Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Белорусское летописание XV—XVIII вв.



ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящее учебное пособие посвящено изуче­нию феодального периода истории Белоруссии в досовет­ской и советской историографии.

Материал, излагаемый в пособии, является органиче­ской частью спецкурса «Историография истории БССР», который читается на историческом факультете Белорус­ского государственного университета им. В. И. Ленина (на 3—5-м курсах).

Предметом обзора являются монографические иссле­дования по следующим вопросам: история крестьянства и аграрных отношений, правовых принципов общества, классовой борьбы, феодального города, национально-освободительного, общественно-политического движения и общественной мысли.

Главное внимание уделяется теоретической позиций авторов рассматриваемых работ, исходным принципам, на которые они опираются, выяснению значения каждого историографического явления для понимания развития Белоруссии в условиях феодального способа производст­ва, показано качественное отличие советской историо-, графин как высшего этапа в развитии историографии.

Общетеоретические вопросы и тот исторический ма­териал, который студенты должны знать из ранее изучае­мых курсов истории СССР, истории БССР, историогра­фии СССР, в пособии не повторяются. Тем не менее, в ходе анализа трудов по истории Белоруссии в эпоху фео­дализма большое внимание уделяется выяснению мето­дологии и методики, на основе которых историки освеща­ли избранную ими тему. Решение этой задачи позволяет учебному пособию выполнить свое назначение — способ­ствовать выработке критического отношения к историо-графическому наследству, четкому представлению, как развивались, каким идейным, классовым целям служили дворянская, клерикальная, буржуазная историографии, какую социальную функцию они выполняли.

Принципиальное значение для овладения курсом историографии и, в частности, истории Белоруссии эпохи феодализма имеет глубокое изучение трудов основопо­ложников марксизма-ленинизма, посвященных отечест­венной истории и методологии исторического познания. Во всей полноте должна быть усвоена ленинская концеп­ция истории нашей страны.

Ограниченный объем пособия не позволил рассмот­реть общие обзррные труды, статьи и сборники докумен­тов. В пособие не включены также многие книги по раз­личным вопросам истории культуры белорусского народа в эпоху феодализма. Эта проблема крайне специфична и представлена столь узкоспециальными исследованиями, что требует самостоятельного изучения. К таким работам следует отнести, например, монографии Л. А. Молчано­вой «Очерки материальной культуры белорусов в XVI— XVIII вв.», М. С. Кацера «Архитектура белорусских го­родов XVII—XVIII вв.», Ю. А. Егорова «Градостроитель­ство Белоруссии», В. А. Чантурия «Архитектура Белорус­сии конца XVIII — начала XIX в.», Н. С. Дробова «Жи­вопись Белоруссии XIX в.» и ряд других.

Настоящее учебное пособие как первый опыт подоб­ного рода литературы в республике не может, конечно, претендовать на исчерпывающее освещение всех необхо­димых в подобном издании вопросов.


Глава I

БЕЛОРУССКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ДОСОВЕТСКОГО ПЕРИОДА

Белорусское летописание XV—XVIII вв.

Белорусские летописи запечатлели ряд суще­ственных явлений истории белорусского народа в усло­виях феодальной эпохи. Особенности содержания бело­русского летописания обусловлены идейной позицией авторов летописей.

Краткие летописные редакции. Ранний этап белорусского летописания представлен так называемыми краткими летописными редакциями. К ним относятся Супрасльский, Уваровский, Познанский, Никифоровский, Академический списки, «Хроника о великих князьях Ли­товских», «Летопись Авраамки». Эти летописи возникли не ранее конца XIV в. и не позднее первой половины XV в.

Идейные мотивы, содержание и методика изложения кратких редакций тесно связаны с древнерусской лето­писной традицией. Белорусский советский Литературовед В. А. Чемерицкий отметил существенное влияние тради­ции древнерусского летописания на белорусское '. Оно, естественно, было обусловлено их глубокой идейно-тео­ретической близостью. В Супрасльском кратком списке Заимствованного материала из «Повести временных лет» около половины. Так же, как в «Повести», с большой страстностью осуждены зверства орд Батыя. Отчетливо видна политическая позиция белорусского летописца при описании сражения Александра Невского со шведами в 1240 г. Автор восторгается мужеством и умом этого -князя'. Ясно видно стремление летописца поднять пре­стиж Новгорода как достойного преемника Киева. Про­слеживается идея возвышения княжеской власти. Как и автором «Повести», им руководит идея освобождения родины от иноземных поработителей. Автор «Повести» раскрывает ее, описывая борьбу с кочевниками, а бело­русский летописец — рассказывая о борьбе с татарами. С удовлетворением говорит он о поражении татар в бит­ве на реке Воже (1378 г.), описывает победу на Кули­ковском поле.

Как и в «Повести временных лет», те~кст Супрасльской краткой редакции отражает влияние настоящего на изло­жение событий прошлого. Такая методологическая по­зиция проявляется в том внимании, которое уделяется трем темам: татарскому нашествию, деятельности вели­ких князей московских, деятельности великих князей ли­товских. Первый сюжет оставался острым и для второй половины XV в., так как Крымское ханство продолжало совершать набеги на Литовское княжество и на Русское государство. Второй сюжет объясняется ведущей ролью, которую стало играть в XV в* в судьбах всей Руси Вели­кое княжество Московское. А большая роль Великого княжества Литовского в судьбах западных земель Руси определила интерес, проявленный к деятельности и родо­словной великих князей литовских.

Идейной основой Супрасльской летописи является концепция провиденциализма, безраздельно господство­вавшая в мировоззрении раннего и развитого феодаль­ного общества. Все победы, поражения, успехи и неудачи князей летописец объясняет «промыслом божьим», божь­ей волей. По мнению летописца, бог карает и тех власти­телей, которые поднимают руку на духовенство, эта идея проводится в рассказе о борьбе Сигизмунда и Свидригай-ло4 Поражение последнего летописец объясняет тем, что он сжег в Витебске митрополита Герасима и «поможе бог великому князю Дигимонту».

Традиционна методика изложения событий. Стержнем изложения являются погодные записи. Те годы, в кото­рые не произошло никаких примечательных событий, в отличие от «Повести», в тексте Супрасльской летописи не упоминаются.

Как и в «Повести», белорусский летописец отбирает для изложения только те факты, в которых рассказано о деятельности князей, военачальников, высшего духо­венства. В этом полностью отражается взгляд на исто­рическое развитие как результат деятельности госуда­рей. Таким образом, обе летописи отражают политическую позицию и теоретические принципы летописца, обусловленные интересами господствующего класса фео­далов. В связи с этим сложились и методические приемы отбора и изложения событий, характеристика фактов, определение причин и следствий. Белорусский летописец, в отличие от автора «Повести», не видит в феодальных междоусобицах повода для критики и не упрекает фео­далов в том, что они своими распрями губят Русь. Вполне в духе феодальной идеологии выдержано описание го­родских восстаний «черни» в Смоленске.^

Вместе с тем белорусскому летописцу в XV в. стали чуждыми многие темы и сюжеты, волновавшие летопис­цев Древней Руси в XII в. Потеряли актуальность идеи единства, величия, престижа Киевской Руси, ее незави­симости от Византии, как это четко выступает в «Повес­ти»; не тревожат белорусского летописца битвы с кочев­никами-печенегами, половцами, хазарами. Новые поли­тические условия диктовали свои сюжеты и темы, став­шие для белорусского летописца более актуальными.

Особое внимание летописец уделяет событиям в Ве* ликом княжестве Московском, отношениям его князей с Ордой и соседними княжествами, подчеркивая ведущую роль Московского княжества в борьбе против татарского ига. Столь же внимателен автор к делам новгородских, владимирских князей. С середины XIV в. все больше рассказывается о действиях великих князей литовских. В этом переключении главного внимания летописца от­ражается прямая зависимость между прошлым и на­стоящим. Белорусский летописец искал в прошлом объяс­нения тех событий, которые обусловили современное ему положение на Руси и в Великом княжестве Литов­ском. Белорусский летописец с симпатией относится к литовским князьям. Он восторгается великим князем Витовтом, подробно рассказывает о почете, которым ок­ружали его соседние государи. В ряде мест летописи содержится попытка определить причины установ­ления власти великих князей. Тай, мятеж в Смолен­ске в 1401 г. он объясняет тем, «что одни хотели Витовта, а другие етчича князя Юрия», Полоцк и Витебск поко­рились в 1436 г. 'великому князю литовскому Сигизмун-ду, «не чуя себе помощи ниоткуля».

Супрасльский список существенно отличается от «По­вести временных лет» изложением церковно-религиоз-ного сюжета, В «Повести» он нередко представлен в форме пространного богословского трактата, тогда как бело­русский летописец ограничился лаконичной церковной хроникой.

В целом, судя по Супрасльскому списку, белорусское летописание по сравнению с «Повестью временных лет» является более светским, более близким к реальному дониманию фактов, более чутким к причинам и следст­виям описываемых событий. Так, делается попытка уста­новить связь между Киевской Русью, становлением Ве­ликого княжества Московского и Великого княжества «Литовского. Она образует один из исходных принципов краткой редакции летописей. Идейный замысел Су-прасльской летописи—раскрыть влияние Руси на ход всей общественной жизни, политическую организацию .Великого княжества Литовского.

Другие списки кратких летописей — Уваровский, Ни-.кифоровский, Академический представляют варианты Супрасльского и отражают те же методологические и методические принципы. Списки Виленский, Погодин­ский* Дубровенский также не имеют существенных от-личин.

Пространные летописные редакции. Эти летописи, со-ставленные в XVI в. (к ним относятся: «Хроника Быхов-ца», списки Познанский (Рачинекого), Евреиновский, Румянцевский, Патриарший, Ольшевского, Археологиче­ского общества, а также «Летописец» Красинского), со­держат несколько вариантов неизвестного исторического произведения, отличающихся по форме и характеру из­ложения. Каждый из них — самостоятельное своеобраз­ное явление в средневековой белорусской историографии.

Наиболее полным вариантом является Познанский список (Рачинекого) — «Летописец Великого княжества Литовского и Жомойтского». Он отличается от Супрасль­ского как по структуре, так и по предмету изложения, оценке исторических событий. Методика изложения в нем ле погодная (такой принцип сохранен только в конце текста, при передаче событий первой половины XVI в.), а повествовательная, построенная по тематическому при­знаку, причем каждый раздел снабжен заголовком.

Список Ольшевского написан на польском языке и носит название «Великого княжества Литовского и Жмудского хроника». «Хроникой» назван и список Археологического общества. Появление этих «Хроник» объясняется намерением их авторов обосновать правомерность власти литовских князей древностью их рода, не уступающего князьям Польши и Руси 2.

Текст Познанского списка целиком посвящен повест­вованию о деяниях великих князей литовских. Исходным сюжетом служит легенда о римском происхождении пер­вых 500 поселенцев Литвы, бежавших во времена Неро­на во главе с родственником императора Палемоном. Легенда, очевидно, взята из хроники «Длугоша». Глав­ное внимание уделено войнам, которые вели великие князья литовские с внешними врагами, их борьбе за власть с претендентами на великокняжеский престол', а также стремлению великих князей литовских подчинить себе земли Руси. Такой направленностью изложения, отсутствием тематической пестроты эти расширенные ре­дакции отличаются от списков краткой редакции, откуда автор этого исторического труда взял рассказы о великих князьях литовских.

Деянием каждого литовского князя отводится отдель­ный раздел с соответствующим заголовком. Иногда в эти разделы включены события, происходившие в бытность того или иного князя (например, «О Московском по-боищы»). Ряд разделов прямо заимствован из кратких редакций (тексты о князе Андрее Полоцком, Святославе Смоленском, о великом князе Витовте и др.), упоми­наются польские хроники. Однако заимствования состав­ляют небольшую часть.

- Примечательна попытка автора «Летописца» связать легенду о Палемоне с происхождением названия мест­ного населения. Согласно этой версии, один из сыновей Палемона Кернус с подвластными ему людьми явился из пределов Жемайтии в Завил ейскую область. Они осели на побережье и здесь '«игривали на трубах дубасных», что дало повод Кернусу обозначить свой край на род­ном языке (т. е. по-латински) двумя терминами: «литус» и «тубус» (от Шиз— побережье, 1иЬиз— труба). Но, за­мечает летописец, «проетые люди не вмели знать по ла-тйне и почали звати Литвою»3. Следовательно, не при­шельцы-римляне, а местные жители, «простые люди», жившие в Завилейских землях, дали название своей стране — Литва.

Автор «Летописца» по-своему объясняет причины распространения власти литовских князей на русские зем­ли — Батый уничтожил всех князей на Руси, сжег ее столицу Киев. Княживший в то время в Литве Монтвилл, узнав, что «мужыки мешкают без господара», так как «руская земля спустошона и князи руские разогнаны», направился в Друцкую землю, а сына послал к Неману, где тот построил Новгородок. Власть Витовта утверди­лась на Подолий потому, что он и его братья Кориатови-чи с согласия местных правителей защитили эту землю от татар, построили города. Этот взгляд является ве­дущим во всем повествовании о великих князьях литов­ских. Автор стремился возвысить военную славу литов­ских князей, объяснить победами над внешним врагом факт установления их власти над русскими землями.

В «Летописце» неоднократно обращается внимание на такое средство утверждения власти литовских князей на Руси, как брачные связи с представительницами ме­стных княжеских родов. Отмечаются также факты при­нятия князьями православия и «науки языка русского».

Необходимо подчеркнуть, что автор «Летописца», рассказывая о войнах с татарами, немцами, пруссами, неизменно подчеркивает единство действий «сил руских и литовских». В отличие от кратких редакций в прост­ранном варианте провиденциализм проявляется .гораздо слабее. Причины побед и поражений объясняются воен­ным талантом князей. В тексте отсутствует стремление к использованию исторического повествования в рели­гиозно-назидательных целях. В повествованиях о дея­ниях великих князей литовских преобладает бесстраст­ный, далекий от угодливости тон. Значительно меньше внимания уделяется знамениям, чудесам, нет сообщений о церковных делах. Внимание автора занимают светские дела,,причем события последнего времени. В ряде мест изложение приобретает характер политической хрони­ки:; особенно это проявляется при изложении событий первой половины XVI в.

<Э политической позиции автора «Летописца» можно судить по,его враждебному отношению к Польше. Он везде подчеркивает сопротивление великих князей ли­товских притязаниям правителей Польши на территорию Великого княжества Литовского. Ягайло, ставший поль­ским королем, обрисован как клятвопреступник и убийца.

Отмеченные исторические идеи во маогом отличны от взглядов предшествовавших авторов. Сконцентрировав внимание на повествованиях о великих князьях литов­ских, автор «Летописца» впервые создал труд по исто­рии государства, воплощением которого для него была деятельность великого князя литовского. Военные успехи этого государства он неизменно объясняет тем, что силы ему давали Литва и Русь.

Содержание «Летописца», его язык, характер изло­жения дают основание предположить, что автором его был белорус, близкий к великокняжескому двору. Пат­риот Великого княжества Литовского, он рассматривает его историю и его успехи в неразрывной связи с ролью, русского населения княжества.

Шагом вперед в развитии исторической мысли явля­лось преобладание светского взгляда на историю; это было прогрессивным явлением в условиях безраздель­ного господства религиозного мировоззрения.

В «Хронике Быховца» историки различают три тек­ста: один приписывают литовскому автору, другой — бе­лорусу, третий составлен на основании ряда источни*-ков4. Это произведение можно считать завершением почти двухвекового развития белорусско-литовской исто­риографии. Четко прослеживается связь «Хроники Бы­ховца» с Познанским списком пространной летописи («Летописец Великого княжества Литовского и Жомойт-ского»). Однако уже в начал'е «Хроники» выступает опре­деленная идейная направленность сюжетных вставок и правок, которые заметно меняют взгляд на историю Литвы, присущий «Летописцу*. Так, замена версии о бегстве Палемона от Нерона рассказом о его бегстве от жестокостей гонителя христиан предводителя гуннов Атиллы отчетливо выдвигает на первый план религиоз­ный мотив. По этой новой версии Литовское княжество было основано христианами. Связь с «Хроникой Быхов­ца» прослеживается ив дальнейшем. Так, в ней опуще­ны описания из «Летописца», в которых говорится о язы­честве литовских князей. «Хроника» пытается истолко­вать историческое прошлое литовцев в свете сближения их язычества с христианским вероучением.

Другим методологическим отличием этой хроники яв­ляется сам подход к трактовке места Руси в истории Великого княжества Литовского. Существенно меняет изложение легенды о Палемоне в «Летописце» добавле­ние в «Хронике» рассказа о походе внуков Палемона на Русь к Браславу и Полоцку и о захвате большой добычи и множества пленных. История создания Великого кня­жества Литовского трактуется как завоевание и подчи­нение Литвой Руси. Вся история Руси изложена только в связи с деятельностью великих князей литовских, хотя, как ив «Летописце», военные успехи объясняются сов­местными действиями литовских и русских войск. Вмес­те с тем, в «Хронике» отчетливее, чем в «Летописце», видно сопротивление русских князей подчинению своих земель власти литовских князей.

Заметно отличается «Хроника Быховца» от «Летопис­ца» и других пространных хроник открытым восхвале­нием могущества Великого княжества Литовского, воин­ственности литовцев, родовитости литовских князей. Основная заслуга в победе над крестоносцами при Грюн-вальде в 1410 г. приписывается литовскому войску. На-рючито подчеркивается древность и знатность литовских феодальных родов, и неродовитость польской шляхты, бездействие последней во время Грюнвальдской битвы. Стремление возвысить роль литовской знати продикто­вало и отбор материала для «Хроники». Так, в большин­стве описанных битв литовские воины проявляют образ­цы мужества, стойкости, находчивости, благодаря чему одерживают победы. Не случайно отмечено в ней и то, что ратная сила литовского войска особенно усилилась после того, как великие князья литовские приняли хри­стианскую веру. Витрвт, как ревнитель христианства, основатель многих костелов, назван «вторым апостолом божьим». Составители «Хроники» часто прибегают к портретным характеристикам великих князей; особенно выразительно описаны личности Витовта, Ягайло. Целая повесть посвящена слуцкому князю Семену Михайлови­чу, его борьбе с татарами. По методике изложения «Хро­ника» также отличается от «Летописца»: здесь нет деле­ния текста на разделы по периоду правления каждого

_аыцщого князя.

Г Местные летописи. С середины XVII —в начале XVIII в. возникают локальные летописи. Интерес к мест-ной истории отражал недовольство литовско-белорусских князей подчиненным положением Великого княжества Литовского в составе Речи Посполитой, возраставшим влиянием польских феодалов.

На востоке Белоруссии, где это влияние проявлялось в меньшей мере, летописная традиция сохранила значе­ние как средство выражения местных интересов феода­лов и городов. В связИчС этим возникли своеобразные исторические произведения, соединявшие в себе некото­рые черты летописания XV—XVI вв. и новые формы раз­вития исторического знания. Таким произведением яв­ляется так называемая Баркулабовская летопись. Лето­пись написана на белорусском языке жителем местечка Баркулабово, по всей вероятности духовным лицом, близким к владельцам местечка князьям Соломорецким, События, освещенные в летописи, относятся ко второй половине XVI — началу XVII в. Главное внимание автора сосредоточено на событиях, происшедших в Поднепровье, в различных городах и селах востока Белоруссии и в са­мом селе Баркулабове, причем в центре его внимания — семейная хроника владельцев села.

