным призна­ком предметы соотносятся как элементы соответствующего класса. Во второй общее рассматривается как целое, или его структура (закон свя­зи), или его "зародышевая клетка", а единичное понимается в конечном счете как часть целого, как подлежащий связи отдельный, обособленный фрагмент бытия. Отношения общего и единичного рассматриваются в ней, таким образом, как отношения уже не признаков, а самих предметов - целого и частей. Эта предметность делает "общее" и "единичное" конк­ретными, так или иначе отображающими предметы понятиями. "Конкрет­но-всеобщее" конкретно еще и в том плане, что включает соответствующим образом понятое единичное (особенное) (65). Очевидно, такое понимание общего предполагает, что между предметами, в частности, между частями целого имеется и отношения, фиксируемые концепцией об­щего-сходного.

Взаимные претензии сторонников названных концепций сводятся к то­му, что общее-сходное, будучи отвлеченным от особенного и единичного, не является их теоретическим выражением (66), так как их содержание остается внешним содержанию общего-сходного, с одной стороны, и что "конкретно-всеобщее" есть не общее, а целое, и соответствующая кон­цепция лишь маскирует, не решая, проблему соотношения общего и еди­ничного с целым и частью (67), с другой стороны. Эти возражения нерав­ноценны. Первое ставит под сомнение диалектичность и, следовательно, глубину самого содержания концепции. Второе - главным образом его терминологическое оформление. Сторонники концепции общего-сходного по существу принимает (при условии "переименования") основные положения концепции "конкретно-всеобщего", поэтому проблема заключается в том, выразимы ли они и на языке "общего-сходного".

Всеобщее интересует нас прежде всего в связи с вопросом об атри­бутивности развития. Если развитие - атрибут материи, оно всеобще. "Достоинством" атрибута является, однако, не всеобщность сама по се­бе, а всеобщность абсолютного - абсолютного в смысле выражения какой-то стороны субстанциальности, самодостаточности первичного. Именно в этом смысле развитие, как и движение, атрибутируется материи, а не сознанию.

Обращение к процессуальной стороне мира в концепции "конкрет­но-всеобщего" позволяет считать атрибутом материи процесс, который включает в себя, как система или целое, все многообразие изменений отдельных вещей, т. е. некий единый мировой процесс. Его носителем яв­ляется вся, вместе взятая, объективная реальность, и он автоматически удовлетворяет поэтому условию абсолютности или самообусловленности: мировой процесс заведомо не вызван и не направлен никакими внешними ему процессами, условиями, обстоятельствами. Ничто с позиции данной концепции не мешает назвать такой процесс развитием, однако не все согласятся считать его всеобщим, поскольку существует концепция обще­го-сходного и ее возражение, что целое - это не общее.

По ее логике атрибутом является признак, которым обладает всякая отдельная вещь. Признание развития атрибутом сталкивается при этом с двумя трудностями, связанными с условием абсолютности. Первая состоит в том, что изменение отдельной вещи не является саморазвитием (как и - заметим - самодвижением) в полном смысле этого "само-", поскольку зависит от некоторых внешних условий. Развитию часто отказывают в ат­рибутивности потому, что оно "реализуется не при всех, а лишь при вполне определенных условиях" (68), хотя для подобного отказа достаточно уже просто зависимости от условий как таковой. Последнее обстоятельство остается в тени, так как на всеобщность исследуют обычно не абсолют­ность, а направленность отдельных изменений. Вторая трудность явля­ется своего рода инверсией первой: полная самообусловленность, если бы она была присуща изменениям отдельных вещей, делает необъяснимыми имеющиеся различия как этих изменений, так и самих вещей. Что и как можно атрибутировать материи в качестве развития с позиции обще­го-сходного? Ответ нуждается в дополнительном соотнесении двух трак­товок всеобщего и углублении в содержание общего-сходного.

Очевидно, что абсолютность "конкретно-всеобщего" (целого) миро­вого процесса требует наличия всех частей или всего "единичного", ко­торое он в себя включает, и возникает прежде всего вопрос, может ли и общее-сходное быть, подобно этому "общему-целому", конкретным, так сказать, через или за счет единичного, имеет ли принцип невключения единичного в общее-сходное исключения. Им является, вероятно, признак "быть частью целого" - частичность. Он свойственен всем отдельным из­менениям, составляющим мировой процесс, но отличается от их других общих признаков моментом тождества единичному и особенному. Быть частью какого-то целого - значит обладать, наряду с признаками, "классически" повторяющимися и у других частей, такими и только таки­ми особенными и единичными признаками, которые делает это целое воз­можным, и не иметь признаков, которые бы исключали его существование. Реальность частичности как свойства, приписываемого предмету или про­цессу, есть, следовательно, в существенной мере реальность неповторимой совокупности его особенных и единичных признаков (в чем легко убедиться, порвав на части лист бумаги, например). В этой мере фор­мальные отношения общего-сходного и единичного сменяются их взаимопроникновением: общее оказывается единичным, единичное - общим в одном и том же отношении. В их тождестве частичность (общее) получает опре­деленность богатства единичных (и особенных) признаков предмета или процесса и оказывается в данном смысле конкретно-общим признаком. Та­кое тождество имеет, конечно, диалектический, а не формальный, харак­тер, сохраняющий момент невключения единичного в общее (ни одна часть не обладает единичными признаками других частей и, фигурально выража­ясь, не знает, что они в этом отношении собой представляют) и, следовательно, момент несводимости общего к единичному, частичности – к отличию одной части от других, к единичному как таковому. Однако не­зависимое изменение одной из частей автоматически разрушает весь класс, лишая частичности все входившие в него предметы (порвав лист бумаги, можно для наглядности заменить один кусочек из его середины на больший, исключив этим возможность совмещения всех обрывов в целый и сплошной лист), и это свидетельствует о том, что в единстве особен­ных к единичных признаков частей действительно заключен соответствую­щий общий признак. Общее-сходное, как видно, в данном случае оказыва­ется конкретным через диалектическое тождество определенному богатству единичного, и утверждение, что содержание общего-сходного не может быть теоретическим выражением этого богатства, становится неверным.

Концепция общего-сходного исходит не из "целого", а из "класса", поэтому далее встает вопрос, какую сторону отношений целостности мо­гут выражать ее понятия. Ясно, что целое (мир как целое) является ареной, где развертываются отношения общих и единичных признаков входящих в него предметов и процессов.

"Класс" логически отличается от "целого" произвольностью своих элементов - отсутствием между ними необходимых каждому функциональных или генетических связей, самостоятельным, независимым существованием каждого из них. Предметы образуют класс не путем взаимного порождения и воздействия друг на друга, ведущим к целому, а тем, что имеют сход­ные признаки. Признаки не могут физически непосредственно влиять друг на друга, они изменяются вследствие такого взаимодействия своих носи­телей. Концепция же общего-сходного, отвлекаясь от этого взаимодейс­твия, имеет дело с признаками как "последней" реальностью, которую она не объясняет - не отвечает на вопрос, почему они таковы. Однако признаки в ней есть то, что определяет существование или несущество­вание класса. Таким образом концепция общего-сходного отражает прису­щий всякому целому момент суммативности.

