Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

по заданию № 46 – 9 «Выдуманные песчаные люди – прошлое»

Фик написан на летний фикатон – 2014 «Временная петля»

АВТОР: sleepin’beauty

НАЗВАНИЕ: Розы украсятся тобой

БЕТЫ: Sparkling_Fight, Charnel-house

БАННЕР: Arabella

РАЗМЕР: midi

КАТЕГОРИЯ/ЖАНР: Slash, Historical AU, Romance, Light Angst, Deathfic.

ПЕРСОНАЖИ: Бэл, Темистокл, Дардан, Каллидика и др.

РЕЙТИНГ: R

ПЕЙРИНГ: Темистокл/Бэл, Дардан/Бэл, Темистокл/ОЖП (упоминания).

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: «Война и мир» на древнегреческий лад. А вообще это история о любви и розах.

ОТ АВТОРА: Всегда мечтала написать о красивой Древней Греции, и фикатон, посвящённый различным временным эпохам, подарил мне прекрасную возможность эту мечту воплотить в жизнь. В выпавших мне заданиях собрала писательский джек-пот: прошлое, настоящее и будущее. Настоящее отмела сразу, как слишком банальное для такого конкурса. Какое-то время меня соблазняла идея написать космооперу. Но когда я случайно увидела новостной сюжет о «песчаных зверях» нидерландского кинетического скульптора Тео Янсена, все другие варианты отпали сами собой: только прошлое и только Древняя Греция. А вот и изобретение, вдохновившее меня на создание образа выдуманных песчаных людей: http://www.youtube.com/watch?v=HSKyHmjyrkA

Надеюсь, вам будет так же интересно открыть для себя эту прекрасную античную вселенную, как было и мне.

ПРИМЕЧАНИЕ: Греко-персидские войны много лет назад велись в реальности, а вот битва при Кехреях является выдумкой автора, и посему на историческую достоверность не претендует.

 

 

 


Часть первая

 

Оливковый венок украшает атлета,

высокая тиара — великого царя,

шлем — воина; но роза — это украшение

прекрасного мальчика, ибо она

подобна ему цветом и ароматом.

(Филострат. Письма)

 

Коринф, Древняя Греция, 482 г. до н. э.

 

μῆλον (Яблоко)

 

– Давай, задай ему, Алкей!

 

Звонкий мальчишеский крик разнёсся по палестре, арене для упражнений, и его тут же подхватил хор голосов:

 

– Алкей! Алкей! Алкей!

 

Бэл, распластанный под Алкеем, пыхтя, попытался вырваться из железной хватки. Но не тут-то было. Соперник уселся на него верхом и, задрав руки Бэла за голову, стиснул бока словно клещами – и с маслом не выскользнешь. Толпа скандировала имя противника, а Бэл не мог шевельнуться, красный от напряжения и стыда. В отчаянии, юноша решился на хитрость:

 

– Эй, Алкей, – выдохнул он, из последних сил приподнявшись и заглядывая тому за спину, – там прекрасная Ликия.

 

И хотя Алкей очень хорошо знал, что девушки в гимнасий не допускаются, он всё равно не удержался и обернулся в надежде увидеть предмет своей страсти. Он отвлёкся всего на мгновение, но Бэлу и этого хватило. Рывок – и вот уже он оседлал Алкея. Пара метких ударов, и противник был повержен.

 

– Достаточно, – раздался голос наставника. – Очень хорошо, Бэл, но в следующий раз постарайтесь взять верх силой, а не уловками. Ступайте омойтесь.

 

– Да, учитель, – покаянно улыбнулся Бэл, вскакивая на ноги, и подал руку товарищу.

 

Он видел, что наставник не сердится на него. Что поделать, голова, в отличие от тела, Бэла не подводила никогда.

 

Когда Бэл скрылся в парно́й, молодой муж, с интересом наблюдавший эту сцену из портика, усмехнулся себе под нос и вернулся к беседе с друзьями.

 

 

Едва Бэл покинул здание, палящее солнце обожгло непокрытую кудрявую голову и плечи. Даже ветер с залива не приносил облегчения, слишком слабый, чтобы развеять густое летнее марево, жаром обволакивавшее кожу. Впрочем, зной в это время года был так же привычен, как регулярные посещения храма с отцом и матерью. Бэл ступал позади родителей, от скуки озираясь по сторонам. На городских улицах кипела жизнь. Вот с рынка спешат рабы с полными фруктов корзинами, мимо прошла девушка с нарядно расписанным кувшином – гидрией, а там детвора резвится с мячом. Неловкое движение, и мяч летит в Бэла. Юноша легко поймал кожаный снаряд и бросил обратно, улыбнувшись боязливо притихшим детям. Те заулыбались в ответ и довольные вернулись к забаве.

 

Бэл собирался уже догнать родителей, но не успел он сделать и шага, как вдруг к его стопам выкатилось румяное яблоко. Он бездумно поднял его, чувствуя под пальцами непривычную шероховатость. На некогда гладком боку плода была вырезана надпись.

 

«У Гермеса на закате».

 

Статуя Гермеса в рощице близ залива была излюбленным местом тайных встреч возлюбленных.

 

Ему назначали свидание.

 

Щёки Бэла вспыхнули, и он вскинул взор в поисках пославшего «записку». Все горожане торопились по своим делам, лишь неподалёку стоял молодой муж, смотревший прямо на него. Он выжидающе склонил голову набок и, судя по самодовольному виду, нисколько не сомневался в его, Бэла, согласии.

 

«Ну уж нет, не бывать этому», – вспыхнул мальчик. Тонкие пальцы в сердцах отшвырнули яблоко прочь, ясно дав понять, что нахальному поклоннику совершенно ни к чему являться на закате в рощицу у залива.

 

ῥόδον (Роза)

 

Богатые морские дары, душистое финикийское масло, амфоры превосходного вина, оливы и инжир, сливы и виноград, изысканные цветные одежды и тончайшие косские ткани, острые топоры и сверкающие украшения – всё что угодно можно было сыскать на рыночной площади агоре. Купцы со всего света съезжались в портовый Коринф, чтобы выгодно сбыть разномастные товары. Крестьяне и ремесленники зазывали покупателей, тут и там шли торги, кудахтали куры, выставленные на продажу. На площади, пропитанной ароматом пряностей, раскинувшейся под безоблачным лазурным небом, бурлила жизнь.

 

В подобных местах никогда не бывает скучно. Вот и сейчас до слуха троих мальчишек, возвращавшихся с занятий, донеслось:

 

– Только сегодня! Состязание в поцелуях! Победителям – богатые дары!

 

Алкей тут же повернулся к друзьям, предвкушая забаву:

 

– А давайте наперегонки – до прилавка с приправами. Кто последний, тот сразится в поцелуйном состязании*.

 

Бэл бросил быстрый взгляд на Дафниса. Он сам в беге успехами похвастаться не мог, и поэтому догадывался, кто из них проиграет глупое пари. Но ведь отказаться значит заранее признать поражение.

 

– По рукам. Считай!

– Раз, два, три! – и юноши бросились вперёд, взметая пыль и чуть не сбив с ног замешкавшегося слугу с покупками.

 

Позже Бэл не раз проклинал недостаточную быстроту своих ног и обещал себе упражняться в гимнастике усерднее. В тот день боги не благоволили ему.

 

Не успел Бэл перевести дух после досадного поражения, как Алкей и Дафнис уже тянули его к месту состязания.

 

– Хорошо, хорошо, – поднял ладони Бэл. – Только для участия нужны двое. Кто же из вас составит мне компанию?

 

Он переводил взгляд с одного на другого, почти не сомневаясь, что оба откажутся, и затея будет загублена на корню.

 

– А мы попросим прохожего тебе помочь, – нашёл лазейку Дафнис.

 

Бэл насупился. Лучше бы Дафнис так блистал умом на занятиях.

 

– Эй, добрый гражданин, – тут же занялся претворением идеи в жизнь двуличный товарищ.

 

– В чём дело? – откликнулся ни о чём не подозревающий молодой муж.

 

Несмотря на зной, Бэл похолодел. Он потупил взор, не в силах взглянуть в лицо незнакомцу, которому, кажется, сейчас, вот так вот запросто достанется его поцелуй.

 

Его первый поцелуй.

 

Две пары рук услужливо вытолкнули Бэла вперёд, и его взгляд упёрся в дорогостоящие сандалии. Судя по удалявшемуся топоту, заговорщиков уже и след простыл. И Бэл решился:

 

– Доброго тебе дня, прохожий. Не поможешь ли ты мне в одном деле? Я хочу принять участие в соревновании…

 

– В соревновании в поцелуях? – недоверчиво уточнил незнакомец. – Моя помощь?

 

Что-то такое было в его тоне, что заставило Бэла поднять глаза. И вмиг он замер от ужаса. Прямо перед ним стоял отвергнутый поклонник. И смотрел на него с любопытством и насмешкой.

 

«Забери меня Аид», – подумал Бэл с досадой. Ещё можно было отказаться и сбежать прямо сейчас, но меньше всего Бэлу, сыну Йоргоса, хотелось прослыть трусом. Поэтому он расцвёл улыбкой и продолжил:

 

– Да, я так мечтал об этом состязании, так хотел порадовать матушку: победителям обещаны богатые дары, – вспомнил он слова глашатая. – А мой возлюбленный захворал…

 

– Что же ты не сидишь у его ложа? – прервал поток вдохновенной лжи незнакомец. Впрочем, ответ ему как будто не требовался: – Хорошо, я помогу тебе. Идём.

 

И, крепко ухватив ладонь Бэла, двинулся с ним к месту соревнования. Как знал, что ноги мальчика будут так заплетаться, что сам он вряд ли осилит путь до помоста.

 

Место соревнования являло собой живописное зрелище. На возвышении выстроилась дюжина пар, юноши по очереди соединялись в сладострастных поцелуях, а зрители бросали розы к их ногам, оценивая, понравились им участники или нет. Больше всего цветов пока собрала пара, демонстрировавшая своё искусство в данный момент, и Бэл понимал почему. Златовласый юноша мягко оттенял красоту любовника с угольно-чёрными кудрями, друг для друга они были идеальным дополнением, а огонь поцелуя, вне всяких сомнений, питался страстью их сердец. Увиденное было поистине прекрасно, но сына Йоргоса внезапно преисполнила горечь:

 

«С такими соперниками нам здесь и делать нечего».

 

Он готов был малодушно отказаться, но его уже втащили на помост. Они встали последней, тринадцатой парой.

 

Бэл робко глянул на своего «помощника», но смотреть в лицо насмешливому незнакомцу, который вот-вот должен был его поцеловать на глазах у всей этой толпы, было выше его сил. Он отвернулся к зрителям, заметив в гуще лиц Дафниса и Алкея.

 

«Закончится всё – прикончу их», – сжал руки в кулаки Бэл. Точнее, попытался. Его правую ладонь по-прежнему удерживал незнакомец. Бэла пробила дрожь, то ли от злости, то ли от волнения.

 

– Тш-ш, – раздалось успокаивающее рядом.

 

Незнакомец погладил его руку большим пальцем. Бэл не удержался и заглянул ему в глаза, тёплые, карие, в шёлке ресниц.

 

«Да он и сам ещё только-только стал гражданином*», – смекнул Бэл.

 

– Не дрожи, а то все подумают, что я завёл тебя сюда насильно, – негромко, только для его слуха произнёс молодой муж. – Они же не знают, что всё наоборот.

 

И улыбнулся ему, легко, одними глазами.

 

Момент начала состязания Бэл пропустил. Вот только незнакомец просто слишком близко, как они уже сливаются устами. Бэл чувствует жар его дыхания и жар его объятий. Его ли руки ложатся на плечи незнакомца? Его ли губы открываются навстречу? Чужой язык, как ядовитая змея, скользит в его рот, и поцелуй уже совсем не такой целомудренный, как поначалу. И яд почему-то сладок, и ноги почему-то слабеют, а меж ними наоборот твердеет, и крики толпы сливаются в гул, будто он под водой.

 

Незнакомец размыкает поцелуй, а мальчик тянется, тянется за ним – за спасительным ядом.

 

– Всё, мой хороший, всё, – слышит он и выныривает на поверхность.

Рёв толпы оглушает, и Бэл краем глаза отмечает цветы у своих ног. Их много, не сосчитать. А к ним уже несут призы. Миг – и на головах Бэла и незнакомца красуются два розовых венка.

 

– И в самом деле, богатые дары, – вполголоса признаёт, склонившись к юноше, его помощник, пока зрители чествуют победителей.

 

В его словах опять насмешка, но звучит она по-доброму, и Бэл смущённо улыбается ему в ответ. Прежде чем вырвать свою руку и наконец совершить то, о чём мечтал всё это время.

 

Резво унося ноги прочь, он не ведал ещё, что от судьбы невозможно сбежать.

 

 


Бэл поднял большую чашу над головой и опрокинул её содержимое на себя. Прохладная вода особенно приятно освежала после физических упражнений под жарким солнцем, смывая с кожи пот, масло и песок.

 

Юноша дорого бы дал, чтобы так же легко смыть с себя воспоминания о недавнем происшествии на рыночной площади. Но они, казалось, впечатались в самую его суть: образ незнакомца, его слова и объятия – Бэл помнил даже его запах. И собственные страхи, смятение, желания… О последних Бэл себе и думать строго-настрого запретил, но уходить они никуда не желали, даже сейчас заставляя его лицо запылать. Словно и не обливался только что холодной водой.

 

Стыдные размышления прервал оклик:

 

– Там странник!

 

Товарищи Бэла засуетились, загалдели возбуждённо и поспешили в зал для занятий. Сын Йоргоса торопливо завершил омовение, набросил хитон и последовал за ними. «Там странник» прозвучало для его ушей слаще напевов кифары. Странниками были философы и поэты, софисты и риторы, время от времени навещавшие гимнасии с выступлениями. И для Бэла не было лучше награды, чем после изнуряющих упражнений чинно усесться на лавку в тени крытой галереи и вместе с красноречивыми мудрецами отправиться в захватывающее путешествие – в пространстве, во времени ли – в чарующий мир чужой фантазии.

 

Особенно Бэл оценил такой подарок сегодня: что может лучше исцелить от фантазий собственных?

 

В тот день юных учеников посетил прорицатель Алкимах из Эретрии. Он рассказывал о печально знаменитой осаде родного города, которую довелось ему наблюдать своими глазами. Прорицатель вещал о храбрых согражданах, о загадочном непобедимом персидском отряде «бессмертных», с болью вспоминал о предательстве знати, сдавшей город на разграбление варварам. Но больше всего захватило Бэла повествование Алкимаха об иноземных «песчаных людях».

 

– Луки не берут их, и копьё не разит, знай себе идут вперёд, поливают соперника стрелами. Сами огромные, ростом с дом. И не поймёшь, рука их чья-то направляет или сами боги вдохнули жизнь в смертоносных великанов. А ходят они только по песку, потому и прозвали их «песчаными людьми».

 

Когда Алкимах окончил свой рассказ, со всех сторон понеслись вопросы, и очень нескоро мальчики покинули учебный зал.

 

Захваченный яркими образами, Бэл поднялся с места. Вернувшись в реальность, он осознал, что хочет пить. Его товарищи уже начали расходиться, а Бэл свернул к другому выходу, где за статуей Эрота был фонтанчик. Утолив жажду, он вытер губы и выпрямился, чтобы уйти.

 

Тут-то его и застали врасплох.

 

В тени статуи притаился знакомый незнакомец.

 

Бэл настороженно застыл, стараясь, как мог, не выдать пламени, заплясавшего в душе при виде молодого мужа. «Молодого и очень красивого», – вдруг подумал Бэл. Сердце на миг сбилось с ровного ритма, и он поспешил отвести взгляд от прекрасного лица.

 

– Я принёс тебе дар, – на ладони незнакомца качнулся розовый венок.

 

Бэл вскинул голову и вздрогнул. Красавец встал совсем рядом, складки плаща на его груди почти касались одежд мальчика. Глаза Бэла заметались по его лицу. Жар чужого взгляда, вид сочных – он знал наверняка – губ поймали его, словно в силки. Бэл выбрал смотреть на родинки на его щеке и вместо благодарности выпалил мучивший его вопрос:

 

– Что тебе от меня нужно?

 

Муж как будто удивился, но с ответом не замедлил:

 

– Ты, Бэл. Ты мне нужен.

 

От растерянности Бэл позабыл про родинки и взглянул незнакомцу в глаза. Откуда?..

 

– Вот уже третий месяц я прихожу сюда, только чтобы посмотреть на тебя, – услышал он ответ на незаданный вопрос.

 

У юноши пошла кругом голова. Третий месяц, подумать только.

 

– Но… почему я? – выпалил Бэл первое, что пришло на ум. – Я же не красив, как Дафнис. Не силён, как Алкей, не богат, как Орест!..

 

Незнакомца его слова, кажется, позабавили.

 

– Уж не думаешь ли ты, Бэл, что красотой, силой и богатством исчисляются все достоинства? Ты из всех людей?.. Дафнис красив, но влюблён в свою красоту, словно Нарцисс. Алкею нет равных в гимнастике, но его сил не хватает, чтобы запомнить и строчку из Гомера: «Илиаду» он не отличит от «Одиссеи». А Орест проспал сегодня прекрасное выступление странника.

 

Бэл улыбнулся. Незнакомец говорил чистую правду. И то, что тот так хорошо осведомлён о его товарищах и пугало, и странным образом радовало.

 

– Ты же сегодня дискутировал с Алкимахом раза в три больше, чем кто бы то ни было, даже ваш учитель. Ты метал в него вопросы, как стрелы. Алкея на днях ты одолел в борьбе. А что до красоты… Видишь этот венок? Роза – самый прекрасный цветок на белом свете. Однако если я возложу свой дар тебе на голову, не ты украсишь себя розами, но розы украсятся тобой.

 

Бэл запылал пуще алого венка. Никто ещё не говорил ему таких сладких речей. Даже Да́рдан.

 

– И вот уже третий месяц, – продолжал красавец, – как я словно жаждущий в пустыне. И ничем я не могу напиться, ни водой, ни вином. Только ты утоляешь мой голод. И я прошу тебя, Бэл, сын Йоргоса: спаси меня от жажды, позволь мне быть рядом с тобой.

 

Сердце Бэла застучало сильно-сильно. Оно не сомневалось, оно уже всё решило и рвалось другому сердцу навстречу.

 

Но Бэл за ним последовать не мог.

 

Он стоял, пытаясь набраться решимости для отказа, оттягивая неизбежное, как вдруг:

 

– Бэл? – послышался голос Дафниса.

 

Мальчик и муж обернулись на зов.

 

«Пора».

 

– Уходи, – прошептал Бэл. – И не возвращайся больше.

 

И обогнув статую и поклонника, всё ещё сжимавшего в ладони венок, юноша исчез в соседней зале.

 

Только возвращаясь домой с Дафнисом и Алкеем, Бэл сообразил, что имени упорного незнакомца он так и не узнал.

 

 

ἄμπελος (Виноград)

 

«Не всякому плавать в Коринф», – гласила известная поговорка. И вправду, не один моряк и не один путник оставили всё до обола на местных постоялых дворах, в тавернах и храмах, где в ту пору обитали гетеры – жрицы любви. Портовый город не скупился на угощения, но и щедро взимал дань за своё гостеприимство.

 

Местные жители давно научились избегать ловушек алчного Коринфа. Знали: этот торговец предложит честную цену, тот ремесленник заломит втридорога, а те заведения лучше и вовсе обходить стороной. Хотя род Бэла был знатный, семья его была небогата. У его отца Йоргоса был небольшой виноградник. Когда Бэлу шёл десятый год, лето выдалось особенно засушливым, лозы высохли, и они потеряли бы всё, не приди им на помощь тогдашний наставник Бэла по борьбе, самый известный владелец виноградников во всём городе. Да́рдан питал слабость к одарённому ученику, который смеялся заливисто и глядел так пытливо, словно знал какой-то невероятный секрет. Гордый Йоргос поначалу отказался от протянутой руки местного богача. Тогда Дардан предложил сделку: он поможет восстановить виноградник Йоргоса, а Бэл, окончив гимнасий, пойдёт к нему в воспитанники: у самого Дардана не было ни жены, ни детей. Йоргос, у которого, помимо Бэла, подрастали ещё два чада, поразмыслил и согласился. Так дела их семьи снова пошли на лад, а Бэл попал под опеку Дардана.

 

В тринадцать он узнал, что воспитанник значит любовник.

 

Бэл никогда не тяготился своей участью. Он с детства знал, кому предназначен. Дардан нравился мальчику, как только может нравиться ученику его наставник.

 

Со дня на день Бэлу исполнялось восемнадцать, и он должен был стать эфебом и начать вникать в военные построения, тактику ведения битвы, обращение с оружием, словом, обучаться всему, что должен знать будущий воин и гражданин. И в этом он не мог желать для себя лучшего покровителя, чем Дардан, что некогда и сам не раз выходил на поле боя.

 

Восемь долгих лет всё шло по плану. Бэл смотрел только вперёд, и мир его заключался в Дардане. Пока не появился прекрасный незнакомец и не сорвал шоры с глаз Бэла, вдруг открыв ему полный обзор.

 

Даже любимые легенды не могли отвлечь Бэла. Его жизнь сейчас сама была готовый сюжет для сказания, да вот только Бэл не поэт.

 

– Бэл, – к нему в покой заглянула мать. – Тебе пора.

 

Юноша отложил чтение и приблизился к матери.

 

– Нам так повезло, что пригласили именно тебя. Архий и Гордий – очень уважаемые граждане, видные ремесленники, союз столь достойных семейств… Такое не каждый день увидишь. Я приготовила твой лучший наряд.

 

Зенона с гордостью погладила сына по щеке.

 

– Спасибо, мама, – он обхватил её ладонь своими и благодарно поцеловал в ответ.

 

По старой традиции богатые горожане, устраивая свадьбу, на торжественный пир брали в виночерпии мальчиков из лучших семей. Такое приглашение было знаком почёта и признанием статуса их родителей. И мать Бэла не могла не радоваться оказанной их сыну чести. О недавнем происшествии на агоре Йоргос и Зенона так и не узнали, и Бэл не уставал благодарить за это Зевса.

 

Сейчас же он и сам предвкушал весёлый свадебный пир, в надежде избавиться от неподобающих дум, хотя бы и на время.

 

Празднество началось, как и полагается, с восхваления богов. И Бэл воочию убедился, что слухи о богатстве отца невесты Архия не преувеличены: он не поскупился и во славу Артемиды принёс в жертву молодую корову. Кровь животного оросила алтарь, пояс невесты и её детские игрушки. Такой щедрый дар непременно должен был порадовать покровительницу всего живого и подвигнуть её дать молодым счастье в браке.

 

После священного обряда гости перешли в главную залу дома, где уже всё было готово для свадебного пира. Женщины, в иные дни на торжества не допускавшиеся, заняли стулья на своей половине залы, мужчины разместились на ложах напротив. Рабы внесли столы, и пирующие стали угощаться богатыми кушаньями, от которых ломились золотые блюда. Свинина в меду и уксусе, жареные фазаны, рыба, запечённая в вине, свежие огурцы – настоящая диковинка, фаршированные каракатицы, морские скаты под нежным соусом, хрустящий пшеничный хлеб… На десерт принесли ароматные фрукты, мягкий овечий сыр, кунжутные пирожные и миндаль.

 

Бэл в трапезе участия не принимал. От нечего делать он разглядывал гостей. Отыскал взглядом невесту в нарядном красном платье: в волосы её были вплетены гиацинты, а яркая пелена, призванная скрывать лицо, сейчас была откинута, чтобы девушка могла насладиться вкусными лакомствами. Но ела она мало, наверное, от волнения. У невесты были до скуки правильные черты лица, тем не менее она была очаровательна и юна – на вид Бэл дал ей лет четырнадцать. К тому же, с таким приданым красота не более чем приятное дополнение. Что до жениха, его мальчик не разглядел: ложа мужей были сдвинуты полукругом, спины сидевших перед Бэлом скрывали от него часть гостей. Да и жених с друзьями были в одинаковых белых одеждах из тонкой шерсти: даже если бы он увидел их лица, виновника торжества узнать бы не смог.

 

Наконец собравшиеся покончили с десертом и омыли руки, столы унесли прочь, и настала очередь Бэла приступить к своим обязанностям и помочь гостям утолить жажду. Он подхватил кратер вина, смешанного с водой, и пошёл обносить напитком мужчин. Начать полагалось с хозяина дома. Бэл наполнил чашу почтенного Архия и двинулся вправо от него, обслуживая остальных гостей. Наконец ему открылась возможность рассмотреть тех, кого он не видел раньше, и… лучше бы нему пребывать в неведении и дальше. Среди друзей жениха в белой тунике сидел не кто иной, как его незнакомец.

 

«Вот тебе и отвлёкся», – промелькнуло в голове. Боги, верно, решили посмеяться над ним.

 

Но своего занятия не бросишь и со свадьбы не сбежишь. Мрачный Бэл дошёл до нежеланного гостя. Старательно не поднимая головы, зачерпнул вина, налил в его чашу и протянул молодому мужу.

 

– Не правда ли, Адимант, у нас сегодня прекрасный виночерпий? – послышался отлично знакомый ему голос.

 

Брать вино никто не спешил.

 

– Воистину прекрасен, Темистокл. Будто расцелованный Харитами*.

 

Бэл не выдержал и сверкнул глазами на неудавшегося поклонника с его товарищем.

 

Адимант смотрел на него с искренним восхищением, а на лице самого красавца – Темистокла – играла вечная усмешка. Словно и не его вовсе отвергли в галерее у фонтанчика. За считанные мгновения Бэл вновь пережил всю неловкую сцену: и откровенное признание, и собственное бегство. Он уже не мог дождаться, когда его отпустят, и пытка закончится.

 

– Спасибо, – взял наконец молодой муж чашу из рук Бэла, коснувшись его пальцев.

 

Когда Бэл двинулся дальше, его сердце стучало так, словно он махом пробежал не один стадий**.

 

В конце концов, сосуды оказались полны, гости отплеснули чуть-чуть вина, совершая возлияние богам, и приложились к чашам. Завязалась беседа, а Бэл опять пошёл по кругу. На этот раз он стойко выдержал насмешливый взгляд, чем, кажется, привёл молодого мужа в восторг.

 

После второго захода Бэла попросили сыграть на флейте.

Юноша с детства упражнялся в этом искусстве не меньше, чем в гимнастике, и достиг определённого мастерства. Когда он кончил играть, гости одобрительно зашумели.

 

– А что же никто не танцует под такую замечательную музыку? – спросил Архий.

 

– Как же нам танцевать, Архий? – не замедлил отозваться со своего ложа поклонник Бэла. – У тебя такой флейтист, что невозможно отвести взгляд от этого красавца. Тут уж не до танцев.

 

Все засмеялись над остроумным ответом и тоже принялись нахваливать красоту Бэла и его талант.

 

Сам же мальчик вопреки всему чувствовал, что комплименты его совершенно не радуют. Напротив, он начинал злиться на Темистокла. Зачем тот привлекает к нему столько внимания? Когда Бэл обносил гостей вином в третий раз, молодой муж и вовсе снял золотой венок со своей головы и окунул его в благовония.

 

– Прими от меня хотя бы этот дар, если розы так недостойны тебя.

 

И надел венок Бэлу на голову.

 

Разъярённый взгляд скрестился с дразнящим, вызывающим, и сердце мальчика заполошно заколотилось. Даже воздух между ними, казалось, стал гуще, горячее, ещё чуть-чуть и займётся пламенем.

 

– Темистокл, друг мой, с тобой всё хорошо? – послышался голос обеспокоенного Адиманта.

 

Лишь на миг поклонник выпустил мальчика из поля зрения:

 

– Всё хорошо, – бросил он озаботившемуся товарищу.

 

А Бэл уже заканчивал круг.

 

– Красивый, но до чего же непочтительный, – донеслось до юноши сетование Адиманта. – Ни слова благодарности за такой щедрый дар.

 

Бэлу тут же захотелось сорвать венок и швырнуть в лицо дарителю. От такой дерзости Адиманта бы, наверное, хватил удар.

 

Бэл уже почти поддался искушению так и сделать и посмотреть, что будет, но со своего ложа поднялся отец невесты:

 

– Сегодня я отдаю замуж свою старшую дочь, прекрасную Каллидику. Дорогой зять, прими же из моих рук эту золотую чашу как символ чистого золота моего лучшего добра, что передаю из своего дома в твой. Темистокл, подойди.

 

От удивления Бэл позабыл о своих замыслах. Ему почудилось, что он услышал имя своего незнакомца. Или здесь есть какой-то другой Темистокл, потому что это было бы уже чересчур…

 

Размышления Бэла повисли в воздухе.

 

Его молодой муж встал со своего места и направился к хозяину дома. Бэлу оставалось только смотреть во все глаза, как Архий, пригубив вино из своей чаши, передаёт её своему новому зятю.

 

А вот сейчас, кажется, уже Бэла хватит удар.

 

Гости меж тем двинулись к выходу. Настал час свадебного шествия. Отец повёл невесту к повозке, запряжённой быками, где её уже ждали жених и Адимант, выступающий в роли сопровождающего. Не успел Бэл оглянуться, как его подхватила шумная толпа и вынесла наружу. Мальчика закружила свадебная пляска – хохот, гомон, весёлые лица, пёстрые ленты, а у него самого шла кругом голова. Перед глазами неслись яблоки, и золотой венец, и розы, вспышками мелькали насмешки красавца, его речи и он сам – всё смазалось в разноцветное пятно, яркое, как платье невесты. И только жених там, в повозке, никак не сливался с остальным воедино, выбивался, словно фальшивая нота посреди гармоничной мелодии. Прохожие останавливались посмотреть на богатую свадьбу, провожали праздник криками, шутками и пожеланиями счастья. Бэл едва замечал их. Он тонул в водовороте собственных мыслей.

 

Процессия тем временем достигла дома жениха, убранного в честь заключения брачного союза оливковыми ветвями. Темистокл помог Каллидике сойти с повозки и, следуя традициям, подхватил её на руки: нога невесты не должна ступать на порог, когда она в первый раз входит в свой будущий дом. Мимо Бэла прошла мать молодой жены. Она несла факел, зажжённый в отчем доме новобрачной, чтобы дать от него начало здешнему очагу, скрепляя союз двух семей.

 

Друзья Темистокла с энтузиазмом взялись сжигать ось от повозки молодожёнов. Ещё одна примета: они давали невесте понять, что пути назад для неё нет.

