Статья: Собирание доказательств защитником - декларация или реальность?

(Пиюк А.В.)

("Российская юстиция", 2010, N 3)

Примечание к документу

Дата

15.02.2010

Информация о публикации

Пиюк А.В. Собирание доказательств защитником - декларация или реальность? // Российская юстиция. 2010. N 3. С. 32 – 35

ГЛАСНОСТЬ СУДЕБНОГО РАССМОТРЕНИЯ И УЧАСТИЕ В НЕМ

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ ЗАЩИТНИКОВ КАК ВАЖНЕЙШИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ

УГОЛОВНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ, ПРОВОДИМЫХ

ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX В.

А.Н. БЫСТРОВ

Быстров Андрей Николаевич, соискатель кафедры теории и истории государства и права Кубанского государственного аграрного университета.

В статье рассматриваются особенности судебного рассмотрения в уголовно-политических процессах Российской империи пореформенного периода.

Ключевые слова: судебная власть, правосудие, коллегиальность, гласность, суд, стадии судебного рассмотрения, судебное заседание, судебное следствие, законодатель, подсудимый, адвокат, помилование, жандармы, приговор, прокурор.

In the article features of judicial consideration in criminally-political processes of the Russian empire the post reform period are considered.

Key words: a judicial authority, justice, collective nature, publicity, court, stages of judicial consideration, a session of the court, examination during trial, the legislator, the defendant, the attorney, the pardon, gendarmes, the sentence, the public prosecutor.

Результатом известной Судебной реформы 1864 г. в России стало оформление и утверждение независимой судебной власти России, введение современных цивилизованных форм и принципов судоустройства и судопроизводства. Основные законодательные акты реформы: Учреждение судебных установлений, Уставы гражданского уголовного судопроизводства, Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, - провозглашали отделение судебной власти от законодательной и исполнительной, несменяемость судей, участие в отправлении правосудия общественного элемента (суд присяжных, сочетание принципов выборности и назначения, комплектование судейского корпуса, бессословность суда при равенстве всех сословий перед судом, коллегиальность при рассмотрении дел, гласность (как правило), состязательность процесса, устность судоговорения, право на защиту в суде и т.п.). Были созданы новые институты юстиции: независимые от полиции судебные исследователи, самоуправляющиеся корпорации присяжных поверенных и частная адвокатура, нотариат; реорганизована прокуратура, поддерживающая отныне государственное обвинение в уголовном суде. Вместе с тем вновь созданная судебная система не стала единой и состояла из органов общей и местной (мировой) юстиции. Впервые в России появилась кассационная инстанция (департаменты Правительствующего сената, сохранившего значение высшего суда в империи, а также хранителя и толкователя законов).

Основные положения судебной реформы относились и к производству по делам о преступлениях против власти, проводимых во второй половине XIX в. Вместе с тем нужно иметь в виду, что царизм ввел не все буржуазно-демократические принципы. Так, защита не была допущена в стадии предварительного расследования, а государственные преступления были изъяты из компетенции суда присяжных. Тем не менее нельзя не признать, что подсудимые во время уголовно-политических процессов получили несравненно больше прав, чем ранее, и особенно это касалось стадии судебного рассмотрения, где в процессе непосредственного судоговорения его участники могли открыто излагать свою позицию.

Следует заметить, что стадии судебного рассмотрения (судебное заседание и судебное следствие) в Уставе уголовного судопроизводства (УУС) уделено значительное внимание. Так, указывалось, что суд рассматривал дело в составе не менее трех судей (ст. 595). Управление ходом дела в судебном заседании возлагалось на председателя суда, обладавшего в этом плане достаточно широкими полномочиями, за пределами которых он делил свою власть с профессиональными тремя судьями как единой коллегией (ст. 619).

Обращаясь собственно к судебному разбирательству, заметим, что оно, в свою очередь, разделялось на ряд этапов ("отдельных периодов окончательного производства", по выражению И.Я. Фойницкого [1. С. 420]). Первым из них были так называемые действия, сопровождающие открытие судебного заседания, или просто открытие судебного заседания [2. С. 489], в ходе которых устанавливалась личность подсудимого, выяснялся вопрос о том, вручена ли ему копия обвинительного акта, проверялась явка в суд свидетелей, их удаление из зала суда и т.д. По делам, рассматриваемым с участием присяжных, на этом этапе производилось формирование скамьи присяжных из двенадцати человек, приведение присяжных к присяге, разъяснение им процессуальных прав и обязанностей. Основными методами формирования скамьи присяжных служили отвод "без объяснения причин" и жребий. Обвинение имело право на немотивированный отвод не более шести кандидатов в присяжные, а защита - от двенадцати до шести (в зависимости от того, в какой мере воспользовалось своим правом обвинение).

Следующий этап окончательного производства - судебное следствие открывалось "чтением вслух обвинительного акта", после чего председательствующий судья кратко излагал существо обвинения и спрашивал подсудимого, признает ли он себя виновным. При признании вины, не возбуждающем "никакого сомнения", суд был вправе сразу перейти к судебным прениям (ст. 681). В противном случае имело место исследование доказательств (допросы, оглашение документов, осмотры и т.д.). Н.Н. Розин в связи с этим писал о том, что судебное следствие по Уставу уголовного судопроизводства представляло собой сочетание "состязательного и розыскного начала" - с одной стороны, законодатель стремился установить гарантии для прав и интересов сторон в их "судебном состязании", но с другой - подчеркивалась "активная роль судебной коллегии", и в любом случае нельзя было не отметить "бережности, с которой наше право относится к подсудимому" [2. С. 500]. Судебное следствие завершалось "прениями по существу рассмотренных и поверенных доказательств" (ст. 735), состоявшими из обвинительной речи прокурора или частного обвинителя, объяснений гражданского по делу истца и "защитительной" речи защитника или из объяснений самого подсудимого (ст. 736).

Здесь обращает на себя внимание то обстоятельство, что законодатель не упоминает потерпевшего и его правомочий в данной стадии уголовного судопроизводства. Судебные прения прекращались после вопроса председательствующего, адресованного подсудимому, о том, "не может ли он представить еще что-либо в свое оправдание", и ответа, если таковой был, на этот вопрос (ст. 749). Заметим, что закон обязывал прокурора, находившего "оправдание подсудимого уважительным", именно в ходе судебных прений, "не поддерживая обвинительного акта, отвергнутого судебным следствием, заявить о том суду по совести" (ст. 740). Вместе с тем такой отказ обвинителя от обвинения не освобождал суд "от рассмотрения дела и постановления приговора по существу".

Стадия судебного рассмотрения (судоговорения) завершалась постановлением приговора. Этот этап по всем делам начинался с "постановления вопросов, подлежащих разрешению судом" (ст. 750), включая главный вопрос: виновен ли подсудимый в том преступном деянии, которое составляет предмет обвинения (ст. 755). При обнаружении в ходе судебного следствия деяния, не указанного в винительном акте, суд "обращал" дело к предварительному следствию и к составлению обвинительного акта "по всем преступным действиям подсудимого" (ст. 753). Если дело слушалось без участия присяжных, то суд, "постановив" вопросы, приступал "к их обсуждению в особой комнате" (ст. 765), после чего выносил приговор: либо об оправдании, либо "об освобождении подсудимого от суда", либо о наказании (ст. 771). Отдельно в приговоре решались вопросы по гражданскому иску, об издержках, о "вещах, добытых преступным деянием". Итоговым документом судебного разбирательства становился составляемый судом приговор, объявлением которого и заканчивалось судебное разбирательство.

Рассмотрим реализацию принципа гласности уголовно-политических процессов и вопросы участия в них профессиональных защитников на примере известного "процесса 193-х". 31 мая 1874 г. в Саратове была раскрыта всероссийская явка народников, и, таким образом, власти напали на след большого числа кружков, рассеянных по разным губерниям. По высочайшему повелению от 4 июля 1874 г. дознание по делу "О пропаганде в империи", уже начатое повсеместно, было централизовано в руках начальника Московского губернского жандармского управления и прокурора Саратовской судебной палаты. На примере этого дела власть решила устроить очередной показательный процесс против "крамолы". 18 и 26 марта 1875 г. Комитет министров империи специально обсуждал вопрос о подготовке процесса и нашел, что до сих пор борьбу с революционной пропагандой очень затрудняла "неизвестность размеров пропаганды" в обществе. В литературе указывалось, что "при такой неизвестности нельзя ставить прямым укором обществу отсутствие серьезного отпора лжеучениям; нельзя ожидать, чтобы лица, не ведающие той опасности, которою лжеучения сии грозят общественному порядку, могли столь же энергично и решительно порицать деятельность революционных агитаторов, как в том случае, когда опасность эта была бы для них ясна" [3. С. 550]. Комитет министров выражал уверенность в том, что ни революционные теории, которые суть не что иное, как "бред фанатического воображения", ни нравственный облик "ходебщиков в народ", проникнутый будто бы "неимоверным цинизмом", "не могут возбудить к себе сочувствия" [3. С. 550 - 551].

Суд по делу "193-х" открылся 18 октября 1877 г. в Особом присутствии Правительствующего сената. Подсудимые в большинстве своем к началу процесса уже договорились, как вести себя, в зависимости от характера суда. В том случае, если суд будет гласным, открытым, они намеревались использовать его как трибуну для пропаганды своих идей (62 из них отказались от услуг адвокатов, чтобы самим выступить с защитительными речами) [4]. Если же суд будет закрытым, они решили бойкотировать его.

Формально процесс был объявлен публичным, но для него выбрали такое помещение, где едва уместились судьи и подсудимые. На обычные места для подсудимых (возвышение за барьером, которое обвиняемые тут же назвали "Голгофой") были усажены мнимые организаторы "сообщества": Мышкин, Рогачев, Войноральский, Ковалик, - а все остальные подсудимые заняли места для публики. На оставшиеся 15 - 20 мест, отгороженные в уголке зала, допускалась по именным билетам лишь проверенная "публика", которую для пущей надежности "цементировали" агентами III отделения.

Подсудимых защищали известные адвокаты. Многие современные авторы сходятся на том, что поведение защиты было в высшей степени профессиональным. Защита разоблачала предвзятость царской фемиды, уличала в невежестве, доносительстве и прочих грехах подкупленных свидетелей обвинения и вообще "шла с подсудимыми рука об руку" [5. С. 263]. На одном из последних заседаний суда П.А. Александров имел смелость заявить по адресу устроителей процесса: "Вспомнит их история русской мысли и свободы и в назидание потомству почтит бессмертием, пригвоздив имена их к позорному столбу!" Но, разумеется, главными героями процесса были не адвокаты, а подсудимые. Центральным, кульминационным его событием стала речь Ипполита Мышкина 15 ноября 1877 г. - одна из самых замечательных в истории политических процессов и "наиболее революционная речь, которую когда-либо слышали стены русских судов" [6. С. 161]. Речь Мышкина по делу "193-х" была предварительно согласована с другими подсудимыми и выражала их общую точку зрения. Председатель суда то и дело (60 раз!) прерывал Мышкина, одергивал его, грозил лишить слова. Тогда Мышкин бросил в лицо судьям убийственное обвинение: "Теперь я вижу, что у нас нет публичности, нет гласности, нет... даже возможности выяснить истинный характер дела, и где же? В зале суда!.. Здесь не может раздаваться правдивая речь, за каждое откровенное слово здесь зажимают рот подсудимому. Теперь я имею полное право сказать, что это не суд, а пустая комедия или... нечто худшее, более отвратительное, позорное". Речь Мышкина, сразу обошедшая мировую прессу, сильно ударила по авторитету суда и всего царского режима.

Чтобы как-то сгладить невыгодное впечатление от суда, Особое присутствие смягчило приговор по сравнению с тем, на что рассчитывали правящие "верхи" и решило оправдать 90 обвиняемых, отсидевших, между тем, по 3 - 4 года в предварительном заключении. Александр II, однако, вновь - уже во второй раз после суда над С.Г. Нечаевым в 1873 г. - использовал прерогативу монарха не для смягчения, а для отягчения судебной кары. Своей властью он отправил в административную ссылку 80 человек из 90 оправданных судом [7].

В целом можно констатировать, что "процесс 193-х", проходивший спустя десять лет после судебной реформы, проходил при соблюдении основных процессуальных норм. Именно это обстоятельство, на наш взгляд, позволило подсудимым и их защитникам выразить свою позицию и донести ее до общественного мнения, а также добиться значительно более мягкого, чем требовало обвинение, наказания. Это не означает, что процессуальных нарушений не было вообще - они, безусловно, имели место, но в отличие от предшествовавших процессов это дело отличается тем, что все эти нарушения становились объектом общественного обсуждения. Таким образом, прежде всего гласность "процесса 193-х" позволяет говорить о новом этапе уголовно-политического судопроизводства в пореформенной России. Это дело показало также высокий уровень адвокатуры в России на тот момент. В дальнейшем, однако, власть в результате известных контрреформ конца XIX в. в значительной степени ограничила реализацию демократических принципов судопроизводства, которые несла в себе Судебная реформа 1864 г.

Литература

Поиск по сайту: