Общий обзор литературы по М. 14 страница

бой духовной способности. Особенно резко выражен­ную антиассоцианистскую позицию занимали пред­ставители «гештальтпсихологии» (Вертхеймер, Кё-лер, Коффка, Левин и др.). Исходя из идеи подчинен­ности психич. процессов принципу образования це­лостных форм, они понимали М. как непосредств. усма­тривают искомого решения, выражающееся измене­нием структуры проблемной ситуации в сознании субъекта. В результате такого «переструктурирова­ния» субъекту открываются, с этой т. зр., новые, за­ключенные в исходной ситуации отношения и функ­циональные свойства. Процесс этот не может быть выведец из прежде накопл. ассоциаций, из опыта пове­дения и научения; он представляет собой «автохтон­ный», самопорождающийся процесс. Т. о., по своему филос. смыслу это понимание М. по существу смыкает­ся с идеалистич. интуитивизмом.

Общей чертой, характеризующей перечисл. теории, в т. ч. и ассоцианистские, является их антиисторизм, отказ от изучения происхождения и общественно-историч. развития человеч. М. Если в них и шла речь о развитии, то оно понималось как процесс чисто коли­честв, накопления ассоциаций, их обобщения, диф­ференцирования и объединения во все более сложные цепи или комплексы. Такое понимание развития удер­живалось как психологами-эволюционистами (Спен­сер), так и в работах по психологии народов (Вундт).

Только в нач. 20 в. конкретные исследования М. приобрели черты подлинного историзма и появились работы, систематизирующие накопленные прежде многочисл. этнографич. данные о качеств, своеобра­зии М. народов, стоящих на относительно низких сту­пенях общественно-экономич. и культурного развития (Л. Леви-Брюль, Вёйле и др.). При всей неудовлетво­рительности теоретич. интерпретаций излагаемых в них фактич. материалов работы эти имели то значение, что они показали несостоятельность положения о неизменности законов человеч __ духа и внесли в уче­ние о М. идею о качеств, изменениях, к-рые оно пре­терпевает в ходе историч. развития. Второе направ­ление исследований, сыгравшее важную роль в пони­мании природы и механизмов М., составили экспери­ментальные работы, посвященные изучению предысто­рии человеч. М. — его гепегич. корней в животном мире. Уже первые систематич. исследования (В. Кёлер, Р. Йеркс, Н. Н. Ладыгина-Коте) интеллектуального поведения человекообразных обезьян показали, что у высших животных существует сложная деятельность, к-рая по своему характеру сходна с М., хотя и проте­кает в форме внешне-двигат. операций («практический интеллект», или, по Павлову, «ручное мышление» животных). Изучение интеллектуального поведения высших животных, углубив генетич. подход к М., вместе с тем поставило перед конкретными исследо­ваниями проблему о принципиальном, качеств, изме­нении мыслит, процессов при переходе к человеку. Конкретизируя положение Энгельса о роли труда в формировании человека, Выготский показал, что «М.» животных превращается в подлинное, человеч. М. под влиянием перекрещивания линии развития практич. предметных действий и линии развития голосовых реакций, к-рое необходимо происходит в условиях коллективной трудовой деятельности. В результате голосовые сигналы, посредством к-рых осуществляется общение животных, все более превра­щаются из инстинктивно-выразительных в отражаю­щие объективное содержание и становятся носителями обобщений, вырабатывающихся в практич. опыте, т. е. приобретают функцию означения. С др. стороны, практич. интеллектуальное поведение«оречевляется», опосредствуется языком, словесными понятиями и в силу этого оказывается способным приобрести в ходе дальнейшего развития форму внутр. речевых процес-

сов, свойственную словесно-логич. М. Исследования интеллектуального поведения человекообразных обезьян дали, с др. стороны, толчок эксперименталь­ному изучению процессов практич., т. н. «наглядно-действенного» М. и у человека. Почти тотчас вслед за работой В. Кёлера были начаты с помощью разра­ботанной им принципиальной методики многочисл. исследования на детях. Эти исследования позволили выделить и описать процессы наглядно-действ. М. как составляющие необходимую стадию умств. развития ребенка. В дальнейших работах, среди к-рых широкой известностью пользуются исследо­вания А. Валлона и Ж. Пиаже, было экспери­ментально показано, что словесно-логич. М. разви­вается из практич. интеллектуальных операций путем их «интериоризации», т. е. путем перехода прежде внешних предметных действий в действия внутр., умств., совершающегося в условиях общения ребенка с окружающими и в связи с успехом его речевого раз­вития. Большой вклад в теорию онтогенетич. разви­тия М. внесли исследования Л. С. Выготского и его школы, посвященные проблеме активного формирова­ния мыслит, процессов. Значение этих исследований состоит в том, что развитие М. рассматривается не как идущее само собой под влиянием накопления знаний и их систематизации, а как процесс усвоения ребен­ком общественно-исторически выработанных умств. действий и операций. Т. к. это усвоение имеет строго закономерный характер, то, управляя им, можно актив­но и планомерно формировать у учащихся необходи­мые мыслит, процессы — программировать их раз­витие (П. Я. Гальперин).

Новый аспект в изучение М. внесли задачи, воз­никшие в связи с усложнением техники ггроиз-ва, что потребовало исследовать М., оперирующее с нагляд­ными механич. отношениями (т. н. «технический интел­лект»). Вместе с этими исследованиями, чаще всего подчиненными целям профессионального отбора, были предприняты также работы, посвященные изучению сложной мыслит, деятельности конструкторов, шах­матистов, дешифровщиков аэрофотосъемок и т. п. Все это значительно расширило круг процессов, от­носимых к числу интеллектуальных, мыслительных. Еще в начале 20 в. под М. разумелась исключительно познават. деятельность, протекающая в форме внутр. логич. процессов. Описанные в генетич. исследованиях стороны «практического», или «наглядно-действен­ного», интеллекта рассматривались лишь как ранние, подготовит, стадии в развитии М. или как примитив­ные и «низшие» его формы. В дальнейшем изучение сложной мыслит, деятельности, необходимо опираю­щейся, однако, на конкретные пространств., силовые и т. п. представления и протекающей в виде действий с внешними объектами (схемами, макетами конструк­ций, разного рода динамич. предметными ситуаци­ями и т. д.), создало почву для признания сосущест­вования у человека различных форм высокоразви­того М., нередко теснейшим образом переплетающих­ся между собой и переходящих друг в друга. Прин­ципиальное значение признания такой «полиморф-ности» мыслит, процессов для общей теории М. со­стоит в том, что оно ведет к фактич. преодолению абс. метафизич. противопоставления внутр., теоретич. дея­тельности и деятельности чувственной, мысли и прак­тич. действия.

Существ, вклад в учение о М. внесли также работы по изучению нейрофизиологич. механизмов мыслит, деятельности. Уже в трудах И. М. Сеченова было выдвинуто положение, что М. представляет собой результат рефлекторных мозговых процессов, осуще­ствляющих сопоставление объектов друг с другом в к.-л. отношении, и что отвлеченные, внечувств,. фор­мы М. являются лишь дальнейшим развитием этого

516 МЫШЛЕНИЕ

сопоставления — «продолженными» за пределы чув­ственности анализом и синтезом. Впервые систематич. экспериментальному изучению аналитико-синтетич. деятельность коры головного мозга была подвергнута в классич. работах И. П. Павлова и его школы. Осо­бенно важное значение для понимания физиологич. основы высших познават. процессов имеют открытые Павловым механизмы ориентировочно-исследоват. деятельности, принцип системности мозговых процес­сов и, применительно к человеку, учение об особен­ностях второй (речевой) сигнальной системы в ее соотношении с первой сигнальной системой. Хотя в трудах Сеченова и Павлова в качестве одного из центральных удерживается понятие ассоциации, одна­ко самый подход к этому понятию принципиально отличается от подхода, свойственного субъективно-эмпирич. психологии. Они рассматривают ассоциацию не в качестве объяснит, понятия, а как процесс, под­лежащий науч. анализу и объяснению, как продукт активной приспособит, деятельности организма, его поведения в условиях сложной предметной среды.

Дальнейшие нейрофизиологич. исследования с ши­роким применением электрофизиологич. методов, в частности электроэнцефалографич. исследования на человеке, обнаружили новые данные о механизмах тонкой мозговой регуляции сложной деятельности. Вместе с тем была особенно подчеркнута роль т. н. обратных связей, описанная уже Павловым в его уче­нии о функции подкрепления и о кинестезиях. В совр. нейрофизиологии термином «обратная связь» обозна­чается механизм регуляции деятельности посредством сигнализации об эффектах, осуществленных рабочими органами текущих реакций, благодаря к-рой происхо­дит их коррекция. Понятие обратной связи как основное для понимания механизма саморегулирова­ния деятельности животных и человека впервые было введено сов. физиологами еще в 30-х гг. (П. К. Ано­хин, Н. А. Бернштейн). В наст, время это понятие является центральным как в нейрокибернетике, так и в технич. кибернетике.

Разработка проблемы регулирования посредством обратных связей имеет важное значение с т. зр. раз­вития науч. представлений о механизмах познава­тельной, в частности мыслительной, деятельности, поскольку она позволяет понять также и физиоло­гич. необходимость активности субъекта в процессе познания, прямо или опосредствованно связывающей его с познаваемыми объектами. Новые нейрофизиоло­гич. схемы, учитывающие механизмы обратных свя­зей и компарации, включив психофизиологич. изу­чение мозга в разработку общей теории регулирования, открыли возможности моделирования высших, в т. ч. логич., операций посредством кибернетич. технич. устройств, что, помимо практич. значения, имеет также и значение одного из методов их исследования. На­конец, совр. науч. представления о М. учитывают до­стижения и таких дисциплин, как теория информации, математич. логика, теория игр, а также нек-рые раз­делы лингвистики.

К числу важнейших общетеоретич. проблем М. относится прежде всего проблема соотношения внутр., мыслительной и внешней, практич. деятельности человека. В противоположность метафизич. идеали-стич. теориям, исходящим из абс. противопоставле­ния М. и практич. деятельности, марксизм подчерки­вает изначальную связь между ними. «Производство идей, представлений, сознания первоначально непо­средственно вплетено в материальную деятельность и материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, ду­ховное общение людей являются здесь ещё непосред­ственным порождением материального отношения людей» (Маркс К. иЭнгельс Ф., Соч., 2 изд.,

т. 3, с. 24). Труд посредством орудий ставит человека не непосредственно перед материальными объектами, а перед их взаимодействием, к-рое он сам создает, воспроизводит и контролирует: в этом процессе и про­исходит их познание человеком. Если при непосредств. взаимодействии субъекта и объекта последний откры­вает свои свойства лишь в границах, обусловленных составом и степенью тонкости ощущений субъекта, то в процессе взаимодействия, опосредствованного орудием, познание выходит за эти границы. Так, при механич. обработке предмета из одного материала предметом, сделанным из др. материала, мы подвер­гаем безошибочному испытанию их относит, твердость в пределах и с точностью, совершенно недоступных непосредственно-чувств. оценке, в данном случае — оценке при помощи органов кожно-мышечных ощу­щений. По зрительно воспринимаемой деформации одного из них мы умозаключаем о большей твердо­сти другого. Идя по этому пути, мы можем, далее, построить шкалу твердости тел и выделить такие объективные единицы твердости, применение к-рых способно дать точное и независимое от постоянно ко­леблющихся порогов ощущений познание данного свой­ства. Для этого, однако, опыт практич. действий дол­жен отражаться в такой форме, в к-рой их познават. результат может закрепляться, обобщаться и переда­ваться др. людям. Такой формой и является слово, языковый знак. Первоначально познание свойств, недоступных непосредственно-чувств. отражению, является непреднамеренным результатом действий, направленных на практич. цели. Лишь вслед за этим оно может отвечать спец. задаче, напр. оценить при­годность исходного материала или промежуточного продукта путем предварит, испытания, практич. «при-меривания» его. Такого рода действия, подчиненные познават. цели, т. е. результатом к-рых являются добываемые посредством их знания, представляют со­бой уже настоящее М. в его внешней, практич. форме. Познават. результат таких действий, отражаемый в словесной форме, отличается от результатов непо­средственно-чувств. отражения, генерализуемых в со-ответств. чувственных же образованиях — в т. н. генерических образах и Представлениях. Он отличает­ся от последних не только тем, что включает в себя свойства, связи и отношения, недоступные непосред­ственно-чувств. оценке, но и тем, что, передаваясь в процессе речевого общения др. людям, он входит в систему знаний, составляющих содержание созна­ния коллектива, общества. При этом формирующиеся у отд. людей представления, понятия, идеи подвер­гаются отбору и уточнению в соответствии с крите­рием уже не индивидуальной практики, неизбежно узко ограниченной и подверженной влиянию слу­чайности, а неизмеримо более широкой и богатой обществ, практики.

Языковая форма выражения и закрепления резуль­татов первоначально внешне-предметной познават. деятельности создает условие, благодаря к-рому в дальнейшем отд. звенья этой деятельности могут выпол­няться уже только в речевом, словесном плане. Т. к. речевой процесс осуществляет при этом прежде всего познават. функцию, а не функцию общения, то его внешне-звуковая, произносит, сторона все более ре­дуцируется; происходит переход от громкой речи к ре­чи «про себя», «в уме» — к внутр. словесной мыслит, деятельности. Между исходными чувств, данными и практич. действием теперь включаются все более длинные цепи внутр. процессов мысленного сопо­ставления, анализа и т. д. В ходе дальнейшего раз­вития эти внутр. познават. процессы постепенно при­обретают относит, самостоятельность и способность отделяться от внешней, практич. деятельности. При этом разделение труда приводит к тому, что умств.,

МЫШЛЕНИЕ 517

духовная деятельность и практич., материальная дея­тельность могут выпадать на долю различных людей. В условиях развития частной собственности на сред­ства произ-ва и дифференциации общества на анта-гонистич. общественные классы происходит отрыв умств. труда от труда физич., и внутр., мыслит, дея­тельность начинает все более противопоставляться внешней, материальной деятельности. Она кажется теперь вполне независимой от последней, имеющей принципиально другую природу и происхождение. Эти представления о мыслит, деятельности и закреп­ляются впоследствии идеологами в идеалистич. тео­риях М.

Пропасть между внутр., теоретич. и внешней, прак­тич. деятельностью, созданная отделением умств. труда от физического и монополизацией умств. труда господств, классами, не является вечной. С уничто­жением частной собственности на средства произ-ва и антагонистич. классов она постепенно исчезает. В условиях коммунистич. общества, утверждающего практич. единение умств. и физич. труда, жизнь все­сторонне развитых людей все более охватывает как теоретич., мыслит, деятельность, так и деятельность практическую. В этих условиях переход одной дея­тельности в другую происходит естественно и не нуж­дается, говоря словами Маркса, в сложных фокусах рефлексии. Конечно, единение умств. и физич. труда, мыслит, деятельности и деятельности практической отнюдь не означает устранения различий между ними. Утрачивая нек-рые черты, возникшие в результате их отрыва друг от друга, они сохраняют, однако, присущие им действит. особенности. Изучение осо­бенностей мыслит., умств. деятельности и составляет задачу наук о М. Особенности внутр., теоретич. дея­тельности, деятельности отвлеченного М., опреде­ляются тем, что она протекает без прямого соприкос­новения с внешней действительностью, с объектами материального мира, хотя и опирается обычно на те или иные чувств, представления, схемы и т. п.

К тому же, если рассматривать теоретич. М. отд. людей, оно не нуждается даже в отправной предмет-но-чувств. основе, к-рая может быть представлена уже в ее отраженной, идеальной форме — в форме прежде накопл. знаний, понятий. Поэтому, в отличие от процессов познания, к-рые осуществляются непосред­ственно в практике — в пром-сти и эксперименте — и в силу этого жестко ограничены рамками возмож­ности производить те или другие действия в наличных предметных условиях, теоретич., мыслит, деятель­ность обладает принципиально беспредельными воз­можностями проникновения в реальность, в сущность ее явлений.

С др. стороны, утрата внутр., теоретич. деятельностью прямого и непрерывного контакта с материальными объектами приводит к тому, что она может отрываться от действительности и создавать ложные, извращен­ные представления о ней. Именно это обстоятельство порождает проблему критерия истинности М., крите­рия адекватности его результатов объективной реаль­ности.

Заслуга марксизма состоит в разработке учения о практике как о единств, критерии истинности наших знаний. Введение этого критерия обозначает необ­ходимость проверки тех теоретич. результатов, к к-рым приходит М., в практич. деятельности и экспе­рименте. Конечно, такая проверка отнюдь не всегда может быть осуществлена прямо вслед за достигну­тым теоретич. результатом и, тем более, непосред­ственно самим субъектом М. Под практикой и в этом случае следует разуметь не только и не столько прак­тику индивидуального субъекта познания, сколько практику обществ., к тому же не только ближайшую практику, но и практику, иногда отдаленную от прове-

ряемых теоретич. результатов десятками и даже сотня­ми лет. Все это делает необходимым, чтобы опыт прак­тики учитывался уже в самом процессе М., причем эта необходимость выступает том более, чем сложнее и «длиннее» становится путь, проходимый познанием в плане умств., внутр., теоретич. деятельности. То, что теоретич. М. не может обходиться без руководства не­кими предписаниями или правилами,к-рые служили бы для него ариадниной нитью, так или иначе сознавалось всеми теоретиками. «Без этого,—писал Лейбниц,— наш разум не смог бы проделать длинного пути, не сбившись с дороги» («Die Philosophischen Schriften», В., 1890, p. 22). Исторически выработанная челове­чеством система такого рода правил («законов М.») и составляет содержание особой дисциплины — логи­ки, развивавшейся под влиянием прогресса человеч. знаний, науки. Анализ природы логич. законов при­водит ко второму аспекту проблемы теоретич. позна­ния и практики, а именно к вопросу о том, как входит опыт практики в самый процесс М.

В противоположность идеалистич. взглядам на ло­гич. законы как имманентные законы самого М., как на выражение законов абс. духа или как на законы «языка» науки, марксистский взгляд состоит в том, что логич. законы представляют собой обобщенное отражение тех объективных отношений действитель­ности, к-рым подчиняется и к-рые воспроизводит практич. деятельность. «... Практическая деятель­ность человека миллиарды раз должна была приво­дить сознание человека к повторению разных логиче­ских фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом» (Ленин В. И., Соч., т. 38, с. 181—7*82). Т. о., практич. деятельность, практика не только служит критерием, позволяющим прове­рить адекватность результатов теоретич. мысли и объективной реальности, но является также той пред­посылкой, из к-рой вырастают правила и законы к-рым подчиняется М. человека. Первоначально эти правила и законы, отражающие объективные отно­шения, открываются людьми, передаются последую­щим поколениям п усваиваются стихийно. Лишь в связи с усложнением и «удлинением» того пути, к-рый проходит процесс познания во внутреннем, только мысленном плане, возникает необходимость сознательно контролировать и регулировать этот процесс; иначе говоря, возникает задача сделать пред­метом познания само М. Этой задаче и служит наука о М. — логика. В качестве первого автора, система­тизировавшего правила рассуждения, независимые от конкретного предмета познания, обычно называют Аристотеля. Система, изложенная Аристотелем, стала исходной для последующего развития классич. формальной логики. Изучение М., однако, не могло ограничиться только анализом, описанием и форму­лированием элементарных правил дискурсии; оно включило в себя также более широкие проблемы об отношении М. к объективной реальности и об общем методе познания (см. Диалектический материализм, Теория познания). Единство теоретико-познават. и логич. аспектов изучения М. нашло наиболее полное выражение в марксистской логике диалектиче­ской, к-рая представляет собой общее учение о раз­витии, самодвижении предмета познания и его отра­жении в М., в движении понятий. Диалектич. логика, играя важнейшую роль не только в формировании науч. мировоззрения, но и в развитии конкретных наук, вместе с тем отнюдь не устраняет необходимо­сти в логике формальной. Напротив, огромное услож­нение задач, стоящих перед совр. наукой и техникой, потребовало дальнейшего быстрого развития формаль­ной логики, приведения логич. аппаратам, в соответ­ствие с этими новыми задачами. Эта потребность и вызвала к жизни новые направления формальной ло-

518 МЫШЛЕНИЕ

гики. В наст, время во мн. областях науки примене­ние нового логич. аппарата стало столь же обязатель­ным, как и применение математич. аппарата, причем круг этих областей науки все более расширяется. Это объясняется тем, что совр. формальная логика позволяет осуществить теоретич. моделирование мыс­лит, операций и передачу их выполнения электрон­ным цифровым машинам. Успехи совр. формальной логики, ее сближенность с математикой (исчисление высказываний, применение вероятностного подхода и т. д.) и приобретенная ею относит, самостоятель­ность не дают, однако, основания рассматривать ее вне более широких теоретико-познават. проблем и, елм более, противопоставлять ее диалектико-материа-тистич. теории познания, к-рая полностью сохраняет для нее свое значение филос. основы.

В противоположность тенденции нек-рых зарубеж­ных авторов свести мыслит, деятельность к совокуп­ности логич. операций и таким образом «автономи-зировать» формальную логику, марксизм требует под­ходить к М. как к одной из форм человеч. деятель­ности, направленной на преобразование действитель­ности. Этот подход полностью устраняет теоретич. обособление М. от жизни, к-рое выражается во взглядах на М. как на вполне автономный процесс, подчиненный лишь чисто формальным отноше­ниям. Вместе с тем такой подход открывает пути анализа М. в системе деятельности человека в ее целом. Как показывают совр. психологич. и генетико-эпистемологич. исследования, внутр., мыслит, деятель­ность не только является дериватом внешней, прак-тич. деятельности, но имеет принципиально то же строение, что и практич. деятельность. Как и деятель­ность практическая, внутр., мыслит, деятельность также отвечает тем или иным потребностям и побуж­дениям и, соответственно, испытывает на себе регули­рующее действие эмоций. «... Без „человеческих эмоций" никогда не бывало, нет и быть не может чело­веческого искания истины» (там же, т. 20, с. 237). Как и в пра"тич. деятельности, в мыслит, деятельно­сти могут быть выделены отд. действия, подчиненные конкретным сознат. целям. Они-то и составляют осн. «единицу» деятельности, не только внешней, практич., но и внутр., мыслительной. Наконец, как и практич. действие, всякое внутр., умств. действие осуществляет­ся теми или иными способами, т. е. посредством определ. операций. В отличие от действия, содержание к-рого определяется субъективной целью, содержание операций, образующих его состав, определяется объ­ективными условиями выполнения данного действия. Т. к. указанные структурные «единицы» деятельности относительно самостоятельны, а вместе с тем пред­ставляют собой элементы структуры, к-рая является общей н для внешней, практической и для умств., мыслит, деятельности, то они могут входить в одну и ту же, единую деятельность в обеих своих формах— и внешней, и внутр. Напр., в состав теоретич., мыслит. деятельности могут входить действия внешние, прак­тич., а в эти внешние действия, в свою очередь, отд. внутр., умств. логич. или математич. операции. Тако­го рода «сплавы» процессов внешних и внутр., прак­тич. и умств. наблюдаются постоянно и тем более отчетливо, чем более практич. деятельность интеллек-туализируется, сближается с умств. и, с др. стороны, чем более умств. деятельность вооружается внешними технич. средствами. Т. о., мыслит, деятельность как полностью внутр. представляет собой лишь частный случай и поэтому отнюдь не может рассматриваться исключительно в этой ее форме. К еще более важным выводам приводит анализ тех генетич. и динамич. отношений, к-рые связывают между собой умств. действия и операции. Любые операции, безразлично— внешне-двигат. или внутр., умств., являются по свое-

му происхождению трансформированными действия­ми. Это значит, что всякая операция первоначально формируется в виде сознательного, подчиненного ясно выделенной цели действия, осуществляющего нек-рое звено живой человеч. деятельности — прак­тической, учебной, познавательной и т. д. Лишь пол­ное освоение действия и включение его в состав более сложных целостных действий, в к-рых оно окончатель­но отрабатывается, теряет свои избыточные звенья и автоматизируется, превращает его в способ выпол­нения этих действий, т. е. в собственно операцию. В результате такой трансформации исходное действие утрачивает свою зависимость от тех побуждений и це­лей, с к-рыми было связано его рождение; оно утра­чивает и первоначально присущую ему эмоциональ­ную, личностную окраску. Непосредственно в самих операциях остаются фиксированными лишь связи и отношения, к-рые воспроизводят объективные связи и отношения, абстрагированные от конкретно-пред­метных условий выполнения действия и обобщения. Эти операции становятся полностью безличными, фор­мализуются и могут быть описаны в виде соответств. алгоритмов, формул, аксиом и т. д. При этом они сами могут становиться предметом дальнейшего анализа и обобщения; кодифицируясь, они образуют относи­тельно устойчивые системы знаний — логических, математических. Как и др. продукты человеч. дея­тельности, они отделяются от человека и т. о. полу­чают свое объективное существование и развитие. Т.к. система мыслит, операций, осуществляющих умств. действия, полностью покрывает по своему объему их содержание, то может создаться представление, будто она целиком исчерпывает М., иначе говоря, будто формальная логика является единств, наукой о М. и ее законы суть единств, его законы.

Это иллюзорное представление получает свое кажу­щееся подтверждение в факте существования «думаю­щих» электронных машин. Совр. вычислит, машины действительно осуществляют сложнейшие мыслит. операции, намного превосходя по точности и быстро­те возможности человеч. мозга. Однако машина может выполнять лишь такие процессы, к-рые полностью «технизировались» в самом М. человека: иначе их вообще невозможно было бы технически моделировать. Но именно потому, что умств. операции не добавляют­ся к деятельности М., а образуют ее состав так же, как, напр., технологич. операции не добавляются к производств, деятельности, а образуют ее, и возни­кают взгляды, утверждающие принципиальную сво­димость М. человека к «мышлению» машин. В дей­ствительности же М. в строгом и полном значении этого понятия у машин так же не существует, как не существует у них и труда. Подобно тому, как машина не является действит. субъектом труда, так она не может стать и субъектом М., познания. Из этих поло­жений отнюдь, конечно, не вытекает, что возможности технич. моделирования М. ограничены некими абс. пределами. Пределы эти смещаются, все более и более расширяясь, что происходит в силу постоянно иду­щей трансформации развивающихся познават., мы­слит, действий в мыслит., умственные операции. Т. о., то, что сегодня выступает в виде не формализу­емого живого действия,завтраможет стать операцией— способом решения новых творч. познават. задач, формализоваться и быть переданным машине. Раз­витие электронной вычислит, техники остро подчерк­нуло еще одну сторону связи между внутр., идеаль­ной мыслит, деятельностью и деятельностью внеш­ней, материальной. Если с генетич. т. зр. эта связь находит свое выражение в процессах интериоризации первоначально внешней деятельности, то другая, не менее существ, сторона этой связи выражается в про­цессах, идущих в противоположном направлении,—

МЫШЛЕНИЕ — МЫШЛЕНИЯ ЗАКОНЫ 519

в процессах экстериоризации, т. е. в переходах внутр. мыслит, действий и операций из свойственной им свер­нутой, сокращенной формы в развернутую, внешнюю форму. Такого рода обратное их преобразование, иногда полное, иногда неполное, происходит постоян­но, напр. в случаях возникновения затруднений, создающих необходимость контролировать умств. действия посредством записей, схем, уравнений и т. п. Это является совершенно необходимым в целях их коммуникации др. людям, напр. в условиях обу­чения или сотрудничества. Вместе с тем переход умств. процессов в развернутую внешнюю форму делает единственно возможным их кристаллизацию в орудиях и машинах — этих «... созданных человеческой рукой органах человеческого мозга» (М а р к с К., см. журн. «Большевик», №11 —12, 1939, с. 63). Если при созда­нии простых машин этот процесс выступает в еще не­прямом и поэтому неясном своем выражении, то при конструировании электронных вычислит. машин, к-рые выполняют операции самого М., он становится непосредственно видимым.

Поиск по сайту: