Государство как правовая корпорация, ее участники

Государству в юридической и государствоведческой литературе всегда уделяется особое внимание. Это касается как вопроса о сущности государства, так и установления его признаков, характерных свойств. Причем здесь не обходится без натурализации представлений, попыток описать государство не как некоторый идеальный объект, как теоретическую абстракцию, а как «живую действительность», «реальный факт». Прежде всего, исследуя признаки или свойства государства, говорят о том, что государство — это определенное множество людей, их союз или соединение. В частности, Г. Ф. Шершеневич по этому поводу писал: «Мы имеем перед собою личное соединение, как некоторую совокупность людей, находящихся во взаимном отношении властвования и подчинения. Что представляет собою эта совокупность людей? Некоторые признают ее союзом. Но союз вызывает мысль о сознательном, намеренном соединении, что отбрасывает нас к договорному представлению. Соединение это есть не что иное, как общество. Начало, объединяющее этих людей в общество, состоит в подчинении одной и той же власти»¹. Г. Ф. Шершеневич, как можно заключить из его слов, не желал «вызывать мысль о сознательном, намеренном соединении» людей в государство. Применительно к государству он допускал лишь мысль о наличии факта принудительно властного соеди-

¹ Шершеневич Г. Ф. Общая теория права: Учеб. пособие: В 2 т. М., 1995. Т. 1. С. 201— 202.

нения людей. Под это он подводил свои собственные теоретические основания, он называл методологической ошибкой попытки сформулировать понятие о государстве не в его «исторической действительности, а в его идеальном представлении»². И вот, исходя из своего видения «исторической действительности», он рассматривал совокупность людей, образующих население страны, в качестве «личного субстрата государства». Эти же методологические соображения не позволяли ему рассматривать государство как юридическое лицо, так как недопустимо двойственное определение одного и того же понятия, социологическое и юридическое. «Понятие о государстве только одно — социологическое»³, — заключал он. Отсюда государство хотя и выступает, согласно Г. Ф. Шершеневичу, источником права, но субъектом права не является и даже не может быть определено юридически.

Таким образом, если развивать идею Г. Ф. Шершеневича, то не стоит испытывать муки творчества, создавая государство как идеальный объект, определяя его юридическую личность и т. д., достаточно обозреть всю совокупность людей, находящихся под общей принудительной властью, и можно почувствовать государство, его можно зрительно наблюдать и даже осязать. Раз государство — это множество людей, то его может быть сегодня меньше, а завтра — немного больше! Государство при таком «социологическом» подходе воспринимается как большое человеческое стадо, насильственно управляемое организованной властью. Стадо, в котором нет места правовым личностям, отсутствуют правовые ценности, общие правовые связи, единые правовые нормы и т. д. Есть лишь факт принудительного властного воздействия. Но проблема, на наш взгляд, заключается в том, что если лишить государство его правовой личности, то оно утрачивает всякие правовые основания для осуществления принудительного властвования. В правовом отношении оно становится пустым местом, ничем. У него нет никакого юридического права принуждать кого-либо к чему-либо. Не случайно Гербер и Еллинек, отвергавшие в ранних своих работах применимость понятия юридической личности (юридического лица) к публичному праву вообще и к государственному в частности, впоследствии были

² Там же. С. 199.

³ Там же. С. 213.

вынуждены обратиться к этому понятию. Н. М. Коркунов иронизировал по этому поводу так: «Не найдя ничего другого, чем бы заменить эту устарелую, но привычную юридическую конструкцию государства, в последующих трудах своих, без всяких оговорок о прежних своих в этом сомнениях, явились решительными ее сторонниками»⁴. Как представляется, Г. Ф. Шершеневич прав в одном отношении, что конструкция юридического лица, созданная для гражданско-правовых целей, не соответствует публично-правовым субъектам, не раскрывает в полной мере правовую личность государства, но вместо того чтобы попытаться модифицировать эту конструкцию, придать ей общий характер, он вовсе отказался от мысли рассматривать государство в качестве субъекта права. Ради сохранения цивилистической конструкции юридического лица он пожертвовал правовой личностью государства.

В своих социологически-натуралистических взглядах на государство Г. Ф. Шершеневич далеко не одинок; некоторые авторы, в частности, Блюнчли, настолько сблизили представления о государстве с представлениями о живых организмах, что стали приписывать государству пол. К радости ученых мужей, он оказался с подачи наблюдательного Блюнчли мужским⁵. Таким образом, применительно к государству был окончательно и бесповоротно решен вопрос не только о его субстрате, но и о его половой принадлежности. Если же иметь в виду, что все тот же Блюнчли отыскал государству вторую— женскую половину (в лице церкви), то, натуралистический образ государства приобрел полностью завершенный характер.

Если все же не отбрасывать, как рекомендует нам Г. Ф. Шершеневич, теоретические представления о государстве, то следует заметить, что государство как субъект права не может физически никого в себя включать, ни одного человека, ни множество лиц. Оно, подобно иным субъектам права, является лишь идеальным объектом. На наш взгляд, при анализе государства следует руководствоваться тем методологическим принципом, согласно которому субстанцию государства составляют не физические реалии (население, территория, акты физического принуждения, имущество и т. д.), а явления

⁴ Коркунов Н. М. Русское государственное право. Т. 1. Введение и общая часть. 7-е изд. СПб., 1909. С. 9.

⁵ См.: Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. 2-е изд., испр. и доп. СПб., 1910. Т. 2. С. 395.

духовного порядка. Государство, как и право, — мир духа, порожденного им самим. Внешне решения, действия государства предстают перед нами как решения, действия конкретных людей, для стороннего наблюдателя они представляют собой их собственные поступки, принадлежат им. Только абстрактное, рациональное мышление позволяет нам приписывать их другому субъекту, переносить их на другое лицо, физически незримое, неосязаемое. Государство невозможно увидеть не территориально (географически), ни в людском субстрате, ни в имуществе, оно существует как абстрактный субъект, оно есть теоретически обособившиеся от человека его социальные качества. В государстве объединены не физические лица, человеческие особи, а абстрактные государственные деятели (понимаемые не в смысле обязательного, непрерывного чего-то делания, как понимал правовых деятелей Н. Н. Алексеев, а более широко — как государственно-правовые качества личности), именуемые гражданами. Как уже отмечалось, правовая личность человека многогранна и включает в себя и частное лицо, и носителя воли частного юридического лица, а также государственного деятеля (гражданина государства). К. Маркс в одной из своих работ писал о том, что «человек не только в мыслях, в сознании, но и в действительности, в жизни ведет двойную жизнь... жизнь в политической общности, в которой он признает себя общественным существом, и жизнь в гражданском обществе, в котором он действует как частное лицо...»⁶. Государство вовсе не является физической корпорацией (в смысле корпорацией физических особей), она — корпорация правовая. Это корпорация субъектов права, каждый из которых сохраняет за собой статус решающей правовой инстанции. В этой корпорации вовсе не должно предполагаться отчуждение прав кому-либо для осуществления принудительного властвования (как, например, считали некоторые представители договорной теории). И главная цель этой корпорации — совсем не подчинение всех единой власти, а создание системы правового общения, правовой коммуникации, направленной на согласование воль входящих в нее граждан, формирование правовых связей, обеспечивающих осуществление их правовых интересов. Принципиальное отличие государства от всех иных субъектов права (включая всех существующих юридических

⁶ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 390-391

лиц) заключается не в какой-то особой материи, его составляющей, а в том, что данный субъект создается во имя служения праву, что право составляет его сущность как корпорации, определяет его внешние цели, функции и внутреннюю организацию. Поэтому когда мы говорим о том, что государство — это правовая корпорация, то это не означает лишь оформленность, урегулированность всей государственной сферы правом, но выражает сам дух, само понятие государства, это есть его содержательное определение как особого субъекта права, отличного от всех иных правовых лиц.

Государство (понимаемое в качестве правовой корпорации) не образует особую субстанцию, отличную от той, которая составляет содержание иных субъектов права. Оно не может рассматриваться как самостоятельный источник права и правового принуждения (как его рассматривал, например, Г. Ф. Шершеневич) или как платоновский «большой человек». Оно имеет вполне служебную функцию — содействие формированию и осуществлению права, самоопределению правовой личности. В государстве как правовой корпорации человек должен видеть не своего оппонента или стоящего над ним властителя, а свою обособившуюся правовую сущность. У него нет другой такой корпорации, где его правовые качества, а равно правовые качества иных лиц могли бы раскрыться, само право также не может существовать вне этой корпорации.

В литературе давно ведется спор о том, является ли государство корпорацией или учреждением. Г. Еллинек, внесший значительный вклад в разработку юридического понятия государства, настаивал на том, что с юридической стороны государство может быть конструируемо только как субъект права, причем подведено под понятие корпорации⁷. Для него понятие корпорации — чисто юридическое, как всякому другому правовому понятию ему в мире фактов не соответствует что-либо объективно осязаемое; оно выступает формой юридического синтеза для выражения юридических отношений союзного единства, отношения его к правопорядку. «Приписывая государству, как и вообще корпорации, юридическую личность, мы не прибегаем к ипостазированию или фикции, ибо личность есть не что иное, как субъект права и означает поэтому... отношение отдельной

⁷ Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 114.

или коллективной индивидуальности к правопорядку»⁸. Он отрицал конструкцию государства-объекта, считал, что ее невозможно последовательно провести, ибо всякий объект права предполагает субъекта. По его мнению, учение о государстве как объекте создается таким образом, что государство разрывается и ему противополагается один из его существенных элементов. Разновидностью теории государства-объекта является учение о государстве-учреждении. В волевом контексте он отмечал, что «в учреждении имеющая о нем попечение воля исходит не от него самого, а учреждение является, напротив, объектом навязанной ему извне воли»⁹.

И. А. Ильин также полагал, что в идее государство есть корпорация, а не учреждение. Отличие корпорации, на его взгляд, состоит в том, что ее строй восходит от одинакового интереса к общему по принципу солидарности, из многих заинтересованных субъектов, одинаково целеполагающих и уполномоченных, слагается единый субъект с единым общим интересом, общей целью. Учреждение, по его мнению, «слагается обычно не по принципу солидарности заинтересованных, а по принципу опеки над ними; единство не включает в себя множества, но противопоставляет себя ему; одинаковое не восходит к общности; сознание, признание, полномочная воля и действие заинтересованных не слагают правового бытия и правового акта учреждения, но остаются индифферентными и могут отсутствовать»¹⁰. Сущность учреждения у него заключается в разрыве интереса и полномочия, интереса и целеполагания, целеполагания и действия, в их распределении между разными субъектами. Заинтересованные лица не формулируют своей цели, за них это делают другие; заинтересованное лицо не имеет полномочий действовать во имя своей цели и т. д.

В государстве-корпорации этот разрыв интереса и полномочия, интереса и целеполагания, целеполагания и действия преодолевается, оно пребывает не над гражданами, но живет в них; оно творится не только для них, но ими и через них. Оно существует в их лице, не противостоит им, граждане входят в него как участники и творцы общего дела. Основную проблему И. А. Ильин видит в том, что по идее государство должно быть корпорацией, но в действительности

⁸ Там же.

⁹ Там же. С. 104-105.

¹⁰ Ильин И. А. О сущности правосознания // Теория права и государства. С. 275.

оно является учреждением. Это происходит в силу того, что государство — публично-правовой институт, что оно осуществляет организованное властвование, и по отношению к этой власти граждане имеют обязанности подчинения и повиновения. Государство действует по принципу опеки над ними, данное обстоятельство «придает политическому строю характер авторитарности и гетерономии и уподобляет государство не корпорации, а учреждению. И действительно, исторически всякое государство живет и действует именно как учреждение»¹¹. Все это, по его мнению, означает, что государство в своем существовании совмещает черты корпорации с чертами учреждения. Государство будет тем совершеннее, чем выше и сильнее будет уровень правосознания, чем в большей степени наступит преобладание корпоративного духа над духом опекающего граждан учреждения.

И. А. Ильин, как нам представляется, очень точно подметил связь государства-учреждения (государства — опекуна) с властной политической природой, авторитаризмом государства. Именно политическая природа государства обусловливает отчуждение правовой личности человека от государства, возникновение разрыва интереса и полномочия, интереса и целеполагания и т. д. В ней заключена идея опекунства государства над личностью, его первичности по отношению к личности. С другой стороны, он также определил связь государства — корпорации с правом, развитым, зрелым правосознанием граждан. Безусловно, ему удалось провести более тонкую разграничительную линию, водораздел между государством — корпорацией и государством — учреждением, чем это было сделано его предшественниками. Вместе с тем вызывает сомнение его тезис в отношении необходимости существования в государстве-корпорации одинакового интереса граждан, одинакового их целеполагания, соблюдения ими принципа солидарности. Этот тезис, восходящий к О. Конту и поддерживаемый многими юристами (в том числе Л. Дюги, И. А. Покровским и др.), принципиально выражает отношение к правовой корпорации, к правовому государству как к политическому единству целей, интересов, стремлений. Такое единство едва ли достижимо в правовом обществе и, самое главное, его вовсе не требуется для создания правовой корпорации. Необходимо

¹¹ Там же. С. 276.

не одинаковость целей и интересов всех составляющих государство граждан, а их совместимость друг с другом, их формально-юридическое соединение. Невозможно достичь однонаправленности интересов покупателя и продавца, арендатора и арендодателя, заказчика и исполнителя, но обеспечить их формальную совместимость общее правовое осуществление возможно и необходимо. Существование договорного права доказывает такую совместимость. Если и следует говорить о принципе солидарности граждан в государстве — корпорации, то только в формально-правовом смысле, а именно: о солидарности в плане решения всех вопросов только правовым путем, солидарности в смысле достижения правовой коммуникации, правового взаимодействия субъектов, солидарности как признания правового метода в качестве единственно допустимого в сфере юридических отношений. Солидарность же в общесоциальном смысле хотя внешне и выглядит привлекательно, однако всякие попытки добиться ее в праве могут привести лишь к разрушению правопорядка и ущемлению прав личности. Как можно добиться социальной солидарности, например, в имущественном обороте? Путем его отмены, запрещения или государственного нормирования? Эти методы достижения социальной солидарности уже были испытаны социалистическим государством, результаты их негативного воздействия до сих пор не преодолены российской правовой системой. Может быть путем воспитания всеобщего альтруизма? Но это также влечет за собой отказ от принципов имущественного оборота. Второе замечание заключается в том, что И. А. Ильин, Г. Еллинек, а также другие авторы, отстаивающие представление о государстве — корпорации как субъекте права, на наш взгляд, не совсем корректно противопоставляют ему государство — объект и государство — правоотношение как взаимоисключающие понятия. Подобно тому как субъективное и объективное твердо не противостоят друг другу, а скорее переходят друг в друга¹², так и вышеуказанные понятия твердо не противостоят друг другу, напротив, они дополняют друг друга («переходят друг в друга»). Государство — корпорация предполагает государство — правоотношение, однако это государство-правоотношение должно основываться не на властеотношениях, на субъект-объектных связях, а на субъект — субъектных связях,

¹² См.: Гегель Г. Философия права. М., 1990. С. 88.

формирующихся как между гражданами государства, так и между гражданином и государством (как юридически равными субъектами права). Одно государство (государство-субъект) без другого (государства-правоотношения) не может существовать, всякая правовая корпорация в основе должна иметь правовую связь. Характер, тип существующих между гражданами правоотношений, правовых связей должен обусловливать характер, тип отношений, связей их с государством, определять контуры государства — корпорации как субъекта права. Общий принцип, метод конструирования правовых отношений между гражданами должен распространяться и на отношения их к государству.

Далее, только в политическом государстве, во властных отношениях субъект и объект права могут быть субстанционально разграничены. В государстве же как правовой корпорации такое субстанциональное разграничение невозможно. Всякая правовая личность, в том числе личность государства, вступая в правовые отношения, имеет объектом права не вещь, а волю. В правовых отношениях, где происходит совмещение воли одного лица с волей другого, воля юридически определяет самою себя посредством воли другого; отсюда справедливо говорят о самоопределении воли. Что касается государства, то его корпоративная воля уже в момент ее формирования оказывается объектом права, правового регулирования. Общая воля государства — корпорации есть, следовательно, не только субъект, но и объект права. Г. Еллинек отмечал, что всякий объект права предполагает субъект, что здесь происходит разрыв и противопоставление государству одного из существенных его элементов. Но этот же вывод можно перевернуть и применить к противопоставлению государства — субъекта права государству — объекту; здесь также можно говорить о разрыве и противопоставлении государству одного из существенных его элементов.

На наш взгляд, государство-субъект, государство-объект, государство-правоотношение — это лишь моменты существования общей корпоративно-правовой воли, ее различные формы. Именно общая (корпоративно-правовая) воля объединяет государство-субъект, государство-объект, государство-правоотношение, посредством ее возможен переход одного понятия в другое. Если развивать представления И. А. Ильина о роли правосознания в формировании государства-корпорации, то к этим формам следует добавить также

государство-правосознание (понимаемое как особое корпоративно-правовое сознание), без которого не может существовать государственно-правовая корпорация. Именно в нем получает свое начало, зарождается корпоративная государственно-правовая общая воля, в нем зреет корпоративный дух. В корпоративном правосознании конституируется общий правовой принцип решения социальных проблем, принцип правовой коммуникации. Таким образом, в конструкции государства-корпорации на новой основе возможен синтез представлений о государстве-субъекте, государстве-объекте, государстве-правоотношении и государстве-правосознании. Однако еще раз подчеркнем ту мысль, что данный синтез совершенно невозможен на основе реализации идеи властеотношений в правовой корпорации, на идее субъект-объектных связей, из чего исходили И. А. Ильин и Г. Еллинек. Так как в этом случае не возникает единой правовой корпорации, а существует корпорация властвующих (корпорация — субъект права) и корпорация подвластных (корпорация — объект права), которые существуют раздельно, лишь формально объединены единым законодательством. Такой синтез возможен только на основе реализации идеи субъект-субъектных связей между гражданами, а также между ними и государством (как юридически равными субъектами права). Поэтому, соглашаясь с тезисом о том, что государство есть правовая корпорация, мы вкладываем в это понятие иной смысл, отличный от того, который вкладывали в него И. А. Ильин и Г. Еллинек. Чтобы определить смысл данного понятия необходимо установить, во-первых, то лицо, которое является субъектом данной корпорации, а, во-вторых, ту связь, которая объединяет субъектов в одно правовое целое, формирует правовую личность государственной корпорации.

Кто же является тем первичным субъектом государства как правовой корпорации? По части определения лица, входящего в корпорацию, именуемую «государством», давно идет терминологический и не только терминологический спор. Сократ рассматривал в качестве первичных элементов государства граждан — лиц, объединенных добровольной связью, он отстаивал идею договорных отношений гражданина с государством¹³. Для Аристотеля первичными элемен-

¹³ См., например: История политических и правовых учений. Древний мир / Отв. ред. В. С. Нерсесянц. М., 1985. С. 236-237.

тами государства являются, с одной стороны, индивид, семья и т.д.; с другой стороны — граждане; гражданином является тот, кто может участвовать в законосовещательной и судебной власти государства; каждой форме государства соответствует свой круг граждан и свое понятие «гражданин»¹⁴. Жан-Жак Руссо полагал, что членов государственной ассоциации в их совокупности следует именовать народом, а в отдельности — гражданами как участвующих в верховной власти, и подданными как подчиняющихся законам государства¹⁵. Народ, повинующийся законам, по его мнению, должен быть их творцом: лишь тем, кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития. Для него слова «подданный и суверен указывают на такие же взаимоотношения, смысл которых соединяется в одном слове — гражданин»¹⁶. Гегель рассматривал понятия гражданина и подданного в контексте идеи единения обязанности и права, у него «индивид, по своим обязанностям, подданный, находит в качестве гражданина в исполнении ... обязанностей защиту своей личности и собственности, внимание к особому благу и удовлетворение его субстанциональной сущности...»¹⁷. Особенный интерес гражданина, по его мнению, не должен быть отстранен или даже подавлен, а должен быть приведен в согласие со всеобщим, благодаря чему будет сохранен он сам и сохранено всеобщее.

В. М. Гессен в известной работе «Подданство, его установление и прекращение» отмечал: «Как субъект публичных обязанностей и прав, или — что то же — как лицо публичного права, индивид является гражданином. Понятием гражданства обозначается только одно отвлеченное свойство индивида (подчеркнуто нами. — С. А.), его публично-правовая правоспособность»¹⁸. Для того чтобы стать гражданином, индивид должен получить от права правоспособность, «он должен определяться правом данного государства или, другими словами, принадлежать к нему. Принадлежность к государству... носит техническое название подданства. Быть подданным — значит принадлежать к государству, подчиняться его правотворческой вла-

¹⁴ См.: Там же. С. 253.

¹⁵ См.: Руссо Жан-Жак. Об общественном договоре. Трактаты. М., 1998. С. 209. ¹⁶ Там же. С. 278.

¹⁷ См.: Гегель Г. Философия права. С. 288.

¹⁸ Гессен В. М. Подданство, его установление и прекращение. С. 4.

сти, определяться нормами действующего в нем права»¹⁹. Таким образом, подданство у него является определенной квалификацией определенным свойством индивида. Схожим образом определял подданство Роберт Моль, для него «подданный есть всякий член государства, поскольку он обязан повиноваться и нести общие тяжести. Титул гражданина получает он, поскольку имеет право требовать от государства содействия своим целям; особенное значение получает этот титул, когда гражданин сам принимает законное участие в управлении государством для обеспечения этих прав своих»²⁰. Для В. М. Гессена все содержание понятия подданства исчерпывалось одним моментом — моментом принадлежности лица к государству, подчиняемости его власти, определяемости его правом. Подданство — как предпосылка, необходимое предположение публичных прав и обязанностей, как предпосылка гражданства. В пределах своей территории государство господствует над поданным по территориальному и личному началу, и это господство имеет исключительный и безусловный характер; за пределами своей территории государство господствует над подданным по личному началу. Поэтому подданство есть личная, независимая от места пребывания, принадлежность индивида к государству²¹. Для Р. Моля отношение подданства также по общему правилу постоянное и исключительное; это отношение постоянно, так как «государству человек принадлежит на всю свою жизнь; исключительно потому, что, по самой природе вещей, можно принадлежать только одному народу и одному государству»²². Юридическая конструкция подданства, если следовать данной позиции, вполне может сосуществовать с конструкцией гражданства. Р. Моля и В. М. Гессена не останавливало то обстоятельство, что термин «подданство» начал использоваться в Европе в эпоху абсолютных монархий и тогда он обозначал отношение частноправовой или полу-частноправовой зависимости, существующей между лицом и абсолютным монархом; и в России, говоря о подданных, законодатель конструировал отношения между индивидом и властью по типу: помещик — крепостной; что французская революция, «объявившая войну не только учреждениям и

¹⁹ Там же.

²⁰ Моль Р. Энциклопедия государственных наук. СПб.; М., 1868. С. 87.

²¹ Гессен В. М. Подданство, его установление и прекращение. С. 108.

²² Моль Р. Энциклопедия государственных наук. С. 88.

порядкам, но и языку старой Франции, самое слово подданство вычеркивает из французского словаря»²³.

В. М. Гессен справедливо обращал внимание на то обстоятельство, что термины «гражданство» и «гражданин» изначально имели очень узкое значение, которое сохранилось вплоть до XX столетия, а именно: гражданином именовался субъект только одной категории публичных прав — политических прав. Поэтому, например, женщины и дети, не обладая политическими правами, не могли считаться гражданами в точном смысле слова. Однако вместо того чтобы предложить уточнить конструкцию гражданства с целью устранения всех тех пробелов, которые возникли ввиду замены ею конструкции подданства, он в качестве довеска к первой предложил изжившую себя вторую конструкцию. Причем настаивал на том, что понятие подданство является наиболее общим понятием (категорией) публичного права и ни в каком отношении не зависит от государственного устройства или формы правления государства²⁴.

Принципиально, с нашей точки зрения, юридические конструкции гражданства и подданства являются несовместимыми, и дело не только в истории, традициях использования соответствующих терминов. Сами понятия, обозначаемые указанными терминами, принадлежат разным системам координат, разным мирам, одно понятие (гражданства) принадлежит правовому миру, правовой системе координат; другое (подданство) — миру политическому, основанному на идеях политической власти и подчинения. Конструкция гражданства предполагает свободную человеческую личность как центр системы координат, важнейшую правовую ценность. Конструкция подданства предполагает в качестве центра системы — суверенное властвующее государство, распространяющее свое господство на всю свою территорию и за ее пределами. Согласно представлениям В. М. Гессена и Р. Моля, прежде чем стать гражданином, надо стать подданным. Это можно понимать так: если хочешь быть свободным — прежде стань рабом. Конструкция гражданства не нуждается в таком теоретическом балласте, архаическом рудименте. Она вполне способна обойтись без такого дополнения. Основанием вступления лица в государственный союз вовсе не должно быть осуществ-

²³ Гессен В. М. Подданство, его установление и прекращение. С. 110-112, 130-133.

²⁴ Там же. С. 125, 133.

ление государством исключительного и безусловного господства над ним. В лице гражданина государство видит не своего подданного, а государственного деятеля, свободную личность, определяющую и само государство, и действующие в нем законы. Обязанности гражданина вытекают из его гражданства, т. е. являются производными от его свободы, а не из подданства, не из господства государства над личностью.

Таким образом, членом правовой корпорации, именуемой «государством» могут быть только свободные решающие инстанции правовые личности, в публично-правовой сфере выступающие в качестве граждан (квалифицирующим признаком которых, согласно Канту, является способность голосовать, принимать государственно-правовые решения). Однако — это лишь наиболее общее определение понятия гражданина. Для его конкретизации обратимся к двум моментам, также затронутым в названной работе В. М. Гессена. Первый момент касается соотношения гражданина и иностранца, второй — проблемы двойного гражданства (двуподданства).

По части соотношения понятий гражданина и иностранца В. М. Гессен замечает, что если под подданством понимать подчинение государственной власти, то, очевидно, иностранец является подданным того государства, в пределах которого он пребывает, так как государство является не только личным, но и территориальным союзом и господствует в пределах своей территории над всяким. Но «будучи подданным, иностранец, пребывающий на территории государства, является в то же время гражданином; ибо в современном правовом государстве всякий индивид — лицо публичного права»²⁵. При этом он справедливо полагал, что отношение государства к иностранцу является юридическим, а не фактическим, как считали Лабанд и Коркунов. В результате он приходит к выводу о том, что, с точки зрения науки государственного права, нельзя установить принципиального (юридически необходимого) различия между подданным и иностранцем; вообще ничто не препятствует уравниванию в правах иностранцев и граждан, но «такое уравнивание, упраздняющее самую категорию "иностранства", лишает категорию гражданства какого бы то ни было содержания»²⁶. Данное признание до-

²⁵ Там же. С. 6

²⁶ Там же. С. 9-10

рогого стоит! Действительно, если не смотреть на личность оком властвующего государства, разводящего всех на иностранцев и собственных (принадлежащих только ему) граждан, то критерии территориального и личного господства не имеют никакого смысла. С правовой точки зрения и граждане государства, и иностранцы составляют одну общую группу свободных лиц, субъектов права; каждый из них не может быть исключен из правовой коммуникации, воля каждого из них не может игнорироваться другими субъектами.

Гражданство, понимаемое как правовой институт, — это не замкнутая корпорация, созданная по национальному, политическому или иному подобному основанию. Это не объединение одних (граждан) против других (иностранцев), а правовой союз, имеющий целью формирование правового общества, создание правовых законов и их реализацию. Отсюда всякие статусные деления лиц на граждан, иностранцев, апатридов — это есть форма политической дискриминации. Обычно — дискриминации «чужих», но иногда и дискриминации «своих». Как уже отмечалось ранее, в основании всякого статуса главным моментом является момент различения, противопоставления субъектов права, что не отвечает идее, основному предназначению права. Гражданство (как правовой институт) может быть понято в смысле разграничения и определения сфер правового общения, взаимодействия субъектов права. Это взаимодействие создается в целях решения определенного круга правовых вопросов. Когда В. М. Гессен говорит о том, что при уравнивании прав граждан и иностранцев категория гражданства лишается какого бы то ни было содержания, то это следует понимать лишь так, что данная категория лишается своего политического смысла, идеи различения всех на «своих» и «чужих», «наших» и «не наших». Но оттого, что в государстве перестанут различаться «свои» и «чужие», от этого сама по себе не отпадет надобность в разрешении правовых вопросов, следовательно, в институте гражданства, в тех государственных деятелях, которые способны создавать правовые законы и их осуществлять.

В советской юридической литературе под воздействием революционных, антимонархических воззрений идея подданства достаточно быстро уступила место идее гражданства. Большевики добивались того, чтобы все, что так или иначе связано с самодержавием, прежним строем, было исключено не только из законодательства,

государственного устройства, но и из сознания народа, юридической и политической теории. Вместе с тем институт советского гражданства унаследовал от дореволюционного института подданства сам принцип политического разделения и отчуждения. Весьма примечательно, на наш взгляд, как деление на «своих» и «чужих», характерное для сознания советского человека, проявилось в Конституции СССР 1977 г. и Конституции РСФСР 1978 г. Здесь наряду с устоявшимися терминами «иностранный гражданин» и «лицо без гражданства» появился новый термин — «иностранец». При этом под «иностранцами» («не нашими») явно понимались как иностранные граждане, так и лица без гражданства. Это, конечно, не могло не остаться незамеченным для юридической науки и вызвало стремление сформулировать «новый подход» к определению существующих в науке понятий и к их соотношению²⁷. Возможно, правы те, кто утверждает, что это была техническая ошибка, допущенная составителями проекта Конституции СССР, но с учетом доминировавшего в тот период правосознания, правового менталитета, на наш взгляд, это нововведение было «оговоркой по Фрейду». В Конституции РФ 1993 г. и иных федеральных законах термин «иностранец» более не используется, произошел возврат к традиционным терминам: «иностранный гражданин» и «лицо без гражданства». Однако из этого факта, как представляется, весьма преждевременным выводом было бы заключение о том, что в российском правовом сознании идея политического разделения и отчуждения преодолена, что институт гражданства воспринимается сегодня в России как собственно правовой институт, лишенный политического контекста.

По вопросу о двойном гражданстве (двуподданстве) позиция дореволюционных авторов также представляет интерес. В. М. Гессен, в частности, заявлял о том, что с точки зрения международного права, такие явления, как двуподданство и бесподданство «должны быть признаны невозможными по существу. Каждый индивид в международном обороте является подданным определенного государства; каждый является подданным только одного государства²⁸». То есть каждый индивид должен кому-то (какому-то государству) при-

²⁷ См. подробнее: Герасименко Ю. В. Лица, не являющиеся гражданами России, как субъекты конституционно-правовых отношений // Государство и право. 2002. № 6 С. 22-24.

²⁸ Гессен В. М. Подданство, его установление и прекращение. С. 136.

надлежать, причем только одному! Иначе «международный оборот» не вынесет такой юридической неопределенности! В. М. Гессен даже не догадывался, что так называемый международный оборот можно будет вынести в двадцатом столетии! В вопросе о двойном гражданстве, двуподданстве и бесподданстве принципиальная несовместимость двух конструкций (гражданства и подданства) становится очевидной. Подданный не может быть «ничейным», «бесхозным», и не может быть «слугой двух господ», иначе идея господства и вытекающий из нее принцип определенности положения лица, его безусловной принадлежности конкретному государству становятся нереализуемыми. Идея гражданства как правового общения, напротив, предполагает свободу выбора лицом того государства, которое соответствует его правовым представлениям, также предполагает возможность участия в двух, трех и более правовых сообществах или неучастия ни в одном из них. Также, на наш взгляд, степень участия лица в правовом сообществе, именуемом гражданством, не должна быть произвольно установленной и носить стандартно-обязательный характер. Сами исходные предпосылки данного правового института предполагают возможность лица самостоятельно определять меру, пределы своего участия в данном сообществе, степень вхождения в него. Эта возможность является производным моментом понятия гражданства. В связи с этим важно обратить внимание на тот момент, что Р. Моль, В. М. Гессен, как и многие другие правоведы второй половины XIX — начала XX в., отождествляли постабсолютистские государства (периода распада абсолютных монархий) с правовыми, поэтому идея подданства ими нередко инкорпорировалась в конструкцию правового государства. Тем самым правовое государство оказывалось производным не от идеи права, а от идеи политического господства, возведенного в рамки закона, и первичным субъектом правового государства оказывалась не правовая личность человека, а личность самого государства.

Российская конституция 1993 г. сделала крупный шаг вперед по пути признания права человека быть гражданином нескольких государственно-правовых ассоциаций, впервые закрепив возможность двойного гражданства для россиян. Однако главным мотивом, которым руководствовался законодатель, едва ли была правовая идея (как таковая), к этому его подталкивала сама ситуация, возникшая на постсоветском пространстве в результате распада СССР и воз-

никновения множества самостоятельных государств. Вместе с разделом собственности СССР, территории, суверенитета, возникла проблема «раздела» граждан бывшего Союза, определения их принадлежности к вновь возникшим государствам. Таким образом, к признанию права на двойное гражданство российского законодателя подталкивала сама объективная необходимость. Что же касается принципиального отношения к гражданину, к его возможности быть «ничейным», «бесхозным», не принадлежащим ни к одному из существующих государств, то оно, как представляется, осталось неизменным (в духе идеи подданства). Чтобы убедиться в этом, достаточно проанализировать хотя бы несколько из множества договоров, заключенных Россией с другими странами по проблеме устранения двойного налогообложения граждан. Не изменилось данное отношение к человеку как к «принадлежности» государства и в международном праве. Оно однозначно выражено, например, в Гаагской конвенции 1930 г., посвященной разрешению коллизий, возникающих между законами о гражданстве; также однозначно оно выражено в Конвенции о сокращении безгражданства (от 30 августа 1961 г.)²⁹. Таким образом, идея подданства с ее принципом принадлежности человека государству вовсе не стала достоянием истории, совсем не оказалась забытой законодателем и юридической наукой, она лишь видоизменилась, модифицировалась, стала составной частью идеи и института гражданства.

Поиск по сайту: