Идеал арапешей и те, кто отклоняется от него 13 страница

По мнению Фримэна, Мид преувеличила степень сексуальной свободы, существовавшей в самоанском обществе. Но отношение самоанцев к сексуальности фактически было двойственным⁵². С одной стороны, как и у некоторых других народов Полинезии (тонга, мангаиа, мангарева, пукапука и др.), у них существовал культ “священной девственницы”. С другой стороны, был распространен обычай “сексуальной кражи”, причем разобраться, где было изнасилование, а где — условный ритуал, не так легко. Мид и Фримэн просто по-разному расставляют акценты (и подчас одинаково односторонне).

Но главная слабость книги Фримэна — методологическая. Фримэн призывает этнографов ориентироваться на социобиологию и генетику, что обеспечило ему симпатии ряда ученых-биологов (изданию его книги сильно способствовал профессор зоологии Гарвардского университета Эрнст Майр). Однако он не приводит ни одного доказательства того, что методы этих дисциплин объясняют самоанский или какой-либо другой характер лучше, чем культурологический подход. Его важнейшие обобщения основаны не на данных биологии, а на личных впечатлениях и данных социальной статистики. Эти источники всегда небезупречны, но какой этнограф может без них обойтись?

⁵¹ См.: Marshall E. A controversy on Samoa comes of age.— Science. Vol. 219, 4 March 1983, с 1042—1044; Marcus G. E. One man's Mead.— The New York Times Book Review. March 27, 1983; Begley S., Carey J. and Robinson C. In search of real Samoa.— Newsweek. February 14, 1983; Howard J. Angry storm over the South Seas of Margaret Mead.— Smithsonian. February 1983; Goodenough W. Margaret Mead and Cultural Anthropology. — Science. Vol. 220, 20 May 1983, c. 906—908; Levy R. L. The Attack on Mead .— Там же, с. 829— 832; Turnbull CM. Trouble in Paradise.— New Republic. March 28, 1983, с 32— 34; Fields С. М. Controversial Book Spurs Scholars' Defense of the Legacy of Margaret Mead.— Chronicle of Higher Education. May 11, 1983, Levenson T. Coming of Age in Anthropology. — Discover. April 1983, с 26—37.

⁵² См.: Shore B. Sexuality and gender in Samoa: conceptions and missed conceptions.— Sexual Meanings. The Cultural Construction of Gender and Sexuality. Ed. by S. B. Ortner and II. Whitehead. Cambridge — London — New York etc., 1981; Ortner S. B. Gender and sexuality in hierarchical societies: The case of Polinesia and some comparative implications,— Там же, с, 359—409.

Детальная оценка полевых работ Мид — дело специалистов. Новые факты и исследовательские методы неизбежно вносят поправки в старые схемы⁵³. Но шторм вокруг М. Мид не сводится к вопросу о том, каковы “настоящие” самоанцы, арапеши или Малийцы. Спор идет о самой сущности этнографического знания и критериях его ценности и объективности.

Говорят, что наши недостатки — продолжение наших достоинств. У Мид одинаково ярки и те и другие. Она пыталась описать целостность каждой данной культуры, характерный для нее тип личности и механизмы, посредством которых осуществляется “го передача из поколения в поколение (отсюда и интерес к детям и способам их воспитания). Но как это сделать?

Американский этнограф Освальд Вернер иронически заметил, что многие этнографические монографии похожи на кубистичоские портреты: в них невозможно узнать изображаемое лицо⁵⁴.

В конце 1982 г. редакция журнала “Советская этнография” провела “круглый стол” по проблемам этнопсихологии. Из опубликованных материалов⁵⁵ ясно видно, что ученые по-разному понимают ее предмет и методы, причем отчетливо прослеживается противоборство и одновременно взаимопереплетение культурологических и психологических, а также качественно-синкретических и количественно-аналитических тенденций и методов. Сорок лет назад эти вопросы, право же, не были яснее.

Этнография предполагает сравнение. Но что, с чем и как сравнивать? В 1935 г., поручая Мид руководить сравнительным исследованием соотношения кооперативного, т. е. основанного на сотрудничестве, и соревновательного поведения нескольких “примитивных народов”, ей рекомендовали обойтись “без этой чепухи, на которой всегда настаивают антропологи, твердящие о „целостных культурах"; просто сравните кооперативные и соревновательные навыки приблизительно в дюжине культур”⁵⁶. Казалось бы, чего проще? Тем более что психологи дали этнографам готовые определения: соревнование — “акт желания или попытки добыть то, к чему в то же самое время стремится другой”, а кооперация — “акт совместной работы для достижения общей цели”⁵⁷.