Существенно меняется характер изложения, когда автор рассказывает о развернувшейся с конца XVI в. борьбе против церковной унии. Летописец открыто вы­ступает против нее. Гонения на православных, насажде­ние католицизма, по мнению автора, вызывали' войны, опустошение, голод и мор. Уния рассматривается как страшная беда. Провиденциальная трактовка событий используется для компрометации церковной унии. Одна­ко автор избегает крайних выпадов против католической церкви и выражения симпатий борьбе народных масс против унии, в частности горожан Могилева, Полоцка, Витебска, Орши, хотя и сообщает об этих --событиях, Более того, в движении казачества, направленном про­тив гнета и произвола феодалов, он не видит с конца XVI в. широкого участия белорусского крестьянства.

К владельцу Баркулабова князю Богдану Соломо-рецкому летописец испытывает явно верноподданниче­ские чувства, называя его «славным, набожным милов-ником церкви божой».

Автор продолжает традицию летописей, сообщает све­дения о стихийных бедствиях, постигших Белоруссию в последние два десятилетия XVI и в первые годы XVII в., причем придает им в связи с введением унии значение божьего предзнаменования, выражение господнего гнева. Вследствие этого летописец не ограничивается лаконич­ным сообщением о различных бедствиях (град, морозы, засухи, эпидемии, наводнения и др.), а рисует полную трагизма картину массовой гибели людей, их страданий и мучений.

-Антиуниатская направленность содержания Баркула-бовской летописи объясняет и интерес, проявляемый ле­тописцем к событиям в Москве. Это не только свидетель­ство современника, но и выражение поддержки Русского государства. Летописец специально помещает в летописи грамоту послов великого князя Московского к королю Стефану Баторию с предложением о мире. Рассказ о Лжедмитрии построен на официальной версии москов­ского правительства.

Летопись не проникнута духом активного протеста, гневного обличения, в ней преобладает жалоба, предчув­ствие разраставшейся катастрофы как следствия «бого­противной унии».

При всем разнообразии сюжетов, сведений, внешне не связанных друг с другом, Баркулабовская летопись пред­стает как историческое сочинение, пронизанное единым замыслом: осудить церковную унию. Для аргументации этого автор описывает положение народных масс в годы стихийных бедствий. Отличающая эту летопись эмоцио­нальная приподнятость обусловлена не социальным про­тестом, а религиозной настроенностью автора.

Баркулабовская летопись с точки зренияПметодоло-гии и методики является уникальным произведением. Антауниатская концепция придает.ей идейную направ­ленность и структурную целостность, определяет свое­образную форму построения аргументации. Летописная форма приобрела здесь неизвестную ранее функцию средства создания единого по замыслу труда, в котором унию осуждают прошлое и настоящее, высшие сверхъес­тественные силы и сама жизнь.

- Совершенно в иной манере написана «Хроника Ви­тебска» — так называемая летопись Панцырного и Авер-ки. Ее цель — регистрация фактов, событий. В ней как бы возрождаются самые слабые, устаревшие черты лето-нисания. Крайне ограничен круг явлений в истории горо­да, привлекший внимание летописца; описываются толь­ко те события, которые указывают на роль Витебска в деяниях королей. Главное в них — войны, поэтому в ле­тописи фиксируется все, чем участвовал Витебск в бес­конечных войнах,— поставки продовольствия, постой войску участие горожан в сражениях и пр. Отмечены слу­чаи пожаров, эпидемии.

Другое летописное произведение — «Хроника Моги­лева» составлялась его жителями в течение XVI—XIX вв. Здесь сообщения о правах и привилегиях, данных городу королевскими грамотами, о событиях в городе, разби­равшихся королевским судом, и собственные свидетель-\ства авторов хроники. Последние охватывают события конца XVIII — начала XIX в.

Традиционным является включение многочисленных сообщений о необычных явлениях природы, знамениях, чудесах, причем иногда они перерастают в более прост­ранные повествования, чем в других летописях. К раз­ного рода чудесам авторы относятся если не с полным доверием, то и без явного скептицизма. ' Религиозное мироощущение пронизывает содержание «Хроники», однако само произведение имеет сугубо жиз­ненную направленность. В центре внимания — дела и заботы горожан в связи с внешними событиями. Авторы не выражают своего отношения к событиям, а ограничи­ваются Лишь описанием, констатацией фактов (в такой манере описано восстание 1610 г.). Крайне редко они Обращаются к выяснению причин событий. *• Почти 2/3 текста посвящено описаниям событий 90-х годов XVII в., причем главная тема —поборы с населе­ния, учиненные войсками, проходившими через город и квартировавшими в нем. Мало интересуются авторы со­циальной и хозяйственной жизнью города. Подробно описаны лишь пожары, главным образом церквей.

4 При ценности отдельных свидетельств «Хроника Мо­гилева» как историческое произведение конца XVI—^на­чала XIX вв.— архаическое явление. Метод ее построе­ния примитивен: в хронологическом порядке расположе­ны сообщения о событиях, легендарные рассказы, доку-1 ментальные свидетельства и личные наблюдения. При­чинная связь между ними отсутствует.

2. Дворянские и клерикальные историки

Начало изучению истории белорусских земель йа рубеже XVIII—XIX вв. положили лучшие представи­тели русской науки — В. Н. Татищев (1686—1750 гг.), Ми В, Ломоносов (1711—1765 гг.), И. Н. Болтин (1735— 1792 гг.). У М. В. Ломоносова мы находим краткое упоминание о Белой и Черной Руси. В своих замечаниях на работу Г. Ф. Миллера «Происхождение имени и народа российского» М. В. Ломоносов отстаивал автохтонность в качестве исходного теоретического принципа понима­ния истории Руси. Он считал, что земли, населенные «белороссийцами, где ныне Новгородок, воеводства Мин­ское, Мстиславское, Витебск и Полоцк...», являются орга­нической частью Руси 5.

В. Н. Татищев6 выделяет из территории Древней Ру­си Белую Русь. Под ней он понимал земли с центрами Ростовом, Переяславом, Суздалем, Стародубом. Освещая историю Полоцкого княжества, Татищев различал три периода. Первый —• существование местного княжения. Второй—то время, когда полочане, «согдасясь с новго­родцы, демократию (вече) ввели»; третий — когда По­лоцк и его уделы «под власть литовскую отдаться при­нуждены» 7. В этих определениях Татищев угадал смену черт общественной жизни, что для его времени составля­ло шаг вперед в формировании принципа историзма.

Ближе к истории Белоруссии феодальной эпохи стоит произведение Н. Н. Бантыш-Каменского (1757— 1814 гг.) —«Историческое известие о возникшей в Поль­ше унии». Он видит в церковной унии выражение свет­ских интересов папства, средство государственной поли­тики и результат компромиссной позиции верхов право­славной церкви, вызвавшие в средних и низших слоях общества открытое сопротивление 8„ Такое понимание этого явления формировала прагматическая точка зре­ния автора, т. е. соединение в причинно-следственный ряд субъективных действий и целей.

Восстание 1830—1831 гг. дало повод дворянским и клерикальным историкам поставить вопрос об историче­ских судьбах Западной Руси. В 1848 г. вышла в свет не­большая работа «Взгляд на историю Западной Руси». Неизвестный автор ограничился несколькими утвержде­ниями о главных чертах истории этого края. Исходным фактом характеристики Великого княжества Литовского он считает преобладание русского православного населе­ния, на основании чего считает правомерным называть

это государство Белоруссией 9. Содержание историческо­го прошлого Западной Руси автор свел к истории право­славной церкви и религии. Целью всего изложения яв­ляется стремление подчеркнуть отрицательную роль ка­толической церкви и Польши в исторических судьбах западных земель Руси.

Одним из первых дворянских историков России XIX в., обратившим более пристальное внимание на исто­рию Белоруссии, был Н. Г. Устрялов(1805—1870 гг.). В работах «Исследование вопроса, какое место в русской истории должно занимать княжество Литовское» (1839)' и «Русская история» (1837—1841) он привел ряд важ­ных исторических фактов из истории белорусских земель XVI—XVIII вв. Однако он освещал эти факты (Люблин­ская и Брестская унии, восстание казачества, русско-польская война и др.) с целью оправдания официальной политики царского правительства в Белоруссии. Устря­лов выступал против тех, кто «смотрит на Литву и соеди­нившиеся с нею области как на польские провинции», и, опираясь на исторические факты, заявлял, что эти зем­ли исконно русские. В середине XIX в. история Белоруссии получила не­которое освещение в обзорных трудах и курсах лекций русских историков К- Н. Бестужева-Рюмина, С. М. Со­ловьева, В. О. Ключевского и Н. И. Костомарова. Бело­русские земли они рассматривали как одну из составных частей Российской империи, поэтому о Белоруссии пи­сали лишь в разделах, освещавших внешнюю политику России, главным образом войны России с Польшей, В 1855г. была издана книга М. О. БезКорниловича (1796—1862 гг.) «Исторические сведения о примечатель­ных местах Белоруссии». Однако автор свел свой труд к подбору летописных свидетельств, сообщений о князь­ях, уделах, войнах, религиозных событиях, которые фор­мируют представление о Белоруссии как неотъемлемой,
органической части Российской империи. Узкое понима­ние предмета и задачи изучения помешали этим авторам исследовать подлинную историю Белоруссии, всю специ­фику исторического процесса в феодальную эпоху.Попытку более широкого и направленного изучения истории Белоруссии содержит книга О. В. Турчиновича «Обозрение истории Белоруссии с древнейших времен»(Спб., 1857). Он поставил две цели — охарактеризовать Белоруссию как страну и ее историю как самобытные объекты изучения. Свой труд автор считал первым систе­матическим изложением истории Белоруссии10. В со­гласии с принципом дворянской историографии: в деяниях государя заключена история народа, он свел всю историю к описанию политических событий. Социальную и эконо­мическую стороны развития общества О. В. Турчинович полностью игнорирует. Заметно меньше своих предшест­венников он уделяет внимания религиозно-церковной проблеме. В соответствии с другим принципом дворян-екой историографии он резко отрицательно относится к народным движениям, не признает роли "народных масс в истории. История Белоруссии излагается путем компи­ляции сведений из летописей, сочинений польских исто­риков Нарбута, Лелевеля, русских — Татищева, Карам­зина, Соловьева, Устрялова.

В истории Белоруссии Турчинович различал два пе­риода. Первый, с начала XV и до конца XVII в., включал собственно историю Белоруссии, которая была тесно связана с историей Литвы, Польши и России. Второй период начинался с конца XVII в., история Белоруссии с этого времени, по его мнению, была «лишена всякой самобытности и исчерпывалась историей Польши и Рос­сии» и.

Показать самобытность развития Белоруссии Турчи­нович не сумел: период XV—XVII вв. не содержит в его книге никаких данных, ее раскрывающих. Весь этот пе­риод заполнен в книге подробностями о правлении вели' ких князей литовских, о войнах, которые они вели. Рас­сказав о подчинении западно-русских земель литовским князьям, автор пришел к парадоксальному, ничем не обоснованному выводу: «Мало-помалу Западная Русь образовала новое самостоятельное государство — княже­ство Литовское» 12. Политику великих литовских князей автор представляет как «деяние в интересах всеобщего блага». Особенно восторженно оценивается деятельность Гедимина, Сигизмунда-Августа, Стефана Батория.

Всю историю Белоруссии Турчинович сводит к военным событиям и религиозной борьбе, как это делали историки и до него. Но он опускает известные свидетель­ства о католической агрессии, акциях Ватикана и в пре­следовании православной церкви видит следствие дея­тельности не столько католиков, сколько униатов 1

К объяснению причин и характера освободительной борьбы украинского и белорусского народов Турчинович подошел с открыто клерикальных позиций. Ее антифео­дальный характер остался вне внимания автора. В то же время выпячиваются принесенные народной войной разо­рения. При таком подборе фактов народно-освободитель­ное движение украинского и белорусского народов теряет свой подлинный характер и представляется как ряд обыч­ных военных эпизодов, описанных весьма подробно. В этом также четко видна позиция дворянского историка, отрицавшего социальные причины развернувшейся в середине XVII в. народной борьбы.

Отрицательное отношение Турчиновича к политиче­ским действиям народных масс проявляется при описа­нии им восстания жителей Полоцка в 1387 г. против Якайлы, ставшего польским королем. Сама идея народ­ной власти вызывает у Турчиновича резкое осуждение;

;с плохо скрытой неприязнью говорит он о Полоцке, став-днем республикой, вольным городом. Вечевой строй едедал город беззащитным, что позволило князю Минганло завоевать в 1190 г. эту древнюю столицу Кривской зем­ли. Еще дальше в осуждении народных восстаний идет Турчинович при описании восстания витебских горожан против диких преследований изувера Иосафата Кунце-вича в 1623 г. Он характеризует это восстание как «ярость толпы, исступление черни, своеволие и бунт». Жестокую расправу над восставшими он вполне одоб­ряет, отметив, что «наказание последовало достойное» м.В «тбге он пришел к выводу, что Белоруссия в многове-vновом, прошлом своей истории не имела, а была лишь ареной междоусобий, завоеваний, «перепутьем могучих пощерников».

: ,В ряде мест Турчинович подвергает сомнению досто­верность отдельных фактов, заимствованных из поль­ских хроник или летописей, однако не опровергает при-водимые ими легенды о «божьих знамениях». Иногда он приводит несколько свидетельств об одном и том же со­бытии, но всегда берет верх явная тенденциозность, идеа­лизация действий великих князей литовских.

Крупным произведением, претендовавшим на обобща­ющее изложение истории Западного края, явилась рабо­та М. О. Кояловича (1828—1891 гг.) «Лекции по истории Западной России», опубликованная в 1864 г. Автор во­сторженно приветствовал реформу 1861 г., которую он с монархических позиций оценил как «великое слово — воля народная», резко осудил восстание 1863 г. как одно из проявлений враждебной всему русскому «польской силы» 15.

Коялович обстоятельно сформулировал свое пред­ставление об общих закономерностях, структуре и кате­гориях, которые играют роль методологических принци­пов в его изложении истории Западной России.

В одной из лекций он провозгласил, что «в истории .все имеет свою причину, свой смысл» 16, однако в собст­венной работе не раз оказывался очень далеким от рас* крытая истинных причинных связей.

К Западной России Коялович относит Украину, Бе­лоруссию и Литву, которые, по его мнению, представ­ляют собой единое целое; в чем суть этого единства, в каких явлениях оно прослеживается, автор не раскры­вает, но решительно подчеркивает роль своего взгляда как исходной точки зрения.

Определяющим фактором исторического развития Западной России он считает столкновение «двух глав­ных сил — русской и польской», причиной чему было стремление Польши «воссоздать свое господство и мо­гущество на чужой русской земле».

Глабной задачей своего курса лекций Коялович счи­тал раскрытие истоков «польского триумфа» как опре­деляющей черты прошлой истории Западной России. Он стремился проследить влияние Польши, приведшее к то­му, что в Западной России сложилось «разделение меж­ду народом и верхним польским слоем, разделение на­циональное, религиозное, разделение преданий, начал жизни» 17. Коялович формулирует свое понимание закономерности истории Западной России следующим обра-*зом: это есть «история демократизма, ищущего своей древней, родной аристократии,., ищущего древних род­ных порядков жизни, то есть тоже русских и православ-;,«ых» 18. Коялович этим заявлением исказил и попытался скомпрометировать идею демократизма как нечто чуж­дое народу.

Однако на деле Коялович не осуществил своего на-^меревия поставить в дентр внимания освещение истории народа; об этом свидетельствует предложенная им схема периодизации истории Западной России, в которой он различает пять этапов, отражающих те или иные черты государственно-политической унии Западной России с Литвой и Польшей. Роль народных масс в истории им полностью игнорируется, хотя слово «народ» часто упо­требляется в его лекциях. Как истинный представитель I монархически настроенных историков, он осуждает ве-. чевой строй в Полоцке, видя в нем «род правления, ко-^торый меньше всего может принести пользы», который ^н был причиной овладения городом князем Мингайло. Ведущую роль в историческом развитии Коялович отво­дит деятельности князей и королей. К решающим факто-р&м он относит православную религию и церковь, кото­рые провозглашает «великим цивилизующим нача­лом» 19.

В методологии Кояловича заметное место занимает теория иноземного влияния. Он различает два влияния: первое — русскре, приведшее к сближению литовцев и •белорусов,—положительное явление, которое привело к «усвоению литовцами русского склада жизни», вытеснив­шего «чисто литовские особенности»20, второе оказыва­ли западные соседи, в первую очередь «латино-герман-окий мир», от которого поляки заимствовали «пристра­стие к роскоши», отрицательно сказавшееся на социаль-Ж^экономическом положении страны.

На Западную Россию иноземное влияние шло со сто­роны Польши, а не Западной Европы, автор считает этот фактор всеохватывающим в историческом развитии [^'-Западной России. До Кревской унии (1385 г.), по его мнению, «общественный быт Литовского княжества сложился по началам русской жизни» 21. Последующее раз­витие унитарного, процесса углубило разделение между Литвой и Русью, что породило впоследствии бессилие Литвы отстоять перед Польщен свою независимость.

-Люблинская уния привела не только к потере нацио­нального^ развития, но и породила не известные ранее в Западной России социальные процессы. По мнению Коя­ловича, до унии здесь не было крепостных, а сельское население составляли свободные земледельцы. По мере ополячивания аристократия, в руках которой находилось большинство городов, все больше «превращала в хлопов» мещан 22.

Антипольская позиция Кояловича привела его к иска­жению истории; уже в его время существовало немало публикаций документов, из которых было ясно, что кре­постничество было известно в Западной России задолго до Люблинской унии. Это искажение прошлого — пря­мое следствие монархически-славянофильской природы его методологии.

Причиной подъема народной борьбы в середине XVII в., по'утверждению Кояловича, явилось усиление религиозного преследования. Церковная уния, как он считал, породила обстановку, в которой история Запад­ной России получила «по преимуществу народное на­правление», ибо вследствие ополячивания высшего со­словия защита православия; «перешла в руки народа», ряды которого составили казачество и мещанство. Го­рожане, по словам Кояловича, представляли собой мно­гочисленное сословие, которое всецело «отдалось защи­те своей веры»23.

Защита православия и антипольский характер всего движения середины XVII в.—- вот основной тезис Кояло­вича, приведший к искаженной характеристике событий 1648—1667 гг., .поскольку в ней игнорируется антифео­дальная направленность борьбы, а решающая роль в этой борьбе отводится не народным массам, .а личностям, стоявшим во главе борющихся сил.

^Методологические основы концепции Кояловича сделали изложение истории Западной России искусст­венным, противоречивым. Подмена внутренних аричин развития внешним влиянием превратила историю За-?дадной России в количественное накопление черт об-щественной жизни по «польскому образцу» при ослаб­лении местных традиций. Процесс исторического разви­тия подменила смена одних форм другими, привнесен­ными извне

Таким образом, Западная Россия представлена Кояуювичем жертвой польской экспансии, осуществленной в угоду католической церкви. В связи с этим им отобран исторический материал, в котором преобладают факты и события из области религиозных отношений, политических целей, военных захватов. Как в методологии, так и в методике Кояловича проявились типичные черты огра­ниченности, субъективно-идеалистической, откровенно •клерикальной направленности дворянской историогра^ фии.

Поскольку Белоруссия рассматривается в «Лекциях» органическая часть Западной России, автор уделил лишь несколько вскользь брошенных замечаний. Почти одновременно с «Лекциями» Кояловича была ^публикована книга П. Щебальского «Рассказы о За-рйадной Руси» (М., 1864). В ней еще более примитивно Западного края представлена как история ре-Ушгиозных гонений и сопротивления им народа. Как и ч, Щебальский пытался придать наступлению |$атоличества и униатства социальную окраску. Он пред-ргавнл его как фактор, породивший, якобы, усиление 'князьями и дворянами гнета крестьян в отместку за со­хранение ими верности православию. Вся история Бело­руссии, сведена к судьбам православной церкви и рели-|гирзной борьбе.

,-< ;Р «4С67 г. в Вильно вышла книга профессора Я. Д. (1810— 1873 т) «Очерк игтории Г.еяеро-Запад-России». Как отмечалось в предисловии, целВю книг'и (Шло «способствовать развитию у уча-рщхся верных понятий об .исконном господстве право-Цдавия и русской народности в здешней стране». С ра-^ ротой Кояловича ее роднит определяющая все изложе-концепция, рассматривающая историю северо-за-Шдных земель до Кревской унии (1386г.) как борьбу рфотив «напора латинства и неметчины» 24.

Определяющее значение в освещении истории северо­западных земель Руси придается автором колонизаци­онной теории — версии об образовании Новгородом сво­ей колонии — Полоцка. Это событие положило, по его утверждению, начало колонизации славянством всей тер­ритории между Припятью и Балтийским морем, вер­ховьем Днепра и устьем Немана 25. В дальнейшем про­изошло слияние колонистов-новгородцев с литвинами. Только набеги и грабежи ятвягов принудили колонистов применить против них оружие 26.

Последующая история излагается в виде пересказа летописных данных, причем автор подчеркивает, что эпоха колонизации имела следствием то, что «смена по­лоцких князей литовскими ничего существенного не ме­няла — князья, по происхождению литвины, по значе­нию своему были русскими князьями»27. По его мне­нию, до Кревской унии «все общественное устройство, порядки и законы были русские»28. Следует отметить, что автор не дает сколько-нибудь четкого определения того, в чем суть этого устройства, в чем его «русские» черты.

И. Д. Беляев так подбирает и представляет факты, чтобы представить историю Северо-Западного края как извечную борьбу против «заклятого врага — латинства, окатоличивания, ополячивания, немецкого преоблада­ния, погубившего столько славянских наций»29. В таком плане представлены деятельность и войны Миндовга, Тройдена, Витеня, Гедимина, Ольгерда — как политика, имеющая целью защиту Восточной Европы от латинства и германизации3?. Кревская уния оценивается автором как исторический рубеж, положивший начало дливше­гося почти пять веков окатоличивания и ополячивания31.

Через 5 лет после издания «Очерков» вышла в свет новая работа И. Д. Беляева «История Полоцка, или Се­веро-Западной Руси, от древнейших времен до Люблин­ской унии» (М., 1872). Структура книги раскрывает ав­торскую трактовку подхода к исследованию истории

Западной России. Она состоит из четырех разделов, каждый из которых называется «Рассказ». Первый из них — «Страна», ьторой — «Люди», третий — «Церковь», четвертый — «Власть». Следует отметить, что истории церкви и власти отведена большая часть книги (около 280 стр. из 450). Эти вопросы составляют главные объ­екты внимания автора, свидетельствуя о типичной для дворянско-клерикальной историографии позиции. Как и Крялович, Беляев придает церкви и власти значение факторов, не обусловленных определенной социальной средой.

В основе первого рассказа лежит изложенная Беляе­вым еще в ранее вышедшем «Очерке» колонизационная теория. Здесь же она дополнена попыткой создать этни­ческую модель Полоцкой земли. Произвольно истолко­вывая летописные сведения, он представляет всю тер­риторию между Припятью и Западной Двиной, Днепром и Неманом, Литву, земли соседних прибалтийских пле­мен объединенными в процессе колонизации в одно По­лоцкое государство, в котором произошло будто бы «слияние, сделавшее всю литовскую землю на юг от Ви-лии русскою и полоцкою» 32.

Второй рассказ «Люди» освещает этнический и соци* альный состав населения края. Этническая сторона пре­обладает в очерках, о ятвягах, литовцах, дреговичах. Со­циальная сторона выступает при характеристике групп населения Полоцка и уездов. Очерки полностью основа­ны на концепции теории колонизации. Так, в книге го­ворится о неизбежности гибели ятвягов, так как они от­стаивали «свою дедовскую жизнь лесных обитателей» и оказывали сопротивление развивавшемуся у соседей «новому строю жизни, могучей цивилизации»33. Очерк о литовцах построен в виде рассказа об их сближении в процессе колонизации с полочанами, приведшем к тому, что «литовцы и русские,— по утверждению Беляева,—' являются как бы одним народом»34. Хотя это, конечно, явное преувеличение,- но автор верно подметил сходство некоторых народных обычаев на Руси и в Литве, общ­ность терминов, черт, быта, сходство поверий, понятий и

т. д. Однако автор отходит от реальных исторических процессов, заявляя, что княжеская власть у литовцев зародилась «в подражание полочанам» и даже воинст­венность их тоже развивалась по этой же причине35.

Беляев ищет в социальных группах населения По­лоцка, на существование которых указывают докумен­тальные свидетельства, аналогии с новгородскими. До­кументы XIV-—XV вв. не только дают материал, оправ­дывающий такой подход, но и содержат данные о соци­альном облике населения Полоцка, не укладывающиеся в схему, по которой Беляев излагает историю Белорус* сии. Тогда автор извлекает из документов только нужные ему данные. Например,,говоря о боярах как правящей верхушке в Полоцке (как и в Новгороде), он ссылается только на те документы,: которые подтверждают его точку зрения. Однако в других документах содержится указание на потерю боярами Полоцка былых позиций, усиление роли купечества. В таких случаях Беляев объ­являет это расхождение следствием «польских нововве­дений» 36 либо игнорирует такие факты. Поиск аналогий в жизни Полоцка и Новгорода позволил Беляеву пока­зать сходство черт быта, социально-экономической жиз­ни феодальной Руси и Белоруссии, и это, несомненно, важно.

Концепция Беляева о «зловредном», «разлагающем» влиянии Польши мешала ему видеть реальные причины и характер исторических процессов. Это особенно ясно выступает в характеристике купечества и крестьянства. Автор настаивает на полном тождестве положения и ро­ли купечества в Полоцке и Новгороде. Магдебургское право, внесшее отличия, автор считает отрицательным явлением, которое «оборвало связь между купцами и боярами» и «крайне стесняло свободу промыслов»37. Такая оценка Магдебургского права искажает его дей­ствительное значение в истории города.

По утверждению Беляева, превращение свободных земледельцев в угнетенных, «черных людей» -— одно из следствий ополячивания полоцкого боярства38. В уездах «черные люди» были свободными, сохранявшими право

перехода, хотя и несли повинности. Усиление крепостни­ческой зависимости в первой половине XVI в. (уже без иноземного вмешательства) осталось вне поля зрения автора.

Третий рассказ также пропитан идеей отрицатель­ного воздействия иноземного влияния. Восторженное описание в рассказе тесных взаимоотношений князей и епископов, политического авторитета последних являет­ся приемом, направленным на осуждение преследования православной церкви, окатоличивания князей.

Последний рассказ раскрывает черты сложившейся государственной организации, верховной власти. Автор пытается проследить эволюцию власти от веча в Полоц­ке до всевластия в нем феодальной верхушки. Беляев обращает внимание на княжеские междоусобицы, ста­новление великокняжеского единодержавия, усиление роли великокняжеской рады, складывание иерархии должностей государственного аппарата. Опираясь на ле­тописные данные, о» реалистично характеризует основ­ные черты политической истории Северо-Западной Руси и тем самым дает определенный материал для: критики теории колонизации, которая требует признания Полоц­ка колонией Новгорода39. Аналогии социальной жизни Полоцка и Новгорода (организация купечества, «черных людей») пронизывают все изложение истории Полоцкой земли *>.

В рассуждениях об общих факторах исторического развития Беляев в ряде случаев исходит из идеи истори­ческого прогресса: новое всегда побеждает старое, от­жившее. Этим принципом он объясняет неотвратимость гибели ятвягов, причину падения веча в~ Полоцке и за­мену его властью великого князя41. Однако выбор исто­рических явлений, в которых автор ищет решающую роль этого принципа, свидетельствует о непонимании им сущности и роли нового-в историческом развитии.

В 1890 г. вышла в свет книга «Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края».- Как от­мечено на титульном листе, его авторами были два про­фессора Киевской духовной академии Н. И. Петров и И. И. Малышевский, книга издана при Министерстве

внутренних дел «с высочайшего соизволения» и являлась частью серии, очерков по истории севере- и юго-западных окраин империи. Эта серия была призвана служить про­водником монархическо-клерикальных охранительных идеи в

Основное содержание истории Белоруссии и Литвы укладывается в следующую схему: преобладание Руси над Литвой до XII в.; утверждение господства Литвы и создание Литовско-Русского государства; заключение унии с Польшей и усиление политического ее влияния, распространение католицизма; наконец, присоединение к России. История сведена, таким образом, к двум аспек­там — государственно-политическому и церковно-конфес-сиональному. При освещении первого авторы опирались на апологетику самодержавия, изображенного ими как форма народовластия. Обоснованием второго служит те­зис о том, что «связующей силой Русского государства должна быть православная церковь» 42.

Сведение истории народа к деятельности государей, отрицание закономерности, роли причинности в истори­ческом процессе привело к тому, что авторы вполне серь­езно приписывают Ягайло решающую роль в повороте Великого княжества Литовского от «обрусения» во вре­мя правления Ольгерда «в совершенно противополож-рую сторону» 43.

Причины княжеских междоусобиц авторы ищут в борьбе сторонников католической и православной рели­гий. Вследствие этого авторы оказались не в состоянии объяснить причины успеха унитарного процесса, понять, почему поднявший восстание Михаил .Глинский «встре­тил в Северо-Западной Руси или враждебное отношение или равнодушие» 44. «Главными и естественными защит­никами православия и русской народности в Литве» в книге объявляются православные вельможи и дворяне. Дальнейшие же события объясняются «совращением этих защитников в католичество» 45.

Искаженно трактуется характер казацкого восста­ния середины XVII в.: утверждается, что оно явилось

следствием призыва самого короля, предложившего .ка­закам «постоять за себя» 46.

Книга пронизана стремлением подменить социальную направленность событий религиозной. Так, Кричевское восстание 40-х годов XVIII в. объясняется как один из эпизодов борьбы за православие47.

В книге проводится традиционная для дворянской историографии идея о Польше как виновнице всех зол в истории Северо-Западного края. Внутренние социальные причины при этом замалчиваются. В рамках монархиче­ски-клерикальных идей история Белоруссии преврати­лась в бессвязный, тенденциозный набор фактов и суж­дений, исказивших ее реальное развитие.

Наиболее выразительно отрицательные черты мето­дологии и методики дворянско-клерикальной историо­графии воплотились в книгах П. Д. Брянцева «История Литовского государства с древнейших времен» (Вильно, 1889) и «Очерк Древней Литвы и Западной России» (Вильно, 1891). Вторая книга по существу представляет собой краткое изложение первой. Брянцев сводит слож­ный процесс исторического развития к политической ис­тории, в свою очередь представленной в виде располо­женных в хронологическом порядке биографий великих князей и королей. В центре внимания автора стоит отно­шение правителей к православной религии и церкви, к Польше и католицизму. Одним из побудительных моти­вов их деятельности он считает личные симпатии и ан­типатии.

Отчетливо выступает стремление показать положи­тельное, благотворное влияние на судьбы Западного края всего православного и русского и отрицательное, пагуб­ное — всего католического и, польского. Второму воздей­ствию автор приписывает роль причины глубоких соци­альных сдвигов: крестьянство потеряло свободу, право на земли, свои старинные учреждения из-за влияния польского права, польских порядков, утверждению кото­рых способствовала государственная власть и католиче­ская церковь 48. В связи с такой трактовкой причин со­циальных перемен народное движение освещается как выражение массового антикатолического, антипольского протеста, борьбы за православие. Крестьянские выступ­ления характеризуются как акты грабежа поместий польской шляхты и католической церкви.

Рассказывая о реформации в Западной Европе, Брян-цев излагает причины ее возникновения как выражение протеста против пороков католической церкви и папст­ва 49. Но от объяснения причины реформации в Западной России он уклонился. Такая позиция является результа­том тенденциозности и примитивизма теоретических взглядов автора на историю общества.

Рассмотренные работы не исчерпывают все.й дворян­ской и особенно клерикальной историографии б Белорус­сии (и вообще Западной Руси). В начале XX в. в связи с ростом революционного движения появились многочис­ленные «труды», наполненные самыми антинаучными из­мышлениями с целью направить читателя по пути борь­бы «за веру и народность*.

При всем разнообразии отдельных категорий в мето­дологии, решении различных задач, а также приемов и средств изложения, дворянские и клерикальные истори­ки, писавшие об истории западно-русских земель, в главном, решающем были едины. Это единство заключа­лось прежде всего в освещении истории как деятельно­сти правителей, в сведении всего исторического процес­са к двум аспектам — государственно-политическому и церковно-религиозному.

При очевидной ошибочности и научной несостоятель­ности исходных теоретических позиций и взглядов дво­рянских историков на далекое прошлое белорусского на­рода; в отдельных трудах содержится ряд суждений и оценок, имевших положительное значение для дальней­шего развития историографии Белоруссии. Так, дворян­ская историография положила начало рассмотрению ис­тории Белоруссии в качестве самостоятельного предмета изучения, создала первые обзоры, содержащие ее систе­матическое изложение. Дворянские историки поставили задачу выяснения причин перемен, происходивших в жизни белорусского народа в феодальную эпоху. Сохра­няет свое значение примененный некоторыми дворянски­ми историками метод изучения истории Белоруссии в связи с историей Руси, Литвы и Польши.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.