Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Глава 9. Римский военный лагерь. Вчера, сегодня, завтра

Уставшими, но отдохнувшими и довольными, бойцы сводной легионерской когорты вошли в лагерь и, разделяясь по своим легионам, разошлись к местам постоянного проживания. День уже близился к концу, на больших песочных часах, стоящих на самом видном месте, скарабей скатал уже шестой шарик. Солнце начинало клониться к закату и Пуллион, как любитель астрономии, часто посещающий римский планетарий, заинтересовался, как быстро темнеет на этой широте. Он надеялся ночью посмотреть на звёзды, которых в небе должно быть неисчислимое множество. Сейчас же следовало разложить вещи, устроить себе полноценную постель и осмотреть римский военный лагерь при свете ещё не погасшего дня. Он заметил, как Центурион уже записывает себе в восковую книжку график ночных дежурств и задумался над тем, есть ли в лагере фитили и масло для придания территории полностью аутентичного вида. О том, что в лагере нет самих факелов, он даже не подумал, рассчитывая, что это уже предусмотрено организаторами, и факелы на высоких кованых ножках лежат в большой хозяйственной палатке, слева от большого шатра для совещания командиров. Пуллион не знал, во сколько стемнеет на этой широте, а потому вышел за пределы Каструма в надежде спросить об этом у кого-то из местных жителей, активно кружащих вокруг их укрепрайона. На его удачу, около лагеря стоял средних лет скиф, что-то зарисовывающий. По-видимому, это был художник-хорошист.

- Юпитер в помощь, - сказал Пуллион, - Что рисуете?

- Да так, - ответил скиф, - Пока делаю наброски, основные пейзажи буду завтра рисовать.

- Вы – художник? – поинтересовался Пуллион, скорее для порядка и чтобы завязать разговор

- Да, - ответил скиф, А скажите, с Вами в этом году приехал легионер Предиктор?

- Приехал, - удивлённо сказал Пуллион, - Он в легионе. А зачем он Вам?

- Передайте ему пожалуйста, - обрадовался скиф, - Что картина, которую я писал с него в прошлом году, выставлена на экспозиции в Капуе.

Пуллион зашёл сбоку и заглянул в холст. Он увидел только контуры Каструма, набросанные углём и общую перспективу. Деталировки пока не было.

- Наброски, - указал художник на холст, - Скоро стемнеет, а я хочу запечатлеть Ваш лагерь при лучах полуденного солнца. Ну и вас, легионеров, конечно, в Каструме, с оружием и в доспехах.

- А как скоро здесь темнеет? – задал Пуллион вопрос, ради которого он и вышел в этот разведывательный рейд в поисках нарушителей комендантского часа.

- Как правило, - ответил, подумав, заслуженный работник искусства, - темнеет около семи часов вечера, чуть позже я бы сказал, - он посмотрел на холст и стал решительно собирать вещи, - Для меня уже поздно, - добавил он, - Наброски сделаны, нет смысла что-то делать дальше сейчас.

- Вы приходите завтра, часов в одиннадцать, - посоветовал Пуллион, - Каструм откроется в час дня, у Вас будет как минимум два часа, чтобы нарисовать всё, что хотите, - продолжал он, - А мы к одиннадцати уже успеем одеться и вооружиться.

- Вот за подсказку спасибо, - художник был явно обрадован, - Я пойду, если Вы не возражаете, а то меч у Вас грозный очень, Вы им так дёргаете, - он был несколько смущён и косился на Майнц Пуллиона.

- Не за что, - ответил легионер, - Не волнуйтесь, это рефлекторно, - показал он на оружие, - Опасаться нечего. Если клинок не начинает светиться, значит, Вы не гоблин и не тролль, а значит всё в порядке. А то знаете, с кем мы только не повстречались тут за последние пару дней. Ждём Вас утром, удачи! – Пуллион сделал художнику прощальный жест и заторопился в лагерь, чтобы успеть осмотреться за оставшееся светлое время дня.

Он решил осмотреться сначала в новом ещё лагере, пока не стемнело. Завтра здесь будет уже всё по-другому, не будет первозданной чистоты и планировки, а для него это было важно.

Место для лагеря выбрали на южном сухом склоне холма, на самой его вершине. Поблизости должны были находиться вода и пастбище для обозного скота, представленного пока лишь осликом Васей, которого по очереди гладил и кормил яблоками и морковкой весь состав Каструма. Топливо, а проще говоря, дрова лежали внизу, у подножия холма и каждое утро дежурные, беря повозку, запрягали в неё Васю и ехали вниз по склону за драгоценными чурбаками.

Лагерь представлял собой прямоугольник, длина которого была на одну треть больше ширины. На левой от входа стороне лагеря располагалось место претория. Это была квадратная площадь, сторона которой равнялась 50 метрам. Здесь уже стояли палатки командующего и командиров из красного сукна, жертвенники, трибуна для обращения к солдатам полководца; здесь же происходил суд и сбор войска. Направо была палатка квестора, налево – легатов. По обеим сторонам помещались палатки трибунов. Перед палатками через весь лагерь, от южных до северных ворот, проходила улица шириной 25 метров, главную улицу пересекали две другие, шириной по 12 метров, уводящие зрителей к местам проживания легионов. На концах улиц были ворота и башни. На них стояли баллисты и катапульты. По сторонам правильными рядами стояли палатки легионеров. Из лагеря войска могли без сутолки и беспорядка выступить в поход. Каждая центурия занимала десять палаток, манипул – двадцать. Палатки имели дощатый остов и были обтянуты грубым полотном. Общая площадь каждой палатки была от 2,5 до 7 кв. м, что позволило нашим троим друзьям чувствовать себя прекрасно, не будучи стеснёнными социальными нормативами, принятыми из расчёта квадратных метров на каждого прописанного. Лагерь был обнесён частоколом, широким и глубоким рвом и валом высотой 6 метров. Между валами и палатками легионеров было расстояние в 50 метров. Это было сделано для того, чтобы неприятель не мог зажечь палатки. Перед лагерем устроили полосу препятствий из нескольких контрвалационных линий и заграждений из заостренных кольев, волчьих ям, деревьев с заостренными сучьями и сплетенными между собой, образовывавших почти непроходимое препятствие. Таков был в общих чертах план их Каструма, который Пуллион сумел осмотреть сейчас, по горячим следам.

Ров, огораживавший лагерь, был выкопан, как ему показалось, не совсем верно. Об этом у него зашёл разговор с Опционом, который как и он, хотел закончить индивидуальную экскурсию до наступления темноты. Вдвоём, на контркурсах, они прочёсывали периметр Каструма. Наконец, их директриссы пересеклись в одной точке рандеву и остановились надо рвом.

- Тебе не кажется, что это не совсем ров? – спросил Пуллион

- Да, - скептически глядя вниз, сказал Оцион, - Напоминает скорее оросительный канал, - добавил он, оценивая ровное, метра три шириной, как будто проутюженное трактором, дно рва.

- Мелковат для рва?

- И в этом тоже, - сказал Опцион, - В таком бассейне можно сражаться даже в две линии

- В чём же ошибка?

- Правильный ров должен быть усечённым, - он спрыгнул вниз и прошёлся от одной стенки до другой, - Чтобы внизу человек не то, что ровно стоять, мечом махать не мог, - Он остановился посередине дна. – А в таком палисаднике помидоры хорошо окучивать, как раз ботва выше уровня земли не вырастет, - он нервно мерял ширину рва небольшими шагами. Глубина рва едва доходила ему до груди.

- Вылезай, - сказал Пуллион, - Всё понятно, - продолжал он, помогая товарищу вылезти из траншеи, чтобы тот не испачкался, - Может быть, не так критично?

- Мало того, что он мелкий, так там и в гарпастум на дне играть можно полными составами, - зло резюмировал Опцион, а должно быть, вот! – он показал на свою калигу.

- Почему?

- Чтобы при падении в ров, противник ломал ноги или, как минимум, - поднял он вверх указательный палец, - получал сильный вывих. В обоих случаях, он – отработанный материал и «минус один» в бою. Относительно фашинника только не помню, но скорее всего нет, - он увеличивает размер донной части.

- Пусть перекапывают?

- Придётся, - почесал в затылке Опцион, - на первый взгляд, не страшно, мы здесь в безопасности, но если делать как положено, - он кивнул сам себе, - нужно углублять. Завтра решим, кому не повезёт.

 

На том и порешили. Время после возвращения они употребили для осмотра лагеря и теперь им нужно было обустроить свой личный нехитрый быт. Друзья разошлись по своим коммуналкам и приступили к делу.

Осмотрев пространство ещё раз, Пуллион полез в палатку, чтобы привести в более основательное состояние свою постель и подготовить необходимые для ежедневного быта вещи. Он сразу обратил внимание, что Септимус и Шарик уже основательно окопались и разложили весь свой походный и личный инвентарь, и он остался в этой палатке единственным, кому предстояло восстановить бытовое статус-кво. Первым делом, он вытащил свой спальный мешок из верблюжьей шерсти и разложил его на, уже закреплённом на растяжках, сельджукском покрывале. Лежащее под ним сено создавало естественный матрас. Пуллион бросил на него спальник и достал из рюкзака подушку. Это была необычная подушка. Сшитая из бычьей шерсти тончайшей иглой, она могла надуваться воздухом и сдуваться по желанию хозяина и была столь мала в сложенном виде, что могла поместиться в кармане. Такой подушке не требовалась ни набивка, не дорогостоящая химчистка в случае загрязнения. Пуллион быстро надул её и, обернув чистой льняной тканью, бросил в головах. Его ложе было готово. Сквозь сукно палатки он увидел, что уже заметно потемнело, но было ещё достаточно светло, а потому следовало как можно быстрее разбирать свои вещи по приоритету их надобности. С этой задачей он справился в течение получаса и весь взятый с собой гардероб, теперь был рассортирован. В рюкзаке оставалось ещё железо и оружие. Шлем был извлечён из него и установлен на низкий столик, стоящий в углу палатки на деревянном полу. Оружие он положил рядом с собой, как гарантию личной безопасности.

Единственным неприятным моментом было для него осознание того, что водительских прав его как не было, так и нет. Он проверил все вещи и карманы, смотрел зачем-то даже доспехи и оружие. Утеря прав стала бы неприятной проблемой. По возвращении в Рим, он в тот же день отбывал в новую поездку за рулём новой экспериментальной колесницы, а значит времени на их восстановление у него могло и не быть. Можно, конечно, попробовать восстановить документы здесь, но этот вариант казался туманным, поскольку крымская провинция сама ещё не окончательно перешла на римский формат номерных знаков для гужевого транспорта. К тому же, восстановление на таком расстоянии, быстро сделать не получится. Нет-нет, подумал он, это не вариант. Он пересёк лагерь поперёк и отыскал Лонгуса.

- Сальве! Ты не знаешь здесь кого-либо из транспортной или дорожно-постовой стражи? – поприветствовав, спросил он его.

- А тебе зачем? – логично осведомился Лонгус. Он был здесь в прошлом году и уже знал много нужных людей

- Права потерял, - ответил Пуллион, стремясь придать голосу максимально трагическое звучание, а своей физиономии – максимально жалостливое выражение. Как правило, это помогало.

- Права…. – протянул задумчиво, Лонгус, - Ну есть тут один воин, который прибудет послезавтра, на день Античности, нужно у него спросить. Пока помочь нечем, - развёл он руками

Это была хотя бы маленькая, но надежда и Пуллион решил ждать. В крайнем случае, у него оставался один последний, но наиболее надёжный вариант – ехать в Рим и возвращаться обратно за два-три дня. Он вернулся в свою часть лагеря и продолжил заниматься общественными делами. Стемнело быстро. Центурион повесил на стене дозорной башни восковую табличку со списком дежурств, однако Пуллиона в этот день в списке не было, равно как и двоих других ходоков в лавку – сегодня ночью они могли спокойно выспаться, чтобы логически продолжить ту приятную идиллию, составившую их сегодняшний день.

****************************************************************************************** Пуллион проснулся также, как и вчера. Казалось, в палатку снова просунется голова Септимуса и произнесёт заклинание про слонов. Но этого не произошло. Он слышал, что происходит построение и быстро вылез из спального мешка, на ходу надевая калиги. Вчерашняя история повторилась, и Пуллион встал в строй в одном валенке, второй держа в руке.

- Это тенденция, - ухмыльнувшись, сказал Центурион и продолжил инструктаж на предстоящий день.

Солнце было ещё достаточно низко, но ничего не напоминало вчерашний день. Легионеров как будто подменили. От их вчерашнего сонного и аморфного состояния не осталось и следа, даже Ленин, сбросив с себя конспиративное состояние обитателя шалаша в Шушенском, был готов вершить мировую революцию во благо Великого Рима. Он даже надел свой тщательно хранимый для особых случаев сублигакулюм, отчего окружающие его римляне облегчённо вздохнули. Его начала века, шлем «А», отливавший матовой синевой, был ему откровенно великоват и сидел даже на войлочном колпаке агрессивно, с перекосом на глаза, делая Ленина похожим на китайского ландскнехта, за счёт выкованных на шлеме длинных тонких изогнутых бровей, оказавшихся как раз напротив его глаз. Однако, это нисколько не убавило комсомольский задор легионера и Ленин всем своим видом показывал готовность не ударить в грязь лицом на параде. Оставалось только не пускать его на броневик, который пригнали ранним утром революционные матросы из другой эпохи. Не мешало также напомнить ему о порядке надевания носков и калиг, чтобы вождь мирового пролетариата не свалился на марше в одну из многочисленных траншей, которые с энтузиазмом нарыли по всей долине какие-то непонятные люди в серых, мышиного цвета, костюмах с орлами и крестами на рукавах.

Вексилларий, память которого ещё хранила в себе отрывки вчерашней морозной свежести с перечной мятой, сегодня был готов к великим свершениям. Его линзы горели азартом и энергией, а уже надетый кожаный субармалис топорщился птеригами в разные стороны, то ли от энтузиазма, то ли от заломов. Готовый ко всему знаменосец, заснувший на своём тёплом одеяле, накануне решил не снимать его даже во сне, чтобы не стать жертвой Молей, от щупалец которых погиб уже не один шерстяной плед. Вексилларий был впечатлительным и пожелал быть именно знаменосцем, исключительно, по совету оракула, предначертавшего ему долгие годы жизни только в том случае, если рядом с ним всегда будет храброе животное. Исходя из ограниченности выбора, Вексилларий решил не поступать в сельскохозяйственный техникум, а идти в легион и носить Вексилу с изображением героического создания из царства непарнокопытных млекопитающих, что ему с удовольствием и предоставил прокуратор Иудеи Понтий Пилат, записав нашего квирита на все 25 лет в должность вексиллария без права переписки. Дополнительное устрашение врагам несла его причёска, делавшая его похожим на кенийского льва, которого смотрители в заповеднике изощрённо пытали тем, что поили местной настойкой и не давали опохмеляться, отчего лев впадал в депрессию и отказывался от услуг парикмахера. Морфей ещё не до конца отпустил его из своих объятий, а потому Вексилларий немного раскачивался, подобно осиновому листу в тихую лунную ночь, пытаясь выйти из сладостного сумрака утренних сновидений. Но в целом, он был в порядке и готов гордо и высоко нести штандарт легиона.

Максимус и Септимус Прайм, как заслуженные жаворонки со стажем производили наилучшее впечатление своим бодрым видом, если бы оба не грешили чужеродной обувью. Шарик снова был в кедах, а Септимус в цветных кальцеях на шнурках. Впрочем, их калиги лежали около палатки и, судяпо всему, римляне были ещё во власти гражданского общества, которое понемногу отпускало их из-под своего влияния. Оба уже вытащили свои доспехи из палатки и рыскали в поисках чистящих средств, чтобы привести свои шлемы и лорики если не в сияющий, то хотя бы однотонный металлу, оттенок. Если шлем Максимуса мог быть приведён в норму достаточно быстро, то Септимусу, подумал Пуллион, придётся повозиться со своим несколько дольше. Вероятно, легионер участвовал в войсковых спецоперациях и сознательно чернил металл, чтобы не отсвечивать в темноте. Слой серовато-чёрного налёта покрывал купол шлема плотным слоем, препятствуя естественному образованию бликов обоих светил.

- Справишься? – спросил Пуллион его, показывая на бедовый шлем, - Может тебе WD-40 дать?

- Давай, если не жалко, - ответил Септимус, - Полчаса и будет как новый, - добавил он, принимая от Пуллиона баночку с волшебным составом.

- Ты поторопись, - сказал ему Пуллион, - А то если не успеешь привести его в порядок, тебе потребуется баночка с вазелином, но уже для других целей.

Пуллиону не было жалко. Он очень трепетно относился к чистоте мундира и особенно к металлическим его частям, а потому вид ржавых и уделанных доспехов приводил его в патологическое уныние. Иногда он даже слегка ругался с товарищами, упрекающими его в излишнем чистоплюйстве за постоянные чистки его лорики и прочего металлического антиквариата. А кто-то даже приводил обидные сравнения его чистых доспехов с первичными гендерными признаками некоторых мелких пушистых млекопитающих. Пуллион отметил страсть обоих легионеров ко льну; туники обоих были тонкими и оставалось загадкой, как они выдерживают давление металлического доспеха в течение длительного времени. Максимус имел светлую добрую душу, а потому тяготел к белым тонам, а Септимус придерживался кирпичных оттенков, как потомственный строитель коммунизма эллинистического типа. Септимус, к его чести, уже успел согреть чай на имеющееся количество проснувшихся, но Пуллиону не удалось оценить его трудов – чай ко времени его пробуждения закончился.

- «В большой семье», - с сожалением подумал он, - «Чем-то там не щёлкают»

Сейчас на огне стоял котёл с водой, которая скоро должна была закипеть. Судя по мешку, стоящему рядом, голодный легионер решил сварить пшённую кашу, что было неудивительно после интенсивного общения с посетившей его вчера, в отсутствие разведчиков, музой. А возможно, даже и ночью. Очевидно, у Прайма, помимо поэтических, были ещё и кулинарные наклонности. Это было весьма кстати из-за потери ими собственного повара-иберийца, переметнувшегося в V-й Македонский легион, прельщённого обещанным ему безвизовым режимом для посещения родственников в испанских провинциях Империи.

Магнус источал олимпийское спокойствие. Вытащив из палатки весь свой арсенал, он начинал планомерно в него погружаться, лишь изредка прося кого-то из товарищей помочь ему со шнуровкой. За него можно было не переживать, ибо обладая от природы флегматичным характером, Магнус избрал для себя несвойственную римлянину профессию сагиттария, однако, в тот поход он решил отправиться, прихватив заодно и комплект тяжело вооружённого пехотинца, чтобы не отбиваться от коллектива. Однако, в каком виде он будет на параде, он пока не определился. Доспехи его были приведены в надлежащий вид задолго до сегодняшнего утра, а потому он не спеша облачался в свой чешуйчатый панцирь, с которым он не мог расстаться, даже при условии временной смены профориентации. Пуллион опасался, что Магнус забыл и свой сирийский шлем, однако вид его классического легионерского шлема, стоящего на столике в палатке, рядом с шлемом лучника, рассеял опасения Пуллиона. На нём была его обычная тёмно-красная туника, тщательно выстиранная и отглаженная, походные калиги, подбитые гвоздями по всем правилам и балтеус, привычно позвякивающий лунными подвесами. Всё было отлично и придраться было не к чему. Вещевой аттестат Магнуса хранился в палатке и сейчас был ему не нужен, ибо поход на дальнее расстояние планировался только через несколько дней. Пуллион отключил свой сканер от Магнуса и стал осматриваться дальше.

Опциона и Центуриона не было видно, были только слышны сдавленные реплики, доносящиеся из их палаток. Очевидно, процесс преображения шёл полным ходом, а потому за таких опытных воинов не стоило беспокоиться. Следовало волноваться о себе и Пуллион полез в палатку за своим барахлом. Вытащив из палатки рюкзак, он осмотрелся. Все плоские поверхности, на которых можно было разложить свои смертоносные аксессуары, были уже заняты, кроме одного стола, под навесным растянутым тентом, на который пока никто не заявил авторских прав. Этот стол, как знал Пуллион, предназначался для кого-то из параллельных специалистов, готовых прибыть в лагерь только в день Античности, а потому сейчас этим столом вполне можно было пользоваться. Пуллион не раздумывая, чтобы вторично не попасть под магическое действие поговорки о большой семье и клюве, которым не следует щёлкать, выложил снаряжение на стол и начал осматривать его.

Как он и предполагал, всё его снаряжение было в должном виде, поскольку многие элементы он забрал от оружейников прямо перед отъездом. Тем не менее, он решил освежить все металлические части, для чего воспользовался второй баночкой WD-40, лёгкими движениями убирая с металла лёгкий налёт окиси. Спустя полчаса его доспехи имели приятный эстетический вид, за исключением лорики, которую предстояло выгибать, а потому не стоило пачкать её раньше времени. Осталось дождаться Опциона, который к тому моменту уже вылез из палатки и вытащил свой хабар на заранее приготовленный участок, в тени дозорной башни. Пуллион решил не мешать ему расспросами, благо времени до предварительного построения было ещё около полутора часов. Тем более, что таскать на себе железо без дела совсем не хотелось.

Опцион не спеша занимал свой плацдарм, раскладывал снаряжение и оружие таким образом и в такой последовательности, чтобы осуществить их надевание в предельно сжатые сроки и, возможно, на время. Очевидно, был какой-то норматив на одевание легионерского снаряжения, закреплённый в нормах римской программы ГТО. Пуллион как-то читал в римском филиале Александрийской библиотеки имени Ромула, в одном из очень старых манускриптов, что одна из древних цивилизаций даже имела особый норматив на сборку и разборку своего, уже не дошедшего до нас из глубины веков, стрелкового оружия, который составлял 18 секунд. Опцион, как видный историк, наверное, взял на вооружение этот простой и удобный способ из курса молодого квирита. Через некоторое время, последний предмет был выложен в строгой конвейерной последовательности и Опцион, посмотрев на скарабея в больших песочных часах, прибитых над галереей, для обзора обитателей лагеря, облегчённо вздохнул и начал искать глазами Пуллиона. Скарабей закатывал только десятый шарик навоза, подготовка к параду была намечена на полдень, а значит до построения с бумажными цветами, шариками и плакатами с изображениями членов Политбюро и Сената, оставалось как минимум два часа. Опцион ничего не забыл, а потому сосредоточенно и неторопливо подошёл к Пуллиону, задумчиво стоящему под тентом у стола.

- Давай займёмся твоей лорикой, - сказал Опцион, возвращая его к реальности, - Тащи сюда свои начищенные цимбалы кота.

Дважды говорить было не нужно.Пуллион взял со стола корпусные части лорики и принёс их Опциону, который к тому времени отошёл в тень фасадной стены и спрятался под зонтик, налив себе по дороге через столовую самодельный коктейль в заранее приготовленную выдолбленную тыкву. Было видно, что ему очень нравится походная жизнь. Протянув руку, он взял у Пуллиона две бочкообразные части лорики и, прикинув, с какой лучше начать обряд превращения железных дров в Лорику Сегментату, решил начать с левой. Покрутив полукруглое пластинчатое творение всем известного мастера, напоминавшее пока какой-то кухонный инвентарь, но более всего, корыто, он презрительно хмыкнул:

- Такой лорикой хорошо вермишель раскатывать, - сказал Опцион, повертев половинку в руках и сжав с боков.

- Скорее, в ней хорошо формовать бетон для колонн, - ответил Пуллион, - почти идеальный круг если сложить из вместе.

- Ладно, - сказал Опцион, - всё это лирика. Начнём, пожалуй.

Процесс выпрямления лорики напоминал Пуллиону изощрённую пытку, будь на месте железа чьи-то рёбра. Положив её выпуклой частью на колено, Опцион прогибал внутрь железные полосы и Пуллион подумал, что мифы Древней Греции, рассказывающие об Антее, сжимавшем в своих объятиях всех, кто решался с ним бороться, не лишены основания. Только вряд ли всё было так ужасно, а греки ,как всегда, снова очернили римлян, подсмотрев процесс исправления легионерами косяков местных умельцев, изготавливавшими им лорики на заказ. А затем, из корыстных побуждений, придумали пропагандистские мифы о злодеях, обижающих греческих героев, о загадочной римской душе и прочих латинских грехах, о беспробудном пьянстве, лени и жестокости, о римском рабстве, грязи и «тюрьме народов». Опцион тихо ругался, замучившись приводить в нормальный вид это творение кировского варвара, учитывая то обстоятельство, что это была его собственная рекомендация. Спустя минут двадцать, половинка перестала походить на отобранный у броненосца запасной панцирь и стала напоминать форму человеческого тела. Появились чётко выраженные боковые части, грудина и спинная зона.

- Таак, - процедил сквозь зубы Опцион, - Ну-ка, давай меряй, - он протянул Пуллиону выправленный сегмент.

- Другое дело, - сказал Пуллион, охватывая себя железным профилем. Он однозначно чувствовал своим телом, как металлические пластины облегают его спину и рёберные мышцы. – Так гораздо лучше, - удовлетворённо констатировал он.

- Можешь убирать, - кивнул Опцион, - С этой закончили.

Он был прав. Вместо полукруглой тонкостенной скалки, сегмент стал иметь необходимую U-образную форму с плавным расширением к законцовкам, что и требовалось, согласно классической анатомии тела. Теперь половинка комфортно облегала фигуру Пуллиона и придавала ему необходимый облик и колорит, не являясь более мечтой контрабандиста или огородника в сезон солений и квашения. Убедившись ещё раз, что все пластины отогнуты симметрично, Опцион взял у него вторую половинку и проделал с ней те же самые манипуляции, кляня халтурщиков от кузнечной формации за формалистику и разгильдяйство. Выдав на гора бочку дёгтя, Опцион, чтобы не показаться предвзятым, добавил в неё целую ложку мёда, показав Пуллиону, что доспешный умелец поставил на его Сегментату хорошую толстую кожу, которая не порвётся от натуги при первом боевом столкновении. Правда, он скептически смотрел на заклёпки, удерживающие пластины в собранном состоянии. Что-то казалось ему подозрительным и он, внимательно смотря на них, качал головой.

- В прошлый раз, - сказал он, - этот мастер поставил тонкую кожу и у половины сборной варикозной когорты доспехи частично остались на траве

- А у второй половины, - угрюмо спросил Пуллион, - они развалились полностью?

- Нет, - понимающе улыбнулся Опцион, - У второй половины они оказались большемерками, - он снова улыбнулся, вероятно, вспомнив что-то пикантное, - При движении пластины бились друг о друга и вызывали забавный перезвон.

- Просто феномены, - отреагировал Пуллион

- Насколько я помню, - улыбался ехидно Опцион, - Для этого явления есть другое, схожее название, кажется….

Он хотел уже было произнести это загадочное эт-русское слово, имеющее точное рифмование со сказанным Пуллионом, но в этот патетический момент, прервав его на полуслове, дверная половинка ворот отворилась и в Каструм медленно, распугивая одиноких сусликов, тяжело ввалился, глядя на всех сумрачным взглядом, жрец Паулус, собственное персоной. На нём была серая льняная туника, подпоясанная легионерским поясом. Тяжёлый, судя по сгорбленной фигуре жреца, мешок на спине, говорил о какой-то тяжелой ноше внутри. Паулус тяжело и прерывисто дышал и периодически громко кашлял, сопровождая кашель воззваниями к милости Богов. В руках у него был старый республиканский меч, который в роду Паулусов передавался из поколения в поколение и был особой реликвией, хотя бы с точки зрения банальной антикварной ценности. Он подошёл к тому самому столу под тентом, прямо рядом с дорогой, на котором Пуллион разложил свой переносной арсенал. К тому моменту, легионер уже переложил свой снаряжение в другое место, на траву и стол был свободен. Это место было специально предоставлено Паулусу консулом для его изысканий, направленных на избавление легионеров от хворей, ран, а также от лишних конечностей.

Весь Рим знал этого выдающегося эскулапа новой формации, несмотря на его молодой возраст. Его улыбающиеся изображения в ярко голубой тунике и с новейшей циркулярной пилой в руках, обошли все окраины Империи, став настольным изображением и иконой всем тем, кому жизнь дорога. Приезжая со своими лекциями и практическими семинарами в тот или иной город Империи, он заранее анонсировал свой приезд красочными плакатами и афишами, побуждая население целыми кварталами сниматься с насиженных мест, в поисках таких потаённых укрытий, где их не смог бы найти не только Паулус, но даже служба судебных приставов. Паулус был новатором в медицине и работал над докторской диссертацией о проблеме регенерации тканей. Отвергая учение дарвинизма, он искренне полагал, что если Боги сделали всех живых существ подобными, то поэтому человек ничем не отличается от ящерицы, хвост которой с успехом отрастает через месяц после ампутации. Его многочисленные успешные исследования лишь подтверждали эту теорию. Справедливости ради, следует сказать, что опыты он проводил только на ящерицах, потом что состоял в обществе по охране и защите животных, а потому жалел мышек и в опытах они не участвовали. Всему Риму был известен его диалог с недавно получившим римское гражданство самнитом Гедеоном Рихтером о способах гомеопатии для утративших чуткость органов слуха.

- Болят – отрежем! – решительно заявлял Паулус

- Вы просто садист, - нервно парировал Гедеон, приняв эпическую позу Горация, - Больноу нужно дать снадобье.

- От вашего снадобья уши сами отваливаются! – не сдавался Паулус, - Только экстренное хирургическое вмешательство спасёт здоровье нации!

- Вы-шарлатан! – грохотал Гедеон

- А Вы и ваши подельники хотите поработить мир таблетками! – не унимался Паулус, размахивая своей ритуальной палкой и успев оставить на лысой голове Гедеона несколько шишек.

Гедеон дипломатично умолчал, что в его рабочем кабинете уже висит именной диплом, в котором подтверждалось, что он действительно поработил мир таблетками и является его единственным и полновластным обладателем.

Говорят, что этот спор хирургов с фармацевтическими концернами длится до сих пор с переменным успехом. Однако, до настоящего момента Паулуса в расположении 10-го Сокрушительного легиона не было, поскольку подхватив острый бронхит в Судаке, он почти потеряв голос, общался с Богами в расположении храма Юноны, спонсирующей здравоохранение в сельской местности и только посредством жрицы Таи, которая доносила до него волю Богов длинными лунными ночами, передавая ему их волю посредством специального массажа, секрет которого был известен только избранным, отчего Паулус не особо стремился покинуть своё вынужденное место дислокации, ибо наличие безлимитного массажа от соблазнительной жрицы в этой степи, ценилось гораздо выше, чем бесполезное размахивание деревянной параболической антенной перед унылыми физиономиями легионеров, являвшихся по большей части атеистами и сторонниками исторического материализма. А наличие в их рядах Ленина навевало на Паулуса, с его астральными колокольчиками, вполне понятное уныние и грусть.

Паулус подошёл к своему столу и выгрузил на него из мешка какой-то странный деревянный ящик, в котором что-то подозрительно громыхало и позвякивало. Легионеры на всякий случай стали собираться быстрее. Немного подумав, Паулус открыл его и начал выкладывать свой леденящий душу реквизит, состоящий из больших и малых предметов античной хирургии. Скорость сбора легионеров ещё более возросла, и через несколько минут вокруг Паулуса на расстоянии двадцати метров не было ни одной живой души. Посмотрев по сторонам и убедившись в отступлении своих потенциальных пациентов, Паулус огорчённо вздохнул и вытащил с самого дна ящика свою любимую циркулярную пилу. Попробовав её остроту, он оставил всё своё хозяйство на столе и на время покинул пределы Каструма безо всякого опасения за то, что с его пытошным арсеналом что-то может случиться в его отсутствие.

К тому времени, как Опцион закончил истязать детёныша лорики, скарабей скатал одиннадцатый шарик, и легионеры почти полностью надели свои доспехи. Лишь их не покрытые шлемами головы говорили о том, что до финальной разминки оставалось ещё какое-то время. Пуллион в это время спешно вязал кожаные узелки на скобах лорики, снова и снова проклиная народного умельца за рвущиеся шнурки и кривые скобы, с которых они постоянно сваливались. Наконец, лорика была приведена в боевую готовность, корпусные части сзади связаны, плечевые сегменты навешены. Оставалось ещё раз войти в роль краба и влезть в неё в таком виде, однако, без верного оруженосца это было сделать сложновато. В этот момент Пуллион, обернувшись, увидел перед собой страшный призрак всех раненых – Паулус стоял в двух шагах от него, глядя сумрачно исподлобья с таким видом, какой обычно бывает у простуженных людей с высокой температурой. По его виду было неясно, то ли он собирается свежевать свою жертву, то ли помочь с лорикой. Пуллион не знал, что и думать, полскольку до этого момента он лично не сталкивался в Паулусом, и чего ожидать от этого светила медицины, не знал. Немая сцена продолжалась некоторое время. Наконец, Пуллион решил испытать судьбу:

- Поможешь с лорикой? – с робкой надеждой в голосе спросил он, внимательно наблюдая, не прячет ли Паулус за спиной запасную циркулярную пилу

- Давай, конечно, - на удивление миролюбиво ответил жрец.

Общими усилиями они надели на Пуллиона лорику, под которую тот предусмотрительно подложил шарф и второй кусок сукна, чтобы левое плечо лорики не давило и не сжимало его мышцы. Пуллион застегнул вертикальные пряжки на грудных пластинах и приготовился шнуровать себя спереди. Кожаные ремешки сползали со скоб, рвались снова и снова, их приходилось придерживать, вынимать и завязывать новые, сжимая зубы, чтобы не оглашать рабочую атмосферу лагеря отзывами о родственниках коробейника по материнской линии и тех виртуальных маршрутах, которые тому следует совершить мелкой поступью в сопровождении некоторых представителей радужного сообщества. Наконец, последний ремешок был завязан; с помощью Паулуса, оказавшегося добродушным малым с циничным чувством юмора, был надет гладиус и пугио. Опоясав себя балтеусом, Пуллион понял, что первично он готов, поблагодарил жреца и пошёл к Опциону, который стоял в стойке богомола, пытаясь попасть рукой в вырез своего войлочного субармалиса, но оказался на линии огня между легионерами и Паулусом, а потому стоял в гордом одиночестве в такой странной позе. К слову сказать, Паулус не проявлял к нему никакого плотоядного или профессионального интереса, поскольку они уже утром успели переговорить о том, когда жрец присоединится к 10-му Сокрушительному легиону, когда Опцион испытывая естественные потребности души, ходил на разведку по тылам вспомогательного санитарного обоза, отвечающего за душ и туалет. К несчастью, остальные об этом не знали и решили, что жрец выбрал среди них жертву для ритуала, а потому попрятались кто куда. Между тем, жрец хотел всего лишь пить и искал амфору с водой, поскольку его арендаторы – кузнецы, от неприятия Богами приносимых ими жертв, ушли в глухой запой и из жидкостей в их кузнечном арсенале остался лишь лиловый, разящий перегнившими сливами, самогон.

Рукав субармалиса замялся внутрь и Опцион, продев левую руку, не смог вытянуть правую, отчего застрял и стоял, подобно богомолу, покачиваясь и шевеля руками, как будто в брачном танце. Пуллион, подойдя к нему, вывернул войлочный язычок наружу и рука боевого товарища легко проскочила сквозь раструб и войлок плотно облёк фигуру легионера, готовый принять на себя весь вес его Ньюстедской лорики.

- Спасибо, - сказал Опцион, - Теперь лорика

- Хорошая у тебя лорика, - ответил Пуллион, - Села как влитая, хоть она и на крючках.

Опцион кивнул в знак согласия с высоким стандартом качества своего доспеха, который он лично рубил для себя из цельного бревна легированного стального дерева, растущего в роще на склоне Лысой горы. К его огромному везению, парад планет, в который следовало рубить это магическое дерево, произошёл всего лишь за месяц до похода. А потому он не смог упустить возможность отправиться в затерянное в горах, в вечном дорожном ремонте Ярославского тракта, небольшое селение Пушкино. От этого заброшенного места все дороги к которому были перерыты очередным расширением дорожного полотна при полном отсутствии мозгов, было рукой подать до Лысой горы, на склонах которой таинственно шумела своими кронами роща, посаженная Кадмом в ознаменование своей победы над змеем. Рубка лорик стала визитной карточкой Опциона в известной нам части галактики, который из остатков своего монолита, дорубил лорики ещё двоим квиритам, повысив, таким образом, техническое оснащение подшефного ему пионерского отряда, девизом которого в последнее время, на все инициативы Опциона, стало «#Немогу#зачёты#лабы#работымного#усталотвойны#».

Сам лагерь заметно ожил и внешне преобразился. Дорожки были аккуратно выложены щебнем и отделены от локаций легионов бордюрами, песок командирского плаца был тщательно прорежен и радовал глаз своей ровной, мелкозернистой, почти коралловой, текстурой и чистотой. Командирские шатры были отгорожены турникетами и канатами с пышными кистями на концах. Места несения почётного караула отделены и отгорожены от общей территории. У каждого из легионов была уже готова жилая зона и выделено место под костёр; легионеры расставили скамейки и столы, укрыв их от непогоды тентами, растянув их на высоких деревянных рамах. Алтарь был почти готов и ожидал только Паулуса, который должен был заняться им сегодня вечером, закончив проводить очередную ампутацию. Частокол из кольев был полностью завершён и сейчас македонцы заканчивали его тестирование, ударяя по кольям ногами, имитируя нападение противника.

- «Головой не пробовали?» - язвительно подумал при этом Пуллион глядя на это пришествие пьяного мужа домой за полночь, когда все двери в доме заперты.

Частокол держался и это было хорошо. Крепостной вал, отделявший заднюю стену от рва, был увеличен в высоту и на нём были установлены дополнительные бойницы. Бойцы V-го Македонского легиона спешно создавали для себя дополнительные караульные точки, оснащая их поворотными турелями, перетаскивая туда новенькие, ещё в заводской смазке, метательные орудия знаменитого римского оружейного концерна «Selenia Aspide». Пуллион только сейчас понял, что же было в ящиках македонцев и почему потеря одного из них, вызвала у них такое огорчение. Почти нигде больше не валялось неправильных вещей, все постройки были завершены, шатры раскинуты и в них перенесены Вексилы, штандарты, а также имеющиеся регалии легионов, место которых в лагере было строго определено. Щиты были выставлены и установлены наклонно перед локацией 10-го Сокрушительного легиона. Пилумы были расставлены в пирамиде и их острия грозно смотрели вперёд и вверх, огораживая территорию проживания легионеров от непрошеных гостей. С минуты на минуты ожидался подвоз Онагры, которую привёз с собой 61-й Донской легион и сейчас легионеры из его состава, героически закатывали её в гору. Лагерные поселенцы заранее выделили ей специальное место, чтобы её эффективность при отражении осады была максимальной.

Баллисты 10-го Сокрушительного легиона, расставленные по периметру внешней стены Каструма, в трёх дозорных башнях, смотрели наружу, ощетинившись прицелами, прощупывая окрестности и готовые осыпать любого противника градом острейших бронебойных дротиков. Боекомплекты к ним лежали здесь же, в больших тёмно-зелёных ящиках. Дротики класса «земля-земля» поставляли римлянам две лояльные греческие наукоёмкие колонии «Алмаз» и «Антей» и на ящиках белым шрифтом были выведены греческие литеры Р-17 «СКАД» 8К14-1/50-240, показывающие мощность дротиков и прицельную дальность их полёта. Около арсенальной палатки уже стояли ящики с боекомплектом для Онагры и римляне могли воочию убедиться, что метательные ядра класса «Земля-Воздух-Земля» нового типа 9К317, предназначенные для неё, это не простая пропаганда Капитолия, а реальное усиление их боевой мощи и эффективности.

Валявшиеся рядом с лагерем, там, где они вчера ночью брали сено, брёвна и доски были вывезены странными людьми в оранжевых туниках, одного из которых Пуллион успел задержать:

- Что здесь за побоище было? – спросил он его, указывая на следы борьбы на земле и кое-где застывшие бурые пятна.

- Мы отбивали атаку местных варваров, - ответил человек, - Они пытались утащить стройматериалы, которые остались после основного строительства. Здесь в округе бродит несколько племён, лояльных прежним хозяевам.

- Удачно отбили? – поинтересовался Пуллион

- В целом да, - кивнул человек, - Тела двоих уже передали родственникам, остальных обменяли.

- Обменяли? – удивился Пуллион, - На что обменяли?

- В данном случае ни на что материальное, - ответил он, - На гарантии безопасности. Заключили пакт о ненападении, сроком на сто дней.

- И где же дрова? – Пуллион оглянулся по сторонам, но сторойматериалы исчезли как утренний туман.

- Увезли, - ответил оранжевый человек, - Кстати, - добавил он, - Сегодня вечером привезём вам стояночные факелы для освещения. Вчера не успели.

- Отлично, - повеселел Пуллион, - Ударим аутентичностью по потёмкам и разгильдяйству?

- Точно, - ответил человек, - Мы подумали, что после стычки с варварами, Вам не помешает дополнительное освещение Каструма. Хорошо, ждите до вечера, всё привезём.

Оранжевый представитель сделал рукой прощальный знак и удалился, оставив Пуллиона в предвкушении красочного и аутентичного сценария ночных караулов, когда высокие стационарные факелы, потрескивая фитилями, смазанными салом, конфискованным у щирых контрабандистов из сопредельных земель, жарко горя оранжевым пламенем, освещают территорию своими первобытными всполохами, успокаивая караульных и создавая неповторимую атмосферу ночных приключений. Вместе с салом было конфисковано около сотни мер шоколада и по свидетельству компетентных экспертов по взрывотехнике, только оперативные действия консульской таможни воспрепятствовали последующему изготовлению из этих смертоносных ингредиентов готовой продукции и уберегли население от появления на прилавках их магазинов опаснейшего психотропного спайса – сала в шоколаде.

Сейчас Опциону оставалось только доукомплектовать себя оружие и картина готовности к порабощению мира была бы дописана до конца. Ещё недавно расслабленные легионеры 10-го Сокрушительного легиона были готовы полностью оправдать своё грозное название, разбившись в парах на небольшие группы и начав отрабатывать различные приёмы ближнего боя. Пуллион знал, что к полноценным тренировкам они приступят не ранее завершения дня Античности, ибо наблюдать за легионерами в этом секретном формате, посторонним было не дозволительно. Он вспомнил недавний разговор с Опционом:

- Когда начнём тренироваться? – спросил он его, когда они возвращались от санитарного обоза

- Думаю, после дня Античности, - подумав, ответил Опцион, - Раньше времени точно не будет

- Почему?

- Начинаем караульную службу, - пояснил Опцион, - Сегодня в тестовом режиме, а завтра промышленный запуск, по очереди, на весь день Античности.

- Как это, в тестовом режиме? – не понял его Пуллион

- По желанию, - ответил Опцион, - Если хочешь ходить остаток дня в железе – можешь записаться на тест-драйв у Центуриона, ему как раз показатели поднимать нужно к квартальному отчёту.

- А по времени?

- Стоим в железе по одному часу, - ответил Опцион, - И сегодня, и завтра.

Около полудня легионерам предстояло построиться на главную репетицию парада. Вокруг каструма они заметили многочисленных местных жителей, принадлежащих к варварским народностям полуострова. Каструм уже бурлил от потного вала вдохновения, который создали бойцы 61-го Донского легиона, закатывавшие в этот момент Онагру в ворота каструма. Его прибытие в Крым вызывало особую радость римлян, поскольку 61-й легион, где служило несколько бывших сотрудников 10-го Сокрушительного, прорвал кольцо блокады степных кочевников и силами одной центурии смог присоединиться к основным силам. Привезённая ими Онагра была удачным дополнением к тем нескольким баллистам, которыми располагали легионеры при развёртывании круговой обороны внутри Каструма. Пока что донские легионеры обустраивали свой быт, но на сегодняшний парад и завтрашний день Античности, они должны были быть во всеоружии. Легат легиона распорядился срочно перевезти Онагру в Каструм и теперь они общими усилиями катили эту помесь землечерпалки и детской коляски на выделенное ей место в середине технической зоны на экспозиции.

Что-то тревожило Пуллиона. Это беспокойство было чисто физическим, ибо ничего астрального или таинственного в этот солнечный день не могло уже произойти. Он подумал о вчерашнем художнике, но его почему-то не было. Пуллион посмотрел на часы – скарабей катал уже двенадцатый шарик, но от его нормального размера была только половина. Видимо, художник придёт позже, или вообще не придёт сегодня. Пуллион пожал плечами, ибо думать за всех и переживать за всё хорошее против всего плохого, становилось несколько обременительным, он вернулся к своим ощущениям и понял, что неплохо было бы освежиться. До начала карнавала оставалось ещё полчаса, а значит, время провести ознакомительный круиз по местам боевой славы, у него вполне оставалось. Узнав у Опциона его утренний маршрут, он быстро покинул лагерь, предупредив часовых, что если он не вернётся, что просит считать себя популяром, направился в средиземную часть колонии, где располагался обоз сантехнической ауксиллии.

По дроге с холма, перед ним как на ладони отобразилась вся панорама лагеря, которая обладала ещё спорадическим характером, но было заметно, как другие эпохи активно занимаются обустройством своего быта, возводя строения и наводя относительный порядок в ареалах своего обитания. Справа внизу были заметны постройки и шатры средневековых душ, которые своим усердием явно стремились заслужить индульгенцию сводного транс-религиозного синклита. Слева, в низине, всё было перекопано и затянуто какими-то странными пятнистыми сетками, назначения которых Пуллион не понял, ибо на много километров вокруг не было ни одной большой реки, не считая небольшого озера под холмом, а для морской ловли такие сети вряд ли бы пригодились. Неподалёку от сетей, а иногда и прямо под ними, можно было различить палатки грязно-горчичного цвета, из некоторых валил дым. О том, что это именно палатки, Пуллион догадался по их внешнему сходству с их собственными жилищами, но было неясно, что же это за воители расположились там, и от каких неведомых подземных обитателей стоило рыть такие окопы и рвы. Осмотреть эти диковинные сооружения он решил в другой раз, поскольку цель его похода к санитарному обозу была вполне прозаичной и не предполагала дальнейшего промедления. Спуск с холма, где располагался римский военный лагерь, к позициям вспомогательной санитарной ауксиллии составил около десяти минут и Пуллион, проделав этот маршрут впервые, немного выдохся, однако сохранил в целости и сохранности в себе всё, включая присутствие духа. У самых отрогов холма он перехватил какого-то македонца с полотенцем через плечо.

- Forica там? – спросил он его

- Да, - ответил македонец, показав рукой куда-то вниз, - Все удобства там, ниже по ходу движения, - его голова была мокрой, видимо, он только что принял душ.

Было очевидно, что по сравнению с прошлым годом, когда здесь всё только начиналось строиться, в организации вспомогательных служб римской колонии, произошли качественные изменения. Теперь линии индивидуальной обороны были построены в несколько порядков, на удалении друг от друга, очевидно, для того, чтобы больше ни у кого не возникало проблем с поиском места для приватной защиты при возникновении у героических защитников большой и малой нужды к прекрасному. Пуллион насчитал три позиционных района, которые образовывали своеобразный каскад, позволяющий пользоваться линиями независимо друг от друга в том случае, если одна из линий будет полностью занята. Подойдя к первому эшелону сооружений синего цвета, стоящих на спуске с холма, в низкорослых зарослях каких-то кустарников, он насчитал порядка пятнадцати отдельно стоящих башен высотой примерно метра два. Такое обустройство карантинной зоны однозначно говорило об индивидуальном характере этих сооружений для того героя, который занимал его для совершения всех необходимых ритуалов. Улучшилась и маскировка укреплений. Их не было видно с низменности, что безусловно, сбивало с толку противника, идущего на приступ по нужде, а также их присутствие не смогли бы почувствовать варварские собаки, поскольку воздух рядом с синими кабинами, на удивление, был свежим и не содержал каких-то посторонних неприятных запахов.

Это было безусловной победой организаторов сантехнической службы колонии и делало честь её усилиям, что впоследствии было оценено по достоинству всеми участниками экспедиции. Пуллион подошёл к ряду кабинок. У входа, перед деревянным прилавком уже была очередь из двух человек, по ту сторону прилавка сидел раб, а на столешнице Пуллион заметил терракотовую плошку, и почти в тот же момент послышалось звяканье – в неё упала, подскочив монета. «Ах, да», - подумал Пуллион, - «нужно платить». Немного, судя по пергаменту с ценой, самую мелочь. Второй задержался, шаря на дне небольшой кожаной сумки, что свисала у него с пояса. Повторив процедуру оплаты за первыми двумя легионерами , Пуллион вошёл в одну из них и убедился, что этот синий короб из неизвестного твёрдого и тонкого материала позволяет сохранить конфиденциальность и безопасность за счёт прочного засова изнутри, позволявшего держать оборону сколь угодно долго.

«Император был прав», - подумал вслух Пуллион, вспомнив необходимость предоплаты, отчего голос его в герметичном синем коробе прозвучал раскатисто, - «Pecunia non olet». Ну разве что самую малость.

Пробыв внутри несколько минут и оценив все достоинства этой индивидуальной био-башни, Пуллион вышел, закрыл за собой дверь, поправил тунику и направился дальше, туда где виднелись позиции санитарной ауксиллии.

По сведениям V-го Македонского легиона туда уже поступили мобильные индивидуальные термы, а через пару дней должно было быть завершено оборудование классического римского термального комплекса на сорок персон. Подойдя ближе, он увидел, что термы представляют собой открытые кабины с источником воды сверху. Каждая из терм закрывалась и была строго индивидуальной. Открыв одну из дверей и повернув изящную костяную ручку, он пустил воду, оказавшуюся к его удивлению, холодной. Отдёрнув от неожиданности руку, он через несколько секунд снова подставил её под струю воды и отметил, что вода была только прохладной, а не холодной. Что на жаре, которая будет стоять всё это время, такая вода будет, как нельзя, кстати для из разгорячённых тел. Закрыв дверь, он решил, что первая разведка проведена успешно, а потому следует возвращаться в лагерь и готовиться к параду.

Поднявшись на вершину холма и войдя в Каструм, Пуллион увидел, что все его боевые товарищи полностью облачились в доспехи и только стоящие в пирамиде щиты и пилумы, говорили о том, что репетиция ещё не началась. На дальнем плане, македонцы, надев лорики на субармалисы выглядели достаточно своеобразно, ибо обоснованная источниками применимость кожаного субармалиса под стальной кирасой было сомнительным явлением по архаике. Однако, порядки Македонского легиона не обсуждались и могли лишь давать пищу для размышления, но не более того. Легионеры надели шлемы, тщательно проверив их посадку, лишь у Ленина наблюдались проблемы с инсталляцией шлема на ватный подшлемник, который постоянно вылезал из-под металла, создавая для своего обладателя образ пострадавшего от попадания в голову горшка с опарой из дрожжевого теста. Переговариваясь и прохаживаясь по периметру лагеря, легионеры как-то непроизвольно перемешались и сейчас ожидали выхода на авансцену только членов сборной ратоборской центурии, подкреплённой романизированными варварами, сборы у которых состояли только из надевания синих волосатых штанов и белых тапочек.

Сборная центурия возвращалась сейчас с утренней тренировки, которую в отсутствии отправленного недавно в отставку знаменитого итальянского специалиста дона Фабия, проводил местный, временно исполняющий его обязанности, центурион. Судя по измождённым лицам легионеров, тренировка отличалась упором на физическую выносливость и мало затрагивало умение биться в ближнем бою, обучающем не наносить спарринг-партнёрам травм суставов из-за беспорядочного размахивания гладиусами. Ноги легионеров заплетались, языки вываливались, и они тяжело отдувались. Пот катил сн их градом, о чём можно было судить по насквозь мокрым туникам, видимым из-под доспехов, которые центурион, доброй души человек, заставил их надеть в полной комплектации. Разговорившись с представителями V-го Македонского легиона, Пуллион выяснил, что в их составе, помимо сбежавшего повара, есть ещё и лекарь, роль которого исполняла та самая матрона, которая спала на нём в Колеснице, а затем в фургоне по дороге из воздушной гавани к месту высадки перед Хребтом Безумия. Деревянные ящики, в которых оказалось так много полезных вещей, составляли их собственность, а потому и потеря нескольких была для них горька. Выяснилось, что Македонцы уже выработали для себя технологию закупки провианта и каждое утро на специально арендованном фургоне собирались выезжать на ярмарку, шумно галдящую в ближайшем городе. Он мог бы узнать ещё много интересного, но внезапно раздался духовой звук полкового литууса и легионеры начали быстро возвращаться по своим локациям и разбирать своё оружие. Быстро надев шлем, Пуллион вытащил из пирамиды свой пилум и поднял скутум. Начиналась последняя вводная часть.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.