⁵³ См.: Holmes L. Ta'u: Stability and Change in a Samoan Village. Wellington, New Zealand, 1958; Shore B. Sala'ilua. A Samoan Mistery. N. Y., 1982; Tazin D. F. and Schwartz T. Margaret Mead in New Guinea: An Appreciation.— Oceania. 1980, vol. L, № 4, с 241—247; Geertz C. The Interpretation of Cultures. N. Y., 1973; Gewertz D. B. Sepik River Societies: A Historical Ethnology of Chambuli and Their Neighbours. New Haven, 1983.

⁵⁴ Цит. по: Shweder R. A. Storytelling Among the Anthropologists.— New York Times Book Review. September 1986.

⁵⁵ См.: Советская этнография. 1983, № 2—4,

⁵⁶ Cooperation and Competition, с. V.

⁵⁷ Там же, с. 8.

Увы! В дополнение к дихотомии кооперативного и соревновательного поведения Мид пришлось еще разграничить индивидуальное и коллективное поведение, а на уровне мотивации — использовать психоаналитические понятия “силы Я” и “чувства надежности” плюс развести значения терминов “вина” и “стыд”, а также “внутренних” и “внешних санкций”⁵⁸. И все равно поведенческие характеристики не совпадают с мотивационными, культурологические понятия — с психологическими (это наглядно видно на примере таких понятий, как “стыд” и “вина”), а количественные градации — с качественными различиями. Абстрактное понятие “соревновательного поведения” включает в себя и буржуазную конкуренцию, и социалистическое соревнование. Этнография же стремится к конкретному, целостному знанию.

Может ли этнограф вообще судить о свойствах национального характера изучаемого народа? Конечно. Но при этом он должен всегда помнить и указывать подразумеваемый эталон сравнения, ситуацию, в которой происходили оцениваемые действия, особенности исторической эпохи и многое другое. Мид этого часто не делала.

Фиксируя в первую очередь межкультурные различия, Мид нередко преувеличивала их, не замечая существенных стадиально-исторических и внутрикультурных вариаций. Нарисованные ею психологические портреты арапешей, мундугуморов и чамбули выглядят особенно контрастными оттого, что арапеши и чамбули описываются в их современном (в 1930-х годах) состоянии, тогда как об образе жизни мундугуморов рассказывается преимущественно по их доколониальному прошлому, которого Мид не застала, поэтому они кажутся особенно жесткими и агрессивными” Между тем раньше мужчины-чамбули были такими же воинственными охотниками за головами, как и мундугуморы ⁵⁹.

⁵⁸ Там же, с. VII.

⁵⁹ См.: Barnouw V, Culture and Personality. Homewood, III.,1973.

Иногда подразумеваемый эталон (например, сравниваются ли арапеши с мупдутуморами или с американцами) вообще не указывается, что делает итоговый этнопсихологический портрет односторонним или расплывчатым; другие исследователи характеризуют тот же самый народ совершенно иначе. Если Фримэн и Шор считают, что жители Самоа самолюбивы и агрессивны, то Холмо солидарен с мнением Мид и пишет, что за четыре года жизни на островах он ни разу не слышал ни об изнасиловании, пи о моетотоло, не видел ни одной кулачной драки, а по всем психологическим тестам самоанцы “выглядели мягкими, готовыми к сотрудничеству, сдержанными и послушными людьми”.

Предприимчивые журналисты не поленились проинтервьюировать самих самоанцев. Но и здесь мнения разошлись. Одни согласны с Мид, другие — с Фримэном, третьи же считают, что оба этнографа оклеветали их народ (Мид — приписав ему “сексуальную свободу”, а Фримэн — изобразив мрачным и агрессивным) и что иностранцы вообще не способны правильно о нем судить⁶⁰. В спорах о национальном характере беспристрастия ждать но приходится, и любые обобщения чреваты скандалом...

Результаты психологического тестирования убедительно показывают, что любая этническая группа имеет в своем составе индивидов разных темпераментов, не говоря уже о типах личности⁶¹. Хотя наши житейские представления о различии темпераментов у разных народов небеспочвенны, природные различия непонятны без учета социальных факторов. Современная социология эмоций показывает, что их проявление зависит от социального контроля: одни чувства разрешается и даже поощряется проявлять открыто, другие же нужно подавлять или скрывать. Культура структурирует не сами эмоции, а нормативные ситуации их проявления⁶². Всем известна изысканная вежливость японцев в межличностных отношениях, но в обстановке анонимной массовости и скученности, например в общественном транспорте, эти нормы не действуют, те же самые японцы ведут себя, по оценке европейских наблюдателей, крайне грубо. Спорить, какое поведение “правильно” выражает японский характер, бессмысленно.

Подчеркивая значение социальных и культурных факторов развития человека, Мид была в принципе — в тенденции — права. Другое дело, что она нередко делала слишком широкие и неправомерные обобщения.

Коренной недостаток всех теоретических построений Мид, как и вообще “психологической антропологии”,— склонность рассматривать семейно-бытовые и межличностные отношения вне системы общественно-производственных и политических отношений. Отчасти это связано с общей установкой боасовской школы. Если явления культуры объясняются из нее самой, изучение материальной жизни общества не кажется столь уж обязательным и необходимым. Мид никогда серьезно не занималась экономикой и скептически относилась к историческому материализму. Ее представления о социально-экономичеокой структуре общества были довольно расплывчаты, а отсюда и неясности в вопросе о характере и уровнях детерминации социальных явлений.

⁶⁰См.: Trumbull R. Samoan Leader Declares: “Both Anthropologists aro Wrong”.— New York Times. May 24, 1983.

⁶¹ Jahoda G. Psychology and Anthropology; A Psychological Perspective. L.— N. Y., 1982.

⁶²См. об этом подробнее: Этнические стереотипы поведения. Под ред. А. К. Байбурина. Л., 1985.

Следует отметить и еще одно важное обстоятельство. До Р. Бенедикт и М. Мид этнография была практически исключительно мужским занятием, причем исследователи-мужчины, как и в остальных отраслях обществоведения, обращали преимущественное внимание на поведение и деятельность мужчин, так что известная американская женщина-социолог Джесси Бернард однажды иронически сказала, что вся западная социология — это “мужские исследования мужского общества”. Мид пробила в этой стене первую брешь. Одна из ее главных научных и общественных заслуг заключалась именно в том, что она стала изучать но мальчиков, а девочек. Впрочем, в своих полевых исследованиях в Океании она и не могла поступить иначе, так как принятая в этих обществах жесткая половая сегрегация неминуемо распространяется и па этнографов: женщины не станут откровенно говорить с ученым-мужчиной, а мужчины не раскроются перед женщиной⁶³.

Но выбор информантов и изучаемой сферы деятельности отчасти предопределяет и исследовательские результаты. Материальное производство и политика как преимущественно мужские зачатия оставались вне сферы непосредственного наблюдения Мид, которая смотрела на них как бы с женской половины. А ведь именно там развертывались основные социальные конфликты, без учета которых невозможно оценить степень “соревновательности” или “кооперативности” любого народа. Да и сами свойства агрессивности и соревновательности всюду считаются скорее мужскими, чем женскими. Поэтому, кстати, данные Фримэна о преступности среди самоанских юношей не могут оез дополнительных уточнений рассматриваться в качестве опровержения тезиса Мид о бесконфликтности переходного возраста у девушек.

⁶³ Между прочим, это научило этнографов осторожности. Американский этнограф Джильберт Хердт, проживший два года среди папуасов самбия на Новой Гвинее и описавший их систему полового символизма, подчеркивает, что речь идет только об “идиомах маскулинности”, принятых среди мужчин. Для изучения женских представлений потребовалась бы этнограф-женщина (см.: Herdt G. H. Guardians of the Flutes: Idioms of Masculinity. N. Y., 1981). Раньше такие вещи никому не приходили в голову.

Очень сложными были отношения Мид с фрейдизмом. Представление о решающей роли культуры в формировании личности и акцент на различиях между культурами были несовместимы с биологизмом и универсалистскими притязаниями психоанализа. Однако позже, в середине 1930-х годов, занявшись теорией национального характера, Мид сблизилась с представителями неофрейдистской школы “культуры и личности”. Ее влияние сильнее всего проявилось в работе о балийском характере; Мид также подсказала английскому этнографу Джофри Гореру идею связать особенности русского национального характера с принятой в русских семьях практикой длительного тугого пеленания младенцев, под влиянием которого у детей якобы формируется привычка к терпению и послушанию⁶⁴. Хотя Мид категорически отмежевывалась от попыток установить прямую причинную связь между способами ухода за ребенком и переживаниями младенческого возраста, с одной стороны, и характером взрослого человека и типом культуры — с другой⁶⁵, “пеленочный детерминизм” вошел в историю науки как пример механицизма и тенденциозности.

Как сильные, так и слабые стороны Мид ярко проявились вее концепции межпоколенных отношений, навеянной студенческими волнениями 1960-х годов.

Связывая межпоколенные отношения с темпом общественного развития и господствующим типом семейной организации, Мид различает в истории человечества три типа культур: постфигуративные, в которых дети учатся главным образом у своих предков; кофигуративные, в которых и дети и взрослые учатся прежде всего у равных, сверстников; и п р е ф и г ур а т и в н ы е, в которых взрослые учатся также у своих детей.

Постфигуративная культура, по словам Мид, преобладает в традиционном, патриархальном обществе, которое ориентируется главным образом на опыт прежних поколений, т. е. на традицию и ее живых носителей — стариков. Традиционное общество живет как бы вне времени, а всякое новшество вызывает подозрение: “наши предки так не поступали”. Взаимоотношения возрастных слоев там жестко регламентированы, каждый знает свое место, и никаких споров на этот счет не возникает.

Ускорение технического и социального развития делает опору опыт прежних поколений недостаточной. Кофигуративная культура переносит центр тяжести с прошлого на современность. Для нее типичная ориентация не столько на старших, сколько на современников, равных по возрасту и опыту. В науке это значит, что мнение современных ученых считается важнее, чем, скажем, мнение Аристотеля. В воспитании влияние родителей уравновешивается, а то и перевешивается влиянием сверстников и т. д. Это совпадает с изменением структуры семьи, превращающейся иа “большой семьи” в нуклеарную. Отсюда — растущее значение юношеских групп, появление особой молодежной культуры и всякого рода межпоколенных конфликтов.

⁶⁴ См.: Gorer G. and Rickman 1. The People of Great Russia. L., 1949. ⁶⁵ См.: Mead M. The swaddling hypothesis: Its reception. — American Anthropologist. 1954, vol. 56, c. 395—409.

Наконец, в наши дни, считает Мид, темп развития стал настолько быстрым, что прошлый опыт уже не только недостаточен, но часто оказывается даже вредным, мешая смелым и прогрессивным подходам к новым, небывалым обстоятельствам. Префигура-тивная культура ориентируется главным образом на будущее. Поэтому не только молодежь учится у старших, как было всегда, по и старшие во все большей степени прислушиваются к молодежи. Раньше старший мог сказать юноше: “Ты должен слушаться меня, потому что я был молодым, а ты не был старым, поэтому я лучше тебя все знаю”. Сегодня он может услышать в ответ: “Но вы никогда не были молоды в тех условиях, в которых нам предстоит жить, поэтому ваш опыт для нас бесполезен”. Отсюда Мид выводит и молодежную контркультуру, и студенческие волнения в США.

Концепция Мид правильно схватывает зависимость межпоколенных отношений от темпов научно-технического и социального развития н подчеркивает, что межпоколенная трансмиссия культуры включает в себя не только информационный поток от родителей к детям, но и встречную тенденцию: молодежная интерпретация современной ситуации и культурного наследства оказывает влияние и на старшее поколение. В эпоху научно-технической революции удельный вес молодежных инноваций в развитии культуры и социальная потребность в них резко возрастают. Но как бы ни усиливалась эта тенденция, взаимоотношения старших и младших и распределение между ними социальных функций не могут стать симметричными. Какие бы новшества ни предлагала молодежь, они всегда основаны на опыте прошлых поколений и, следовательно, на определенной культурной традиции.

Не следует фетишизировать и темпы культурного обновления. Разные элементы культуры изменяются отнюдь не в одинаковом ритме. Обновление и устаревание специализированных научно-технических знаний и навыков происходит значительно быстрее, чем смена важнейших ценностных ориентации, верований и. т. п. Следовательно, и степень межпоколенных различий в этих сферах будет разной.

В рассуждениях Мид не уточняются ни субъектные (идет ли речь о взаимоотношениях старших и младших вообще, или родителей и детей, или просто разных возрастных когорт), ни объектные (передача каких именно знаний, норм или навыков имеется в виду), ни процессуальные (как передаются эти знания или ценности) аспекты межпоколенной трансмиссии культуры. А без этого невозможно конкретное исследование.

Современная этнография детства, безусловно, сильно отличается от того, что делала Маргарет Мид. Расширилась междисциплинарная кооперация, возникли новые методы, вопросы, исследования⁶⁶. Многие проблемы, вокруг которых ломали копья 20— 30 лет назад, потеряли смысл или формулируются иначе.

Сегодня никто уже не надеется, что закономерности развития человека можно вывести только из биологии, или только из этнографии, или только из психологии. Междисциплинарная кооперация предполагает тщательный учет всех имеющихся подходов и данных.

Однако труды Маргарет Мид и сегодня представляют интерес для специалистов всех разделов человековедения. Не потому, что эти работы безошибочны и их можно принимать на веру, отнюдь нет. Но очень многие положения и идеи американского этнографа прочно вошли в общенаучный оборот, а ничто так не помогает развитию методологической рефлексии и способности к самокритике, как изучение истории науки.

История науки свидетельствует, что хорошие вопросы часто оказываются ценнее, чем правильные ответы на них. Маргарет Мид хорошо понимала это, процитировав однажды прекрасные слова из “Гамлета” Арчибальда Мак-Лиша:

Мы выучили все возможные ответы,
Но мы не ведаем, в чем состоит вопрос⁶⁷.

Лучшие работы Мид остаются этнографической классикой не потому, что дают окончательные “правильные” ответы, а потому, что в них поставлены важные, не утратившие значения вопросы. Главный вопрос, с которым Мид ехала па Самоа и который задавала себе всю жизнь, по свидетельству ее коллеги и друга Рут Бунзель, был не “Как мы можем понять других?”, а “Как мы можем понять себя?”⁶⁸.

Этнография всегда была и остается важным средством самопознания культуры путем познания других культур и народов. Другой, с которым мы соприкасаемся, может казаться похожим или совсем не похожим на нас, плохим или хорошим, близким или далеким. Но общение с ним неизбежно стимулирует наш самоанализ и помогает осознать фундаментальную общность стоящих перед человечеством проблем.

Известный советский этнограф М. О. Косвен еще в 1946 г, писал, что собранный Мид материал и “сделанные ею отдельные обобщения и выводы имеют, с нашей точки зрения, большое научное значение и могут быть с успехом использованы в советской туке. Работы Мид должны, по нашему мнению, заинтересовать у нас (не говоря об этнографах) не только педагогов, но и психологов, историков первобытного общества, историков религии, наконец, и более широкие круги советского читателя”⁶⁹.

⁶⁶ См.: Кон И. С. Этнография детства. Историографический очерк. — Этнография детства. Традиционные формы воспитания детей и подростков у пародов Восточной и Юго-Восточной Азии. М., 1983, с. 9—50.

⁶⁷ “Hamlet of A. MacLeish”.— Цит. по: Mead M. Culture and Commitment, с. 89.

⁶⁸ Цит. по: Howard J. Angry storm, с. 74.

⁶⁹ Косвен М. О. Проблемы воспитания и психологии ребенка в свете этнографического материала (Работы Маргарет Мид). — Советская этнография. 1946, № 2, с. 232.

Сегодня, сорок лет спустя, эта оценка не устарела. Из множества трудов Мид по этнографии детства мы старались отобрать те, которые наиболее характерны для нее как ученого и вместе с тем представляют интерес для разных читателей. Чтобы уложиться в заданный объем, многие работы пришлось переводить но полностью. Все сокращения и купюры обозначены в тексте и оговорены в комментариях. Так как книгу будут читать люди разных специальностей, мы сочли нужным прокомментировать также некоторые теоретические понятия, персонажи и фактические данные. При редактировании и уточнении текста большую помощь переводчику и редакторам оказали сотрудники ленинградской части Института этнографии АН СССР Н. А. Бутинов, Е. В. Иванова и Е. В. Ревуненкова, которым мы приносим искреннюю благодарность. Мы также благодарны Американскому музею естественной истории, который любезно предоставил для публикации фотографии Маргарет Мид.

Поиск по сайту: