Вытащу. Это я умею. Не об этом я хотел с вами говорить. Я хочу еще и еще

Раз обратить ваше внимание на то, что положение в Арканаре выходит за

Пределы базисной теории... - На лице дона Кондора появилось кислое

Выражение. - Нет уж, вы меня выслушайте, - твердо сказал Румата. - Я

Чувствую, что по радио я с вами никогда не объяснюсь. А в Арканаре все

переменилось! Возник какой-то новый, систематически действующий фактор. И

Выглядит это так, будто дон Рэба сознательно натравливает на ученых всю

Серость в королевстве. Все, что хоть ненамного поднимается над средним

Серым уровнем, оказывается под угрозой. Вы слушайте, дон Кондор, это не

эмоции, это факты! Если ты умен, образован, сомневаешься, говоришь

непривычное - просто не пьешь вина наконец! - ты под угрозой. Любой

Лавочник вправе затравить тебя хоть насмерть. Сотни и тысячи людей

Объявлены вне закона. Их ловят штурмовики и развешивают вдоль дорог.

Голых, вверх ногами... Вчера на моей улице забили сапогами старика,

Узнали, что он грамотный. Топтали, говорят, два часа, тупые, с потными

Звериными мордами... - Румата сдержался и закончил спокойно: - Одним

Словом, в Арканаре скоро не останется ни одного грамотного. Как в Области

Святого Ордена после Барканской резни.

Дон Кондор пристально смотрел на него, поджав губы.

- Ты мне не нравишься, Антон, - сказал он по-русски.

- Мне тоже многое не нравится, Александр Васильевич, - сказал Румата.

- Мне не нравится, что мы связали себя по рукам и ногам самой постановкой

Проблемы. Мне не нравится, что она называется Проблемой Бескровного

Воздействия. Потому что в моих условиях это научно обоснованное

бездействие... Я знаю все ваши возражения! И я знаю теорию. Но здесь нет

Никаких теорий, здесь типично фашистская практика, здесь звери ежеминутно

убивают людей! Здесь все бесполезно. Знаний не хватает, а золото теряет

Цену, потому что опаздывает.

- Антон, - сказал дон Кондор. - Не горячись. Я верю, что положение в

Арканаре совершенно исключительное, но я убежден, что у тебя нет ни одного

Конструктивного предложения.

- Да, - согласился Румата, - конструктивных предложений у меня нет.

Но мне очень трудно держать себя в руках.

- Антон, - сказал дон Кондор. - Нас здесь двести пятьдесят на всей

планете. Все держат себя в руках, и всем это очень трудно. Самые опытные

Живут здесь уже двадцать два года. Они прилетели сюда всего-навсего как

Наблюдатели. Им было запрещено вообще что бы ни было предпринимать.

Представь себе это на минуту: запрещено вообще. Они бы не имели права даже

Спасти Будаха. Даже если бы Будаха топтали ногами у них на глазах.

- Не надо говорить со мной, как с ребенком, - сказал Румата.

- Вы нетерпеливы, как ребенок, - объявил дон Кондор. - А надо быть

Очень терпеливым.

Румата горестно усмехнулся.

- А пока мы будем выжидать, - сказал он, - примериваться да

Нацеливаться, звери ежедневно, ежеминутно будут уничтожать людей.

- Антон, - сказал дон Кондор. - Во вселенной тысячи планет, куда мы

Еще не пришли и где история идет своим чередом.

- Но сюда-то мы уже пришли!

- Да, пришли. Но для того, чтобы помочь этому человечеству, а не для

Того, чтобы утолять свой справедливый гнев. Если ты слаб, уходи.

Возвращайся домой. В конце концов ты действительно не ребенок и знал, что

Здесь увидишь.

Румата молчал. Дон Кондор, какой-то обмякший и сразу постаревший,

Волоча меч за эфес, как палку, прошелся вдоль стола, печально кивая носом.

- Все понимаю, - сказал он. - Я же все это пережил. Было время - это

Чувство бессилия и собственной подлости казалось мне самым страшным.

Некоторые, послабее, сходили от этого с ума, их отправляли на землю и

Теперь лечат. Пятнадцать лет понадобилось мне, голубчик, чтобы понять, что

Же самое страшное. Человеческий облик потерять страшно, Антон. Запачкать

Душу, ожесточиться. Мы здесь боги, Антон, и должны быть умнее богов из

Легенд, которых здешний люд творит кое-как по своему образу и подобию. А

Ведь ходим по краешку трясины. Оступился - и в грязь, всю жизнь не

отмоешься. Горан Ируканский в "Истории Пришествия" писал: "Когда бог,

Поиск по сайту: