Перевод пьесы в другой вид искусства (спектакль)

Прежде чем непосредственно перейти к режиссерскому анализу, необходимо решить для себя проблему перевода литературы (пьесы) на язык театра (спектакля). Здесь речь должна идти о единстве стилистического выражения литературы (пьесы) на язык сцены, о переводе одного вида искусства в другой. Часто молодые режиссеры не задумываются над этим.

Итак, речь идет о стилистическом единстве языка пьесы и языка сцены. Какие мы знаем примеры транспонирования? Можно переложить фортепьянную пьесу для исполнения симфоническим оркестром. Но это больше техническая работа, в театральном искусстве необходим творческий подход. Наиболее прямая аналогия (в какой-то мере опасная) – это иллюстрация. Если не придираться к слову «иллюстрация», то процесс подлинного иллюстрирования (перенос пьесы на язык сцены) литературного произведения – это рождение нового художественного образа. Возьмем рисунки Доре к «Дон Кихоту». Это не просто рисунки к книге, в них есть своя мысль, свое прочтение автора. То же можно сказать о спектаклях «История лошади» Г. Товстоногова, «А зори здесь тихие» Ю. Любимова, «Юнона» и «Авось» М. Захарова. Это не просто иллюстрации к произведениям Л. Толстого, Б. Васильева, А. Вознесенского, здесь мы видим свое прочтение авторов режиссерами.

Каждое литературное произведение – это определенный мир. В художественной литературе мы имеем огромное количество миров. Мир Чехова, Толстого, Сервантеса, Шукшина, Вампилова, Разумовской, Довлатова…

Если есть искусство – есть отражение жизни ради определенной мысли. Мир автора является тем особым кристаллом, через который отражается реальная действительность. В зависимости от этого кристалла, жизнь в художественном произведении передается в несколько деформированном виде. От ракурса, с каким мы смотрим на предмет, меняется соотношение частей этого предмета, сам предмет выглядит каждый раз как-то по-другому. Самое трудное – это умение раскрыть именно этот мир автора средствами другого искусства. Мир – это определенный воздух, которым он насыщен, это особая неповторимая атмосфера.

Наша задача (задача режиссера) обнаружить особенность несходство персонажей одной художественной системы с героями иных художественных миров. Эти отличия нужно искать, а в их причудливой необычности, то есть в человеке нужно искать то особенное, чего нет в других людях. Сравним, например, мир шукшинских героев с распутинскими. Это люди одного времени, но разных миров. Они становятся понятными нам в силу того, что они общечеловечны, это делает их живыми людьми, которые нас волнуют и интересуют. Но если эти люди были бы даны вне этого конкретного, особого мира, то в таком случае мы имели бы дело с чем-то, что выходит за границы искусства. Искусство не терпит приблизительности. Это самая страшная беда искусства и, прежде всего, театрального искусства. Это случается тогда, когда авторский мир не обнаруживается в единственно неповторимых чертах, когда есть не конкретное, а общее. Как это происходит? Например, нужно сделать замок Макбета. Какая у нас возникает мысль? Средневековье. Шотландия. Смотрим материалы, что-то видим. Даем заказ художнику, организуем с ним пространство. В результате находим приблизительно верное решение, приблизительно верный костюм. И разыгрывается кровавая драма. Чего нет? Нет шекспировского мира. Нет одного или нескольких предметов, которые могут создать атмосферу той жизни. Можно изучить тьму этнографического материала эпохи Шекспира, но чтобы попасть в его мир, нужно, скажем, найти два предмета, только два действующих предмета. Все дело в том, чтобы изнутри найти путь к тому, что создает и поддерживает атмосферу. «Мария Стюарт» Шиллера и «Мария Стюарт» Цвейга казалось бы один и тот же исторический факт, то же самое время, те же замки… и все разное. Здесь разные люди, разные характеры, разные Марии Стюарт. На одном и том же материале люди показаны в разных поворотах. Голубая жертва Елизаветы – Мария Шиллера. И из плоти и крови властолюбивая и страстная женщина — Мария у Цвейга. То же можно сказать, например, по поводу романов С. Чаплыгина «Разин Степан» и В. Шукшина «Я пришел дать вам волю». Важно, в каком повороте режиссер увидит это. Скажем, Достоевский видится нам в черно-белом цвете, быть может только кровь Настасьи Филипповны – красная.

Необходимо найти те практические пути – в пространстве, в музыке, в изобразительном искусстве, которые могли бы выразить эту неповторимость данного автора, данного мира, данного произведения. Именно это ведет к неповторимым решениям. Может возникнуть вопрос: у актера свой мир, у автора свой, а у режиссера свой. Не будет ли это борьба миров? Ответ: миры должны сойтись в конусе. У режиссера свое представление о каждом мире – в зависимости от степени его таланта. Здесь вопрос в том, как и насколько он сможет заразить актера своим видением мира автора, убедить его. Поэтому в процессе работы над пьесой идет коллективный процесс – создание одного мира, а не нескольких.

Если Немирович-Данченко во всех своих спектаклях раскрывал мир автора, то Мейерхольд, например, или Таиров раскрывали свой мир, а не мир автора.

Каждый художник-режиссер и каждый театр должны иметь свой диапазон, свои художественные и эстетические устремления. Малый театр, к примеру, не может ставить Шекспира. Очевидно Шекспир вне диапазона данного театра.

Поиск по сайту: