Как имеет право действовать доминирующее агентство?

Что в этом случае имеет право доминирующая защитная ассоциация запретить делать другим индивидам? Доминирующая защитная ассоциация может оставить за собой право решать, может ли та или иная судебная процедура применяться в отношении своих клиентов. Ассоциация может объявить, что накажет любого, кто применит к одному из ее клиентов процедуру, которую она находит ненадежной или нечестной, и действовать соответственно. Она накажет любого, кто применит к одному из ее клиентов процедуру, которую она уже оценила как ненадежную или нечестную, и будет защищать своих клиентов от попыток применить к ним подобную процедуру. Имеет ли она право объявить, что накажет любого, кто применит к одному из ее клиентов процедуру, которую она на момент наказания еще не одобрила как надежную или честную? Может ли она присвоить себе право заранее оценивать любую процедуру, которой предполагается подвергнуть клиента, так что будет наказан каждый, применивший к клиенту процедуру, еще не получившую одобрения защитной ассоциации? Очевидно, что индивиды сами по себе такого права не имеют. Сказать, что индивид вправе наказать любого, кто применяет к нему не получившую его одобрения судебную процедуру, означало бы, что преступник, не признающий ни одну судебную процедуру, имеет законное право наказать любого, кто попытался наказать его. Можно было бы предположить, что защитная ассоциация имеет право на это, потому что она не было бы пристрастна к своим клиентам в этом отношении. Но гарантий ее беспристрастности не существует. И ранее мы не смогли обнаружить, каким образом новое право такого рода могло бы возникнуть из комбинации предшествовавших ему прав отдельных индивидов. Мы должны сделать вывод, что защитные ассоциации, в том числе единственная и доминирующая, не имеют такого права.

У каждого индивида, безусловно, есть право на то, чтобы была публично доступной или доступной лично ему информация, достаточная для демонстрации того, что судебная процедура, которую предполагается применить к нему, является честной и надежной (или не менее честной и надежной, чем другие процедуры, применяющиеся на практике). У него есть право на то, чтобы ему продемонстрировали, что его делом будет заниматься честная и достойная доверия система. В отсутствие доказательств этого он имеет право защищать себя и сопротивляться применению к нему малоизвестной системы. Когда информация находится в публичном доступе или доступна для него, у него есть возможность судить о том, насколько процедура является честной и достойной доверия²⁴. Он изучает эту информацию, и, если обнаруживает, что система достаточно честна и надежна, он должен ей подчиниться; а если поймет, что она нечестная и ненадежная, то имеет право сопротивляться. Его подчинение означает, что он отказывается наказывать другого человека за использование этой системы. Однако он может противиться проведению в жизнь конкретного решения этой системы на том основании, что он невиновен. Если он предпочитает не сопротивляться, ему необязательно сотрудничать с системой в процессе установления его виновности

²⁴ Имеет ли право тот, у кого была возможность познакомиться с процедурой, заявить, что он не успел изучить соответствующую информацию, а потому будет защищаться против любого человека, который попытается подвергнуть его этой процедуре? Вероятно, нет, если процедура хорошо известна и существует достаточно давно. Но даже в этом случае этому человеку можно было бы даровать дополнительное время на изучение процедуры.

или невиновности. Поскольку его вина еще не установлена, на него нельзя давить и добиваться от него сотрудничества. Но благоразумие могло бы подсказать ему, что он увеличит шансы на оправдательный приговор, если будет сотрудничать, приводя доводы в свою защиту.

Принцип заключается в том, что человек имеет право сопротивляться в порядке самозащиты, когда другие пытаются применить к нему ненадежную или нечестную судебную процедуру. Применяя этот принцип, человек будет сопротивляться тем системам, которые после добросовестного изучения он сочтет нечестными или ненадежными. Индивид имеет право уполномочить свое охранное агентство осуществить от его имени его право на защиту от любой процедуры, о которой не известно, что она является честной и заслуживает доверия, а также от любых нечестных и не заслуживающих доверия процедур. В главе 2 мы кратко описали процессы, приводящие к доминированию на данной территории одной защитной ассоциации или доминирующей федерации защитных ассоциаций, использующих правила для мирного разрешения взаимных конфликтов. Такая доминирующая защитная ассоциация запретит кому бы то ни было применять к ее членам любую процедуру, относительно которой нет достаточной информации в пользу того, что она является честной и заслуживающей доверия. Доминирующая ассоциация также запретит кому бы то ни было применять к ее членам заведомо не внушающие доверия или нечестные процедуры; следовательно, поскольку ее члены применяют этот принцип и достаточно сильны для этого, другим запрещено применять к членам ассоциации какие бы то ни было процедуры, которые ассоциация сочла нечестными или не заслуживающими доверия. Если пренебречь возможностями обхода системы, можно считать, что любой нарушитель этого запрета будет наказан. Защитная ассоциация опубликует список процедур, которые она считает честными и надежными (а может быть, и список ненадежных); и только отчаянный смельчак рискнет применить еще не получившую одобрения процедуру. Поскольку клиенты ассоциации будут рассчитывать на то, что она сделает все возможное, чтобы оградить их от не внушающих доверия процедур, ассоциация будет постоянно обновлять свой список, стремясь охватить все известные публике процедуры.

Нас могут упрекнуть, что, выдвинув предположение о существовании процессуальных прав, мы слишком упростили себе задачу. Разве человек, который сам нарушил чужие права, имеет право на то, чтобы для установления этого факта использовалась честная и заслуживающая доверие процедура? Да, действительно, ненадежная процедура будет слишком часто признавать невиновного виновным. Но разве применение такой ненадежной процедуры к виновному нарушает какие-нибудь его права? Имеет ли он право, в порядке самозащиты, сопротивляться применению к нему такой процедуры? Но от чего он стал бы защищать себя? От слишком высокой вероятности наказания, которого он заслуживает? Для нашего анализа эти вопросы важны. Если виновный не имеет права защищать себя от таких процедур и не имеет права наказать того, кто применяет их против него, тогда имеет ли право его охранное агентство защищать его от этих процедур или наказать того, кто применил их к его клиенту, независимо от того, был ли клиент признан виновным (следовательно, даже если был)? Можно предположить, что агентство имеет право только на те действия, которые переданы ему его клиентами. Но если у виновного клиента нет такого права, он не может передать его агентству.

Агентство, конечно, не знает, что его клиент виновен, тогда как сам клиент знает это (предположим). Но разве это различие в знаниях дает искомое отличие? Разве агентство в такой ситуации не должно исследовать вопрос о виновности своего клиента вместо того, чтобы действовать исходя из его невиновности? Разница в состоянии знаний агентства и клиента может привести к следующему различию. При некоторых обстоятельствах агентство имеет право защищать своего клиента от наказания, одновременно изучая вопрос о его виновности. Если агентство знает, что наказывающая сторона использовала надежную процедуру, оно соглашается с вердиктом о виновности клиента и не может вмешиваться, исходя из предположения о том, что клиент, возможно, невиновен. Если агентство признает процедуру ненадежной или не знает, насколько она надежна, ему не нужно исходить из предположения, что клиент виновен, и оно может само расследовать дело. Если в результате расследования оно устанавливает виновность клиента, оно позволяет его наказать. Логика защиты клиента от наказания довольно проста, если не считать вопроса о том, должно ли агентство компенсировать наказывающей стороне издержки, возникшие в результате необходимости отложить наказание на время, нужное для того, чтобы агентство убедилось в виновности своего клиента. Как представляется, охранное агентство должно выплатить компенсацию тем, кто использует сравнительно ненадежную процедуру, за любые неудобства, созданные вынужденным промедлением в реализации решения; а тем, кто использует процедуру, надежность которой неизвестна, оно должно заплатить полную компенсацию в случае, если процедура оказалась надежной, а в противном случае — компенсировать неудобства. (На ком лежит бремя доказательств в вопросе о надежности процедур?) Поскольку агентство имеет возможность возместить эти расходы (принудительно) за счет средств клиента, который заявлял о своей невиновности, это будет своего рода механизмом сдерживания ложных заявлений о невиновности*.

С предоставляемой агентством временной защитой от наказания все сравнительно ясно. Менее ясно, как следует действовать агентству после осуществления наказания. Если процедура была надежной, агентство ничего не предпринимает против тех, кто применил наказание. Но имеет ли право агентство наказать кого-либо, кто наказывает его клиента, исходя из того, что процедура была ненадежной? Может ли оно наказать этого человека независимо от того, виновен был его клиент или невиновен? Или оно должно провести собственное расследование с использованием собственной надежной процедуры, чтобы установить факт его вины или невиновности и наказать наказавших его клиента только в случае его невиновности? (Или так: если оно не сумеет доказать его виновности?) По какому праву охранное агентство могло бы объявить, что накажет любого, наказавшего его клиента в результате применения ненадежной процедуры, вне зависимости от виновности или невиновности своего клиента?

Человек, использующий ненадежную процедуру, а потом действующий в соответствии с ее результатами, навязывает другим риск независимо от того, дала ли его процедура осечку в конкретном случае. То же самое происходит, когда кто-то устраивает для другого человека русскую рулетку и после нажатия на спусковой крючок револьвер не стреляет. Охранное агентство имеет право относиться к тому, кто осуществляет правосудие на основе ненадежной процедуры, так же, как к любому, кто совершает опасные действия. В главе 4 мы рассмотрели ряд уместных в разных ситуациях реакций на опасные действия: запрет, компенсация тем, чьи границы были нарушены, и компенсация всем, кто подвергается риску нарушения границ. Не внушающий доверия правоприменитель либо совершает, либо не совершает действий,

* Нет сомнений, что клиенты поручат агентству действовать так, как описано в тексте, если сам клиент не в состоянии сказать, виновен он или нет, например, потому что он находится без сознания, и согласятся возместить любую компенсацию, которую агентству придется заплатить стороне, собирающейся его наказать.

Такая защита от ложных заявлений о невиновности может помешать некоторым невиновным людям, против которых говорят все факты, заявлять о своей невиновности. Такого рода случаев будет немного, но, чтобы их избежать, человека, которого признали виновным вне всяких обоснованных сомнений после того, как он заявлял о своей невиновности, можно было бы освободить от наказания за лжесвидетельство.

внушающих страх другим людям; и то, и другое могло бы иметь целью получить компенсацию за причиненный ранее ущерб или свершить возмездие²⁵. Человек, который использует ненадежную процедуру правоприменения и в результате совершает какие-то действия, не вызывающие страха, не будет наказан после этого. Если окажется, что человек, по отношению к которому он совершил эти действия, был виновен, а компенсация, которую он взыскал, — соразмерной, все останется без последствий. Если окажется, что человек, по отношению к которому тот совершил эти действия, невиновен, то ненадежный правоприменитель может быть принужден к выплате ему полной компенсации.

С другой стороны, не вызывающим доверия правоприменителям может быть запрещено налагать санкции, ожидание которых могло бы вселить в людей страх. Почему? Если применение санкций на основе ненадежных процедур будет происходить достаточно часто, чтобы породить всеобщий страх, такое ненадежное правоприменение может быть вообще запрещено, чтобы избежать общего некомпенсируемого страха. Не внушающий доверия правоприменитель может быть наказан за то, что он применил внушающую страх санкцию к невиновному, даже если он делает это редко. Но если он действует редко и не вселяет всеобщий страх, почему он может быть наказан за применение внушающих страх санкций к виновному? Наказание ненадежных правоприменителей за то, что они наказывают виновных, могло бы помочь отвратить их от использования своих ненадежных процедур по отношению к кому бы то ни было, а следовательно, и от их использования по отношению к невиновным. Но не любые средства, которые могли бы помочь в сдерживании активности ненадежных правоприменителей, можно использовать. Вопрос в том, правомерно ли было бы наказать постфактум ненадежного правоприменителя, если он наказал того, кто потом оказался виновным.

Никто не имеет права использовать сравнительно ненадежную процедуру, чтобы решить вопрос о том, наказывать ли другого человека. Ведь тот, кто использует такую систему, не может быть в достаточной степени уверен, что другой заслуживает наказания, а потому он не имеет права наказать его. Но как мы

²⁵ В категории «взыскание компенсации, вызывающее страх» будет немного случаев, но она не будет пустой. Взыскание компенсации может включать действия, вызывающие у людей страх, поскольку подразумевает их принудительный труд в целях выплаты компенсации; может ли взыскание компенсации состоять в непосредственном причинении вызывающих страх последствий, так как только это способно вернуть жертву на ее прежнюю кривую безразличия?

можем утверждать это? Если другой человек совершил преступление, разве в естественном состоянии не у каждого есть право наказать его? А следовательно, в том числе у того, кто не знает, что данный человек совершил преступление. Здесь, как мне представляется, перед нами терминологическая проблема: как совместить эпистемологические факторы с правами. Следует ли нам сказать, что индивид не имеет права делать определенные вещи, пока не знает определенных фактов, или следует сказать, что он имеет такое право, но поступает неправильно, если реализует его, не узнав определенных фактов? Возможно, корректнее выбрать один из способов, но и с помощью другого способа мы можем сказать все, что мы пожелаем; существует простой перевод одного способа выражения в другой, и наоборот²⁶. Мы выберем второй способ; если уж на то пошло, в таком виде наш аргумент будет выглядеть менее убедительным. Если мы предположим, что каждый имеет право взять то, что украл вор, тогда, в этой терминологии, тот, кто забирает у вора краденую вещь, не зная, что она была украдена, имел право ее забрать; но поскольку он не знал, что у него было это право, ею поступок был неправильным и недозволенным. Хотя ни одно из прав первого вора не нарушено, второй этого не знал и поэтому действовал неправильно и недопустимым образом.

Вооружившись этой терминологической вилкой, можно предложить эпистемологический принцип нарушения границ: если действие А нарушило бы права индивида Q, если не соблюдено условие С, тогда тот, кто не знает, соблюдено ли С, не имеет права совершить действие А. Поскольку можно предположить, что все люди знают, что наказание человека является нарушением его прав, если он не виновен в преступлении, можно обойтись более слабым принципом: если кто-либо знает, что действие А нарушило бы права Q, если не соблюдено условие С, он не имеет права сделать А, если не знает, что условие С соблюдено. Для наших целей достаточно еще более слабой формулы: если кто - либо знает, что действие А нарушило бы права Q, если не соблюдено

²⁶ Гилберт Харман предлагает использовать «простоту перевода» в качестве критерия того, что различия имеют чисто вербальный характер, см: Gilbert Harman, "Quine on Meaning and Existence," Review of Metaphysics, 21, no. 1 (September 1967). Если мы хотим сказать, что между двумя лицами, разделяющими одни и те же убеждения, но говорящими на разных языках, существуют всего лишь вербальные различия, тогда критерий Хармана будет включать в качестве «простой» такую сложную операцию, как перевод с одного естественного языка на другой. Вне зависимости от интерпретации подобных ситуаций в нашем случае критерий применим.

условие С, он не имеет права сделать А, если он не удостоверился в выполнении С, использовав все возможные средства, которые позволяют точно убедиться в этом. (Такое ослабление кон-секвента позволяет также избежать различных проблем, связанных с эпистемологическим скептицизмом.) Любой имеет право наказать нарушителя этого запрета. Точнее говоря, у каждого есть право наказать нарушителя; но люди имеют право сделать это, только если сами не нарушат своими действиями этот запрет, т.е. если они сами, использовав все возможные средства, позволяющие это установить, убедились, что другой человек нарушил запрет.

С этой точки зрения то, что человек имеет право сделать, ограничено не только правами других. Ненадежный правоприменитель не нарушает прав виновного, но тем не менее он не имеет права его наказывать. Это дополнительное пространство создано эпистемологическими соображениями. (Данный вопрос мог бы оказаться перспективной областью для исследования, если бы можно было не погрязнуть в трясине соображений о «субъективном долженствовании» и «объективном долженствовании».) Заметьте, что в этой интерпретации человек не имеет права на то, чтобы его наказывали только на основании сравнительно надежной процедуры. (Хотя он может, если хочет, дать согласие на использование по отношению к нему менее надежной процедуры.) С этой точки зрения многие процессуальные права имеют источником не права того, по отношению к кому совершается действие, а моральные соображения относительно того или тех, кто совершает действие.

Я не вполне уверен, что здесь верно выбрана отправная точка. Возможно, тот, по отношению к кому совершается действие, имеет такие процессуальные права по отношению к тому, кто использует ненадежную процедуру. (Но в чем состоит жалоба виновного на ненадежную процедуру? Что она, скорее всего, накажет его несоответствующим образом? Нужно ли сделать так, чтобы тот, кто использует ненадежную процедуру, выплачивал компенсацию наказанному им виновному человеку за нарушение его прав?) Мы уже видели, что наш довод в пользу того, чтобы охранное агентство наказывало сторону, использующую ненадежную процедуру, за наказание клиента, был бы более убедителен, если бы это было так. Клиент мог бы просто уполномочить свое агентство делать все необходимое для обеспечения его процессуальных прав. В порядке вспомогательного аргумента мы показали, что наш вывод остается в силе даже без предположения о существовании процессуальных прав. (Мы не имеем в виду, что таких прав не существует.) И в том, и в другом случае охранное агентство может наказать человека, использующего ненадежную или нечестную процедуру, который (против воли клиента) наказал одного из его клиентов, независимо от того, виновен был клиент или нет, а значит, даже в том случае, если он виновен.

Монополия de facto

В соответствии с традицией теоретического мышления о государстве, которую мы кратко обсудили в главе 2, государство претендует на монополию на применение силы. Появился ли уже в нашем описании доминирующего охранного агентства какой-либо элемент монополии? Каждый имеет право защищать себя от неизвестных или ненадежных процедур и наказать тех, кто использует или пытается использовать такие процедуры по отношению к нему. В качестве представителя клиента защитная ассоциация имеет право делать это для своих клиентов. Она признает, что каждый индивид, в том числе те, кто не присоединился к ассоциации, имеет это право. Пока что никаких претензий на монополию нет. Конечно, в полномочиях ассоциации есть универсальный элемент: право определять качество всех процедур вне зависимости от того, кем они применяются. Но она не претендует на то, чтобы быть единственной, кто обладает этим правом, — оно есть у каждого. Поскольку не утверждается, что есть некое право, принадлежащее ассоциации и только ей, нет и притязаний на монополию. Тем не менее в отношении своих собственных клиентов ассоциация применяет и принудительно обеспечивает те права, которые она признает за всеми. Она считает свои собственные процедуры надежными и честными. У нее будет проявляться выраженная тенденция считать все иные процедуры или даже «те же самые», но применяемые другими, ненадежными или нечестными. Но нет нужды предполагать, что ассоциация исключает всякую иную процедуру. У каждого есть право защищаться от процедур, которые не являются честными и надежными или не известны в качестве таковых. Поскольку доминирующая защитная ассоциация считает собственные процедуры надежными и честными и полагает, что это общеизвестно, она не позволит никому защищаться от них; это означает, что она накажет каждого, кто так поступит. Доминирующая защитная ассоциация будет действовать свободно, основываясь на своем понимании ситуации, тогда как все остальные будут не в состоянии делать это безнаказанно. Хотя монополия не объявлена, доминирующая ассоциация занимает уникальную позицию в силу своего могущества. Она и только она принудительно обеспечивает запрет на практикуемые другими процедуры отправления правосудия так, как считает нужным. Она не претендует на право произвольно вводить запреты для других людей; она объявляет только о своем праве запретить любому человеку использовать против ее клиентов про -цедуры, обладающие доказанными дефектами. Но когда она, с ее точки зрения, действует против действительно дефектных процедур, другие люди могут видеть в этом действия против того, что ассоциация считает дефектными процедурами. Лишь она одна будет действовать свободно против того, что считает дефектными процедурами, что бы ни считали остальные. В качестве самого могущественного «применителя» принципов, право на правильное применение которых она признает за каждым человеком, она обеспечивает санкцией выполнение своей воли, которую, глядя «изнутри», считает правильной. Из силы ассоциации проистекает ее практическое положение как правоприменителя последней инстанции и судьи последней инстанции в отношении ее клиентов. Заявляя лишь об универсальном праве действовать правильно, она действует правильно, со своей точки зрения. Она одна находится в положении, которое позволяет ей действовать, исключительно руководствуясь своей точкой зрения.

Представляет ли собой монополию это исключительное положение? Доминирующая защитная ассоциация не претендует на исключительное обладание каким-либо правом. Но ее сила приводит ее к тому, что она оказывается единственным агентом, который действует на всем поле, чтобы принудительно обеспечить конкретное право. Дело не просто в том, что она случайно оказывается единственным субъектом, способным реализовать право, обладание которым она признает за всеми; природа этого права такова, что как только возникает доминирующая сила, только она будет на деле пользоваться этим правом. Дело в том, что это право включает право удержать других от неправильного пользования этим правом, и только доминирующая сила будет иметь возможность использовать это право против всех остальных людей. Здесь самое подходящее место для использования понятия монополии de facto; она не является монополией де-юре, потому что не является результатом уникального акта, предоставившего ей какое-то исключительное право, в то время как все остальные лишены такой привилегии. Разумеется, другие охранные агентства могут выйти на рынок и попытаться отбить клиентов у доминирующего охранного агентства. Они могут попытаться сменить его в качестве доминирующей организации. Но то, что оно уже доминирует на рынке, дает доминирующему агентству значительное рыночное преимущество в деле конкуренции за клиентов. Доминирующее агентство может гарантировать клиентам то, что не в состоянии сделать конкуренты: «В отношении наших клиентов будут применяться только те процедуры, которые мы считаем корректными».

Сфера деятельности доминирующего охранного агентства не распространяется на ссоры не-клиентов между собой. Охранное агентство, по-видимому, не имело бы права вмешаться, если один «независимый» собирался применить свою процедуру правосудия к другому «независимому». У него было бы право, как и у всех нас, помочь сопротивляющейся жертве, права которой находятся под угрозой. Но поскольку оно не имеет права вмешаться по патерналистским мотивам, то в случае, если бы оба «независимых» были удовлетворены своей процедурой правосудия, их конфликт не дело охранного агентства. Это не доказывает того, что доминирующая защитная ассоциация не является государством. Государство тоже могло бы воздержаться от участия в спорах, все участники которых предпочли бы выйти из-под юрисдикции государственного аппарата. (Хотя для людей было бы более трудным делом частично выйти из-под юрисдикции государства, выбрав негосударственную процедуру для разрешения конкретного конфликта. Дело в том, что в ходе такого частного урегулирования, апелляции при их реакции на его результат, могли бы оказаться затронуты и такие области, которые не все заинтересованные стороны добровольно исключили из сферы полномочий государства.) Разве каждому государству не следовало бы (и не обязано ли оно) предоставить гражданам такую возможность?

Защищая других

Если охранное агентство считает используемые «независимыми» процедуры принудительного обеспечения их прав недостаточно надежными и честными, когда речь идет о его клиентах, оно запретит «независимым» такое самообслуживание в сфере правоприменения. Основанием для этого запрета является то, что самообслуживание в сфере правоприменения является источником опасности для клиентов агентства. Поскольку запрет делает абсолютно несерьезными угрозы со стороны «независимых» наказать клиентов, нарушающих их права, он лишает их возможности защитить себя от ущерба и ставит в невыгодное положение в их повседневной жизни и деятельности по сравнению с клиентами. Однако вполне возможно, что деятельность «независимых», включая самостоятельное правоприменение, будет происходить без нарушения чьих-либо прав (если оставить в стороне вопрос о процессуальных правах). Согласно сформулированному в главе 4 принципу компенсации в этой ситуации лица, провозгласившие запрет и получающие от него выгоду, должны выплатить компенсацию тем, кто поставлен запретом в неблагоприятные условия. Таким образом, клиенты охранного агентства должны компенсировать «независимым» то ухудшение их положения по сравнению с остальными, причиной которого стал запрет на самостоятельное обеспечение прав санкциями в отношениях с клиентами агентства. Несомненно, наименее затратным способом компенсации было бы предоставление «независимым» бесплатных услуг по защите в ситуациях конфликта между ними и платными клиентами охранного агентства. Это будет дешевле, чем оставить их без защиты от нарушений их прав (т.е. не наказывать клиентов, нарушающих их права), а потом пытаться покрыть им ущерб от нарушения прав (и ущерб от того, что они были поставлены в положение, создающее условия для нарушения их прав). Если бы это не было дешевле, люди не покупали бы услуги охранных служб, а экономили бы деньги и за счет этого покрывали бы свои потери, возможно, создав для этого страховой пул.

Должны ли клиенты охранного агентства платить за охранные услуги для «независимых» (в отношениях с его клиентами)? Могут ли они настоять на том, чтобы «независимые» сами покупали эти услуги? В конце концов процедуры самостоятельного правоприменения для «независимого» были бы связаны с издержками. Принцип компенсации не требует от тех, кто запрещает эпилептику водить машину, полностью оплачивать его расходы на такси, личного шофера и т.п. Если бы эпилептику было разрешено водить машину, у него тоже были бы расходы: на покупку автомобиля, страховку, бензин, ремонт и ухудшение состояния здоровья. Чтобы компенсировать ухудшение положения, тем, кто запрещает, следует заплатить только ту сумму, которая покрывает сравнительные неудобства его положения вследствие запрета, минус расходы, которые бы он нес, если бы запрета не было. Тем, кто вводит запрет, не нужно оплачивать полную стоимость такси; они должны выплатить только ту сумму, которой в сочетании с непроизведенными расходами на собственный автомобиль достаточно для оплаты такси. Они могут обнаружить, что им дешевле предоставить не финансовую компенсацию неудобств, а компенсацию в натуральном виде; они могут организовать предоставление каких-то услуг, которые полностью устраняют или уменьшают сравнительные неудобства, компенсируя в денежной форме только остаток.

Если запрещающая сторона в ыплачивает жертве запрета денежную компенсацию, покрывающую неблагоприятность ее ситуации минус расходы, которых потребовала бы запрещаемая деятельность, не будь она запрещена, этой суммы может быть недостаточно, чтобы жертва запрета преодолела возникшие вследствие запрета затруднения. Если бы затраты на осуществление запрещенной деятельности были чисто денежными, индивид мог бы присоединить компенсационные выплаты к непотраченным деньгам и приобрести эквивалентную услугу. Но если его издержки не были бы чисто денежными, а включали бы его усилия, время и т.п., как в случае с «независимыми» и самостоятельным обеспечением прав санкцией, то денежной выплаты не хватило бы на то, чтобы преодолеть последствия неблагоприятного положения, купив эквивалент того, что ему запрещено. Если бы у «независимого» были другие финансовые ресурсы, которые он мог бы использовать, не ухудшая своего положения относительно остальных, то выплат по описанному выше принципу было бы достаточно, чтобы его положение не ухудшилось. Но если у него нет дополнительных финансовых ресурсов, охранное агентство не имеет права заплатить ему меньше, чем стоит его самый дешевый охранный полис, потому что иначе «независимый» либо останется беззащитным против злоупотреблений со стороны клиентов агентства, либо должен будет пойти работать на рынок зарабатывать недостающую для оплаты полиса сумму. Этому индивиду (из-за запрета попавшему в тяжелую финансовую ситуацию) агентство должно возместить разницу между денежной стоимостью незапрещенной для него деятельности и суммой, необходимой для покупки того, что уравновесит или компенсирует причиненные ему помехи. Тот, кто запрещает, должен полностью предоставить компенсацию — в натуре или деньгами, — достаточную для преодоления созданных запретом неблагоприятных условий. Тем, кто может купить для себя охранные услуги, не испытывая затруднений, выплачивать компенсацию не нужно. Тем, кто находится в более стесненных обстоятельствах, для кого соответствующая деятельность до запрета не была связана с финансовыми расходами, агентство должно покрыть разницу между средствами, которые они могут сэкономить в случае отсутствия препятствия, создаваемого запретом, и стоимостью охранных услуг. Тем, для кого незапрещенная деятельность была связана с какими-то финансовыми расходами, запрещающая сторона должна предоставить дополнительные денежные средства (сверх того, что этот человек может сэкономить в случае отсутствия препятствия, создаваемого запретом), необходимые для компенсации неблагоприятных последствий запрета. Если компенсация предоставляется натурой, запрещающая сторона может выставить жертве запрета, находящейся в стесненных финансовых обстоятельствах, счет на сумму его денежных расходов на незапрещенную деятельность при условии, что эта сумма не больше, чем цена услуги²⁷. Будучи фактически единственным поставщиком на рынке, доминирующее охранное агентство должно предложить в качестве компенсации разницу между ценой своих услуг и денежными расходами на самостоятельное

²⁷ Имеют ли право те, кто устанавливает запрет, потребовать от жертвы запрета, чтобы она оплатила неденежные издержки (время, энергию и др.), которые она понесла бы в результате своих действий по правоприменению, если бы они не были запрещены?

правоприменение для жертвы запрета. Оно почти во всех случаях получит эти деньги обратно в качестве частичной платы за охранный полис. Само собой разумеется, что все эти сделки и запреты относятся только к тем, кто использует ненадежные или нечестные правоприменительные процедуры.

Таким образом, доминирующее охранное агентство должно предоставлять «независимым» (т.е. всем, кому оно запрещает заниматься самостоятельным правоприменением в отношении его клиентов на том основании, что применяемые этими людьми процедуры являются ненадежными или нечестными) услуги по охране от своих клиентов; некоторым из них ему придется предоставлять эти услуги по более низкой цене, чем всем остальным. Конечно, «независимые» имеют право отказаться платить и обходиться без этих компенсаторных услуг. Если доминирующее охранное агентство будет оказывать «независимым» охранные услуги на таких условиях, не приведет ли это к тому, что его клиенты откажутся от обслуживания в качестве клиентов, чтобы получать его услуги бесплатно? Вряд ли таких случаев будет много, потому что компенсация выплачивается только тем, кто не в состоянии был бы заплатить агентству, не испытав серьезных затруднений, а ее величина рассчитана таким образом, что если ее сложить с суммой, эквивалентной непроизведенным индивидом денежным расходам на самостоятельное правоприменение, а также с суммой, которую данный индивид мог бы заплатить без труда, полученной суммы хватило бы на самый дешевый полис. Более того, агентство защищает тех «независимых», которым оно компенсирует неблагоприятные последствия запрета, только от своих платных клиентов, по отношению к которым «независимым» запрещено самостоятельное правоприменение. Чем больше безбилетников, тем приятнее быть клиентом, всегда находящимся под защитой агентства. Этот фактор, в сочетании с остальными, способствует уменьшению количества безбилетников и сдвигает равновесие в сторону ситуации, в которой почти все покупают услуги агентства.

Государство

В главе 3 мы поставили перед собой задачу показать, что доминирующая на какой - либо территории защитная ассоциация удовлетворяет двум ключевым необходимым условиям для того, чтобы считаться государством: она 1) имеет монополию требуемого вида на использование силы в пределах этой территории и 2) защищает на этой территории права каждого человека, даже если этого можно достичь только путем «перераспределения». Именно из-за этих ключевых свойств анархисты-индивидуалисты осуждают государство как аморальный институт. Мы также поставили перед собой задачу показать, что эти элементы монополии и перераспределения сами по себе морально оправданы, показать, что переход от естественного состояния к ультраминимальному государству (элемент монополии) морально оправдан и не нарушает ничьих прав и что переход от ультраминимального государства к минимальному (элемент «перераспределения») также морально оправдан и не нарушает ничьих прав.

Доминирующее на какой-либо территории охранное агентство целиком и полностью удовлетворяет двум необходимым ключевым условиям, чтобы называться государством. Оно является единственным субъектом, способным силой обеспечить запрет на использование другими ненадежных правоприменительных процедур (по мере их выявления), и, кроме того, осуществляет надзор за процедурами. Кроме того, это агентство защищает тех не-клиентов в рамках своей территории, которым оно запретило самостоятельно обеспечивать санкцией свои права в отношениях с его клиентами, даже если их защиту должны финансировать (на первый взгляд через перераспределение) сами клиенты. К тому, чтобы так поступать, агентство морально обязывает принцип компенсации, который требует от тех, кто, действуя в целях самозащиты и для повышения собственной безопасности, запрещает другим совершать рискованные действия, которые на практике могут оказаться безвредными²⁸, компенсировать неблагоприятные условия, создаваемые запретом для тех, на кого распространяется запрет.

В начале главы 3 мы отметили, что ответ на вопрос о том, будет ли предоставление защитных услуг одним людям за счет других носить «перераспределительный характер», зависит от причин этих действий. Теперь мы видим, что эти действия могут не являться перераспределительными, поскольку их можно оправдать не связанными с перераспределением причинами, вытекающими из принципа компенсации. (Вспомните, что термин «перераспределительный» применим к причинам, породившим какую-либо практику или институт, а к самому институту — только для краткости.) Для большей наглядности можно представить себе, что охранные агентства предлагают два типа охранных полисов: первый — предоставляющий защиту от рискованных видов осуществления правосудия в частном порядке, а второй — не предоставляющий такой услуги, а обеспечивающий защиту только от воровства, физического насилия и т.п. (предположим, что в ходе частного осуществления правосудия таких вещей не происходит). Поскольку запрет на частное правоприменение установлен толь-

²⁸ Здесь, как и повсюду в этой книге, «вред» («ущерб») означает только нарушение границ.

ко в интересах клиентов — держателей полисов первого типа, то платить компенсацию за неблагоприятные условия, создаваемые этим запретом для «независимых», должны будут только они. Держатели только полисов второго типа не должны будут оплачивать охранные услуги для других людей, потому что нет ничего такого, что они должны были бы компенсировать. Поскольку причины, по которым люди будут желать оградить себя от частного отправления правосудия, очень серьезны, почти все покупатели охранных услуг, несмотря на дополнительные расходы, будут приобретать полис первого типа и вследствие этого вносить свой вклад в предоставление защиты « независимым ».

Мы справились с нашей задачей и объяснили, как государство может возникнуть из естественного состояния так, что ничьи права не будут нарушены. Моральные возражения анархистов-индивидуалистов против минимального государства преодолены. Оно не представляет собой несправедливого навязывания монополии; монополия de facto возникает сама собой в процессе типа «невидимой руки», с использованием морально приемлемых средств, без нарушения чьих-либо прав и без чьих-либо претензий на особые права, которых лишены другие. А в требовании, чтобы клиенты этой монополии de facto оплачивали услуги по защите тех, кому они запрещают самостоятельно обеспечивать свои права санкцией, нет ничего аморального, напротив, это моральное требование, вытекающее из описанного в общих чертах в главе 4 принципа компенсации.

В главе 4 мы подробно обсудили возможность запрета тем или иным людям совершать действия, если у них отсутствуют средства, чтобы компенсировать другим возможные вредные последствия этих действий или если их ответственность, которая может наступить в результате этих действий, не застрахована на сумму, достаточную для уплаты компенсации. Если этот запрет правомерен, то согласно принципу компенсации лица, на которых он распростра -няется, должны были бы получить компенсацию за навязанные им неблагоприятные условия и смогли бы на эти деньги купить себе страховку! Компенсацию получили бы только те, кто оказался в неблагоприятных условиях вследствие запрета, иными словами, те, у кого нет ресурсов, которые они могли бы потратить на страхование ответственности, не ухудшив серьезно своего материального положения. Когда эти люди тратят компенсационные выплаты на страхование ответственности, это эквивалентно бесплатному общественному предоставлению им этой услуги. Она предоставляется только тем, кто не в состоянии купить ее сам, и покрывает только рискованные действия, подпадающие под принцип компенсации, — те действия, которые правомерно запрещены, если они не застрахованы (при условии, что за неблагоприятные условия, которые являются следствием запрета, выплачивается компенсация), действия, запрет которых поставил бы людей в неблагоприятное положение по сравнению с другими. Предоставление такой страховки почти наверняка было бы наиболее дешевым способом компенсировать неблагоприятные условия от запрета для тех, чьи действия представляют для других нормальный уровень опасности. Поскольку в этом случае они были бы застрахованы от риска ответственности за нанесение ущерба другим людям, эти действия не были бы им запрещены. Таким образом, мы видим, что если бы было легитимно запрещать некоторые действия тем, кто не застраховал ответственность, и если бы это было сделано, то в результате следования бескомпромиссно либертарианским моральным принципам возникло бы еще одно свойство государства, кажущееся перераспределительным! (Восклицательный знак обозначает мое изумление.)

Является ли доминирующее на какой-то территории охранное агентство территориальным государством? В главе 2 мы видели, насколько трудно точно сформулировать идею монополии на применение силы так, чтобы полученное определение не рассыпалось при предъявлении очевидных контрпримеров. Обычно объясняется, что понятие монополии нельзя использовать для получения достоверного ответа на наш вопрос. Найденное в каком-либо тексте тщательно сформулированное определение может быть принято нами только в том случае, если это определение пригодно для применения в столь же сложных случаях, как рассмотренные нами, и с успехом применялось для анализа широкого спектра таких случаев. Никакая классификация не может дать полезного ответа на наш вопрос попутно, в результате счастливой случайности.

Рассмотрим следующее дискурсивное описание, принадлежащее перу антрополога:

«Концентрация всей физической силы в руках центральной власти — это главная функция государства [state] и его определяющая характеристика. Для наглядности рассмотрим, чего нельзя сделать при государственной форме правления: в обществе, управляемом государством, никто не может отнять у другого жизнь, нанести ему телесные повреждения, посягнуть на его собственность или причинить ущерб его репутации иначе как с разрешения государства. Должностные лица государства имеют полномочия отнять у человека жизнь, подвергнуть его телесным наказаниям, конфисковать его собственность в порядке взыскания штрафа или экспроприации, а также повлиять на положение и репутацию любого члена общества.

Из этого не следует, что в безгосударственных обществах можно безнаказанно отнимать жизнь. Но в таких обществах (например, у бушменов, эскимосов и в племенах центральной Австралии) центральной власти, которая защищала бы семьи от преступников, не существует или она слаба, проявляется от случая к случаю, а в племени кроу и в других индейских племенах западных прерий она применялась только эпизодически. Семья или индивид в безгосударственных обществах защищены неэксплицитными средствами, т.е. участием всех членов группы в наказании правонарушителя, спорадическим или временным применением силы, которая перестает быть необходимой (и, следовательно, перестает использоваться), когда непосредственная причина для ее применения устранена. Государство располагает инструментами для подавления того, что общество считает правонарушениями или преступлениями: полицией, судами, тюрьмами, учреждениями, которые эксплицитно специализируются на этом виде деятельности. Более того, эти учреждения стабильны в рамках общества, и их существование является постоянным.

Когда в Древней Руси сформировалось государство, князь присвоил себе власть накладывать пени и причинять физические страдания и смерть, а всем остальным запретил такие действия. Он в очередной раз подтвердил монопольную природу государственной власти, отняв ее у всякого другого индивида или сообщества. Если один человек причинял ущерб другому без специального разрешения князя, это было преступлением, и преступник подвергался наказанию. Более того, князь мог делегировать свои властные полномочия только явным образом. Группа подданных, получавших такую защиту, была, разумеется, точно определена; конечно, не все подданные кня -зя были защищены подобным образом.

Никакому отдельно взятому человеку или группе не занять место государства; оно действует только напрямую или делегируя полномочия явным образом. Государство, делегировав полномочия, делает того, кому они делегированы, агентом (органом) государства. Полицейские, судьи, тюремщики получают полномочия на принуждение, в соответствии с принятыми в обществе нормами, непосредственно от центральной власти; точно так же обстоит дело со сборщиками налогов, военными, пограничниками и др. Властная функция государства опирается на его господство над этими силами, которые являются его агентами»²⁹.

Автор не утверждает, что все перечисленные им черты являются необходимыми признаками государства; отклонение по одному признаку не было бы доказательством того, что доминирующее

²⁹ Lawrence Krader, Formation of the State (Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1968), pp. 21-22.

на некоторой территории охранное агентство не является государством. Нет сомнений, что доминирующее агентство обладает почти всеми описанными признаками, а наличие постоянной структуры управления, штат которой укомплектован специалистами, толкает его все дальше — в направлении к государству — от того, что антропологи называют безгосударственным обществом. На основании многих текстов, подобных процитированному выше, его можно было бы назвать государством.

Можно сделать вполне убедительный вывод, что доминирующая на некоторой территории защитная ассоциация является государством на этой территории только в том случае, если территория относительно велика и на ней живет не три с половиной человека. Мы не утверждаем, что каждый индивид, который в условиях анархии имеет монополию на использование силы в пределах собственного участка площадью в четверть акра, является государством этой четверти акра; не являются государством и три жителя какого - нибудь крошечного островка. Всякие попытки определить пороговую величину населения и территории, необходимых для существования государства, — напрасное и бесполезное занятие. Кроме того, мы имеем в виду случаи, когда почти все обитатели территории являются клиентами доминирующего агентства, а «независимые» в случае конфликтов с агентством и его клиентами занимают подчиненное положение. (Мы привели доводы в подтверждение того, что именно это и произойдет.) Гораздо более интересный вопрос состоит в следующем: каким именно должен быть процент клиентов и насколько подчиненным, с точки зрения соотношения сил, должно быть положение «независимых». Но тут я мало что интересного могу сказать.

Еще одно необходимое условие для существования государства мы установили в главе 2 в ходе анализа веберовской традиции, а именно, что государство объявляет себя единственным субъектом, который санкционирует применение насилия. Доминирующая защитная ассоциация ни на что подобное не претендует. Может быть, после того, как мы описали положение доминирующей защитной ассоциации и убедились, насколько точно оно соответствует представлениям антропологической теории, следует ли нам ослабить сформулированное Вебером необходимое условие таким образом, чтобы оно включило монополию de facto, которая является единственным реальным судьей в вопросе о допустимости насилия на некоторой территории и обладает правом (строго говоря, принадлежащим всем) принимать решения по этому вопросу и действовать на их основании? Доводы в пользу такого подхода очень убедительны, и это чрезвычайно желательно иуместно. Таким образом, мы делаем вывод, что описанная нами защитная ассоциация, доминирующая на некоторой территории, является государством. Но чтобы читатель не забывал о том, что мы слегка ослабили веберовское условие, время от времени мы будем называть доминирующее охранное агентство «образованием, подобным государству», а не просто «государством».

Поиск по сайту: