КАК ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ ОДНАЖДЫ УГРОЖАЛ ПУТЧЕМ И ЧТО ПО ЭТОМУ ПОВОДУ СКАЗАЛ МИНИСТР

Это случилось в Блаубойрене [26], маленьком, расположенном неподалеку от Ульма местечке, с которым связано множество старинных преданий (из‑за консервативно настроенного потенциала избирателей его следовало бы назвать Шварцбойреном [27]).

Был там молодежный центр, члены которого по мере сил пытались не дать господствующим в городе реакционным настроениям задушить все прогрессивное. Разумеется, молодым людям в этой борьбе приходилось нелегко. Я старался время от времени помогать им, выступая на вечерах солидарности. Впервые это случилось в одну из суббот незадолго до выборов в бундестаг осенью 1979 года.

Молодые люди арендовали один из залов муниципалитета. Когда мы с Кристель приехали, то увидели, что здание окружено машинами бундесвера. В парке группами разгуливали солдаты. Может быть, кто‑то что‑то напутал и не знает, что здесь затевается? Или, может быть, мы не туда попали? К Дело быстро разъяснилось: парашютно‑десантная часть из Нагольда, печально известная системой жестокой муштры, организовала в соседнем зале по случаю маневров бал. Коллеги из молодежного центра подозревали, что объявленный незадолго до этого в спешном порядке бал был не более чем попыткой отвлечь людей от проводимого нами мероприятия (в маленьких городках этот прием еще срабатывает), но доказать это, разумеется, было невозможно.

Наше представление шло полным ходом, зал был переполнен. Даже несколько молодых солдат, улизнувших с бала, пробрались с помощью публики к нам через окно. Наша программа, судя по всему, пришлась им больше по вкусу, чем псевдопатриотические танцы по службы.

Во время антракта в фойе сошлись участники обоих мероприятий: и пришедшие на бал в своих парадных мундирах, и молодые люди в куртках с приколотыми к ним значками, призывающими бороться за разоружение. Как это обычно бывает, завязывались дискуссии. Ко мне в сопровождении полудюжины любопытствующих новобранцев приблизился, сверкая серебром мундира, весьма самоуверенный господин, старший фельдфебель, как я, плохо разбирающийся в знаках различия штатский, узнал позже.

«П… – корректно представился он и добавил приветливо, без малейшего оттенка недоброжелательности: Желаете сигарету, господин Киттнер?» И тут же: «Ну что, подстрекаете нашу молодежь?» Когда же после иронической пикировки выяснилось, что я являюсь приверженцем политики разрядки и противником запрета на профессии, он заявил: «Знаете, если бы после выборов в бундестаг к власти пришло правительство левых – не имеет значения, на основе какого большинства, – то мне и многим моим товарищам было бы ясно, как надо действовать: одна ночь – и с этой нечистью было бы покончено!» И добавил: «Все левые – враги конституции… Когда я заметил ему, что он сам, объявивший себя защитником конституции, судя по всему, готов ее попрать, он ответил категорично: «Мне на это наплевать. У меня зуб на левых!»

Я стал обвинять его в том, что его намерения пугающе напоминают путч в Чили, на что господин старший фельдфебель заявил еще откровеннее: «Да, конечно, там это тоже было вызвано необходимостью». И, между прочим, посоветовал мне своевременно позаботиться о политическом убежище. «Но только не в Австрии, не в Швейцарии и не в ГДР. Слишком близко».

И еще любезнее: «Желаете прикурить?»

Его новобранцы, к счастью, реагировали на все не так, как, вероятно, хотелось бы господину воспитателю. Они за его спиной строили гримасы, крутили пальцем около лба (жест, который во всем мире означает одно и то же), что слегка успокоило меня, хотя, конечно, это был кукиш в кармане. Осмелятся ли они, если дойдет до настоящего дела, воспротивиться приказу своего начальника. Вряд ли.

Штатская публика, следившая за нашим разговоров громко возмущалась. Но, если настанет день «икс», П. не на них сделает свою ставку. Скорее наоборот.

В дальнейшем я во время выступлении нередко рассказывал об этом случае. Один из немногих прогрессивно настроенных офицеров бундесвера, член профсоюза, стоящий на левых позициях, посоветовал мне написать обо всем случившемся тогдашнему министру обороны социал‑демократу Леберу. К этому совету офицера подтолкнули, помимо всего прочего, и причины частного характера: у него была та же фамилия, что и у старшего фельдфебеля, вынашивающего планы путча. И когда я в очередной раз рассказывал всю эту историю, в Эссене перед аудиторией (собралось десять тысяч молодых людей) возникла путаница. Таким образом, капитан П. кровно был заинтересован в том, чтобы в это дело была внесена ясность. Это совпадало и с моими интересами, и я написал министру.

Это было тем более важно, поскольку в последнее время в рядах бундесвера участились пронацистские выходки: вечера с участием членов ХИАГ, символические награждения «железными крестами», выступления в казармах старого нациста Руделя. Была даже опубликована фотография капитана бундесвера, члена НДП Н., на которой тот при полном параде был запечатлен в момент, когда он «угощал» пинками распространителей левых прокламаций, в то время как его солдаты в шлемах, выставив вперед автоматы, устремились на группку «возмутителей спокойствия».

Ответ министра – он и в самом деле дал себе труд лично ответить мне на пяти страницах – был однозначным: он брал под защиту своего фельдфебеля П. Жизненный опыт сделал‑де из П. «убежденного антикоммуниста». Это министр отмечал явно с одобрением. «А так как Вы, уважаемый господин Киттнер, во время дискуссии назвали себя коммунистом (я, правда, ничего подобною не говорил, но фельдфебель, учтя царящую в ФРГ атмосферу антикоммунизма, использовал этот маневр как средство самозащиты)… и поскольку Вы вместе с другими участниками дискуссии подвергли яростным нападкам правительство, делая его ответственным за безработицу среди молодежи, а также порицая его за отказ принимать на государственную службу коммунистов… словом, этого Вам господин старший фельдфебель П. Вот в пылу долгой полемики и прозвучали процитированные Вами высказывания господина фельдфебеля П.».

Итак, фельдфебель ничего не отрицал. Он только «уточнил» в своем официальном ответе министру, что «…левыми подразумевались коммунисты». И еще: «Меня спросили, одобряю ли я путч в Чили. Поскольку против коммунистов я боролся бы и в Германии, я ответил, что считаю путч допустимым средством предотвратить распространение коммунизма». Потом прибавил из осторожности (никогда не знаешь, как повернется дело): «…но я при этом никак не могу одобрить массовых убийств и пыток».

Министру, таким образом, все было ясно. «Политическая и гражданская благонадежность старшего фельдфебеля П. у меня не вызывает сомнений, он не является политическим радикалом ни правого, ни левого толка…»

Теперь и мне было ясно, где социал‑демократический министр видит демократическую середину. У Пиночета? В словах воспитателя «граждан в униформе» он лично для себя угрозы не усматривал. Ведь тот в конце концов говорил о «левом правительстве в ФРГ».

Поиск по сайту: