Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Контроль через представителя



Когда осуществление личного контроля невозможно или не поощряется, индивид может оставить попытки установления непосредственного личного контроля и попытаться обрести «чувство безопасности с помощью контроля через представи­теля» (Bandura, 1982, р. 142). Контроль через представителя означает контроль с помощью другого человека, действующего на благо личности, осуществляющей контроль (табл. 12.1).

При вмешательстве третьей стороны посредники могут быть призваны, напри­мер, урегулировать межличностные отношения, которые чреваты или уже харак­теризуются конфликтом интересов. С помощью посредников люди могут достичь желаемого результата, не прибегая к действиям в качестве агента контроля. Имен­но в этом смысле считается, что люди, использующие вмешательство третьей сто­роны, прибегают к контролю через представителя. Как подсказывает приведенный выше анализ нежелания жителей Восточной Азии использовать непосредственный личный контроль, вмешательство третьей стороны предпочитают в первую очередь в Восточной Азии, а не на Западе. В самом деле, в соответствии с проведенным (Bian & Ang, 1997) обследованием 1008 китайских рабочих и 512 рабочих в Синга­пуре, при смене места работы посредники играют важную роль в установлении контакта между работником, желающим сменить работу, и его новым нанимателем.

Контроль через представителя весьма важен для выживания тех, кто занимает более уязвимое положение и вследствие этого не может изменить окружающие условия в соответствии со своими склонностями. Поскольку такие люди не обла­дают достаточными навыками, знаниями и возможностями, которые позволяли бы им достичь желаемого результата или избежать нежелательных последствий, связанных с внешними условиями, у них нет других средств контроля своего окружения, кроме контроля через представителя. Поэтому такой вид контроля имеет первостепенную важность для индивидов, находящихся в уязвимом поло­жении, нацример для детей или подчиненных в какой-либо организации, обеспе­чивая им возможность использовать людей, обладающих большими возможностя­ми, чем они сами, и которых можно склонить к действиям во благо себе. Для детей это родители, действия которых могут привести к желаемому для ребенка резуль­тату. Например, ребенок просит родителей купить ему дорогую игрушку. Подоб­ным образом подчиненный может обратиться к непосредственному начальнику с просьбой поговорить с президентом корпорации о продвижении по службе. В си­туациях такого рода люди, прибегающие к контролю через представителя, не мо­гут сами осуществить непосредственный личный контроль. Ребенок не может сам купить дорогую вещь, а подчиненный не имеет возможности поговорить с прези­дентом корпорации о повышении в должности. Поэтому они вынуждены исполь­зовать контроль через представителя, если хотят достичь желаемого результата во внешнем мире.

Распространенность контроля через представителя в контексте восточной куль­туры отражается в предложенной японским психоаналитиком Дои (Doi, 1977) концепции амэ, которая является ключевым понятием для понимания японской ментальное™. Применительно к повседневности, амэ предполагает возможность не всегда допустимого поведения личности (Takemoto, 1986). Точнее, индивид вправе предполагать, что его неадекватное поведение будет восприниматься как приемлемое другим человеком, если они находятся в достаточно близких отноше­ниях. Это допущение и получило у японцев название амэ (Yamaguchi, 1999).

Например, ребенок может надеяться, что родители купят ему дорогую игруш­ку, потому что они любят его. Служащий компании, мечтающий о повышении, на­деется, что его начальник положительно отреагирует на его желание получить по­вышение, поскольку он находится в дружеских отношениях с начальником, хотя,

возможно, сам служащий и не заслуживает продвижения по службе. В приведен­ных примерах подобные просьбы в обычной ситуации воспринимаются противной стороной как неуместные. Несмотря на это проситель пытается получить желае­мое при помощи обладающего соответствующими возможностями другого чело­века, например родителей, мужа, начальника, поскольку поддерживает с ними близкие отношения. Важно отметить, что амэ обычно предполагает действительно тесные отношения, такие как отношения между близкими друзьями, родителями и детьми или мужем и женой. При наличии таких отношений даже неадекватное поведение часто воспринимается как допустимое, хотя и с определенными оговор­ками. Таким образом, амэ у японцев может рассматриваться как попытка контро­ля через представителя, при котором благодетель принимает неуместное поведе­ние или просьбу, которые едва ли допустимы при отношениях иного рода.

Очевидно, что амэ или другие разновидности контроля через представителя не способствуют ощущению самоэффективности при достижении цели контроля. Прибегая к контролю через представителя, индивид должен оставить попытки непосредственного контроля внешних условий и отказаться от возможности при­обрести необходимые навыки (Bandura, 1982). Проистекающая из этого низкая самоэффективность способствует формированию зависимости индивида от конт­роля через представителя, которая продолжает уменьшать возможности вырабо­тать навыки, необходимые для эффективной деятельности (Bandura, 1997, р. 17). Таким образом, если автономия представляет для индивида действительную цен­ность, контроль через представителя определенно нежелателен, ввиду его разру­шительного воздействия на автономию индивида.

Однако, если приоритет отдается сохранению гармонии, контроль через пред­ставителя, включая амэ, поворачивается светлой стороной, поскольку он оказы­вает весьма благотворное воздействие на межличностные отношения. Если бла­годетель успешно справляется с ситуацией, разрешая ее во благо просителя, это способствует более глубокому доверию к благодетелю. Благодетель же получает возможность ощутить, что проситель ценит его и доверяет ему, поскольку про­ситель отказывается от попыток контроля и обращается к благодетелю с просьбой об услуге.

Даже с точки зрения самоэффективности контроль через представителя не обя­зательно приносит вред. Он может способствовать формированию ощущения са­моэффективности в поддержании межличностных связей, поскольку контроль через представителя требует определенных навыков общения, позволяющих най­ти того, кто располагает соответствующими возможностями, и склонить его к дей­ствиям на благо просителя. В этом смысле контроль через представителя следует отличать от отказа от контроля. Его можно понимать как попытку контроля, при которой подлинный агент (то есть субъект) скрыт. При контроле через представи­теля индивид знает, чего он хочет, и использует хорошо развитые навыки общения, чтобы склонить потенциального благодетеля действовать себе во благо. Поэтому ситуация обычно контролируется скорее просителем, чем благодетелем. Исполь­зуя контроль через представителя, индивид может получить даже то, что он при других обстоятельствах не может себе позволить, используя личный контроль, как это происходит в случае амэ.

Ким и Ямагучи (Kim & Yamaguchi, 2001) обнаружили, что японцы отдают себе отчет в двояком характере амэ: они понимают его губительное воздействие на автономию и благоприятное воздействие на межличностные отношения. Более 1000 японцев, включая старшеклассников и студентов колледжей, а также взрос­лых, по нашей просьбе отвечали на открытые вопросы опросника, касающегося амэ. Результаты показали, что, как и ожидалось, японцы сознают как позитивные, так и негативные аспекты амэ и вследствие этого занимают по отношению к нему двой­ственную позицию. Японские респонденты связывают с амэ такие позитивные чувства, как приязнь/любовь, признание и доверие, и такие негативные ощущения, как зависимость, неудовольствие, эгоизм или инфантилизм. Респонденты также отмечали, что принятие амэ имеет такие позитивные моменты, как более тесные взаимоотношения и получение взаимной выгоды, и такие негативные моменты, как незрелость и затруднения для того, кто обеспечивает достижение цели.

Японские респонденты допускают амэ лишь в определенных ситуациях. Как утверждает Такемото (Taketomo, 1986), амэ может приветствоваться и допускать­ся лишь при обоюдном согласии взаимодействующих сторон. То есть допустимость амэ зависит от близости межличностных отношений и контекста, в котором к нему прибегают. Очевидно, амэ представляет собой один из практических способов кон­троля физических и социальных внешних условий, в которых находится индивид, по крайней мере, в Японии. Амэ позволяет индивидам, обладающим ограниченны­ми возможностями, влиять на внешние условия, сохраняя при этом гармонию меж­личностных отношений.

Коллективный контроль

Помимо непрямого личного контроля и контроля через представителя, существует еще одна разновидность контроля, не вступающего в конфликт с гармонией меж­личностных отношений. При коллективном контроле индивид пытается контро­лировать окружение как член коллектива или группы, которые и выступают в ка­честве агента контроля. Таким образом, членам группы не приходится беспоко­иться о сохранении гармонии межличностных отношений с другими членами группы, поскольку они имеют общие цели контроля (табл. 12.1).

В Восточной Азии единицей, способной к выживанию, была в первую очередь группа или коллектив, а не изолированные индивиды или нуклеарные семьи (Triandls, 1994). В качестве такой единицы группа или коллектив может функци­онировать как автономный агент. Действительно, Менон, Моррис, Чиу и Хонг (Menon, Morris, Chiu & Hong, 1999) утверждают, что жители Восточной Азии рас­сматривают коллектив как автономное образование. В соответствии со своим утверждением, они доказывают, что жители Восточной Азии обычно с большей го­товностью связывают причины разного рода событий с характеристиками группы, нежели со способностями личности. Китайцы в Гонконге обычно объясняют при­чины скандальных происшествий в какой-либо организации особенностями груп­пы, не связывая их с личными качествами, тогда как американцы демонстрируют диаметрально противоположный подход.

При коллективном контроле ответственность и функции агента распределяют­ся между всеми действующими лицами (Latane & Darley, 1970). Если каждый член

коллектива в равной мере отвечает за результат, никто не будет нести личной от­ветственности за негативный результат. Хотя никто не сможет поставить себе в заслугу и позитивный результат, это именно то, что предпочитают жители Восточ­ной Азии. Мурамото и Ямагучи (Muramoto & Yamaguchi, 1997) показали, что япон­цы предпочитают приписывать успехи заслугам членов своей группы, что говорит о том, что японцы не претендуют на оценку персональных заслуг при успешной деятельности в рамках группы. Люди поддерживают гармонию в отношениях чле­нов группы благодаря тому, что они разделяют ответственность за результат дея­тельности группы, независимо от того, каков этот результат.

В Восточной Азии группа не только воспринимается как агент, ее члены счита­ют, что как коллектив они способны к более эффективным действиям, нежели как отдельные личности (Earley, 1989, 1993). Эрли (Earley, 1989) обратился к обучав­шимся на курсах менеджеров из США и КНР с просьбой поработать над аддитив­ной задачей (Steiner, 1972), представляющей собой составление памятных записок и определение порядка очередности бесед с клиентами. Как и ожидалось, он обна­ружил, что индивидуалисты-американцы проявляют в такой ситуации социальную леность (то есть снижение активности при выполнении коллективного задания по сравнению с активностью при выполнении индивидуального задания, что показа­ли также Латане, Уильяме и Харкинс — Latane, Williams & Harkins, 1979), тогда как коллективисты-китайцы вели себя иначе. Было также обнаружено, что китай­ские испытуемые в группе работали более интенсивно, чем поодиночке, в особен­ности в условиях наличия серьезной коллективной ответственности, при которых перед группой испытуемых ставилась точно определенная цель. В соответствии с интерпретацией исследователя, эти результаты говорили о том, что приоритетны­ми для китайцев являются групповые цели и коллективные действия, а не личные интересы, в то время как по отношению к американцам верно обратное.

Эрли (Earley, 1993), развивая такую трактовку, показал, что отсутствие соци­альной лености у китайцев связано с индивидуально воспринимаемой эффектив­ностью группы, которая определяется как личные ожидания в отношении потен­циальных возможностей группы. В его эксперименте менеджеров из США и Ки­тая попросили имитировать деятельность управленческого характера, как и в исследовании Эрли в 1989 году, в трех типах условий: в одиночку, в условиях вклю­ченности в группу, находясь вне группы. Находясь в группе или вне группы, испы­туемые считали, что они работают с членами группы или с теми, кто не включен в группу. Производительность китайских испытуемых была значительно выше при включенности в группу, по сравнению с двумя другими ситуациями, тогда как про­изводительность американских испытуемых была значительно выше, когда они работали в одиночку, чем при прочих обстоятельствах. В соответствии с показате­лями производительности можно было сделать вывод, что китайские испытуемые, будучи включены в группу, оценивают групповую эффективность выше, чем аме­риканцы. Следовательно, данные результаты говорят о том, что китайские испы­туемые работали более интенсивно при включенности в группу благодаря вере в эффективность группы.

Такая вера в силу коллектива может привести к возникновению у людей иллю­зии коллективного контроля. Ямагучи (Yamaguchi, 1998) предположил, что японцы,

обычно без всяких на то оснований, оценивают риск гораздо ниже, когда находят­ся в коллективе, чем в одиночку. В первом эксперименте испытуемыми были япон­ки, которым предложили оценить уровень риска в вымышленных ситуациях, опи­санных в рассказе, причем количество действующих лиц, одновременно подвергав­шихся опасности, исходившей из одного и того же источника, варьировалось. Например, участниц эксперимента попросили оценить возможность заболеть ра­ком, предположив, что они пьют воду, содержащую канцерогены, в ситуациях, ког­да они употребляют загрязненную воду в одиночку, вместе с небольшой группой людей или с большой группой людей. Как должно быть понятно читателю, нет ка­ких-либо оснований полагать, что количество товарищей по риску оказывает вли­яние на вероятность заболеть раком. Тем не менее, по оценке участниц экспери­мента, чем больше товарищей по риску, тем меньше вероятность заболеть. Во вто­ром эксперименте те же самые данные были получены повторно в лабораторных условиях, когда участники подвергались реальной опасности получить удар током. Эффект снижения оценки риска в группе был повторно выявлен в Гонконге, где использовались в основном те же сюжеты (Amy & Leung, 1998).

Ямагучи, Гельфанд, Мицуно и Земба (Yamaguchi, Gelfand, Mizuno & Zemba, 1997) занимались более глубокой проверкой того, действительно ли японцы пре­увеличивают эффективность коллектива, а американцы, в первую очередь мужчи­ны, переоценивают самоэффективность.В соответствии с нашими прогнозами, японцы придерживаются установки, что коллективный контроль более эффекти­вен, чем личный контроль, тогда как американцы полагают, что личный контроль более эффективен, чем коллективный контроль.

В ходе эксперимента испытуемым сказали, что эксперимент касается воздей­ствия неприятных переживаний на последующее выполнение задачи. Якобы с этой целью испытуемым было сказано, что они будут поставлены или в контрольные условия или в условия, заставляющие их испытать неприятные ощущения, в зави­симости от результатов розыгрыша. Им объяснили, что если они попадут в число испытывающих неприятные ощущения, их попросят выпить горький напиток, а в контрольных условиях им не придется это делать.

На самом деле было два типа условий для испытуемых — действия в одиночку или в группе. В условиях действий в одиночку испытуемых просили вытянуть че­тыре лотерейных билета, на каждом из которых было однозначное число. В усло­виях действий в группе участнику говорили, что он входит в состав группы из четырех человек, остальные участники которой находятся в других комнатах. Экспериментатор объяснял, что каждый из четырех членов группы вытаскивает один лотерейный билет. И тем, кто действовал в одиночку, и тем, кто принадлежал к группе, сказали, что условия эксперимента для них (неприятные ощущения или их отсутствие) будут зависеть от суммы чисел на четырех лотерейных билетах. Таким образом, экспериментальная ситуация была задана таким образом, что и при действиях в одиночку, и в условиях принадлежности к группе вероятность оказать­ся в условиях, при которых придется испытать неприятные ощущения, была одинаковой. Испытуемые, которые действовали в одиночку, вытягивали четыре лотерейных билета самостоятельно, в то время как испытуемые, принадлежавшие к группе, полагали, что билеты будут тянуть все четыре члена группы. Как и в экс­перименте, описанном выше (Yamaguchi, 1998), не было оснований полагать, что

сумма четырех цифр на лотерейных билетах зависит от того, кто тянет билеты. В качестве зависимой переменной выступала оценка испытуемыми вероятности, что им придется оказаться в группе, которая должна будет испытывать неприят­ные ощущения и пить горький напиток.

Как и ожидалось, результаты показали, что японцы в условиях принадлежности к группе оценивали вероятность того, что им придется оказаться в нежелательных условиях, ниже, чем те, кто действовал в' одиночку, американские же участники мужского пола продемонстрировали обратную реакцию. Американские женщины вели себя так же, как и японки: они преувеличивали силу коллектива по сравне­нию с самоэффективностью.

Хотя такие результаты в отношении американок могут вызвать недоумение, их можно объяснить, принимая во внимание ценностные ориентации американских женщин. Гиллиган (Gilligan, 1993) доказывает, что женщины в США ценят меж­личностные связи выше, чем мужчины, и в психологическом отношении менее обособлены по сравнению с мужчинами. Утверждениям Гиллиган созвучны и дан­ные Ботель и Марини (Beutel & Marini, 1995), которые говорят о том, что ученицы выпускного класса средней школы в США в период с 1977 по 1991 год чаще, чем их одноклассники-юноши, выражали озабоченность благополучием окружающих и чувство ответственности за них, а дух соперничества и материализм были свой­ственны девушкам в меньшей степени, чем юношам. Поэтому можно понять, что американские женщины оказались ближе к представителям восточноазиатской культуры в своем стремлении к сохранению межличностных отношений и заботе об окружающих. Такие установки вполне могут сформировать у американок об­щую установку на групповую эффективность. К проблеме тендерных различий в подходе к контролю мы еще вернемся в заключительном разделе.

С точки зрения развития, ощущение самоэффективности формируется в про­цессе социализации индивида (Bandura, 1989, 1997). Новорожденный младенец появляется на свет без какого-либо ощущения самоэффективности. У маленьких детей ощущение самоэффективности формируется постепенно на основе соотне­сения поведения и результата. Поскольку соотношение поведения и его результа­та часто зависит от родителей, учителей или других взрослых, обладающих опре­деленными потенциальными возможностями, ощущение самоэффективности ин­дивида формируется под влиянием определенной культурной среды, в которой он воспитывается. Если целенаправленно выстраиваются или подчеркиваются связи между поведением ребенка и его результатом (как в США), у ребенка формирует­ся устойчивое убеждение в самоэффективности. Если же взрослые выстраивают определенные связи между коллективным поведением и его результатом^ у детей будет формироваться в первую очередь ощущение эффективности коллектива (то есть ощущение, что коллектив обладает большимивозможностями изменения окружающих условий). После того как такое ощущение эффективности коллектива сложилось, оно превращается в самоисполняющееся пророчество, Так, китайцы обычно верят в силу коллектива и прилагают больше усилий, когда работают в группе, по сравнению с работой в одиночку (Earley, 1993), что делает работу кол­лектива более эффективной, чем действия отдельного индивида.

Подводя итог, можно сказать, что для жителей Восточной Азии предпочтение коллективного контроля личному представляется вполне естественным по трем

следующим причинам. Во-первых, при коллективном контроле индивид не вос­принимается как агент, что позволяет избежать конфликтов личного характера. Во-вторых, представители восточно-азиатских культур придерживаются веры в то, что коллективные усилия более эффективны, чем усилия отдельного индивида, и эта вера подтверждается практикой. В-третьих, коллективный контроль благо­приятствует гармоничным отношениям с другими членами группы, поскольку лич­ные цели в данном случае совпадают с целями группы.

Что касается агентов контроля, то, помимо непосредственного личного контро­ля, который имеет доминирующее значение в западной культурной среде, суще­ствуют еще по крайней мере три вида. Как показано на рис. 12.1, акцент на сохра­нении гармоничных межличностных отношений ведет индивида к выбору страте­гий, предполагающих непрямой личный контроль, контроль через представителя или коллективный контроль. При ориентации на автономию индивид избирает стратегии непосредственного личного контроля. Проведенные исследования и дискуссии по данному вопросу говорят о том, что стратегии непосредственного личного контроля более распространены среди тех, кто ценит автономию, тогда как стратегии, представленные в нижней части рисунка, более предпочтительны для тех, кто ценит гармонию межличностных отношений выше личной автономии.

Рис. 12.1. Связи между ценностями и стратегиями контроля

Объект контроля

Физиологическое и психологическое благополучие индивида требует выстраива­ния определенных взаимоотношений с физическим и социальным окружением. В процессе создания таких отношений индивид пытается изменить или свое окру­жение, физическое или социальное, или самого себя. Ротбаум и соавторы (Rothbaum etal., 1982), а также Вайс и соавторы (Weiszetal., 1984) предложили разграничить два вида контроля, определив их как первичный контроль и вторичный контроль. При первичном контроле объектом являются внешние реалии физического или социального окружения индивида. Индивид пытается «увеличить вознаграждение, оказывая воздействие на окружающую реальность (других людей, обстоятельства, симптомы, проблемы, касающиеся поведения)», в процессе «личного воздействия, применения силы или даже агрессию» (Weisz et al., 1984, p. 955). При вторичном

контроле объектом контроля становится сам индивид. Он пытается «увеличить вознаграждение, приспосабливаясь к существующей реальности и получая от нее максимальное удовлетворение или извлекая максимальную пользу из обстоя­тельств, которые остались неизменными» (Weisz et al., 1984, p. 955).

Расширяя понятие контроля за счет представления о вторичном контроле, дан­ные авторы внесли весьма важный вклад в прогресс научно-исследовательской работы в данной области, как концептуального, так и эмпирического характера. К тому же они иснользовали данное разграничение с учетом контекста, рассматри­вая его применительно к культурным различиям в установках, связанных с контро­лем. Вайс и соавторы (Weisz et al., 1984) утверждают, что первичный контроль иг­рает важную роль в повседневной жизни в США, тогда как вторичный контроль превалирует в Японии. Что касается различий в установках, связанных с контро­лем, и существующих между Востоком и Западом, то Вайс и соавторы (Weisz et al., 1984) приводят доказательства того, что а) жители Восточной Азии реже прибега­ют к первичному контролю, поскольку считают его менее осуществимым и менее желательным, чем американцы, и б) жители Восточной Азии прилагают больше усилий к осуществлению вторичного контроля, чем американцы. В следующих разделах после конкретизации представлений о двух типах контроля будут рас­смотрены имеющиеся в нашем распоряжении данные.

Первичный контроль

Согласно Ротбауму с соавторами (Rothbaum et al., 1982), как первичный, так и вто­ричный контроль включают четыре разновидности: прогнозирующий, иллюзор­ный, замещающий, интерпретирующий (табл. 123). При прогнозирующем пер­вичном контроле индивид пытается предсказать события, чтобы успешно достичь цели. Пример контроля этого типа — предвидение следующего хода противника при игре в шахматы. Если прогноз сделан правильно, шансы на победу возрастают. При иллюзорном первичном контроле индивид пытается контролировать не­управляемые события, например события случайного характера. Примером такого контроля является суеверное поведение азартных игроков. Азартный игрок про­должает носить потрепанную шляпу, которая была на нем 10 лет назад в момент крупного выигрыша, веря, что эта грязная шляпа приносит удачу. Замещающий первичный контроль эквивалентен контролю через представителя, поскольку предполагает попытку манипулировать другими людьми, обладающими соответ­ствующими возможностями. И наконец, интерпретирующий первичный контроль

Таблица 12.2

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.