Целое не сводится к сумме частей также и потому, что содержит и их сумму или все части. На своем суммативном уровне оно существует как класс частей, не определяя их признаков и не влияя на них, тогда как существование этого специфического класса обязано всем признакам каждого его элемента, вместе взятым: формально-общим (от которых мы временно отвлеклись), особенным и единичным, т. е. частичности - конкретно-общему-сходному признаку, сходству через различие. Каким бы ни был механизм появления и трансформации частей целого и их свойств, на своем суммативном уровне целое, образно говоря, отдыхает от это гро­хота, полностью полагаясь на части, которые имеет, и на свойства, ко­торые у них есть. Здесь господствует часть, здесь она делает его це­лым. Этот аспект отношений целостности и выражается, очевидно, концепцией общего-сходного, когда оно берется конкретно - с элементом диалектического тождества особенному и единичному, причем выражается в острой форме абсолютизации самостоятельности части по отношению к другим частям и к целому. Однако в "диалектике относительно (релятивно) и различие между релятивным и абсолютным. Дня объективной диа­лектики в релятивном есть абсолютное" (69).

Абсолютность есть интегративный признак мирового процесса в це­лом, но она основана на частичности его составляющих и как бы распределена среди них. Наиболее явно эта распределенность представ­лена суммативным уровнем целостности мирового процесса и его отраже­нием в понятиях концепции общего-сходного. Когда изменению отдельной вещи приписывается частичность в качестве понятого конкретно обще­го-сходного признака, ему атрибутируется, во-первых, момент абсолют­ности мирового процесса (который без одной из частей уже не является, так сказать, абсолютно абсолютным), и, во-вторых, элемент нетождествевности изменениям других вещей, определенная особенность и единич­ность. Потеря последних означала бы потерю им частичности (т.е. со­держательно богатого, конкретного сходства с изменениями других вещей) и с ней - момента абсолютности.

Отмеченные выше трудности концепции общего-сходного в трактовке развития снимаются, таким образом, в признаке частичности отдельных процессов и, следовательно, при теоретическом допущении единого мирового процесса. Говоря далее о развитии, нужно иметь в виду известную условность неизбежного в логике общего-сходного отождествления мате­рии с отдельной вещью: атрибут материи в ней - это свойство, которым наделена каждая в отдельности вещь, каждый субстрат. Всякой вещи свойственно не просто изменение вообще (движение), а определенное, имевшее свою особенность и единичность изменение, которое схоже с превращениями других вещей не только в моменте движения, но и как часть мирового процесса. Ничто в концепции общего-сходного не мешает назвать эту частичность, в отличие от изменения вообще, развитием и считать его атрибутом материи. Тогда "изменение вообще" будет входить в содержание понятия развития в качестве формально-общего момента или стороны.

В этом смысле развитие есть все, что происходит с предметом, и все, следовательно, развивается, даже ржавеющий на запасном пути па­ровоз. "Развитие может быть однолинейным и многолинейным, в том числе дивергированным; прямолинейным и зигзагообразным; восходящим и попят­ным, возвращающимся к прежним состояниям; общим и локальным; ускорен­ным и замедляющимся; гармоничным и дисгармоничным (даже конфликтным); индивидуальным и историческим (межвидовым, формационным) и т.п." (70) до бесконечности при условии, что существует некий единый мировой процесс. Это условие не всегда подразумевается в подобных приведенно­му дизъюнктивных определениях. Между тем оно прямо связано с идеей закономерного характера развития: изменение отдельной вещи не может быть каким угодно, оно подчинено определенным ограничениям, поскольку является частью целого - мирового процесса. Своеобразие понятий кон­цепции общего-сходного, отражающих преимущественно суммативный уро­вень его целостности, состоит, однако, в том, что они схватывают не механизм ограничений, а фиксируют в "частичности" лишь результаты его действия, и это, конечно, не вся закономерность.

Главный итог анализа смыслов, которыми наделяют "всеобщее", состоит в том, что его различные понимания позволяют выработать не только не исключающие друг друга, но хорошо согласующиеся по содержанию "полуфабрикаты" понятия развития как атрибута материи. Концепции "конкретно-всеобщего" соответствует трактовка развития как единого мирового процесса, как того, что происходит с объективной реальностью в целом. Концепции общего-сходного, если учесть, что и оно может быть конкретным за счет особенного и единичного, соответствует понимание развития как того, что происходит с отдельными предметами. Развила каждого отдельного предмета согласуется с мировым процессом как часть с целым и, естественно, предполагает существование этого целого. Даже если "конкретно-всеобщее" есть не общее, а целое, идея единого мирового процесса, тем не менее, остается основой атрибутирования развития материи в соответствии с логикой общего-сходного.

Ответ на вопрос, что же в общем происходит с объективной реаль­ностью в целом и с отдельными предметами в ней, требует конкретизации "развития" и во многом зависит уже от смысла, вкладываемого в "конкретное" и "абстрактное".

2. Абстрактное и конкретное. Что происходит в мире и с миром?

Прежде всего нужно иметь в виду упоминавшееся логическое деление понятий на абстрактные и конкретные. Абстрактное понятие отражает признак предмета, а конкретное - признак в единстве с его носителем, предметом. "Белизна", например, - абстрактное понятие, а "белила" - конкретное. Первый шаг формирования конкретного понятия - выделение тех или иных признаков предмета. Второй - отождествление этих призна­ков с самим предметом. Оно делает признаки "предметоподобными". Фор­мирование абстрактного понятия также начинается с выделения призна­ков, но отличается отождествлением предмета с ними, что делает "признакоподобным" сам предмет. При формальной симметричности логи­ческие процедуры превращения признака в предмет (конкретное понятие) и предмета в признак (абстрактное понятие) различаются на содержа­тельном уровне (71). Так, в "белизну" можно превратить и белила, и мо­локо, и снег, но превратить ее обратно в один из этих предметов, исходя из ее содержания, нельзя уже потому, что она не является приз­наком только одного из них. Очевидно, не всякий признак потенциально "предметоподобен" и может служить содержательной основой для выработ­ки конкретного понятия, тогда как при выработке абстрактного понятия предмет может быть уподоблен любому из своих признаков.

Требования к признаку, на котором базируется конкретное понятие, зависят от сферы его (понятия) применения. В производственной и быто­вой сферах содержание такого признака должно выражать природу его но­сителя как объекта практического использования (белизна не делает снег красителем или белила - пищей). В науке это содержание должно, как минимум, представлять объект как предмет ее определенной отрасли (не белизна делает молоко предметом биохимического анализа или, ска­жем, гидродинамики). Разумеется, граница между признаками, ведущими к конкретным и абстрактным понятиям, относительна, и белизна, в част­ности, тоже может вести к конкретному понятию, делая своих носителей предметом оптики, например. В идеале же это содержание должно, веро­ятно, выражать сущность предмета. Мы будем пока "работать по миниму­му".

Развитие, с одной стороны, является признакам объективной реаль­ности, с другой стороны, оно есть предмет (которым логически может выступать не только субстрат, но и процесс), обладающий в свою оче­редь какими-то признаками, о содержании которых спорят. Чтобы припи­сать материи развитие в качестве признака, его нужно определить как предмет, т.е. конкретно. Какой признак того, что происходит, может быть для этого взят за основу или - "по минимуму" - какой признак де­лает то, что происходит, предметом собственно философского исследова­ния, что вообще является процессом с точки зрения философии?

Всякий процесс имеет сменяющие друг друга стадии или ступени, составляющие некую последовательность состояний его носителя - того, что пребывает в процессе. В процессе вещь начинает отличаться от са­мой себя, и его ступени - это в конечном счете различные вещи. Усло­вием выработки конкретного понятия процесса является отражение как их тождества, так и их различия. Без первого процесс теоретически лиша­ется носителя, без второго - своих стадий, в обоих случаях ускользая от мысли. Каждая наука видит сами процессы постольку, поскольку они вывивают различия, природу которых, включая и отмоченный момент тож­дества, она может выразить своими понятиями. Вопрос, что является процессом для философии, упирается поэтому в вопрос, природу каких различий между вещами она способна выразить собственными средствами. Он обсуждался уже в предыдущей главе, где было показано, что это раз­личие есть различие в сложности - богатстве содержания.

На первый взгляд со сложностью здесь может конкурировать, напри­мер, качество - "тождественная с бытием, непосредственная определен­ность" (72), теряя которую, вещь перестает быть тем, что она есть. Вещи, и, следовательно, стадии процессов могут различаться не только сложностью, но и качествами. Констатации несовпадения качеств самой по себе недостаточно, однако, для выработки конкретного философского понятия процесса. Для этого требуется еще установить, чем в принципе с точки зрения философии одно качество может отличаться от другого. Это необходимо потому, что при формировании конкретного понятия процесса; качество должно быть отождествлено с его обладателем, и вопрос, чем различаются вещи как ступени процесса, упирается тогда в вопрос, чем отличаются друг от друга их качества. Однако качество "с точки зрения его мыслительного содержания... есть самое бедное и абстрактное" (73), есть "нечто совершенно простое" (74). Поэтому о качествах можно в лучшем случае сказать линь то, что они "в своем различии... суть другие по отношению друг к другу" (75). Многое можно сказать, к примеру, об отличии атома от пчелы, но чем именно само качество пчелы отличается от самого качества атома? Изменение качества нельзя отождествить с процессом, которому оно принадлежит, сформировав таким образом фило­софски конкретное понятие, не потому, что ни один процесс не сводится к изменению качества (по этой логике конкретные понятия были бы вообще невозможны), а в силу теоретической неуловимости того, чем вообще одно качество отличается от другого, обусловленной простотой или, так сказать, атомарностью качества.

Препятствием является далее и отсутствие оснований к отождествлению "одного" и "другого" (качества) как ступеней чьего-либо изме­нения. Это - обратная сторона и причина "неуловимости" содержания ка­чественных различий. Не решив, в чем именно тождественны два каких-то качества, их отличие нельзя наполнить и сколько-нибудь определенным, "качественным" содержанием, процедуру выявления которого можно услов­но уподобить вычитанию, где природа разности прямо зависит от природы вычитаемого - того, в чем тождественны участники сравнения. Из-за простоты, "атомарности" качества результатом "вычитания" качества из качества может быть, пользуясь нашим математическим образом, только "ноль", если это одно и то же качество, и "бесконечность", т.е. неоп­ределенность, если качества различны. Первому отвечает, словами Геге­ля, "пустое тождество", второму - "качественное инобытие соотнесенных друг с другом, их полное несоответствие друг другу", выражаемое "от­рицательно-бесконечными" суждениями типа: "Лев не есть стол" (76). В "полном несоответствии" двух различных качеств, даже если они дейс­твительно принадлежат соседним ступеням какого-то процесса, отсутс­твует момент, эквивалентный переходу чего-либо из одного в другое, пребыванию чего-либо определенного в их смене, что теоретически рав­носильно отсутствии носителя у качественного изменения. Оно не может быть поэтому отождествлено с процессом, в котором совершается, и его понятие не может быть "процессоподобным", т. е. конкретным. Это обсто­ятельство служит, между прочим, одним из оснований креационизма как попытки объяснить происхождение качественного многообразия мира.

Изменение качества выступает важным признаком многих процессов, в том числе и развития, но для выработки конкретного философского по­нятия процесс должен быть мысленно уподоблен какому-то другому из своих признаков. Качественное изменение, как это ни неожиданно, не является с точки зрения философии процессом как таковым.

Иначе обстоит дело в случае сложности, в изменении которой впол­не определенное выражение получают моменты как тождества, так и раз­личия ее носителей - определенное потому, что оба они - и тождество, и различие - имеют одну и ту же природу: сложность. Данное обстоя­тельство, когда ступени процесса есть относительно простое, низшее и относительно сложное, высшее, можно условно представить "формулой: Н = S + h, где S - основное содержание, "заимствованное" у низшего, а h - некоторое "приращение" содержания, "добавочная" сложность, присущая только высшему" (77) (Н - содержание высшего). Очевидно, что S симво­лизирует здесь тождество, a h- различие ступеней процесса, и, таким образом, выполняются условия выработки его конкретного понятия. "Ус­ложнение", например, означает поэтому не только признак процесса, но и сам процесс.

Мы не будем касаться в этом плане других признаков процессов, так как основные трактовки развития базируются на признаках, рассмот­ренных выше. Эти трактовки делятся на абстрактные и конкретные. К первым относится понимание развития как необратимых качественных из­менении, вторые представлены концепциями восхождения от низшего к высшему и - с оговорками, которые будут сделаны позже - круговорота, поскольку он имеет восходящую и нисходящую ветви изменения сложности. В дискуссиях о развитии необходимо учитывать разницу в "весовых кате­гориях" самой логики обсуждаемых трактовок. Абстрактные в этом плане легче конкретных, и концепция необратимых качественных изменений, например, отражая определенный признак развития, по существу не отра­жает того процесса, которому он принадлежит. Образно говоря, она име­ет дело с улыбкой чеширского кота. Чисто логически концепция качественных изменений не противоречит поэтому ни концепции восхождения от низшего к высшему, поскольку оно, конечно, качественно необратимо, не концепции круговорота, если она не настаивает на вечном повторении буквально и в точности одного и того же. Пойдем дальше.

Согласно одному из наших "полуфабрикатов", развитие есть все, что происходит с каждым предметом. Развитием являются поэтому также и процессы, которые рассматриваются как нейтральные в отношении изменения сложности (таковы, например, алломорфозы в эволюции организмов, случайный дрейф нейтральных или почти нейтральных мутаций). В этом плане развитие отдельных вещей имеет свои формы и направления, глав­ными из которых выступает прогресс, регресс и одноуровневое развитие. Но все они абстрактны уже именно как процессы еще в одном смысле это­го слова: они не абсолютно самостоятельны, обусловливают друг друга. Соответственно, абстрактными будут концепции, где один из этих видов (часто восхождение от низшего к высшему) противопоставляется другим как развитие неразвитию (сюда по существу относится взгляд, согласие которому развитие - частный случай движения) или где понятие развития раскрывается через простой перечень этих форм.

"Конкретное означает здесь вообще "сращенное"... и потому может употребляться в качестве определения и отдельной веши, и целой системы вещей", а "абстрактное... определяется как отвлеченное, как извлеченное, как обособленное, "вынутое", "изъятое"... как один из ясно очерчивающихся моментов конкретного, как частичное... проявление конкретного, отделившееся или отделенное от него, относительно самос­тоятельное образование" (78). Очевидно, что "абстрактное" и "конкрет­ное" характеризуют здесь не только процесс познания, но имеют прежде всего онтологический статус (79). "Так как каждая конечная материаль­ная система в силу всеобщая связи явлений природы является частью бо­лее широкое системы, то, значит, любая конечная материальная система не является абсолютно (т.е. безотносительно к чему бы то ни было) конкретной, целостной, тотальной. Ее тотальность, конкретность -всегда относительна, отдельность, изолированность, независимость та­кой системы является абстракцией, вырыванием из целого и в этом смыс­ле: всякая конечная материальная система - абстрактна" (80). Поскольку любая материальная система каким-то образом движется, эта логика при­менима и к процессуальной стороне действительности, можно сказать, например, что отдельные аро-, алло- и катаморфозы в биологической эволюции абстрактны, конкретна же составленная массой этих морфозов эволюция живого вещества как целого. Разумеется, они не абсолютно аб­страктны, ибо каждый в свою очередь есть определенная система перест­роек морфофизиологической организации, как не абсолютно конкретна и эволюция живого в целом, выступающая стороной эволюции Земли.

Абсолютно конкретным в этом смысле может быть только единый ми­ровой процесс предельно конкретной системы всего общего, особенного и единичного - объективной реальности, и именно он является основанием атрибутирования развития (в его разных формах и направлениях) отдель­ным абстрактным системам, отдельным вещам. Поэтому утверждение, что понятие прогресса, например, неприменимо к материи в целом, так как "диалектический материализм в полном соответствии с данными новейшего естествознания... признает разнонаправленность развития в объективном мире" (81), логически беспомощно. Одно не противоречит другому, и конкретную трактовку развития как всего единого мирового процесса нельзя отменить толкованием развития, состоящим в перечислении направленности отдельных процессов.

Существует мнение, что "развитие не есть развитие... «всего», «всей» материи, «Вселенной в целом»... [и] связано только с конкретными... системами: развивавшейся системой может быть отдельный организм, Солнечная система, общество... Вне конкретных систем нет никакого развития" (82). Одновременно утверждается, что "материя конкретна через свою системность и структурность" (83). На наш взгляд это пример того, как затрудняет обсуждение проблемы смешение равных смыслов "конкретного". Сначала под ним - третий в нашем обзоре смысл - по существу подразумевается чувственно, эмпирически конкретное отличие от абстрактного как чувственно непредставимого мысленного отвлечения, каким является отнятие материи. Говорить о развитии "всей материи" в данном случае действительно нельзя без кавычек. За тем тут же "конкретное" фактически берется в другом, рассмотрении выше плане - как внутренне расчлененное целое с его частями и их свя­зями, которые - каждая - в этом плане не конкретны, а абстрактны. Но тогда уже об их развитии нельзя говорить безотносительно к развитию именно всей материи, всего целого. Если, несмотря на сказанное, все же принять, что развиваются лишь отдельные конечные системы, но и вся материя, то это смешение смыслов обнаружит себя вопросом, является ли вообще процессом совокупность всех связанных друг с другом процессов их развития и имеет ли он носителя. Вряд ли найдется логика ведущая к отрицательному ответу.

Действительно серьезный вопрос заключается в том, может следующий процесс, образуемый усложнением одних вещей, упрощением других, качественными изменениями в одной плоскости третьих, круговоротами четвертых, быть в целом, в итоге изменением сложности или нет. Может ли, следовательно, его философское понятие быть конкретным или
нет?

О наличии такой возможности свидетельствует прежде всего масса прецедентов. Известно, например, что рост видового многообразия, а значит, сложности биоса обеспечивается не только ароморфозами, но и эволюционным регрессом (катаморфоз) и в значительной степени алломорфозами, адаптивной радиацией без изменения уровня организации; что усложнявший, ароморфный филогенез включает массу онтогенезов, и с ними - как восходящие, так и нисходяще фазы индивидуального развития отдельных организмов; что катаморфоз предполагает определенное усложнение репродуктивной системы организма; что усложняющее Метагалактику появление химической формы материи основано на разрушении многих звезд, в которых синтезируются ядра большинства элементов и т.д. Известно, однако, и то, что процессы, не затрагивающие уровня сложности своего носителя, сами могут состоять из усложнения и упрощения. Примерами тому служат анаболизм и катаболизм (ассимиляция и диссимиляция) в функционировании системы основного или поддерживавшего обмена веществ организма, редукция одних и развертывание других приспособле­ний в алломорфозе. Поэтому, заметим, конкретное философское понятие процесса оказывается в конечном счете применимым и в подобных случа­ях, так что любой процесс можно представить как сочетание или комби­нацию усложнения и упрощения, прогресса и регресса каких-то частей и элементов его носителя.

Подобная интегральность процессов охотно признается сторонниками всех существующих трактовок развития до тех пор, пока обсуждается, так сказать, физический аспект поставленных выше вопросов - пока речь идет о конечных системах. Расхождения начинаются при переходе к их "метафизическому" аспекту, когда имеется в виду вся материя, беско­нечный мир и единый мировой процесс. Здесь вопрос "может ли?" в онто­логическом плане равносилен вопросу "должен ли?", тогда как в случае конечной системы утвердительный ответ на первый не предполагает авто­матически такого же ответа и на второй.

