Наконец, развитие финансовой инфраструктуры и вывод на финансовый рынок большого количества новых предприятий позволит, российскому правительству перейти от раздачи «еды» нуждающимся к изготовлению и раздаче удочек для ловли рыбы, чтобы привыкшие к оголтелому патернализму российские предприниматели в большей степени полагались на свои усилия, а не на лоббирование своих интересов в правительственных кабинетах. Внимательное изучение российской макроэкономической политики выявляет наличие определенного парадокса или перевернутости ролей основных агентов политики по сравнению с международной практикой. И экономическая теория, и практика экономической политики в большинстве стран мира в последние годы все чаще приходят к выводу о том, что центральные банки должны концентрировать свое внимание на макроэкономической стабилизации, то есть на контроле за инфляцией, а возможно, и другими ценовыми параметрами (недопущение пузырей на фондовых рынках, рынках жилья и т.д.). Бюджетная политика при этом может выполнять различные функции, но очевидно, что за счет политики по развитию инфраструктуры бюджет выполняет задачу по обеспечению условий для экономического роста в средней и долгосрочной перспективе. В России же ситуация ровно обратная. Министерство финансов является основным агентом по сохранению макроэкономической стабильности и контролю над инфляцией. Центральный банк при этом большую часть времени стремится проводить политику по стимулированию экономического роста - как минимум, по поддержанию на плаву российской промышленности. Эта традиция началась еще в 1992 году, когда в ответ на стабилизационную политику Правительства, Центральный банк стал предоставлять предприятиям централизованные кредиты. В последние 8-10 лет основной мерой по стимулированию экономического роста и поддержанию промышленности со стороны Банка России является удержание курса на более дешевом уровне, чем наблюдался при плавающем курсе. Популярность этой меры базируется на мнении, что именно низкий обменный курс рубля способствовал быстрому восстановлению российской экономики в 1999 году. При этом не учитывается тот факт, что девальвация 1999 года привела не только к удешевлению российских товаров по сравнению с импортными, но и к снижению долговой нагрузки на российские компании. Из-за инфляции, сопровождавшей девальвацию, стоимость накопившихся неплатежей, других долгов и доля зарплат в стоимости продукции резко снизились, что и стало одной из причин столь сильного влияния девальвации на экономический рост. С высокой степенью уверенности можно предположить, что девальвация меньшего масштаба, проведенная в других условиях, не будет иметь столь значительного влияния на экономический рост. Поэтому эффективность политики ЦБ по поддержанию несколько заниженного обменного курса в период 2000 - 2008 гг вряд ли была сравнима с эффектом девальвации в 1999 году. При этом очевидно, что в условиях высоких цен на нефть и большого притока капитала именно эта политика, не подкрепленная адекватными мерами по стерилизации влияния притока капитала на денежную массу, и способствовала сохранению в России относительно высокой инфляции. Уровень, как говорят экономисты, долларизации, т.е. распространенности практики построения портфеля сбережений из нескольких валют, оставался высоким. Население оставалось настороже и было готово быстро менять валютную композицию своих сбережений. Живучесть долларизации связана с ее институционализацией: за время высокой инфляции в России возникли многочисленные институты, снижающие издержки по переводу сбережений из одной валюты в другую (валютные счета в банках, многочисленные обменные пункты и т.д.). Как результат, Центральный банк был лишен возможности снижать процентные ставки в самый острый период кризиса - ноябре-марте 2009 года, а федеральный бюджет в тот же период был лишен возможности наращивать расходы, так как это подрывало доверие к стабильности валюты. В результате российская экономика серьезно пострадала в рамках текущего кризиса именно из-за того, что за последние годы ей так и не удалось снизить инфляцию до того уровня, когда население потеряет интерес к постоянному мониторингу курса валюты, а институты, поддерживающие долларизацию, перестанут быть коммерчески выгодными. Из всех уроков кризиса этот - самый важный. Он показал, что России сейчас необходимо перейти к политике, повышающий уровень доверия к валюте. Единственным возможным способом является устойчивое снижение инфляции и ее стабилизация на низком уровне.
СТАТЬЯ САУРЕНКО В современной стратегии инновационного развития России превалирует концепция формировапния национальной инновационной системы (НИС)», главную роль в которой, по традиционному определению этого термина, играет не государство, не наука, а фирма, то есть малый, средний и крупный бизнес, который сейчас «придавлен» национальным бюрократическим классом и, в силу этого, вряд ли может взять на себя роль инновационного лидера. Наряду с этим, анализируя роль корпораций в будущем мировом инновационном процессе и в национальных инновационных сетях, важно отметить, что исследования ЮНКТАД о воздействии новых технологий и инноваций на уровне отдельных фирм обнаруживают, как правило, их положительное воздействие на эффективность, результаты работы и увеличение доли на рынке. Однако наиболее сильно оно проявляется в том случае, если дополняется другими изменениями в управлении фирмой – организационной перестройкой, ростом квалификации работников и менеджмента. Кроме того, как показывает мировой опыт, макроэкономическая отдача от развития науки и инноваций связана не только с развитием технологий как таковых, но и с активизацией процесса технологической рекомбинации и изменений как таковых. Таким образом, только демонополизация и стимулирование конкуренции, с одной стороны, и целенаправленные вложения в образовательные программы на уровне корпораций с другой стороны, создадут фирмы-инноваторы. Отсутствие готовности российского бизнеса превращаться в фирмы-инноваторы и сомнительность выполнения бизнесом роли инновационного лидера в России обуславливают поиск новых моделей инновационного развития. Практика мирового инновационного развития демонстрирует достаточное распространение концепции НИС, которая отражена в национальной стратегии России, концепции «треугольника» Г.Сабато, апробированной в Японии, которая исходит из превалирования государства в национальном инновационном развитии. Вместе с тем одна из наиболее проработанных новых концепций развития мирового инновационного процесса получила название концепции «тройной спирали». Она «основана, с одной стороны, на тезисе о доминирующем положении институтов, ответственных за создание нового Знания (информационное общество – общество Знаний), а с другой стороны - о важности сетевого характера взаимодействия участников инновационного процесса в рамках так называемых «стратегических инновационных сетей», где происходит своего рода пересечение трех множеств отношений (внутрифирменных, внутригосударственных и внутриуниверситетских) и создание гибридных институциональных форм, снижающих неопределенность»13. Такая концепция имеет сильные исторические основания для произрастания в России, где роль лидеров в новой инновационной системе могут взять на себя российские университеты. Это обстоятельство обусловлено как ментальностью, так и системой отношений между двумя другими потенциальными лидерами в сфере инноваций – государством и бизнесом -, которые на время дестабилизированы двумя десятилетиями противоречивого взаимодействия: в 1990-е годы роль государства была чрезмерно «минимизирована»; а в 2000-е годы – маятник, наоборот, сильно качнулся в сторону тотальной бюрократизации и выстраивания властной вертикали. Выполнение университетами роли лидеров инновационного процесса ведет к трансформации и значимости роли государства в инновационных сетях, которая также становится приоритетной, хотя в новых концепциях оно не занимает доминирующей позиции. Во-первых, государство должно контролировать процесс диффузии инноваций и создавать при необходимости условия для набора ими критической массы14. Во-вторых, высокие фиксированные издержки и риски при развитии инновационной активности становятся важным барьером для российских фирм, получившим инновационный импульс от университетов, при выходе на новые для них рынки. Это повышает важность развития частно-государственного партнерства в этой сфере. В-третьих, говоря о новой роли государства в инновационном процессе, важно иметь в виду, что использование результатов науки и инноваций в экономической деятельности – это, как правило, не результат политики на уровне фирмы или уполномоченных государственных структур, а результат совместно выработанной средне- и долгосрочной стратегии. Это связано с тем, что современный рынок Знаний и инноваций все большим количеством специалистов характеризуется как несовершенный, т.е. как рынок, где частная и общественная отдача от инвестиций может сильно отличаться. В силу этого необходима правильная государственная политика, направленная на предотвращение недоинвестирования в Знания и состоящая в создании побудительных мотивов для экономических субъектов всех форм собственности к созданию Знаний и инноваций15. Как вариант, возможно и «принуждение к инновациям», но не путем административного давления, а на основе введения новых жестких стандартов к качеству продукции и Знаний16. В-четвертых, при разработке национальной стратегии развития инноваций в будущей экономике важно осознавать, что, как показывает анализ мирового опыта, инновационные структуры имеют четко выраженную страновую, отраслевую и секторальную специфику, и страны даже с близким уровнем социально-экономического развития не могут заимствовать успешные примеры научной и инновационной стратегии друг у друга, ориентируясь на конечный результат. В каждом отдельном случае необходим осмысленный выбор специфического для каждой страны сочетания из набора возможных политик и мер. Обсуждаемая Стратегия с этой точки зрения нуждается в серьезном переформатировании при сохранении созданных в ней солидных заделов.
При этом авторы Стратегии, несмотря на понимание вынужденного в условиях сильнейшей степени неопределенности прав собственности сдержанного отношения российского населения и бизнеса к инновациям, призывают к совершенствованию т.н. «национальной инновационной системы (НИС)», главную роль в которой, по традиционному определению этого термина, играет не государство, не наука, а фирма, то есть малый, средний и крупный бизнес, который сейчас «придавлен» национальным бюрократическим классом и, в силу этого, вряд ли может взять на себя роль инновационного лидера.
При этом в экспертной среде сейчас выдвигается гипотеза о формировании в ближайшие десятилетия новых моделей инновационного развития, которые отличаются как от модели национальной инновационной системы (НИС)11, где главным двигателем являлись фирмы, так и от модели «треугольника» Г. Сабато, которая исходила из превалирования государства, как это было в Японии12. Одна из наиболее проработанных новых моделей развития мирового инновационного процесса получила название концепции «тройной спирали». Она «основана, с одной стороны, на тезисе о доминирующем положении институтов, ответственных за создание нового знания, а с другой стороны, о важности сетевого характера взаимодействия участников инновационного процесса в рамках т.н. «стратегических инновационных сетей», где происходит своего рода пересечение трех множеств отношений (внутри-фирменных, внутри-государственных и внутри-университетских) и создание гибридных институциональных форм, снижающих неопределенность»13. Структурный характер
Поиск по сайту: |