Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Ксистская теория называется «исто- альной (финансовой) выгоде, к удоб-



рическим материализмом»)»6'. ствам, к максимальной прибыли в

своей жизни и жизни своего рода»70.

Ученик Фрейда, неофрейдист Э. Фромм, сравнивая воздействие на социальную мысль XX в. Фрейда и Маркса, пишет:

«Вряд ли нужно говорить о том, что Маркс — это фигура всемирно-исторического значения, с которой Фрейда нельзя сравнивать. Даже если вы вместе со мной глубоко сожалеете о том, что почти в тре­тьей части земного шара проповедуется искаженный и деградиро­вавший «марксизм», это не уменьшает уникального исторического значения Маркса. Но и безотносительно к этому историческому факту я считаю Маркса мыслителем гораздо большей глубины и охвата, чем Фрейд. Марксу удалось соединить духовное наследие гуманизма эпохи Просвещения и немецкого идеализма с экономи­ческой и социальной реальностью и тем самым заложить основу но­вой науки о человеке и обществе, опирающейся на факты, проникну­той в то же время духом западной гуманистической традиции, И хотя большинство систем, претендующих на то, чтобы говорить от имени Маркса, отвергают дух гуманизма или искажают его, я верю... что возрождение западного гуманизма вернет Марксу его выдающееся место в истории человеческой мысли»71.

й ТошДж. Указ. соч. С. 34.

70 Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса//Фромм Э. Душа человека. М.,

С. 376.

71 Фромм Э. Из плена иллюзий: Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом//Там

же. С. 300-301.

Известный французский философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр, размышляя о соотношении марксизма и экзистенциализма как ведущего философского течения XX в., считает, что к концу 1950-х годов марксизм не утратил своего значения в качестве господствую­щей философии. Причем функции философии Сартр понимает пре­дельно широко и при этом признает всеобъемлющий характер марк­сизма:

«Если философия должна быть одновременно тотализацией знания, методом, регулятивной идеей, наступательным оружием и языковой общностью; если это «видение мира» есть вместе с тем орудие раз­рушения прогнивших обществ; если концепция, созданная одним че­ловеком или группой людей, становится культурой, а порой и сущно­стью целого класса, то очевидно, что эпохи философского творче­ства редки. Между XVII и XX веками я вижу три такие эпохи; обозначу их именами знаменитых мыслителей: есть "момент" Декарта и Лок-кэ, "момент" Канта и Гегеля и, наконец, Маркса. Эти три философии становятся, каждая в свой черед, почвой всякой частной мысли и горизонтом всякой культуры, они непреодолимы, так как не был пре­одолен исторический момент, выражением которого они являются. Я не раз отмечал: "антимарксистский" аргумент есть лишь очевидное подновление домарксистской идеи. Так называемое "преодоление" марксизма в худшем случае может быть лишь возвратом к домарк­систскому мышлению, в лучшем случае — открытием мысли, уже содержащейся в той философии, которую мнят преодоленной. Что же касается "ревизионизма", то это или трюизм, или непепость: нет никакой необходимости приспосабливать живую философию к раз­вивающемуся миру; она всемерно приспосабливается к нему сама, предпринимая для этого множество частных исследований, ибо она составляет одно с движением общества»72.

Итак, для Сартра в конце 50-х годов XX в. марксизм остается «жи­вой», не преодоленной философией. Обратим также внимание на то, что «момент» Маркса, по Сартру, длится дольше, чем предшествую­щие ему философские эпохи. Чем же так привлекательна теория мар­ксизма? Почему споры ее верных адептов и яростных противников не стихают уже почти полтора века? Рискнем предположить, что при­влекательность и сила воздействия марксизма обусловлены социальным оптимизмом его историософии и системностью, всеобъемл ем остью его социальной теории и ее мощным теоретике-познавательным и методологическим потенциалом.

Сартр, рассматривая философию «как метод исследования и объяс­нения» и стремясь отмежеваться от марксистов-догматиков, пишет:

СартрЖ.-П. Проблемы метода: Пер. с фр. М., 1994. С. 7-8.

«Почему же я не считаю себя просто марксистом? Да потому, что для меня утверждения Энгельса и Гароди — это руководящие прин­ципы, это постановка задач, это проблемы, а не конкретные истины; потому, что они представляются мне недостаточно определенными и, следовательно, допускающими разные интерпретации, — одним словом потому, что они представляются мне регулятивными идея­ми [выдепено мной. — М. Р.]»73.

Джон Тош выявляет три типа исторических теорий и не без осно­ваний утверждает, что марксизм синтезирует все эти функции:

«...социальные теории возникают в связи с тремя аспектами истори­ческого объяснения. Во-первых, это трудности, связанные с пости­жением взаимосвязи [здесь и далее выделено мной. — М. Р.] всех измерений человеческого опыта в конкретный период...

...Во-вторых, теория необходима — при анапизе исторических

Перемен...

...И наконец, в-третьих, самые амбициозные теории стремятся объяснить не просто, каким образом происходят изменения в исто­рии, но и определить направленность этих изменений; цель этих теорий — дать представление о судьбах человечества, наделив исто­рию смыслом»74.

В силу этого Дж. Тош убежден в методологической значимости марксизма:

«Подлинной причиной сильной привлекательности марксизма явля­ется то, что он прекрасно отвечает потребности историка в теории, причем во всех трех областях, где теория особенно необходима.

Марксистская модель "базис/надстройка" представляет собой весьма полезный способ постижения всей совокупности соци­альных отношений в любом конкретном обществе. Дело не просто в том, что в ней есть место для всех политических, социальных, эконо­мических и технологических аспектов; при полномасштабном марк­систском анализе все общепринятые различия между ними теряют силу. Социальная и экономическая история становятся нераздели­мым целым, а попитические исследования избавляются от опасности превратиться в мелочную реконструкцию кривлянья профессиональ­ных политиков на их собственной арене...

...Это же взаимодействие спасает марксизм от антиисторической ошибки, столь характерной для других теорий, — тенденции рассмат­ривать социальное равновесие как норму. Фундаментальный посту­лат историков-марксистов состоит в том, что любое общество содер-

73 Сартр Ж.-П. Указ. соч. С. 43.

74 ТошДж. Указ. соч. С.186-187.

жит и стабилизирующие и подрывные элементы (противоречия), а исторические перемены происходят, когда последние вырываются из рамок существующей общественной системы и в процессе борьбы устанавливают новый порядок. Историки сочли понятие диалектичес­кого взаимодействия бесценным орудием для анализа обществен­ных изменений разной интенсивности: от едва заметного движения внутри стабильной общественной формации до периодов револю­ционного брожения.

Претензии марксизма на то, что он открыл направленность всего исторического процесса — наиболее трудный для оценки компонент этой теории. Сегодняшних историков-марксистов не слишком при­влекают гигантские эволюционные схемы, и, вероятно, мало кого из них волнует, насколько их исследования могут пролить свет на перс­пективу обрисованного Марксом бесклассового общества будуще­го. Но вряд ли можно усомниться, что марксизм сегодня — един­ственный наследник концепции истории как прогресса»75.

Стоит обратить особое внимание на то, что такие разные авторы, как «практикующий историк» Дж Тош и философ-экзистенциалист Жан-Поль Сартр, обусловливают методологический потенциал марк­сизма строгостью его теории: т.е. не только и не столько разрабатыва­емая теория зависит от метода исследования, сколько метод опреде­ляется теорией, или, как пишет Дж. Тош:

«...теория обычно означает интерпретационную схему, придающую исследованию импульс и влияющую на его результат»76.

Но все же, несмотря на столь замечательные отзывы известных западноевропейских мыслителей, нас, людей, переживших все пер­турбации последних полутора десятков лет, не покидает ощущение, что хотя бы в чем-то Маркс был не прав: ведь грандиозный соци­альный эксперимент, поставленный «марксистами» XX в. дал не вполне предсказуемый результат. Слово «марксист» мы не случайно постави­ли в кавычки, поскольку не все, что творилось под знаменем марк­сизма, соответствует идеям Маркса, но какой-то внутренний дефект, по-видимому, содержит и сама теория. Попытаемся его обнаружить.

Рассмотрение некоторых аспектов исторической теории Маркса начнем с анекдота:

«Кто такой коммунист? Это тот, кто читалпроизведения Карла Мар­кса и Фридриха Энгельса. А кто такой антикоммунист? Это тот, кто их понял».

75 ТошДж. Указ. соч. С. 204-205.

76 Там же. С. 185.

Я не призываю вас становиться антикоммунистами, а тем более коммунистами. Но давайте все-таки попытаемся понять. При этом бу­дем максимально использовать тексты их произведений, руководству­ясь советом, который на закате своей жизни Ф. Энгельс дал начинаю­щему марксисту И. Блоху:

«...я прошу Вас изучать эту теорию по первоисточникам, а не из вторых рук, — право же, это гораздо легче»77.

Тем более что предлагаемая вам интерпретация аксиоматики ис­торической теории марксизма вполне оригинальна, следовательно, ее корректность может быть подтверждена (или опровергнута) только путем ваших собственных размышлений над произведениями Маркса и Энгельса78. Да и нельзя не согласиться с Э. Фроммом в его поисках причин фальсификации мыслей Маркса:

«Ирония истории состоит в том, что, несмотря на доступность источ­ников, в современном мире нет предела для искажений и неверных толкований различных теорий. Самым ярким примером этого рода является то, что сделано в последние десятилетия с учением К. Мар­кса. В прессе, литературе и речах политических деятелей постоянно упоминается Маркс и марксизм, так же как в книгах и статьях изве­стных философов и социологов. Создается впечатление, что ни по­литики, ни журналисты ни разу не прочли ни единой Марксовой строч­ки, а социологи и обществоведы привыкли довольствоваться мини­мальными знаниями текстов Маркса. <...>

Как это стало возможно, что философия Маркса оказалась иска­жена до неузнаваемости, до своей полной противоположности?

Для этого есть несколько причин, И первая из них — это чистое невежество. Дело в том, что материализм не изучается в университе­тах, не подвергается ни анализу, ни критике... Каждый считает себя вправе говорить о Марксе, не прочтя ни единой его строчки...»79.

Задачу истории Маркс понимал очень широко. В его понимании, в отличие от понимания его современников-историков, руководствую­щихся принципами историзма (в формулировке Леопольда фон Ран-

77 Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху. С. 396.

79 Необходимо подчеркнуть, что в нашу задачу не входит разграничение вкла­да Маркса и Энгельса в «исторический материализме, поэтому, за исключением особо указанных случаев, мы будем рассматривать их концепцию как единую, тем более что и вырабатывали они ее в основном совместными усилиями и в целост­ном виде изложили, по преимуществу, в работах, написанных в соавторстве, таких, как «Немецкая идеология», «Манифест Коммунистической партии».

79 Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса... С. 376.

ке), история должна служить целям социальной практики. И для реа­лизации этой задачи он ставит философию «на службу истории»:

«Задача истории, следовательно, — с тех пор как исчезла правда потустороннего мира, — утвердить правду посюстороннего мира. Ближайшая задача философии, находящейся на службе истории, состоит — после того как разоблачен священный образ человечес­кого самоотчуждения — в том, чтобы разоблачить самоотчуждение в его несвященных образах. Критика неба превращается, таким об­разом, в критику земли, критика религии — s критику права, кри-

ял

тика теологии — в критику политики»™.

Для выявления аксиоматики и структуры теории обратимся к од­ной из ранних работ К Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология». Написанная в 1845-1846 гг. 27-летним Марксом и 25-летним Энгель­сом, она не была опубликована при их жизни (за исключением от­дельных глав и отрывков), и рукопись была отдана, по выражению Маркса, «критике мышей». Но сами авторы признавали, что для них ценность этой работы состоит в том, что они уяснили для себя самих основные принципы своей концепции. А учитывая умозрительный характер исторической теории марксизма, это самое главное.

Вдумаемся в формулировку исходной предпосылки материалис­тического понимания истории:

«Предпосылки, с которых мы начинаем, — не произвольны, они — не догмы; это — действительные предпосылки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это — действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни, как те, которые они находят уже готовыми, так и те, которые созданы их собствен­ной деятельностью. Таким образом, предпосылки эти можно уста­новить чисто эмпирическим путем.

Первая предпосылка всякой человеческой истории — это, ко­нечно, существование живых человеческих индивидов. Поэтому пер­вый конкретный факт, который подлежит констатированию, — теле­сная организация этих индивидов [выделено мной. — М. Р.] и обусловленное ею отношение их к остальной природе... Всякая ис­ториография должна исходить из этих природных основ и тех их видоизменений, которым они благодаря деятельности людей под­вергаются в ходе истории»81.

Мы видим, что Маркс и Энгельс, как и другие мыслители, начи­нают свои размышления с констатации природы человека. Но вспом-

80 Маркс К. Ккритике гегелевской философииправа//Маркс К. Социология. М., 2000. С. 160.

81 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. М., 1988. С. 14—15.

ним Канта (см. с. 73). Кант рассматривает в качестве отправного мо­мента своих рассуждений разум, т.е. то качество человека, которое выделяет его из мира природы. Исходная предпосылка рассуждений Маркса и Энгельса фиксирует качество, не специфичное для человека, не то, что выделяет его из природы и в силу этого делает возможным и необходимым исторический процесс, а то, что объединяет его с животным миром. И именно на этой предпосылке строится теория исторического материализма.

Мы сравнили исходное положение теории Маркса—Энгельса с аксиоматикой концепции Канта. Но, может быть, дело в том, что Кант принадлежал веку XVIII с его рационалистическим идеалом, а постигшее европейцев на рубеже XVIII—XIX вв. разочарование и ес­тественно-научная ориентированность знания XIX столетия застави­ли Маркса и Энгельса пересмотреть концепцию человека, сделать ее более современной? Однако с Марксом не согласен и столь востор­женно о нем отзывавшийся Э. Фромм:

«Человеческое существование начинается тогда, когда достигает оп­ределенного предела развитие деятельности, не обусловленной врож­денными механизмами: приспособление к природе утрачивает при­нудительный характер, и способы действий уже не определяются наследственностью, инстинктами. Иными словами, человеческое су­ществование и свобода с самого начала неразделимы. Здесь име­ется в виду не позитивная «свобода чего-то», а негативная "свобода от чего-то" — в данном случае свобода от инстинктивной предопре­деленности действий.

Такая свобода представляет собой весьма сомнительное пре­имущество. Человек рождается без врожденной способности к не­обходимым действиям, какая есть у животных; он зависит от родите­лей дольше, чем любое из них; его реакции на окружающую обста­новку не так быстры и не так эффективны, как инстинктивные действия, выполняемые автоматически... Однако именно эта беспомощность явилась той почвой, на которой развился и вырос человек: биологи­ческое несовершенство человека обусловило появление циви­лизации»62.

Справедливости ради надо сказать, что размышления Маркса о социальной сущности человека не ограничивались вышеприведенным высказыванием.

«Экономическо-философские рукописи 1844 года», введенные в научный оборот спустя век с лишним после написания, существенно обогатили представление ученых об основаниях историософской кон­цепции Маркса. Не случайно работы Сартра и Фромма о теории Мар-

Фромм Э. Бегствоот свободы. М.,1995. С. 36-37.

9 - 6867

кса выходят практически сразу после того, как стало известно это произведение молодого Маркса.

И здесь Маркс обращает внимание в первую очередь на физичес­кую природу человека и рассматривает диалектику природного и соци­ального:

«Родовая жизнь как у человека, так и у животных физически состоит в том, что человек (как и животное) живет неорганической природой, и чем универсальнее человек по сравнению с животным, тем универ­сальнее сфера той неорганической природы, которой он живет...

...Практическое созидание предметного мира, переработка не­органической природы есть самоутверждение человека как созна­тельного родового существа, т.е. такого существа, которое относит­ся к роду как к своей собственной сущности, или к самому себе как к родовому существу. Животное, правда, тоже производит. Оно строит себе гнездо или жилище, как это делают пчела, бобр, муравей и т.д. Но животное производит лишь то, в чем непосредственно нуж­дается оно само или его детеныш; оно производит односторонне, тогда как человек производит универсально; оно производит лишь под властью непосредственной физической потребности, между тем как человек производит даже будучи свободен от физической по­требности, и в истинном смысле слова только тогда и произ­водит, когда он свободен от нее [выделено мной. — М. Р.]; животное производит только самого себя, тогда как человек воспро­изводит всю природу; продукт животного непосредственным обра­зом связан с его физическим организмом, тогда как человек свобод­но противостоит своему продукту. Животное формирует материю только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любо­го вида и всюду он умеет прилагать к предмету соответствующую мерку; в силу этого человек формирует материю также и по зако­нам красоты.

Поэтому именно в переработке предметного мира человек впер­вые действительно утверждает себя как родовое существо. Это про­изводство есть его деятельная родовая жизнь. Благодаря этому про­изводству природа оказывается его (человека) произведением и его действительностью. Предмет труда есть поэтому опредмечивание родовой жизни человека: человек удваивает себя уже не только интеллектуально, как это имеет место в сознании, но и реально, дея­тельно, и созерцает самого себя в созданном им мире»83. Итак, Маркс сформулировал свое видение человеческой природы. Суть человека в том, что он объективирует себя вовне. Следователь­но, труд, понятый как деятельность по опредмечиванию, есть имма-

83 Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года//Маркс К. Социо­логия. М„ 2000. С. 231-234.

нентное свойство человека, отличающее его от животного. И эта мысль получит у Маркса и Энгельса дальнейшее развитие. Но в при­веденном выше отрывке заложена еще однз идея, которая, на мои взгляд, не получила столь же полной реализации при выстраивании концепции исторического процесса. Это «формирование материи также и по законам красоты». Вот это-то «также и» сразу же ука­зывает на подчиненный характер этой идеи. А может быть, именно это и есть основное свойство человека? Деятельность не инстинктив­ная, а осознанная. Достижение не только удовлетворения своих не­посредственных физических потребностей, но и стремление преоб­разовать мир «по образу и подобию»?84

Любопытно, что аналогичный взгляд на особенность человека по сравнению с другими живыми существами был практически одно­временно с Марксом сформулирован очень далеким от марксизма философом славянофилом А. С. Хомяковым:

«...Человек свободен, он не связан законами почвы, климата, возвы­шенностей или углублений шара.

Взгляните на землеописание. Все в гармонии, и только племена людей составляют какую-то резкую противоположность с окружаю­щей их природою. Белый медведь передвигает свою неуклюжую сипу только по льдинам полюса, и прыжок полосатого тигра заклю­чен в границах тропических стран, — но человек этих законов не знает... Человек, очевидно, не дает заключать себя в разряды и гра­фы, на которых основано разделение новой физической географии»85.

А теперь для сопоставления приведем слова мыслителя рубежа XIX-XX вв., не очень искушенного в проблемах философии в силу специ­фики своего медицинского образования и профессиональной деятель­ности, но очень много сделавшего для обогащения наших представ­лений о человеке. Итак, Фрейд:

«...труд как путь к счастью мало ценится людьми. Они не прибегают к нему так охотно, как к другим возможностям удовлетворения. Подав­ляющее большинство людей работают только под дарением нужды, и самые тяжкие социальные проблемы проистекают из этой природ­ной неприязни людей к труду [выделено мной. — М. Р.]»86.

*4 У нас нет возможности в рамках краткого учебного пособия развить эту мысль, поэтому отсылаю заинтересованного читателя к книге Вс. Вильчека. в которой дается подробная и аргументированная критика проблемы антропогенеза

в концепции Маркса.

ss Хомяков А. С. «Семирамида»: И[следование1 и(стины] исторических]

и[дей]//Соч.:В2т. М., 1994. Т. 1.С.21.

Kfl Фрейд 3. Недовольство культурой//Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура.

М., 1992. С. 80 прим.

Итак, Маркс утверждает, что труд в природе человека, а Фрейд настаивает на «природной неприязни людей к труду». Конечно, с точки зрения формальной логики, здесь нет большого противоречия. Мы вполне можем предположить, что в природе человека то, что вызыва­ет у него самого неприязнь. Но как-то уж очень не хочется так думать. А раз этот ответ не вызывает, используя выражение Шиллера, «чув­ство радости для сердца» (хотя — заметим в скобках — вполне согла­суется с библейской интерпретацией антропогенеза), то поищем дру­гой. И найдем его у Маркса — в его концепции отчуждения.

Маркс, анализируя современное ему капиталистическое общество, показывает, что в этом обществе имманентно присущая человеку объективация себя вовне превращается в отчуждение. Тем самым Маркс обнаруживает специфику человека на данной стадии развития обще­ства, вскрывая самое серьезное из противоречий капитализма — его антигуманность, в прямом смысле этого слова, как несоответствие истинной сущности человека:

«...труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не разверты­вает свободно свою физическую природу и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свой дух. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это — принуди­тельный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а толь­ко средство для удовлетворения других потребностей, нежели по­требность в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к тру­ду, от труда бегут, как от чумы....

...В результате получается такое положение, что человек (рабо­чий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций — при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., — а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь жи­вотным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному...

...Поэтому отчужденный труд, отнимая у человека предмет его производства, тем самым отнимает его родовую жизнь, его действи­тельную родовую предметность, а то преимущество, которое чело­век имеет перед животным, превращается для него в нечто отрица­тельное, поскольку у человека отбирают его неорганическое тело, природу»87.

В шутку людей можно разделить на две категории: на тех, кто живет, чтобы работать, и на тех, кто работает, чтобы жить. Мы ви­дим, что у Маркса первое — это естественное состояние человека, соответствующее его природе, а второе — неестественное, искажен­ное эксплуататорским обществом. К заслугам Маркса можно отнести выявление конкретно-исторической специфики человека определен­ной общественной формации. То, что у Фрейда выступает как при­родное свойство человека, у Маркса имеет социальный, конкретно-исторический характер и рассматривается как то, что подвержено изменению.

Э. Фромм специально исследовал концепцию человека у Маркса и пришел к следующему выводу:

«Цепь Маркса состояла в духовной эмансипации человека, в осво­бождении его от уз экономической зависимости, в восстановлении его личной целостности, которая должна была помочь ему отыскать пути к единению с природой и другими людьми. Философия Марк­са на нерелигиозном языке означала новый радикальный шаг вперед по пути пророческого мессианства, нацеленного на полное осуще­ствление индивидуализма, то есть той цепи, которой руководствова­лось все западное общественное мышление со времен Возрождения и Реформации и до середины XIX в.»88.

Мы ни в коей мере не собираемся оспаривать благородство уст­ремлений Маркса. Но вернемся к исторической теории, сконструиро­ванной Марксом и Энгельсом в «Немецкой идеологии». Итак, имен­но «телесная организация» людей заставляет их производить. Обратим внимание на то, что здесь уже появляется специфицированный чело­веку признак — производство жизненных средств.

«Способ, каким люди производят необходимые им жизненные сред­ства, зависит прежде всего от свойств самих жизненных средств, на­ходимых ими в готовом виде и подлежащих воспроизведению.

Этот способ производства надо рассматривать не только с той стороны, что он является воспроизводством физического существо­вания индивидов. В еще большей степени это — определенный спо­соб деятельности данных индивидов, определенный вид их жизнеде­ятельности, их определенный образ жизни. Какова жизнедеятель­ность индивидов, таковы и они сами. То, что они собой представляют., совпадает, следовательно, с их производством — совпадает как с тем, что они производят, так и с тем, как они производят. Что представ­ляют собой индивиды — это зависит, следовательно, от материальных

— ЯФ

условии их производства» .

S7 Маркс К. Экономическо-фшюсофские рукописи1844 года. С. 230-231, 234.

Фромм Э. Концепция человекау К.Маркса... С. 377. Маркс К., Энгельс Ф.Немецкая идеология. С. 15.

Можно, наверное, упрекнуть Маркса и Энгельса в слишком пря­молинейной детерминированности образа жизни «материальными ус­ловиями производства». Но именно эта идея получила развитие не только в теории Маркса и Энгельса, но и в неофрейдистской концепции Фромма. Причем Фромм двигался в своей социальной теории от фрей­дизма к марксизму, что явствует из используемой им терминологии. Правда, Фромм пишет о взаимовлиянии социоэкономической струк­туры и социального характера, но все-таки при ведущей роли первой:

«Отправной точкой для... рассуждений служит утверждение о взаи­мозависимости между структурой характера среднего индивида и социоэкономической структурой общества, в котором существует этот индивид. Взаимосвязь индивидуальной психической сферы и со­циоэкономической структуры я называю социальным характером. (Раньше, в 1932 г., для обозначения этого феномена я пользовался выражением "либидинозная структура общества".) Социоэкономи-ческая структура общества формирует социальный характер своих членов таким образом, что им хочется делать то, что они должны делать. Вместе с тем социальный характер оказывает влияние на социоэкономическую структуру общества, действуя при этом либо как цемент, придающий ей еще большую стабильность, либо, при определенных обстоятельствах, как динамит, готовый взорвать ее»90.

Определив способ производства как системообразующий фактор социальной структуры, Маркс и Энгельс ставят задачу выявить зави­симость иных сторон человеческой деятельности от этого фактора:

«Итак, дело обстоит следующим образом: определенные индивиды, определенным образом занимающиеся производственной деятель­ностью, вступают в определенные общественные и политические от­ношения. Эмпирическое наблюдение должно в каждом от­дельном случае — на опыте и без всякой мистификации и спеку­ляции выявить связь общественной и политической структуры с производством [выделено мной. — М. Р.]. Обще­ственная структура и государство постоянно возникают из жизнен­ного процесса определенных индивидов — не таких, какими они могут казаться в собственном или чужом представлении, а таких, каковы они в действительности, т.е. как они действуют, материально производят и, следовательно, как они действенно проявляют себя при наличии определенных материальных, не зависящих от их произвола границ, предпосылок и условий»'1.

Анализируя приведенное рассуждение Маркса и Энгельса, можно лишний раз убедиться в изначально умозрительном построении их

90 Фромм Э. Иметьили быть? М., 1990. С.138-139.

91 Маркс К., Энгельс Ф.Немецкая идеология. С. 19.

теории. Они так же, как и Кант, предлагают наполнить свою конст­рукцию эмпирическим материалом. Рассмотрев структуру общества, Маркс и Энгельс переходят к социальной динамике, т.е. собственно к историческому процессу:

«,.,мы должны прежде всего констатировать первую предпосыл­ку всякого человеческого существования, а следовательно, и всякой истории [выделено мной. — М. Р.], а именно ту предпо­сылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в со­стоянии "делать историю". Но для жизни нужны прежде всего пища и питье, жилище, одежда и еще кое-что. Итак, первый исторический акт, это — производство средств, необходимых для удовлетворения этих потребностей, производство самой материальной жизни...

...Второй факт состоит в том, что сама удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и уже приобретенное ору­дие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим актом»92.

Опять мы видим, что человеческая история выводится из физио­логических потребностей человека. Ввиду этого, на мой взгляд, оста­ются неясными причины и механизм порождения новых потребнос­тей: почему у животного удовлетворение потребности в пище и раз­множении не порождает новых потребностей, а у человека порождает? А ведь именно это Маркс и Энгельс называют «первым историческим актом». Таким образом, мы снова сталкиваемся с той же проблемой — с непроясненностью перехода от неисторичного существования жи­вотных к человеческой истории.

Суть «материалистического понимания истории» в том виде, как оно сложилось у них к середине 1840-х годов, Маркс и Энгельс резю­мируют так:

«Итак, это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя именно из материального производства непосредственной жизни, рассмот­реть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму обще­ния — т.е. гражданское общество на его различных ступенях — как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятельность граж­данского общества в сфере государственной жизни, а также объяс­нить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т.д. и т.д., и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно будет изобразить весь процесс в целом (а потому также и взаимодействие между его различными сторонами). Это понима­ние истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой

92 Маркс К., Энгельс Ф.Немецкая идеология. С. 25.

эпохе ту или иную категорию, а остается все время на почве дей­ствительной истории, объясняет не практику из идей, а идейные обра­зования из материальной практики и в силу этого приходит также к тому выводу, что все формы и продукты сознания могут быть унич­тожены не духовной критикой, не растворением их в "самосозна­нии" или превращением их в "привидения", "призраки", "причуды" и т.д., а лишь практическим ниспровержением реальных обществен­ных отношений, из которых произошел весь этот идеалистический вздор, — что не критика, а революция является движущей силой ис­тории, а также религии, философии и прочей теории. Эта концепция показывает, что история не растворяется в "самосознании", как "дух от духа", но что каждая ее ступень застает в наличии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создавшееся отношение людей к природе и друг к другу, застает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением массу производительных сил, ка­питалов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоиз­меняются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное развитие, особый характер. Эта концепция показывает, таким обра­зом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства»93.

Хотя мы преследуем цели разделить взгляды Маркса и Энгельса, все же следует сказать, что Маркс сосредоточил свои усилия на сис­тематическом анализе капиталистического общества (результатом чего явился его фундаментальный труд «Капитал»), а перу Энгельса при­надлежит, в частности, ряд работ, в которых он применяет метод «исторического материализма» к анализу ранних стадий человеческо­го развития. И эти работы чрезвычайно любопытны, на мой взгляд, не своими выводами, а именно практикой применения метода.

Небольшую работу' «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» Энгельс начинает с основного теоретического утвержде­ния:

«Труд — источник всякого богатства, утверждают экономы. Он дей­ствительно является таковым... Но он еще и нечто бесконечно боль­шее, чем это. Он — первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека»94.

Заявив исходную посылку, далее Энгельс рассуждает так:

93 Маркс К., Энгельс Ф.Немецкая идеология. С. 37.

** Энгельс Ф.Рольтруда в процессе превращения обезьяны вчеловека//Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произв.: В 3 т. М., 1979. Т. 3. С. 69.

«Под влиянием в первую очередь, надо думать, своего образа жизни, требующего, чтобы при лазании руки выполняли иные функции, чем ноги, эти обезьяны начали отвыкать от помощи рук при ходьбе по земле и стали усваивать все более и более прямую походку. Этим был сделан решающий шаг для перехода от обезьяны к челове­ку».

Даже человеку, весьма далекому от биологии, хорошо известно, что функции передних и задних лап различаются не только у обезья­ны, а еще, например, у крыс, хомяков и белок. То есть мы опять имеем дело с неспецифицированным человеку (или точнее той обезья­не, от которой он произошел) свойством. Итак, обезьяна по каким-то не совсем ясным причинам стала ходить на задних лапах,

«Если прямой походке у наших волосатых предков суждено было стать сначала правилом, а потом и необходимостью, то это предпола­гает, что на долю рук тем временем доставалось все больше и боль­ше других видов деятельности. Уже и у обезьян существует извест­ное разделение функций между руками и ногами..,. Ни одна обе­зьянья рука не изготовила когда-либо хотя бы самого грубого

Каменного ножа.

Поэтому те операции, к которым наши предки в эпоху перехода от обезьяны к человеку на протяжении многих тысячелетий посте­пенно научились приспособлять свою руку, могли быть вначале только очень простыми... Но решающий шаг был сделан, рука стала сво­бодной и могла теперь усваивать себе все новые и новые сноровки, а приобретенная этим большая гибкость передавалась по наследству и возрастала от поколения к поколению.

Рука, таким образом, является не только органом труда, она так­же и продукт его».

Не столь важно то, что Энгельс в 70-е годы XIX в., когда была написана эта работа, не мог еще знать, что приобретенные признаки не передаются по наследству. Хотя здесь уместно вспомнить Канта, кото­рый утверждал, что специфически человеческое свойство — знание приобретается и передается путем научения, а не наследования как инстинкты у животных. Но важнее все же другое ~ неясен побудитель­ный мотив и механизм, который «доставляет» руке иные виды деятель­ности. Неясно, если рука продукт труда, то получается, что трудиться начинает все-таки обезьяна, отбирая тем самым у человека его сущно­стное свойство. Неясен также и механизм возникновения речи:

«...формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась по­требность что-то сказать друг другу».

Затем Энгельс рассматривает развитие мозга, органов чувств, по­явление общества и т.д. Не будем останавливаться на дальнейшем

построении, а зададимся вопросом: почему же Энгельс, человек весь­ма не глупый, не замечает очевидную нелепость своей конструкции? На мой взгляд, он стал заложником теории. Логика здесь такова. Еще в середине 1840-х годов Марксом было доказано, что труд есть специ­фически человеческое качество, отличающее человека от животного. Маркс и Энгельс (как сам Энгельс неоднократно подчеркивал) со­здают по сути естественно-научную теорию. В середине XIX в. Чарлз Дарвин создает теорию естественного отбора как механизма эволю­ции. Венцом эволюции является человек, полезное качество которо­го, позволившее ему победить в этом «конкурсе на выживание», — это труд. У Энгельса человек возникает так же, как и другие виды животных, — в результате естественно-природного процесса.

В работах Энгельса можно обнаружить и иные примеры прямой работы теории. Работа Энгельса «Происхождение семьи, частной соб­ственности и государства» написана в значительной мере на этногра­фическом материале, собранном Льюисом Морганом. Но при харак­теристике низшей ступени первоначального состояния человека — «дикости» Энгельс вынужден, ввиду отсутствия материала, прибег­нуть к чисто умозрительной конструкции:

«Детство человеческого рода. Люди находились еще в местах свое­го первоначального пребывания, в тропических или субтропических лесах. Они жили, по крайней мере частью, на деревьях; только этим и можно объяснить их существование среди крупных хищных зве­рей. Пищей служили им плоды, орехи, коренья; главное достижение этого периода — возникновение членораздельной речи. Из всех народов, ставших известными в исторический период, уже ни один не находился в этом первобытном состоянии. И хотя оно длилось, веро­ятно, много тысячелетий, доказать его существование на основании прямых свидетельств мы не можем; но, признав происхожде­ние человека из царства животных, необходимо допустить такое переходное состояние [выделено мной. — М. Р.]»95.

Не претендуя на дальнейший полноценный анализ историософии марксизма, поскольку это потребовало бы отдельного исследования96, приведу лишь классические выдержки из более поздних произведе­ний самого Маркса, в которых он излагает квинтэссенцию своей тео­рии:

«В общественном производстве своей жизни люди вступают в опре­деленные, необходимые, от их воли не зависящие отношения — про-

и Энгельс Ф.Происхождениесемьи, частной собственностии государства// Там же. С. 225-226.

96 Не удержусьот того, чтобысразу же отправить заинтересованного читателя к замечательной книге Вс. Вильчека «Прощание с Марксом»,где дан оригиналь­ный анализ основныхидей марксистскойсоциальной теории.

изводственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокуп­ность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юри­дическая и политическая надстройка и которому соответствуют оп­ределенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и ду­ховный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производи­тельные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями или — что является только юриди­ческим выражением последних — с отношениями собственности, внут­ри которых они до сих пор развивались. Из форм развития произво­дительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда на­ступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей гро­мадной надстройке»97.

Таковы основные позиции «исторического материализма». Конеч­но, их не надо упрощать, не стоит редуцировать материалистическое понимание истории до формулы «бытие определяет сознание». Про­тив такой примитивизации теории Маркса выступал в конце своей жизни Энгельс:

«Согласно материалистическому пониманию истории в историчес­ком процессе опредепяющим элементом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что будто экономический момент явля­ется единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение — это базис, но на ход истори­ческой борьбы также оказывают влияние и во многих случаях опре­деляют преимущественно форму ее различные моменты надстрой­ки...»*8.

Наиболее уязвимы построения Маркса там, где он сам противо­речит логике своей теории. Например, рассматривая классовую борьбу как двигатель исторического процесса, Маркс пишет о борьбе эксплу­ататоров и эксплуатируемых в каждой общественно-экономической формации, в результате которой побеждает новый класс, становя-

47 Маркс К.К. критике политическойэконом и и//М арке К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-7.

Фридрих Энгельс — Йозефу Блоху.С.394.

щийся системообразующим на следующем этапе исторического раз­вития. Например, при феодализме противоборствующими классами являются «помещик и крепостной», а победу одерживает буржуа. Но почему пролетариат должен победить буржуазию? Ведь пролетариат не новый, а системообразующий класс капиталистического общества. И Марксу приходится создавать дополнительную теорию, согласно которой пролетариат — единственный класс, который осознает свое положение и сознательно борется против буржуазии. Но это положе­ние вступает в противоречие с изначальной теорией:

«Материалистическое понимание истории исходит из того положе­ния, что производство, а вслед за производством обмен его продук­тов, составляет основу всякого общественного строя; что в каждом выступающем в истории обществе распределение продуктов, а вме­сте с ним и разделение общества на классы или сословия, определя­ется тем, что и как производится и как эти продукты производства обмениваются. Таким образом, конечных причин всех общественных изменений и политических переворотов надо искать не в головах людей, не в возрастающем понимании ими вечной истины и справед­ливости, а в изменениях способа производства и обмена; их надо искать не в философии, а в экономике соответствующей эпохи»99.

Один из существенных недостатков «исторического материализ­ма» как раз и состоит в преувеличении значения классовой борьбы как двигателя исторического процесса.

«Пожалуй, самой большой слабостью марксистской теории являет­ся недооценка силы связей между людьми, возникающих по причи­нам, совершенно не зависящим от производства. Трудно оспорить то, что религиозная, расовая или национальная принадлежность является в долгосрочном плане как минимум столь же важной, как и принад­лежность классовая. От подобных связей нельзя просто отмахнуться, назвав их "ложным сознанием", внедряемым правящим классом, что­бы низшие сословия не осознали, что подвергаются эксплуатации; вероятнее всего, эти связи удовлетворяют фундаментальную чело­веческую потребность».

Джон Гош100

Развитие социальной теории в XX в. пошло именно по этому пути — исследования человеческих связей во всем их многообразии. Русский социолог, один из основоположников современной американской социологии П. А. Сорокин определял социологию как «науку о чело­веческих взаимодействиях».

w Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке//Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произв.: В 3 т. М., 1979. Т. 3. С. 147. 100 ТошДж. Указ. соч. С. 210.

Маркс и Энгельс верили, что уже к 70-м годам XIX в. уровень развития производительных сил позволяет перейти к социально спра­ведливому механизму распределения. Они ориентировались, в част­ности, на развитие техники, прогресс которой в эпоху промышлен­ной революции был несомненен.

Проект будущего общества, по крайней мере в том виде, в кото­ром он представлен в работах Энгельса, поражает своей наивностью, своим простодушным гуманизмом:

«...общественные производительные силы, выросшие настолько, что буржуазия не может с ними более справиться, лишь ждут того, чтобы объединившийся пролетариат ими овладел и установил такой строй, который представит каждому члену общества возможность участво­вать не только в производстве, но и в распределении и управлении общественным богатством и который путем плановой организации всего производства увеличит до таких размеров производительные силы общества и создаваемые ими продукты, что каждому будет обеспечено удовлетворение его разумных потребностей в постоян­но возрастающих размерах»101.

Нам хорошо памятен лозунг КПСС: «Задача партии — удовлетво­рение все возрастающих потребностей трудящихся». Правда, по срав­нению с приведенной цитатой из работы Энгелься из лозунга исчезло ключевое слово — «разумных». Итак, Энгельс пишет не о том, что будут удовлетворены все потребности, а только разумные, хотя и во все возрастающих размерах. А какие потребности являются разумны­ми? Наш современник скорее всего затруднится ответить на этот воп­рос, потому что потребности у всех разные. Но, по-видимому, не бу­дет слишком смелым предположение, что Маркс и Энгельс имели в виду в первую очередь собственно физиологические потребности, порожденные «телесной организацией» человека (вспомним аксиома­тику «Немецкой идеологии»). А если это так, то, может быть, это и не так уж наивно? Известно, что в ведущих странах Запада пособия по безработице, например, вполне хватает для обеспечения разумных (физиологических) потребностей человека.

Как известно, одной из фундаментальных идей Маркса—Энгель­са была идея об общественном разделении труда как системообразую­щем факторе социального развития. В будущем обществе разделение труда должно будет исчезнуть и не создавать больше почвы для соци­альных конфликтов:

«...упразднение классов предполагает такую высокую ступень раз­вития производства, на которой присвоение особым общественным

101 Энгельс Ф. КарлМаркс//Маркс К., Энгельс Ф. Избр. произв.: В 3 т. М., 1979. Т. 3. С. 91-92.

классом средств производства и продуктов, — ас ними и политичес­кого господства, монополии образования и духовного руководства, — не только становится излишним, но и является препятствием для эко­номического, политического и интеллектуального развития. Эта сту­пень теперь достигнута [выделено мной. — М.Р.].-. Свойствен­ная современным средствам производства сила расширения разры­вает оковы, наложенные капиталистическим способом производства. Освобождение средств производства от этих оков есть единственное предварительное условие беспрерывного, постоянно ускоряющего­ся развития производительных сил, а благодаря этому — и практи­чески безграничного роста самого производства. Но этого недоста­точно. Обращение средств производства в общественную собствен­ность устраняет не только существующее теперь искусственное торможение производства, но также и то прямое расточение и унич­тожение производительных сил и продуктов, которое в настоящее время является неизбежным спутником производства и достигает своих высших размеров в кризисах. Сверх того, оно сберегает для обще­ства массу средств производства и продуктов путем устранения бе­зумной роскоши и мотовства господствующих теперь классов и их политических представителей. Возможность обеспечить всем членам общества путем общественного производства не только вполне до­статочные и с каждым днем улучшающиеся материальные условия существования, но также полное свободное развитие и применение их физических и духовных способностей, — эта возможность дос­тигнута теперь впервые, но теперь она действительно достигну­та [выделено мной. — М. Р.].

Раз общество возьмет во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство про­дукта над производителем. Анархия внутри общественного производ­ства заменяется планомерной, сознательной организацией. Прекра­щается борьба за отдельное существование. Тем самым человек те­перь — в известном смысле окончательно — выделяется из царства животных и из звериных условий существования переходит в условия действительно человеческие»102.

На этом собственно и должна закончиться предыстория человече­ства. Пройдет еще полвека — рубеж XIX-XX вв., и 3. Фрейд напишет:

«Если в деле покорения природы человечество шло путем постоян­ного прогресса и вправе ожидать еще большего в будущем, то труд­но констатировать аналогичный прогресс в деле упорядочения чело­веческих взаимоотношений»103.

102 Энгельс Ф. Анти-Дюринг: Переворот в науке, произведенныйгосподином Евгением Дюрингом.М., 1973. С. 286-287.

103 Фрейд 3. Будущее одной иллюзии... С. 20.

Сложно ответить на вопрос, есть ли вина Маркса и Энгельса в том, что «устранение безумной роскоши и мотовства господствующих... классов» было воспринято в революционной России как требование уничтожения самих этих классов, тогда как в западном мире давно научились решать эту проблему через систему налогообложения? Ви­новаты ли Маркс и Энгельс в том, что принцип социально справед­ливого распределения трансформировался в формулу Шарикова: «от­нять и поделить»? Сам же Энгельс представляет себе механизм унич­тожения классовых различий весьма наивно:

«...распределение, поскольку оно управляется чисто экономически­ми соображениями, будет регулироваться интересами производства, развитие же производства больше всего стимулируется таким спо­собом распределения, который позволяет всем членам общества как можно более всесторонне развивать, поддерживать и проявлять свои способности. Способу мышления образованных классов... должно, конечно, казаться чудовищным, что настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять не­обходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!»11".

Примечательно, что у Энгельса речь идет не об уравнительном распределении, а о таком, которое позволит каждому максимально реализовать свои способности. Откуда же стойкое убеждение в том, что при социализме «потребности людей будут удовлетворяться полно­стью и поровну»т? Могу предложить лишь гипотезу: на концепцию Маркса—Энгельса проецируется идеал утопического социализма (ко­торый, как известно, является одним из источников марксизма), выработанный в то время, когда человек воспринимался как суще­ство по преимуществу разумное, а люди как одинаковые от рождения. Для такой проекции есть существенные основания в гуманистической вере Маркса и Энгельса в разумность человека.

Итак, Маркс и Энгельс создали грандиозную теоретическую мо­дель исторического процесса, оказавшую огромное методологическое воздействие на социально-политическую и историческую науку XX в. Изъяны этой теории обусловлены, на мой взгляд, во-первых, исход­ной аксиомой, сводящей сущность человека к его телесной организа­ции, и, во-вторых, распространение на весь исторический процесс положений, сформулированных в результате изучения современного Марксу и Энгельсу капиталистического общества.

Энгельс Ф. Анти-Дюринг... С. 202. 105 ТошДж. Указ. соч. С. 34.

«Как и другие социальные теории, универсалистские рецепты Мар­кса не избежали чрезмерного влияния проявлений современной ему обстановки. Классовая самоидентификация и классовая борьба были характерными чертами находящихся на стадии индустриализации Германии, Франции и Британии, где Маркс провел свою жизнь, но они куда меньше проявлялись в более ранние периоды, и исследова­тели доиндустриальных обществ испытывают огромные трудности, пытаясь применить к ним марксистскую теорию в полном объеме».

Джон Гош106

Подведем итоги:

• на рубеже XVIII-XIX вв. в результате, по преимуществу, ос­мысления результатов Великой французской революции приходит по­нимание, что исторический процесс — процесс саморазвивающийся и в глобальном масштабе неподвластный человеческому разуму;

• под влиянием этого фактора формируются новые требования к научному историческому знанию: оно должно служить основой зако­нотворчества и принятия политических решений и формировать на­ционально-государственную идентичность;

• разочарование в рационалистическом идеале человека эпохи Просвещения заставляет философов уделять специальное внимание проблеме социальной сущности человека как субъекта истории;

• Гегель и Конт дают два варианта ответа на вызов времени: исто­рия нужна для понимания настоящего и социального действия и ис­тория нужна как материал для социологии, задача которой открыть законы развития общества, равнозначные естественно-научным за­конам, что даст возможность социального предвидения;

• концепция Гегеля по сути первая собственно историческая кон­цепция, охватывающая весь исторический процесс как целое;

• под воздействием позитивизма изменилось представление о ко­нечных целях научного исторического познания, но исследовательс­кая практика историков не претерпела существенных изменений;

• наиболее существенное воздействие на исследовательскую прак­тику оказал историзм, credo которого сформулировал Леопольд фон Ранке: «показать, как все происходило на самом деле»;

• наиболее системную, всеобъемлющую и в силу этого влиятель­ную теорию исторического процесса — «исторический материализм» сформулировали Маркс и Энгельс;

• в построении теории Маркса—Энгельса наиболее спорными моментами являются исходная аксиома, сводящая сущность человека к его телесной организации, и распространение на весь исторический процесс положений, сформулированных в результате изучения со­временного им капиталистического общества.

106 ТошДж. Указ. соч. С. 210.

Литература

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.