Прежде чем продолжить обсуждение того, должен ли единый мировой процесс быть процессом изменения сложности, подытожим сказанное об "абстрактном" и "конкретном" в их отношении к пониманию развития. Возможны четыре общих варианта этого понимания, первый - абстрактное представление (понятие) об абстрактном предмете - сводится к точке зрения, что развиваются, т.е. претерпевают необратимые качественные изменения, только отдельные конечные системы. Второй - конкретное представление о том же абстрактном предмете - добавляет к этому ука­зание на изменение сложности, прогресс, регресс как основные направ­ления их изменения, сводя (или признавая такую возможность) другие направления к сочетанию данных тенденций. Третий - абстрактное предс­тавление о конкретном предмете - трактует развитие как единый мировой процесс необратимого изменения всей материи. Четвертый - конкретное представление о конкретном предмете - устанавливает, что необрати­мость как признак принадлежит единому мировому процессу изменения ее сложности, которое, собственно, и есть ее развитие. Каждый вариант может быть представлен несколькими версиями, возможны какие-то пере­ходные от одного к другому позиции, но очевидно, что четвертый в ло­гическом отношении превосходит третий, третий - второй, второй - пер­вый. Особенностью представленного своеобразного ряда восхождения от абстрактного понятия к конкретному и от абстрактного предмета к конк­ретному является то, что каждый последующий вариант включает, как момент своего содержания, содержание предыдущих, которое поэтому не может служить достаточным основанием его отрицания. Все они, таким образом, логически совместимы в какой-то версии последнего, четверто­го, варианта. Учитывая логику атрибутирования развития материи, уста­новленную при рассмотрении "общего" и "единичного", совмещение кажет­ся теоретически неизбежным по меньшей мере до третьего из них. Если же принять, что единый мировой процесс, хотя и существует, принципиально не может быть изменением сложности и потому невыразим философией в конкретном понятии, то основания этому взгляду, во всяком случае, нужно искать за пределами трех первых пониманий развития.

Возражений четвертому варианту, действительно удовлетворяющих этому условие, очень мало, и направлены они прежде всего против трактовки развития как бесконечного восхождения от низшего к высшему. Главным из них является утверждение, что "если бы таковое было, то следовало бы признать начало Вселенной" (84), "прийти к представлению будто материя (вся, без исключения) могла находиться... в стадии становления... одним из моментов которого является возникновение… [а это] ...предполагает... творение материи из «ничего»" (85). Поэтому "материалистическое положение о безначальности мира несовместимо с тезисом об однонаправленности развития" (86), который всегда был "безраздельной монополией идеализма" (87). "Учение об абсолютности прогресса и относительности регресса несовместимо не только с диалектическим материализмом, но и с материализмом вообще" (88). "Абсолютный прогресс и абсолютный регресс невозможны... Абсолютным регрессом мог бы быть только переход от бытия к полному его отсутствию, к чистому
«ничто», а абсолютным прогрессом - только возникновение бытия из «ничто»" (89). В основе этого возражения лежит, как видим, определенное понимание "абсолютного" и "относительного", из которого якобы должно следовать, что если прогресс (или регресс) абсолютен, то материя по существу относительна.

3. Абсолютное, относительное - прогресс и регресс?

Значения, придаваемые "абсолютному" и "относительному", так многообразны, что "может сложиться впечатление, будто перед нами не две категории диалектики, а конгломерат понятий, лишь случайно объединенных двумя терминами" (90), и "относительность" материи при "абсолютности" прогресса, вероятно, является результатом именно такого объединения.

Исходно "абсолютное, в первую очередь, означает безусловное… независимое, самостоятельное, безотносительное, которое для существования не нуждается в существовании других", а "относительное есть то, что получает свое существование через отношение к другим. Иначе гово­ря, относительное есть то, что существует лишь по отношению к друго­му... Это значит, что относительное обусловлено другим, зависит от другого и, следовательно, не имеет самостоятельного существования" (91). Абсолютна в нашем понимании материя как субстанция и основание всего сущего. Первым относительным являются ее атрибуты. "Атрибут, - по мысли Гегеля, - имеет абсолютное своим содержанием и устойчивостью", но "в атрибуте абсолютное обретает видимость лишь в одном из своих моментов", и "атрибут - это лишь относительно абсолютное" (92). Абсолютное и атрибут не находятся в отношении порождения первым вто­рого или наоборот, их отношение как бы статично, и в этом смысле "атрибут - это... абсолютное в простом тождестве с собой" (93). Поэтому "материя... остается вечно одной и той же... и ни один из ее атрибу­тов никогда не может быть утрачен" (94). Относительным, так сказать, второго порядка выступает, по Гегелю, модус абсолютного - "вовне-себя -бытие абсолютного, утрата себя в изменчивости и случайности бытия, совершившийся переход абсолютного в противоположное без возвращения в себя -... многообразие форм и определений содержания" (95). Но поскольку "абсолютное не может быть чем-то первым, непосредственным, а есть по своему существу свой [собственный] результат" (96), оно не мо­жет не иметь и модуса, через который оно обнаруживает "себя для само­го себя" (97), определяет, "что оно уже есть" (98), полагая или возвращаясь в себя не трансцендентным миру абсолютом, а его действительностью: "оно в этом случае действительность" (99). Однако, выражая момент непостоянства и, значит, относительности бытия, модус абсолютного в отличие от атрибута, очевидно, может, изменяясь, быть одним, другим, третьим и т.д. - до бесконечности, и в этом смысле он относительнее атрибута, предшествующего любому из модусов. Вместе с тем, поскольку "содержание абсолютного и состоит именно в том, чтобы обнаруживать себя", и "только в модусе абсолютное... есть то, что оно есть" (100), т.е. действительность, атрибут принадлежит также и модусу и в этом смысле является более относительным, чем каждый из модусов. Абсолютное и относительное - противоположности, и абсолютность абсо­лютного, конечно, не состоит в том, что оно вообще может существовать без относительного. Абсолютное есть единство себя и "своего другого", которое можно именовать абсолютно абсолютным. Абсолютно абсолютным является единство атрибута, модуса и абсолютного как их основания.

Если развитие считать атрибутом материи, а ее модусами - различ­ные состояния мира, имеющие - каждое - свое особенное содержание, интегративное качество, свое действительность, то рассматриваемое воз­ражение кажется результатом потери или преувеличения каких-то сторон сложного отношения абсолютного и относительного, неправомерно приписываемых самому пониманию развития как восхождения от низшего к выс­шему.

Иллюзия возникновения материи из ничего или проникновения в нее внемировой творческой силы (101) в "абсолютном прогрессе" может быть, во-первых, результатом теоретического выпадения модуса и, как следс­твие, абсолютизации прогресса. Возникает модусы - один из другого, и действие атрибута (развитие как прогресс здесь только одно из его по­ниманий) теоретически недопустимо обращать на материю прямо, минуя ее модусы. Это особенно очевидно, если "абсолютный прогресс" заменить на "абсолютное изменение", поскольку цитированные авторы явно не отрица­ют атрибутивного характера движения. По той же логике, по которой аб­солютным прогрессом следует считать возникновение бытия из ничто, аб­солютным изменением (а движение абсолютно) будет превращение объективной реальности как таковой во что-то иное, т.е. по существу потеря ею субстанциальности, атрибутов и модусов или исчезновение. Ни прогресс, ни регресс, ни изменение вообще не являются абсолютными по отношению к материи как основанию атрибутов и модусов.

Данная иллюзия, во-вторых, может явиться следствием недиалекти­ческого отождествления абсолютного как такого основания с модусом, который в определенном выше смысле относительнее атрибута. Его отно­сительность неявно переносится при этом и на само основание, что ре­ализуется, например, в следующем, внешне направленном против концеп­ции восхождения от низшего к высшему, рассуждении. При ретроспективном взгляде на абсолютный прогресс материального мира "мы будем наблюдать... деградацию, увеличение хаотичности, ограничение разнообразия материальных объектов. Но существует объективный предел такому процессу - отсутствие разнообразия, однородность, хаотич­ность" (102). Естественно, от него невозможно самовосхождение даже к минимальному разнообразию и неоднородности, в нем просто нет содержа­ния, на которое может быть обращено действие атрибута (развития), а значит, нет и самого атрибута, который должен поэтому явиться извне. Однако это не объективный, а субъективный, логический предел мыслен­ного превращения абсолютного как основания в модус, объективной реальности - в первоматерию. К абсолютному прогрессу это имеет только негативное отношение. Абсолютность прогресса должна состоять именно в том, что для него нет последнего модуса, что каждый модус получает свой прогресс от предыдущего и их эстафета бесконечна. Приведенное рассуждение фактически свидетельствует не о том, что признание прог­ресса абсолютным равносильно признанию лишенной атрибута развития первоматерии, а о том, что развитие первоматерии не может быть не только абсолютным прогрессом, но и вообще процессом естественным. Та­ким образом, оно направлено само против себя.

Абсолютный прогресс означает, что в каждом следующей модусе аб­солютное обнаруживает себя как действительность более богатую содер­жанием, чем в предыдущем. Одна из версий обсуждаемого возражения состоит, однако, в том, что прогресс не может быть абсолютным по отно­шению к регрессу, что они равноправны. "Если в масштабе всей материи существует некое явление (процесс, закон), диалектически противополож­ное другому явление (процессу, закону), то оба неизбежно должны быть однопорядковы. В противном случае имела бы место некая неполнота, од­носторонность, наносящая ущерб… диалектической противоречивости и целостности движения (а следовательно, и материи), что абсолютно невозможно" (102). Деликатность этой версии в том, что она не нарушает так явно, как описанные варианты, общую диалектику основания, атрибу­та и модуса и потому направлена, кажется, в отличие от них, именно против трактовки единого мирового процесса в духе восхождения от низ­шего к высшему. Она исходит из факта существования в мире не только прогрессивных, но и регрессивных преобразований, и считает развитие единством этих противоположностей. Вопрос об абсолютном и относитель­ном переносится здесь с отношения развития как атрибута к объективной реальности и ее модусу на внутренние природу самого атрибута развития и ставится в виде дилеммы: или абсолютный прогресс, или единство про­тивоположностей прогресса и регресса как равных, однопорядковых.

Отношения противоположностей, их диалектика имеют свои уровни, и названная дилемма возникает тогда, когда останавливается, не переходя к следующему, на уровне, где обе противоположности выступают только как относительные и в этом равные. Действительно, противоположности существует лишь в отношении взаимополагания, и "быть "членом" диалек­тического противоречия означает быть относительным" (103), абсолютным в данном контексте является лишь единство противоположностей - прогрес­са и регресса. Развитие конечных систем или то, что происходит с от­дельными вещами и предметами, будь оно в итоге усложнением, упрощени­ем, изменением в одной плоскости, имеет в качестве основания своей относительной самостоятельности, спонтанности это единство и является внутри себя определенной комбинацией прогресса и регресса. Поскольку это основание имеют все процессы, оно является далее и основанием ин­теграции их в единый мировой процесс, полная самостоятельность кото­рого также обязана ему. Остановка на уровне относительности прогресса и регресса обладает, таким образом, своим теоретическим смыслом и мо­нет быть продуктивной при анализе структуры отдельных процессов и ус­тановлении принципов их объединения в целое, но она ничего не говорит о направленности бесконечного мирового процесса уже потому, что в от­носительности прогресс и регресс выступают также и как ограничившие друг друга, т. е. только конечные, процессы. Прогресс сменяется регрес­сом, преобладает в одних частях Вселенной, уступает регрессу в других и наоборот, и так далее до бесконечности в теоретически "дурном" ее смысле утраты обоими своей определенности в этой нескончаемой косми­ческой "вендетте".

Одним из эффектов остановки только на моменте равенства прогрес­са и регресса является доведение их понятий до той степени тождества, в которой они вообще лишаются своего содержания "усложнения" и "упро­щения". Начинает казаться, что "сам факт движения вперед тем же са­мым, что это именно шаг вперед, выступает как регресс, т.е. один и тот же шаг тем, что он шаг в определенном направлении, является прог­рессом; и этим же самым, тем, что он шаг в определенном направлении, является регрессом" (104); и прогресс и регресс "здесь не различные направления в развитии, а лишь моменты одной и той же сущности, одно­го и того же направления развития, которое как направление не имеет смысла, снимается" (105). Возможно ли направление, не имеющее направле­ния? По-видимому, переход от прогресса и регресса как отдельных нап­равлений, конечных процессов и относительных противоположностей к по­ниманию их моментами одной и той же сущности требует чего-то сверх их простой суммы, констатации их равенства и относительности, ссылка на которые вовсе не исключает понимания прогресса как абсолютного в от­ношении не регресса, а меняющейся действительности (в каждом очеред­ном модусе абсолютное есть действительность более сложная, чем в пре­дыдущем). Констатации равенства прогресса и регресса в их обоюдной относительности просто недостаточно для суждения о направленности ми­рового процесса.

Тем не менее эта направленность должна корениться и в отношении данных противоположностей, но на другом его уровне. Ключевым здесь выступает их диалектическое различив, имеющее два аспекта: чем отли­чаются друг от друга определенные противоположности как специфические стороны действительности (прогресс от регресса, сущность от явления, содержание от формы и т. д.) и чем вообще отличаются друг от друга лю­бые противоположности безотносительно к этой специфике. Очевидно, именно второе отличие делает какие-то стороны противоположностями в собственно диалектическом смысле этого слова. Случайность, например, не принято в этом смысле противопоставлять возможности или явлению из-за отсутствия между ними такого отличия. Очевидно также, что про­тивоположности не отличаются ни тем, что полагают, ни тем, что взаим­но отрицают друг друга. В этом они равны и одинаково необходимы, и, кроме того, взаимополагание (и его обратная сторона - взаимоотрица­ние) присутствует и в отношениях сторон, не противопоставляемых в "ядре диалектики". Так, случайность и не существует без возможности, и отрицает ее уже тем, что не все есть возможность, что есть и она -случайность, но противоречит ли случайное возможному? Очевидно, нако­нец, что утрата специфической определенности разрушительна для обеих, о чем говорит опыт их погружения в "дурную" бесконечность. В принципе это отличие давно найдено, но его теоретическое совмещение со специ­фическими различиями тех или иных конкретных противоположностей часто становится довольно мучительным процессом. Случай прогресса и регрес­са - один из ярких тому примеров.

Искомое отличие по существу положено Гегелем в основу его диа­лектики и состоит как раз в том, что одна из противоположностей в ко­нечном счете, в отрицании отрицания, оказывается абсолютной, а другая так и остается в нем относительной. Так, "бесконечное есть а) в прос­тои определении... отрицание конечного; b) но оно тем самым находится во взаимоопределении с конечный и есть абстрактное, одностороннее бесконечное; с) оно есть само снятие этого бесконечного, а равно и конечного, как единый процесс, - есть истинное бесконечное" (106). "Следовательно, бесконечное, каково оно есть на самом деле, есть про­цесс, в котором оно низводит себя до того, чтобы быть лишь одним из своих определений, противостоять конечному и, значит, быть самому лишь одним из конечных [т. е. относительным. - О. Б. ], а затем снимает это свое отличие от себя самого для утверждения себя и есть через это опосредование истинно бесконечное" (107), т.е. абсолютное: такое беско­нечное, "бесконечное в себе включает в себя конечное и, стало быть, есть в себе единство самого себя и своего иного" (108). Оно уже не нуж­дается в том, чтобы конечное полагало его со своей стороны, поскольку конечное - его внутренний момент. "Истинная... бесконечность... имеет своим образом круг, достигшую себя линию, которая замкнута и всецело налична" (109) - налична не в смысле исчерпанности всего возможного ряда конечного, а в смысле определенности и внутренней завершенности ее отношения к конечному вообще. Именно эта завершенность позволяет - пользуясь гелевским образом - данному кругу катиться, оставляя след, который не имеет конца ни в одну из сторон.

Той же логике должны подчиняться и противоположности, отношение которых определяет направленность бесконечного движения этого круга. Если нет, то нужно указать другое общее для любых противоположностей различие, иначе противоположности будут подменены в рассуждениях другим по своему основанию членением действительности, что и происхо­дит при критике концепции восхождения от низшего к высшему. Считают, например, что "в парных категориях диалектики, отражающих закономер­ность движения и развития, не может содержаться момент абсолютного приоритета, так как... это привело бы к предпочтению одного типа из­менений над другим" (110). Прогресс и регресс как диалектические проти­воположности фактически подменяются здесь отдельными процессами усложнения и упрощения отдельных вещей. Очевидно, что предпочесть в этом смысле прогресс - значит впасть в абсурд отрицания наличия или значения в мире деструктивных процессов, совершенно не свойственный пониманию развития в духе восхождения от низшего к высшему. В этом понимании абсолютен прогресс, включивший и опосредовавший себя рег­рессом как внутренним моментом, - интегральный прогресс (111), который, в отличие от относительного, конечного прогресса, и должен рассматри­ваться в качестве атрибута материи. Это - предпочтение совсем иного рода.

Диалектика абсолютного и относительного без особых возражений перекосится на соотношение движения и покоя. Признается, что способом существования материи является не покой и движение и та такое их единство, в котором оба они утратили свою определенности изменения и неизменности, а движение, включающее покой как свой собственный мо­мент и внутреннее условие. Движение признается, таким образом, абсо­лютным в том же смысле, что и гегелевское "истинно бесконечное". На фоне отказа в абсолютности прогрессу (или регрессу) это может иметь, на наш взгляд, следующее довольно простое объяснение. Движение и по­кой приходится рассматривать как абсолютное и относительное потому, что практически невозможно потерять в рассуждении их специфическую определенность изменения и отсутствия изменения, тогда как это доста­точно легко сделать в отношении более сложных понятий прогресса и регресса, сказав, например, что регресс - это отсутствие усложнения, а прогресс - отсутствие упрощения, что регресс - не усложнение, а прогресс - не упрощение. Очевидно, что "не упрощение" логически не обязано быть "усложнением", "не усложнение" - "упрощением", а их единство, отнесенное ко всей материи, - тем или другим. "Не упрощение" уже чисто семантически трудно назвать абсолютным в сопоставлении с "не усложнением".

Иногда это приобретает как бы перевернутый вид сознательного на­мерения изменить содержание "прогресса" и "регресса" так, чтобы при­вести их диалектику к стандарту противоположности абсолютного движе­ния и относительного покоя. Такова интересная и по-своему глубокая позиция цитированного уже В А. Босенко: "... истинностью и действительностью... обладает по сути один прогресс, а регресс выступает как его другое, как момент самого прогресса", однако "структурные сложности тут ни при чем", это "бытующее представление о прогрессе и регрессе взято из области конечных систем" и "для диалектического понимания развития является неверным", нужно "отделаться от ошибочного предс­тавления о восхождении как выстроенных в некоторый ряд явлениях при­роды в виде возрастающего ряда усложняющих вещей", "речь идет не об определенном направлении в бесконечном космическом мире" (112). Этот стандарт требует, по мнение автора, решительного отказа от понимания прогресса и регресса как различных направлений - усложнения и упроще­ния - изменения: "Абсолютное бесконечное движение может реализоваться только через противоположное - отдельные конечные формы движения. Та­кое ограничение самим движением себя и есть то, что называется регрессом в развитии, а само такое противоречивое движение выступает как единство противоположностей прогресса и регресса, а значит, как прогрессивно-регрессивное" (113). Прогресс в этом контексте отождествляется с абсолютным и бесконечный движением, а регресс - с его относительной остановкой в отдельных формах, т.е. фактически - с элементом покоя. По существу происходит подмена понятий - более, сложных (прогресса и регресса) более простыми (движения и покоя), поэтому вывод, что раз­витие материи нельзя толковать как бесконечное восхождение от низшего к высшему и в атом смысле как абсолютный прогресс, включавший попят­ные движения, регресс, представляется здесь не объективным решением проблемы направленности мирового процесса, а следствием потери тех понятий, без которых она не может быть и поставлена. Этот вывод не является, следовательно, аргументом в дискуссии о развитии.

Мир противоречив, и если наличие в нем противоположно направлен­ных линий изменения считать фактом, как оно и есть, то бесконечный, атрибутивный характер его развития должен быть выражен в понятиях прогресса и регресса, доведенных до противоположности абсолютного и относительного без утрата их исходного - как линий или видов изменения - содержания, "ибо сколь обе крайности ни выступали в своем существовании как действительные и как крайности, - свойство быть крайностью кроется все же лишь в сущности одной из них, в другой же крайность не имеет значения истинной действительности. Одна из крайностей берет верх над другой. Изложение обеих не одинаково" (114). Поэтому мировой процесс должен быть - с позиции диалектики – процессом изменения сложности.

К "абсолютному" и "относительному" еще придется вернуться с учетом следующего. Основанные на этих категориях аргументы против понимания единого мирового процесса как изменения сложности не могут был приняты. Одна их часть отвергает его, предварительно наделив изменение сложности такой абсолютностью, которой не имеет вообще никакой
процесс. Развитие, независимо от его конкретной трактовки, не является, как атрибут, абсолютным по отношению к своему носителю - материи. Развитие можно рассматривать абсолютным только по отношению к преходящим состояниям или модусам носителя, но другая часть этих apгументов по существу основана на отождествлении материи с одним из них - "первым" - и этим по-своему повторяет ошибку, заключенную в уже названной их части. Третья часть аргументов исходит из универсальности момента реальной относительности любых противоположностей, но затем фактически постулирует, не подводя под это никаких логических оснований, что в одних случаях (движения и покоя, например) противоположности связаны еще и как абсолютная и относительная, а других - к ним относят случай усложнения и деградации - эта связь отсутствует. В ней нет принципа необходимости подобной дискриминации. В диалектике абсолютного и относительного, таким образом, отсутствуя теоретический запрет (по меньшей мере, его активные поиски до сих пор не дали результата) на то, чтобы трактовать единый мировой процесс как изменение сложности, чтобы считать одну из противоположностей -
прогресс или регресс - абсолютной по отношению к другой. Если это прогресс, то он "низводит" себя до относительного прогресса – одной из тенденций и линий эволюции, наряду с регрессом, а затем снимает - как бесконечное снимает конечное - это свое отличие от самого себя и включая обе линии, оказывается единством себя и "своего другого" - другого и как регресса, и как относительного, зависимого, конечного прогресса. Косвенным свидетельством, что абсолютен именно прогресс, является отсутствие в научной литературе концепции развития как абсолютного регресса.

Мировой процесс изменения сложности может мыслиться, однако, я как круговорот - в виде некой глобальной пульсации сложности всей вселенной (другие варианты понимания круговорота будут затронуты ниже). Это сопряжено с признанием конечным многообразия материи, как бы запертой между своими наипростейшим (первоматерия) и наисложнейшим состояниями, и предполагает, что самая сложная форма материи возника­ет на вершине круговорота как переключатель развития с его восходящей на его нисходящую ветвь (115), т.е. является в сущности прирожденным самоубийцей, роль которого, как хорошо показал Э. Е Ильенков (116), должно сыграть человечество (конечно, если развитие - круговорот). Остается догадываться, кто переключает развитие на прогресс в нижней точке круговорота. Теоретическая плата этой модели за отказ от идеи абсолютности прогресса так велика, что она может существовать только в виде философско-поэтической фантасмагории.

Остальные варианты концепции круговорота основаны на том, что все связано со всем и каждый вид или форма движения так или иначе пе­реходит в любую другую форму, ни одна из них не привносится в эту систем извне и не покидает ее иначе, чем превращаясь в какую-то дру­гую форму. Система замкнута сама на себя и взаимодействие (движение) в ней является в этом смысле круговым. Однако круг - довольно бедный образ, и лучше представить эту систему множеством вложенных друг в друга, соседствующих и т.д. циклов или - еще лучше - ячеек некоей пе­ны, из каждой точки которой можно перейти к любой другой точке, при­чем разными путями. Круговорот в этой трактовке есть всеобщая форма связи. Подробный обзор становления и анализ современного состояния концепции круговорота недавно сделаны И. Я. Лойфманом и В.П. Стадником (117), мы определим здесь ее место в рассмотренном выше ряду пере­хода от абстрактных к конкретным пониманиям развития.

"Понятие "развитие материи" следует, - по мысли авторов, - отли­чать от понятий "развитие материального мира в целом" и "развитие от­дельного материального объекта". Если развитие материи... обозначает восхождение от низшего к высшему, то развитие материального мира в целом раскрывает мировой круговорот, а развитие отдельного объекта -это процесс его исторического изменения" (118). Таким образом, "понятие развития относится не только к «отдельным» объектам, но заключа­ет... содержание, восходящее к мировому процессу в целом... [и] можно говорить об «универсальном развитии», в котором развертывается в едином потоке мировая система событий", причем "модель круговорота наиболее адекватно отражает функциональную целостность мирового про­цесса", связанную с тем, что "в мире происходит не только становление, но и восстановление, не только производство, но и воспроизводство"; "если мы признаем за развитием признаки направленности, необратимости и смены качественных состояний, то должны признать и то, что развитие содержит и противоположные определения" - прежде всего обратимость, так что "неисчерпаемость развития и круговорот не исключает, а взаимополагают друг друга" (119), с чем нужно согласиться. "Понимание круговорота как абсолютного повторения тождественных форм не соответствует действительности", в данном отношении "круговорот не замкнут абсолютно, но включает в себя возможность необратимых измене­ний"; вместе с тем "круговорот в определенном отношении противостоит развитию": "воспроизводство в круговороте разнообразия материальных форм есть необходимое условие сохранения материи и движения", "цик­личность играет роль «сдерживающего» фактора" (120). Круговорот - не­обходимая консервативная сторона развития, механизм постоянного удер­жания и сохранения хотя бы части его результатов как основы его продолжения, механизм, так сказать, неисчезновения и невозникновения материи в процессе развития.

Итак, через призму этой концепции круговорота развитие предстает как, во-первых, единой мировой процесс и, во-вторых, процесс, откры­тый в принципе для необратимых качественных преобразований, хотя - теоретически - круговорот, будучи прежде всего механизмом воспроиз­водства наличного содержания действительности, не определяет сам по себе их тенденции и необходимости, развитие можно считать круговоро­том в том смысле, что все возникавшее в нем вычленяется из каких-то циклов и встраивается своим циклом воспроизводства или функционирова­ния в мировой круговорот, который и в целом должен меняться при атом. Круговорот есть "форма бытия отдельных материальных явлений и матери­ального мира в целом" (121). В этом качестве - как форма - он сам под­лежит развитию, однако является ли развитие круговорота круговоротом или чем-то иным - вопрос, который авторы этой концепции не ставят пе­ред собой, и она представляет собой по существу версию третьего в ря­ду "абстрактное-конкретное" варианта понимания развития - абстрактно­го представления о конкретном предмете. Поэтому сопровождающие ее доводы (122) против трактовки развития материального мира как его ус­ложнения не являются внутренне органичными для нее, повторяя тезис о возникновении материи из ничего, если прогресс - ведущая тенденция. Что означает на этом фоне согласие авторов с тем, что развитие мате­рии в отличие от мира в целом и его круговорота есть восхождение от низшего к высшему?

"Необходимость перехода к высшим формам заключена в самой приро­де материи... Но переходы к более сложным и высокоорганизованным формам не совершаются в виде прямолинейного "стремления", господствующе­го везде и всюду. Необходимость прогрессивного восхождения складывается локально лишь при определенных условиях" (123). То обстоя­тельство, что живое, например, локально и не все становится в разви­тии живым, не дает оснований для разведения понятий "развитие мира в целом" и "развитие материи". Прежде всего следовало бы развести поня­тия материи и мира в целом, сказав, например, что материя - это объ­екты, которые "прямолинейно стремятся" к усложнению, и уподобив мир вращающейся арене, необходимой, но безразличной этому ее стремлению, и не меняющей своей сложности, когда оно реализуется. Это бы сущест­венно ослабило идею целостности мира и его круговорота, и авторы не делают этого. Тем не менее подобное различение "развитии" в сочетании с отказом прогрессу в абсолютности по отношению к ре

Поиск по сайту: