Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Общая характеристика начального этапа развития инженерной психологии



 

В конце 1946 г., т.е. сразу после окончания войны с Германией, по инициативе командования военно-воз­душных сил проводятся заседания сектора психологии Института философии АН СССР и сессия отделения психологии Академии педагогических наук РСФСР, на которых обсуждается один вопрос — о возможных на­правлениях психологических исследований в авиации. Это первое в стране официально санкционированное обсуждение проблем, психологии труда спустя десять лет после окончательного разгрома психотехники, которое повлекло за собой свертывание психологических исследо­ваний в авиации. Выступая по поручению отдела науки ЦК ВКП(б) на заседании сектора психологии, физиолог В.В.Стрельцов констатировал: "После принятого в 1936 г. ЦК ВКП(б) постановления «О педологических извраще­ниях в системе Наркомпросов», без каких либо специаль­ных решений вся психологическая работа была прекра­щена как в системе гражданского, так и военно-воздуш­ного флота". На пространный вопрос из зала заседаний, суть которого заключалась в попытке разобраться, как такое могло произойти, ответа не последовало. Прозвучал он через две недели в выступлении руководителя отдела науки ЦК ВКП(б) на сессии отделения психологии АПН РСФСР. Не ответить было нельзя, так как уже в ходе первого заседания стало ясно, что из всех стран, прини­мавших участие во второй мировой войне, только в СССР не проводились психологические исследования в военно-

воздушных силах. Такое положение, вынужден был при­знать В.В.Стрельцов, "ведет к увеличению потерь, к уве­личению аварийности и казалось, что нужно реставриро­вать старые работы, чтобы помочь в этом государственно важном деле". Подобных высказываний не мог позволить себе основной докладчик на двух рассматриваемых засе­даниях. Единственным ученым в стране, кто мог в то время квалифицированно представить историю психоло­гических исследований в авиации и обосновать совре­менные направления их развития, оказался один из ве­дущих в свое время психотехников С.Г.Геллерштейн. Не от хорошей жизни партийные органы вынуждены были согласиться на проведение рассматриваемых научных заседаний и приглашение в качестве основного доклад­чика бывшего психотехника. Согласившись, партийные функционеры предписали ограничиться чисто академи­ческим обсуждением психологических проблем в авиа­ции. В этой связи примечательно, что доклад С.Г.Гел-лерштейна на первом заседании никак не назывался, он просто выступал по проблемам.

Однако обсуждение с самого начала стало выходить из берегов, или, как в то время остроумно говорили,— граничить за рамки. Возникали естественные вопросы: "Почему мы так сильно отстали в развитии авиационной психологии?", "Кто несет ответственность за такое ненормальное положение?" Высказывались пожелания как можно быстрее приступить к организации в стране научно-исследовательских работ и подготовке кадров в этой области. Уклоняясь от ответов на вопросы, В.В.Стрельцов монотонно повторял: "Я сказал, что есть вещи, которые мы сегодня не обсуждаем".

Все выступавшие на первом заседании, а это были психологи П.Я.Гальперин, Е.В.Гурьянов, В.М.Коган и др., поддержали основные положения доклада С.Г.Геллерш-тейна. Обращаясь к докладчику, ведущий заседание С.Л.Рубинштейн сказал: "...Ваш подход, который у меня не вызывает никаких принципиальных сомнений, правиль­ный. Речь идет о реальных и конкретных исследованиях, которые можно было бы организовать".

Окрыленный ходом обсуждения С.Г.Геллерштейн решает, что настало время восстановить в правах психо­логию труда (о психотехнике тогда не могло быть и речи). Свой второй доклад ученый называет вполне определен­но — "Психология труда летчика", что соответственно явилось предметом обсуждения сессии отделения психо­логии АПН РСФСР. С такой постановкой вопроса вынуж­ден был считаться ведущий второе заседание К.Н.Корни­лов, который в кратком вступительном слове, в основном предостерегая от возможного повторения ошибок психо­техников, в конце выразил уверенность, что "такая важ­ная, ответственная, чрезвычайно необходимая в жизни ветвь психологии — психология труда — у нас в Совет­ском Союзе займет должное, соответствующее ей место".

Все происходившее на первом заседании и после­дующая за этим попытка С.Г.Геллерштейна побудить обсуждать не только проблемы авиационной психологии, но и более общие задачи развития психологии труда в стране, не могли не насторожить недремлющее око пар­тийного контроля. На второе заседание в АПН РСФСР прибывает руководитель отдела науки ЦК ВКП(б), а к участию в его работе привлекаются авиационные врачи и физиологи, известные летчики и представители коман­дования военно-воздушных сил. Не будучи психологом, партийный руководитель без тени смущения заявляет на заседании: "Я не собираюсь останавливаться на всех вопросах, а сосредоточу внимание на самом больном вопросе о том, что сейчас делать советским психологам и как делать". Однако сразу после этих слов не раскры­ваются "что и как", а без связи с предыдущим акценти­руется внимание на болевом для партийных органов пункте обсуждения: "Я думаю, что здесь было совершен­но правильно сформулировано некоторое обвинение в адрес советских психологов, что последние 10 — 12 лет они бездействовали... Бездействие это ни в коей мере не оправдывается, но если оно не оправдывалось в течение ряда лет, то еще меньше может быть оправдан тот факт, что мы бездействуем сейчас".

Нетрудно заметить, что партийный функционер то­ропится цинично предупредить постановку вопросов, прозвучавших на первом заседании, и если уж они воз­никнут, сделать все, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, почему страна отстала в развитии пси­хологии труда и авиационной психологии и кто в этом виноват.

В процитированном отрывке речи примечательны слова "здесь было", так как до выступления руководителя отдела науки ЦК ВКП(б) никто не мог предъявить совет­ским психологам обвинений, содержащихся в его речи. Выступавший до него С.Г.Геллерштейн говорил: "Я думаю, что одной из причин, в числе прочих, этой затя­нувшейся реакции, пассивного и мало ответственного отношения к этому важному участку работы является то, что психологи..., по-видимому, очень долго находились под влиянием эмоциональных переживаний, которые сыграли не последнюю роль в этом игнорировании акту­альных вопросов авиации". Этого оказалось достаточно, чтобы утверждать "здесь было", правда, для смягчения вводится словосочетание "некоторое обвинение", кото­рое затем нейтрализуется заключительной фразой.

Тон обсуждения был задан и оно разительно отлича­лось от первого заседания. Началось с обвинений совет­ских психологов, а кончилось тем, что в заключительном слове К.Н.Корнилов категорично заявил: "Я думаю, что С.Г.Геллерштейн неправ в том отношении, что он не сказал о работе советской психологии в этой области. Главное нужно начинать с того, что мы сделали, а не американцы. С этого нужно было начать. Этот момент чрезвычайно важный". В ходе обсуждения представитель командования военно-воздушных сил провозгласил, что "славянская позиция — это позиция будущего, и из этого нам нужно было исходить и сказать, сознаться, что мы допускаем иногда некоторое преклонение перед заграни­цей".

Единственный, кто ответил на это выступление, был известный летчик М.М.Громов, который прямо сказал, что американцы "нас опередили в этом отношении. Знать об этом опыте и не взять оттуда то, что нам нужно,— это было бы политикой страуса". Выступление летчика было

одним из наиболее содержательных и во многом пере­кликалось с положениями основного доклада. О высту­пивших психологах (их состав был другой по сравнению с первым заседанием) нельзя сказать, что они поддержа­ли основные положения доклада С.Г.Геллерштейна. Воз­можно, сказались опасения, связанные с предположения­ми, о которых упомянул на заседании К.Н.Корнилов: "Когда мы собирались на это собрание, ко мне приходили и спрашивали — не будет ли хуже после этого?"

Создается впечатление, что и выступавшие на вто­ром заседании психологи, и партийные функционеры были заинтересованы в том, чтобы о состоявшихся об­суждениях забыли. Их стенограммы не опубликованы, в научной литературе нет ссылок на эти исторические события в развитии психологии в нашей стране, не говоря уже о содержательном анализе всего происшед­шего. С подачи командования и летного состава военно-воздушных сил, авторитет и влияние которых после войны в стране трудно переоценить, психологами и прежде всего С.Г.Геллерштейном была предпринята пер­вая основательная попытка возродить психологию труда и авиационную психологию. Она не прошла бесследно, хотя и не увенчалась успехом. Что же касается того, стало ли хуже, то вскоре после научных заседаний С.Г.Гел-лерштейн, С.Л.Рубинштейн и некоторые другие психоло­ги были объявлены "безродными космополитами" со всеми вытекающими последствиями. С.Г.Геллерштейн лишился работы и возможности публиковать что-либо по психологии труда.

Такое подробное описание мало известных событий в истории психологии труда и авиационной психологии связано с тем, что обычно возобновление исследований по психологии труда в СССР связывают с проведением в 1957 г. в Москве совещания по проблемам ее развития, участники которого всячески открещивались от психо­техники и впервые заговорили о феномене инженерной психологии как области исследований в США и Великоб­ритании. В конце 50-х—начале 60-х годов публикуются обзоры зарубежных работ в области инженерной психо­логии и эргономики [51—53].

После расформирования психотехнических учреж­дений и прекращения соответствующих исследований в 30-е годы состоялась реабилитация, правда молчаливая, психотехники в СССР в 60 —70-е годы. Выразилась она в том, что опыт и традиции психотехники стали общим научным и методическим источником одновременного становления в нашей стране психологии труда, инженер­ной психологии и эргономики. "Начало шестидесятых проходит под девизом творчества. Мы можем слово «творчество» взять в кавычки. И все-таки все социальные И политические перипетии того времени послужили об­рамлением именно идеи творчества, причем творчества прежде всего профессионального. Это период невидан­ных проектов — новой литературы, семиотики, матема­тики, физики и т.д. Пожалуй, ни одно десятилетие Совет­ской России не содержало в себе такого количества проектов" [54, с.321].

Период интенсивного развития инженерной психо­логии в нашей стране приходится на десятилетие с начала 60-х до начала 70-х годов, "когда одна дисциплина монопольно представляла область изучения и учета че­ловеческих факторов в технике" [55]. Как и во многих промышленно развитых странах, формирование инже­нерно-психологических исследований в СССР стимули­ровалось запросами военно-промышленного комплекса, который располагал существенно большими людскими, финансовыми, научными и техническими ресурсами, чем гражданская промышленность. В институтах различных оборонных ведомств и Министерства обороны СССР начинались, по сути дела, инженерно-психологические исследования, которые проводились инженерами и воен­ными. Не все из них, как выяснялось иногда, знали о существовании науки психологии. Позже, когда военные специалисты начали заботиться об официальном статусе инженерной психологии в Министерстве обороны, не­ожиданно этому решительно воспротивилось Главное политическое управление Советской Армии. Аргумента­ция была типично советская и в высшей степени убеди­тельная. Руководители Управления заявили, что они глав­ные психологи в Советской Армии и никакой другой психологии не потерпят.

В 1959 г. в оборонную промышленность, в Научно-исследовательский институт автоматической аппарату­ры, пришел доктор технических и физико-математичес­ких наук, профессор Д.Ю.Панов — замечательная и за-чинательная личность. Именно он организовал знамени­тый Физико-технический институт, был инициатором работ по машинному переводу, организатором и дирек­тором Всесоюзного института научно-технической ин­формации. Он возглавил в НИИ автоматической аппара­туры теоретический отдел, сразу же открыл научно-ис­следовательскую программу по учету человеческого фак­тора при создании военной техники. Программа имела обычное для оборонной промышленности претенциозное название "Атмосфера-1" (потом были "Атмосфера-2", "Окуляр" и т.д.). Для выполнения программы он привлек психологов В.Д.Небылицына и В.П.Зинченко и предло­жил им, в свою очередь, привлечь к ее выполнению университетских и академических психологов. По суще­ству, речь шла о создании в нашей стране новой науки — инженерной психологии.

В 1960 г. к выполнению программы по учету челове­ческого фактора при создании военной техники были привлечены кафедры психологии и психологические ла­боратории Московского, Ленинградского, Харьковского университетов, Институт общей и педагогической психо­логии Академии педагогических наук РСФСР. Позднее к ним присоединились Тартусский, Тбилисский, Вильнюс­ский университеты, Всесоюзный научно-исследователь­ский институт технической эстетики и его многочислен­ные филиалы, Институт психологии Грузинской Акаде­мии наук и др.

В начале 1961 г. в отделе Д.Ю.Панова была создана лаборатория инженерной психологии (руководитель — В.П.Зинченко). В 1959 г. в Ленинградском университете была организована первая университетская лаборатория индустриальной психологии, затем получившая название инженерной психологии, а в 1966 г. создана кафедра

инженерной психологии и эргономики. Их руководитель Б.Ф.Ломов стал одним из создателей инженерной психо­логии в СССР. Лаборатория явилась инициатором созыва первой ленинградской конференции по инженерной пси­хологии в 1964 г. Изменение названия лаборатории свя­зано с тем, что развитие техники поставило "новые, необычные вопросы относительно способностей челове­ка. Ответы на эти вопросы не следовали из принципов индустриальной психологии" [56, с.8].

В начале 60-х годов на средства оборонной промыш­ленности создаются лаборатории инженерной психоло­гии в университетах, принимавших участие в выполне­нии программы по учету человеческого фактора при создании военной техники. Эти начинания не были бы успешными, если бы к ним доброжелательно не отне­слось старшее поколение психологов: Б.Г.Ананьев, П.И.Зинченко, А.Н.Леонтьев, А.А.Смирнов, Б.М.Теплов, П.А.Шеварев и другие, которые и словом и делом помо­гали развертыванию инженерно-психологических иссле­дований в руководимых ими коллективах. Серьезную поддержку инженерная психология получила от академи­ков А.И.Берга, В.С.Семенихина и других известных уче­ных, а также и конструкторов военной техники.

Лаборатория инженерной психологии в НИИ авто­матической аппаратуры выполняла не только координи­рующую роль. Ее сотрудники стали принимать участие в оценке и проектировании рабочих мест, средств отобра­жения информации, органов управления и т.д. Вскоре в ее составе появились и дизайнеры. Лаборатория устано­вила контакты с коллективами аналогичного профиля в оборонной промышленности, с Институтом авиационной медицины, Военно-медицинской академией, затем с Ин­ститутом медико-биологических проблем и др.

Результаты не замедлили сказаться. С 1962 г. пошли потоком публикации по инженерной психологии. В 1963 г. издается первая монография по инженерной пси­хологии, в которой содержался солидный обзор зарубеж­ных работ и представлены первые отечественные иссле­дования в этой области [57]. В 1964 г. публикуется сбор­ник оригинальных отечественных работ [58]. Наряду с ними издаются сборники переводов работ западных ав­торов. Несколько позже стали появляться издания, посвя­щенные рекомендациям, стандартам, нормам и т.д.

Развитию инженерной психологии способствовало то, что привлеченные в нее ученые не были приучены к секретности. Они сразу заявили, что в человеке нет ничего секретного, хотя есть много таинственного и загадочного. Об изначальной неясности, двусмысленнос­ти самого человеческого феномена писал М.Шелер, об­ращая внимание на то, что человек есть существо, наи­более известное из всего сущего, но вместе с тем и наиболее таинственное, чуждое себе самому в своей изначальной необъяснимости.

Откликаясь на запросы практики, инженерная пси­хология обрастала все более широким крутом задач и проблем. В коллективы, призванные решать инженерно-психологические задачи, стали привлекать антропологов, биомехаников, физиологов, гигиенистов, дизайнеров и других специалистов. Инженерную психологию все чаще стали рассматривать как комплексную научно-техничес­кую дисциплину, решение задач которой "требует широ­кого размаха исследований, привлечения специалистов, компетентных в самых разнообразных областях знаний, и концентрации усилий многих специалистов в этой области" [59, с.8].

В определенной мере поэтому для части инженерных психологов было удивительным появление в начале 60-х годов в нашей стране эргономики. Действительно, на первый взгляд трудно понять, почему при таком успеш­ном, даже бурном (по нашим меркам) развертывании исследований по инженерной психологии, консолидации ученых и специалистов из академических, университет­ских, промышленных, военных учреждений (чему в не­малой степени способствовало семь Всесоюзных конфе­ренций по инженерной психологии) возникла эргономи­ка. Это тем более удивительно, что в стране не было дипломированных эргономистов. Недоумение, которое у некоторых инженерных психологов сохранилось и по сей день, по мере успешного развития эргономики у части из них сменилось на неприязнь к ней, что отрицательно сказалось на возрождении в нашей стране этой научной и проектировочной дисциплины.

В 60-е годы в СССР под определение "инженерная психология" подгонялись названия книг, переводимых с английского языка. Так, работа Д.Мейстера и Д.Рабидо, имеющая в подлиннике название "Human Factors Evalu­ations in System Development" ("Оценка человеческих факторов при разработке систем") была переведена как "Инженерно-психологическая оценка при разработке систем управления". И дело здесь не в терминологичес­ких тонкостях, а в принципиальном отличии инженерной психологии от человеческих факторов в технике. "Разни­ца между ними складывалась в основном из-за различия в источниках происхождения и, следовательно, того дис­циплинарного «стандарта», на который они ориентиро­вались как на образец подражания. Если Engineering Psychology (инженерная психология.— В.З..В.М.) в пер­вую очередь ориентировалась на экспериментальную и индустриальную психологию и только затем на промыш­ленную инженерию, менеджмент, тейлоризм и т.п., то Human Factors (человеческие факторы. — В.З.,В.М.) — с точностью до наоборот" [55, с. 17].

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.