 

Бэлу было тошно от всеобщего веселья и оживления. Ему очень хотелось найти укромный уголок и обдумать происходящее. Но пир был в самом разгаре, уйти сейчас значило бы подвести родителей, и Бэл решил, что ещё немного он вытерпит, главное держаться подальше от Темистокла.

 

Однако он оказался не готов стать предметом пересудов гостей. Многие провожали любопытным взглядом юного виночерпия в золотом венке, а оглядевшись, легко угадывали прежнего владельца. Бэлу казалось, что все осведомлены о его с женихом связи, которая теперь стала представляться ещё более стыдной и в высшей степени непристойной. Он тысячу раз пожалел, что не снял венок в толпе и не «потерял» в суматохе.

 

А праздник становился всё безудержнее. Танцовщицы и акробаты, шуты и музыканты развлекали публику. Гости славили новобрачных и бога виноделия Диониса, пьянящий напиток лился рекой. В помещении стало нестерпимо душно, и Бэл, улучив момент, выбрался на свежий воздух.

 

На дворе смеркалось, стрекотали цикады. День остывал. Из дома доносились приглушённые голоса нетрезвых пирующих. Бэл, прикрыв глаза, наслаждался мимолётным покоем.

 

– Попался.

 

Мимолётным, как оказалось, в прямом смысле.

 

Бэл тяжело вздохнул и посмотрел в лицо Темистоклу. В груди тут же затянуло. Сносить его вид в подобной близости от себя не хватало никаких сил. Бэл скользнул в сторону входа в залу, но Темистокл опередил его, рукой отрезав путь к отступлению, зажимая между стеной и собой.

 

– А ну пусти! – возмутился Бэл, трепыхаясь под ним.

 

Но молодой муж держал крепко:

 

– И не подумаю.

 

Юноша молниеносно сменил тактику. Он попытался воззвать к совести своего захватчика:

 

– А что же твоя невеста? Должно быть, уже хватилась своего жениха. Бедняжка, сидит там и ждёт, когда её уведут на брачное ложе, а её муж зажимает мальчиков по углам…

 

– Да разве ты вчера родился? – внезапно вскипел Темистокл. – Разве не знаешь, как заключаются браки? Это же договор, союз формальный и только.

 

– Договор договором, но сегодня ты возляжешь с Каллидикой.

 

– А ты никак хочешь занять её место?

 

– Что? – опешил Бэл. – Нет! Но бесчестно так поступать с бедной девушкой.

 

– Бесчестно лгать о своих чувствах, Бэл.

 

– Я не лгал тебе.

 

– Тогда солгали твои уста, там, на агоре. И твои руки, обнимавшие меня. И твоё сердце, что отобьёт мне сейчас грудь, тоже лжёт мне.

 

Бэл покаянно опустил голову и почувствовал, как горячие пальцы подхватывают его за подбородок и тянут обратно. Вмиг знакомый рот смял его губы, на затылок легла чужая рука, направляя, раскрывая под себя. Его вжали в стену так, что рёбра заныли. Он должен был ощущать боль, но тело запело, откликнулось на грубую, несдержанную силу, на долгожданное удовольствие. Темистокл спустился поцелуем на шею, и Бэл смог вдохнуть:

 

– Нет…

 

С глотком воздуха вернулся и разум:

 

– Да стой же, прекрати!

 

Неимоверным усилием Бэл вывернулся из объятий.

 

– Это – позор! Я навлеку позор на свою семью! А если моя семья для тебя – пустой звук, подумай о своей. Не со мной тебе сейчас сочетаться любовью, а с твоей прекрасной невестой.

 

– Нет, Бэл, – с горечью сказал молодой муж, наставив на него палец. – Единственный, кого я хочу сегодня любить, носит мой венец. И за это мне вовсе не стыдно.

 

И скрылся в доме.

 

Пылающего Бэла окутала ночная прохлада.

 
 

 


Вскоре после памятной свадьбы настала и Бэлу пора покинуть родительский дом. Теперь он даже сочувствовал Каллидике: уйти в неизвестность, оставив позади всё родное и любимое, было непросто. Правда, и Дардан был знаком ему с детства, тут Бэлу повезло больше, чем недавней невесте. Свой последний вечер он провёл с младшими детьми. Ему будет не хватать их незатейливых забав. Конечно, расставались они не навсегда, но в свете скорой разлуки дом наставника представлялся мальчику краем света. Однако вместе с тем его лихорадило предвкушением начала новой жизни.

 

Как Бэлу ни хотелось отсрочить свой отъезд, солнце неумолимо клонилось к закату. Наконец на двор опустилась тьма, детей уложили спать, а Бэл из гинекея* вышел в сад за домом, где раскинулся виноградник, кормивший их семью.

 

Он брёл мимо пышных лоз, наливавшихся сочными ягодами, и немного им завидовал: их никто не сорвёт с места, они останутся здесь и завтра, и через десяток лет.

 

Вдруг среди побегов раздался шорох.

 

– Плотин, это ты? – окликнул Бэл, надеясь услышать ответ раба, охранявшего сад.

 

– Не совсем, – раздалось в ответ, и из зелёного лабиринта показался незабвенный Темистокл собственной персоной.

 

– Ты? – задохнулся юноша. – Что ты тут делаешь? Как ты сюда попал? А сторож? А собаки?

 

– Ш-ш. Попал через забор. Один сторож не может следить за всем сразу. Собак я угостил мясом. А что я здесь делаю… Я пришёл за тобой. В гимнасий мне пока ходить недосуг, а вечерами ты не выходишь. Прогуляешься со мной?

 

– Ты никак спятил.

 

– И не скрываю. Ну так ты идёшь?

 

Бэл мог бы отказать. Он должен был отказать. И тем не менее…

 

– Иду, – сорвалось с его губ.

 

Спроси Бэла кто-нибудь, зачем он согласился, у него не нашлось бы ответа. Должно быть, тоска от предстоящего расставания с родным домом помутила его рассудок. А может, он всего лишь хотел проститься с Темистоклом напоследок, пока ещё принадлежал самому себе.

Они прокрались по тёмному саду, улучили момент, когда Плотин отошёл к другой части виноградника, и перебрались через ограду. Сытые цепные псы лишь сонно проводили их глазами.

 

Мальчик и муж не спеша двинулись к роще в низине за садом. Дом Бэла стоял уединённо, его не стесняли со всех сторон жилища соседей, в отличие от построек в центре города. Разговор не вязался. Спустя какое-то время Бэл устал подыскивать фразы для начала беседы.

 

– А пойдём купаться? – выпалил он. И подивился сам себе.

 

Темистокл пристально посмотрел на него, но спросил лишь:

 

– Это куда же?

 

И Бэл привёл его на озеро за старым дубом.

 

Луна отражалась в безмятежной глади. В сиянии ночного светила трава, деревья и вода зеленовато мерцали; казалось, свечение исходит от них самих, изнутри.

 

Бэл легко сбросил одежды, обнажая стройное мальчишеское тело, и с разбегу радостно бросился в воду. Нагретое за день озеро сейчас ощущалось как горячая ванна. Бэл с упоением сделал несколько гребков. Ну где же Темистокл? Что он там мешкает? Юноша развернулся к берегу: молодой муж аккуратно складывал свой плащ. На глазах у Бэла он избавился от хитона. Мальчик невольно залюбовался. Темистокл был рослым, подтянутым и загорелым – даже в молочном свете луны. Волосы, обычно убранные, он распустил, и они легко касались плеч, обрамляя прекрасное лицо. Дорожка волос, только других, курчавых и жёстких на вид, спускалась и вниз по животу.

 

– Довольно там стоять.

 

Бэл устал ждать. А ещё он очень хотел отвлечься от свербящей мысли, так ли там всё жёстко и на ощупь. Совместное купание уже виделось ему крайне неудачной затеей.

 

Он брызнул в Темистокла водой. Может, будет легче, если манящее тело поскорей скроется с его глаз.

 

– Эй, – посуровел Темистокл, – осторожней, не намочи моей одежды.

 

– Так иди сюда, а не то идти тебе домой мокрым насквозь!

 

Бэл сунул ладони под воду, притворяясь, что сейчас обольёт его с головы до пят.

 

Темистокл ступил наконец в озеро, но не успел он пройти и десяток шагов, как его быстрыми движениями несколько раз окатило водой – он едва успел зажмуриться. Бэл претворил свои планы в жизнь.

 

Обливания прекратились. Темистокл не спеша отёр лицо рукой от влаги и открыл глаза, вперив недовольный взгляд в Бэла, словно огромный лев, которого потревожила глупая пташка.

 

– Мальчишка, – процедил молодой муж и, угрожающе сдвинув брови, отправился карать непокорного.

 

Зрелище было внушительное, но непокорный вместо того, чтобы убояться, вдруг заливисто рассмеялся и кинулся удирать.

 

Они не могли выйти из воды ещё долго, забавляясь на все лады, нарушая умиротворение ночного озера. Если бы кто в этот час проходил мимо старого дуба, он мог бы подумать, что это сатиры и озёрные нимфы лимнады устроили свой буйные пляски. Недаром по ночам мифы, услышанные в детстве, кажутся реальными как никогда.

 

Накупавшись всласть, мальчик и муж улеглись в светящуюся траву на берегу. Бэл, сам не заметив как, вдруг начал рассказывать Темистоклу о Дардане:

 

– Я его знаю, почти сколько себя помню. У нас в доме он частый гость. Раньше дарил мне игрушки, потом приносил свитки с чтением – настоящее сокровище, ты же знаешь. Когда я школу окончил, родители хотели, чтобы я шёл в работники, но Дардан настоял, что мне нужно учиться, поначалу он платил за гимнасий. Это потом уже лозы прижились, и мы смогли сами.

 

– И всё же, Бэл, это рабство. Твой отец должен был найти другой выход.

 

Вместо ответа Бэл вытянул руку:

 

– Посмотри на горы, Темистокл. Видишь, чуть не до середины они усеяны виноградниками?

 

– Вижу.

 

– Это всё угодья Дардана. Отсюда нам ещё не видать подножия и холмов рядом. Но и они все принадлежат ему тоже. Нашего же сада едва хватает нам, чтобы прокормиться. И то потому, что Дардан нам позволяет. Пожелай он, нам на рынок не останется и лазейки, и сбыть ничего не удастся.

 

– А ты сам разве хочешь идти в услужение к старику?

 

– Это не моего выбора вопрос. И Дардан не старик.

 

– Ты слишком пылкий для него.

 

– Значит, пылать ему вместе со мной, – Бэл приподнялся на локте, чтобы видеть собеседника. – Пойми, Дардан любит мою душу, и любовь эта сродни дружбе. Он напитает меня своей мудростью, я научусь у него добродетели.

 

– Какие многосложные слова. Этому тебя не он один может научить. Даже я мог бы.

 

Бэл хмыкнул:

 

– Нет, Темистокл. Ты как раз любишь тело моё вперёд души. А такая любовь – низменная: отцветёт тело, увянут и чувства, как не бывало.

 

– Слишком пылкий и слишком умный. Это с чего же ты решил, что я люблю лишь твоё тело?

 

– Будь иначе, ты не гладил бы сейчас мои волосы, зная, что я предназначен другому.

 

Темистокл вновь задумчиво пропустил короткие влажные кудри между пальцами.

 

– Я бы разуверил тебя, да вот только прямо сейчас я собрался тебя поцеловать.

 

И слова не разошлись с делом. На сей раз Бэл не стал удерживать ответного желания, которым полнилось всё его существо. Он обхватил нависшего над ним молодого мужа за шею и весь отдался его ласкам. Они ещё не одевались после купания, и прикосновения теперь ощущались по-другому. Жар охватил обоих, мальчику казалось, что сейчас он сгорит, рассыплется в прах от стыда пополам с наслаждением. Темистокл оглаживал его тело, вжимался в Бэла, задевая твёрдым стволом его напрягшуюся плоть. Его было много и будто везде сразу, он захлёбывался в нём и собственных ощущениях, распахнув рот в беззвучном крике. Долго Бэл не выдержал. Ещё несколько движений, и его нагнал и Темистокл.

 

Бэлу казалось, что за один миг мир рухнул, а теперь вновь собирается из обломков. Над головой опять засияли звёзды, ветер лёгкой волной овеял обнажённое тело, вдалеке залаяли собаки. Глаза у Бэла стали слипаться, как у пса, объевшегося мяса. Лай стал как будто громче. Странное дело, когда засыпаешь, звуки наоборот уходят от тебя, эти собаки же словно…

 

– …приближаются! – подскочил Бэл.

 

Темистокл вопрошающе посмотрел на него.

 

– Собаки! Приближаются! Это меня ищут…

 

Объяснять дальше не пришлось. Не тратя слов, Темистокл помог ему подняться на ноги, нашарил на траве свой хитон и без церемоний обтёр Бэла дорогой тканью. Мальчик непослушными пальцами натянул свою одежду, и Темистокл на прощание потрепал его по волосам и прижался губами к его виску:

 

– А теперь беги, мой хороший.

 

И Бэл бросился со всех ног навстречу отцу: убеждать того, что хотел всего-навсего ещё раз выкупаться в любимом озере перед расставанием с домом. И что делал он это совершенно один.

 

Конец первой части

 
 

 


Часть вторая

 

Строй, сплоченный взаимной любовью,

нерасторжим и несокрушим, поскольку

любящие, стыдясь обнаружить свою трусость,

в случае опасности неизменно остаются друг подле друга.

Такие люди даже перед отсутствующим любимым

страшатся опозориться в большей мере,

нежели перед чужим человеком,

находящимся рядом.

(Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Пелопид)

 

Коринф, 480 г. до н. э.

 

στρατηγός (Стратег)

 

– Дамоклид.

 

– Двадцать пять.

 

– Горголеон.

 

– Двенадцать.

 

– Темистокл.

 

Названного сковало от напряжения. Решающий момент.

 

Руки взметнулись в воздух.

 

– Сорок три, – объявил глава Совета пробул Хрисипп.

 

И Темистокл смог наконец вздохнуть.

 

– Волей большинства выбираем Темистокла.

 

Зал разразился криками и рукоплесканиями. Совет приветствовал новоизбранного восьмого стратега. Молодой муж поднялся с места, обернулся к собравшимся и вскинул кулак в победном жесте.

 

 

 


Следующие недели пролетели в заботах. Пора была неспокойная, родным землям угрожали захватчики с востока – молодая Персидская империя во главе с царём Ксерксом, потомком великого Кира. На это время грекам пришлось забыть о междоусобных распрях: только единая страна могла дать отпор столь опасному врагу. Греческие полисы без колебаний бросали свои лучшие силы на помощь Афинам.

 

Коринф отправлял в столицу сорок триер, военных кораблей новейшего образца. Дубовые, мощные, с тремя ярусами гребцов и острыми таранами – красавицы! И в этом не в последнюю очередь была заслуга Темистокла, сперва как щедрого благотворителя, а затем и в качестве военачальника. Он недаром волновался во время голосования в Совете. По закону он ещё не достиг приемлемого возраста, ему было всего двадцать семь, а на выборные должности назначали лишь с тридцати. Темистокл даже отрастил бороду в надежде прибавить себе солидности. Однако в конечном итоге это было не столь важно: благодаря проявленному упорству и ловкости, с которой он разрешал даже самые сложные вопросы, власти решили сделать исключение и позволить молодому мужу претендовать на столь ответственный пост.

 

Стоя на Кехрейской пристани в лучах рассветного солнца, он провожал отлично снаряженный флот. Готовые к отплытию триеры покачивались на волнах. Темистокл прощался со своим другом Адимантом. Он и ещё пятеро командующих поведут корабли в бой. Темистокл, как наименее опытный в битвах, оставался в родном городе. И не он один.

 

– Попутного ветра тебе, Адимант.

 

– Счастливо и тебе. Смотри, не бери на себя все дела, обращайся за помощью к Дардану.

 

– Ты же меня знаешь, – улыбнулся Темистокл.

 

– Вот потому и говорю, что знаю, – усмехнулся Адимант в ответ. – Ну, до встречи, друг.

 

Товарищи обнялись на прощание, и Адимант взошёл на борт.

 

Глядя на красно-золотые паруса, наполнявшиеся ветром, Темистокл очень хотел верить, что обещанная встреча состоится. А по краю сознания, навеянная случайным упоминанием, бежала мысль о прекрасном, как роза, мальчике, от которого вот уже целых два года не было вестей.

 

συμπόσιον (Пир)

 

Дардан не произвёл на Темистокла впечатления. Слегка за сорок, ниже его ростом, с голубыми, как у фракийца, глазами, второй военачальник показался ему человеком мягким и безвольным. Сложно было представить, как этот муж командует флотом, отдаёт распоряжения, посылает солдат в атаку.

 

Тем не менее, когда пришло известие об успешном первом выступлении союзного флота в битве при Артемисии и Дардан созвал десяток членов Совета на пир в своём доме, Темистокл приглашение принял. Не сказать, чтобы они ни разу не встречались прежде: лицо Дардана не раз маячило в зале заседаний, но напрямую Темистокл с ним никогда не общался, в решении вопросов предпочитая обращаться к Адиманту, нежели к другим стратегам. Но теперь друг отбыл к чужим берегам, и внутреннее командование легло на плечи двух оставшихся военачальников. Если Темистокла не взяли из-за недостатка опыта, то Дардану напротив поручили контроль над текущими делами родного полиса как старожилу.

 

Молодой муж посчитал грядущий симпосий удачным шансом положить начало личному знакомству. К тому же, он так и не узнал, тот ли это Дардан, что однажды украл у него мечту, и, направляясь к дому светлоглазого стратега, намеревался установить истину.

 

Жилище старшего командующего оказалось ни больше ни меньше – роскошным. Обширный внутренний двор был выложен мраморными плитами, в центре красовалась узорчатая мозаика, по расписанным стенам висели резные золотые пластинки, а по углам расположились чернофигурные вазы в человеческий рост и изящные статуи. По случаю благоприятной погоды здесь на открытом воздухе и должен был состояться пир. Каждый входящий снимал обувь, рабы омывали и душили его стопы и с поклоном провожали к ложам. Все приглашённые по примеру хозяина надевали на головы заготовленные тут же оливковые венки.

 

После пышной трапезы Дардан поднял приветственный кубок:

 

– Как вам всем известно, в нашей первой битве мы не обратили персов в позорное бегство. Но и сами не повернулись спиной к неприятелю. Ксеркс собрал армию со всех концов света, но где же его хвалёные мореплаватели? Нечего ему было противопоставить мощи наших триер и наших блестящих воинов.

 

– А буря, Дардан? – подал голос сияющий лысиной советник Мелон. – Настигла варваров аккурат рядом с Эвбеей, потопила их корабли… Что ты на это скажешь? Может, и здесь отличились наши блестящие воины?

 

– На это, Мелон, скажу, что сами боги на нашей стороне. И лично я совсем не против залучить в союзники Посейдона.

 

В зале грянул довольный смех, и пирующие принялись славить благосклонную стихию и как нельзя более достойно проявивший себя в битве коринфский флот.

 

Темистокла настолько увлекло обсуждение морского сражения, что он и не заметил фигуру, скользнувшую через двор к хозяйскому ложу.

 

И только когда Дардан привлёк внимание гостей к своему прекрасному спутнику, Темистокл увидел главное сокровище этого богатого дома, в сравнении с которым меркли все остальные.

 

За прошедшее со дня их последнего свидания время Бэл раздался в плечах, движения обрели уверенность, прежняя неловкость превратилась в мягкую грацию. Мальчик вырос в мужа, лишь подбородок его был всё так же девственно гладок. Темистокл, раз взглянув, уже не мог отвести взгляд, как и прежде.

 

Бэл будто почувствовал чужой интерес, обвёл чёрными очами зал, взглядом равнодушно мазнув по бывшему поклоннику. Но уже спустя пару мгновений и без того огромные глаза расширились, и поражённый взор вернулся к Темистоклу.

 

«Узнал».

 

Горячая радость затопила сердце.

 

Темистокл отсалютовал ему кубком, но ответного жеста так и не дождался. Бэл продолжал любезничать с Дарданом и раз даже поправил ему венок, но от молодого мужа не укрылась ни натянутая улыбка, ни вмиг напрягшаяся спина.

 

Незадолго до конца пира Бэл отлучился. Сделав вид, что желает размять ноги, Темистокл тоже поднялся со своего места, невольно вспоминая, как точно так же сбегал за мальчиком с собственной свадьбы. Как же давно это было!..

 

На сей раз Темистокл едва не заплутал в чужом доме. По счастью, Бэл не успел уйти далеко: молодой муж нагнал его за первым же поворотом.

 

– Бэл!

 

Юноша обернулся на зов, и на его лице проступило неведомое доселе Темистоклу выражение:

 

– Что ты тут делаешь? Уходи, уходи!

 

– Бэл, ты что? Ты… боишься меня? – внезапно прочитал он незнакомую эмоцию.

 

– Дардан тебе голову оторвёт, если увидит здесь, – проигнорировал вопрос Бэл, косясь на вход из-за плеча Темистокла. – И мне заодно. Давай!

 

Молодой муж почуял неладное:

 

– Бэл, подожди. Он обижает тебя? Дардан.

 

– Нет, у нас всё отлично, Дардан-это-лучшее-что-случилось-в-моей-жизни, – выдохнул Бэл, словно давно заученную и часто повторяемую скороговорку.

 

Но Темистокл уже распознал фальшь, и отступать так просто был не намерен:

 

– Я хочу помочь, – он подался вперёд, доверительно заглядывая Бэлу в лицо, беря его ладони в свои. – Скажи, что мне сделать?

 

К удивлению Темистокла, Бэл стряхнул его пальцы и сложил руки крестом на груди. Страх сменило деланное равнодушие:

 

– Кем ты себя возомнил? Набиваешься мне в любовники? В спасители? А кто говорит, что меня нужно спасать? Я – счастлив. Он делает меня счастливым. Что было между мной и тобой… Забудь, – он окинул Темистокла едва ли не презрительным взглядом. – То были детские забавы. А что сделать тебе? Уйди же наконец отсюда, во имя Зевса.

 

Темистокл почувствовал, как радость от встречи вытесняет горечь. Он отступил от Бэла и посмотрел на него пристально, склонив голову набок:

 

– Два года прошло, а правду говорить ты так и не научился, – хлестнуло юношу едкой тирадой.

 

И старый знакомый исполнил наконец желание Бэла.

 
 

 

 


После неожиданной встречи у Бэла пропала всякая охота возвращаться обратно во двор, и он пошёл прямиком в спальню. Бэл хотел было забыться чтением – все свитки перекочевали из родного дома вслед за ним, – но не мог ни на чём сосредоточиться. Письмо расплывалось перед взором, вместо него с необычайно чёткостью проступало незабвенное лицо, внимательные глаза, тёплые твёрдые пальцы, а ещё буквы складывались в обидные слова, брошенные ему вместо прощания.

 

«Хотя я и сам был хорош», – думал Бэл. Наговорил невесть чего. Может, и в самом деле не было дурного умысла в словах молодого мужа. Выглядел он так, словно и впрямь был рад вновь увидеть Бэла, и юноша покривил бы душой, сказав, что радость эта не взаимна. Не раз за пролетевшие годы вспоминал он настойчивого поклонника, взявшего в конце концов верх, сломившего хлипкие преграды, неумело и наспех настроенные Бэлом. Да и куда мальчишке в делах любовных тягаться с искусителем опытным и коварным.

 

Даже сейчас стоило Бэлу завидеть Темистокла, как его вновь потянуло к нему страшною силой. И ошибся сегодня молодой муж: не его испугался Бэл и даже не гнева Дардана, а самого себя. Испугался, что затянет его опять в этот омут под именем Темистокл. Бэл сомневался, что во второй раз у него так же легко получится выбраться.

 

Не единожды Бэл силился понять, чем так накрепко зацепил его Темистокл, и каждый раз мысли приводили его к залитой солнцем рыночной площади, где тот впервые поцеловал его, словно через губы напрямик напитав собой сердце. С Дарданом у него никогда не было так.

 

Когда Бэл в первый раз вошёл в прекрасный дом не как гость, а в качестве постоянного жильца, он был полон надежд. Юноша и вправду хотел принять от умудрённого жизнью мужа всё, что тот щедро готов был ему предложить. Дардан действительно, не скупясь, делился опытом с Бэлом: вводил в курс своих дел, наставлял в ведении хозяйства, подбадривал советом, когда что-то не получалось у юноши в эфебионе, куда тот исправно каждый день ходил заниматься военной подготовкой. Но Бэл никогда не сможет позабыть свою первую ночь, в которую он разделил ложе с Дарданом. Вот тут-то Бэл и ощутил сполна всю разницу между поклонником и наставником. Дардан не говорил красивых речей, не ходил вокруг да около выжидая, не заискивал перед ним в надежде завоевать. Он просто брал то, что было и так его по праву, не спрашивая разрешения.

 

Бэл не обмолвился никому и словом. Постепенно он научился не только быть источником наслаждения, но и получать его сам. Однако он всегда помнил, как может быть по-другому, когда желания равны и порывы обоюдны. Бэл сбился со счёта, сколько раз он видел во сне волосы, спадавшие ему на лицо, чувствовал стройный стан, прижимавший его к земле, чтобы, проснувшись, обнаружить под ладонью короткие с проседью вихры и неумолимо начавшее стареть тело рядом.

 

Как ни странно, Бэл не возненавидел наставника. Напротив, он даже по-своему привязался к нему. И всё же он был рад, когда год занятий в эфебионе закончился, ему и другим эфебам торжественно вручили щит и меч как настоящим воинам и отправили на границу дежурить на сторожевых постах. Бэл лишь несколько дней назад вернулся в Коринф, и пыл истосковавшегося Дардана нельзя было умерить. Юноша даже жалел отчасти, что месяцы службы пролетели так быстро.

 

В коридоре послышались шаги. Бэл догадался, что гости разошлись, и хозяин направляется в свою спальню. Юноша вздохнул и поднялся ему навстречу. Впереди была долгая ночь.

 

λίθος καί ἄμμος (Камень и песок)

 

Темистокл был зол. Даже спустя три для после достопамятного симпосия стоило ему только вспомнить об их с Бэлом беседе, как кровь разгоралась недобрым огнём. Он уже понял, что упрямец нипочём не признается, даже если Дардан будет помыкать им, как ему вздумается, и сечь розгами по три раза на дню. И пусть даже Бэлу он стал действительно безразличен – от этой мысли в груди нехорошо щемило – он и в самом деле мог попытаться облегчить его участь: у него были на то и вес в обществе, и влияние, и средства. Но помощи гордый красавец не желал и ясно дал об этом знать.

 

И всё же неделю спустя, приметив Бэла на выходе из булевтерия, здания заседаний Совета, Темистокл не мог не предпринять ещё одну попытку.

 

– Что ты тут делаешь? – поравнялся он с юношей.

 

Тот смерил его настороженным взглядом, но всё же ответил:

 

– Жду Дардана.

 

«Верная собачонка».

 

– Ты не думал над моим предложением? – решился перейти сразу к сути Темистокл.

 

– А было над чем думать? – Бэл изогнул бровь.

 

Руки Темистокла сами собой сжались в кулаки.

 

– И что нужно тебе от меня, – продолжил Бэл, – я никак в толк не возьму.

 

– Я желаю тебе добра.

 

– А по-моему, ты желаешь сделать из меня распутника, что спит со всеми подряд… Дардан! – воскликнул Бэл, завидев показавшегося из здания наставника.

 

– Хотя, знаешь, – вполголоса прибавил юноша, – от человека, так низко ставящего собственный брак, другого я и не ожидал.

 

Подоспевший Дардан подозрительно глянул на закаменевшего Темистокла, и они с Бэлом поспешили удалиться.

 

А на закате того же дня взволнованные разведчики принесли весть о приближающихся к Коринфу персидских кораблях.

 
 

 


Срочно созвали Совет. Мнения двух стратегов разошлись. Дардан предлагал укрепиться в городе и готовиться к осаде: весь цвет флота отошёл к Афинам, беззащитный порт Кехреи лежал как лакомый кусок на блюде. Темистокл уверял всех, что нужно сразиться, не выпуская врага с побережья, и отстоять родные земли. С просьбой рассудить обратились к оракулам. Те дали туманное предсказание: «Гея-богиня несёт вам спасенье и гибель». Ясности пророчество не внесло, и Совет после долгих споров принял сторону молодого военачальника. Враг неотвратимо надвигался, но у коринфян родился план.

 

На рассвете отряд во главе с Дарданом и Темистоклом выступил на восток к Кехрейской гавани, чтобы оказать незваным гостям подобающий приём.

 

На данный момент основные военные действия велись близ столицы неподалёку от острова Саламин, и соблазнительный Истмийский перешеек, естественным мостом соединяющий Пелопонесс с материком, Коринф и Спарту с Афинами, сейчас был как никогда лёгкой добычей. На это и рассчитывали персы, отправляя четыре дюжины кораблей – ничтожную долю от своей бессчётной армии – на запад от места главного сражения. Темистокл отлично понимал, что на уме у неприятеля, но это не мешало ему считать подобное нападение без предупреждения в высшей мере бесчестным.

 

Чтобы дать коварным персам отпор, было решено с помощью восьми оставшихся в гавани триер заманить неприятеля на подводные скалы. Задумка удалась: знавшие здешние воды моряки легко маневрировали между опасными препятствиями, а грузные вражеские суда в погоне за ними разбивались о скрытые в морской пучине камни.

 

Так, в первый день сражения, несмотря на внушительный численный перевес, преимущество оказалось за греками.

 

На ночь полководцы увели свою армию к Кехреям: солдатам требовалась передышка. Нужно было залечить раны, восстановить силы, настроиться на новую грядущую битву. Коринфяне достигли главной цели: перевели сражение с моря на сушу. Флот, а с ним и легковооружённые воины их покинули, уйдя к Афинам, но большая часть конницы и пехоты осталась в городе.

 

Много после заката Темистокл ходил меж палатками солдат, проверял, довольно ли продовольствия, остры ли мечи. Он ободрял, успокаивал, пытался вселить в своих людей веру в скорую победу. Наконец воины забылись коротким сном, и Темистокл, которого ноги едва уже держали, двинулся к своей палатке. Он ещё не успел устроиться на брошенной на землю овчине, когда полог временного пристанища отогнулся и внутрь робко шмыгнула тень.

 

– Бэл? – не поверил глазам Темистокл.

 

Юноша, недавно завершивший военную подготовку, разумеется, отправился в поход с ними, и завтра ему предстояло выступать в конном отряде. Однако так вышло, что за весь день

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.