Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Математическое моделирование деятельности человека-оператора 11 страница



Иначе протекает деятельность в случае применения механизированных средств производства в системе "че­ловек—машина". Объект деятельности (или исходный ма­териал, заготовка и т.д.) выступает здесь только ограни­ченным количеством своих свойств, так как машина неспособна учесть все свойства материала. Обеднению качественного содержания взаимодействия с объектом сопутствует и рост требований к количественным харак­теристикам взаимодействия, например к его скорости или величине затраченной энергии. Соответственно и к трудовым действиям человека в данных условиях предъ­являются требования с точки зрения определенного ко­личественного эффекта, т.е. получения заданного объема продукции в минимальные сроки и с наименьшими за­тратами.

При таких условиях трудовой деятельности стано­вится постоянной необходимость повышения четкости, организованности и стереотипности исполнительных действий. В результате в трудовом акте почти совсем не остается "места" для познавательных действий. Само производство не требует и даже не допускает каких-либо отклонений в качественных характеристиках результата по отношению к заданным. Оно требует от человека приложения только ограниченного круга его способнос­тей, главным образом определенных навыков и их эф­фективной координации с временным режимом работы машины. По существу, объектом трудовых действий для человека становится не только предмет, но и сама маши­на. Именно к ее пространственным и временным особен­ностям он должен приспособить свои действия.

Соответственно и инициатива человека в оптимиза­ции трудовой деятельности может проявиться главным образом в сфере организации этой деятельности, выра­ботке профессионального стиля, совершенствовании тех­нологии, т.е. во всем, что касается способа действий, а не средств и свойства объекта. Изучением и анализом эф­фективности последних занимаются в основном люди других специальностей, которые не участвуют в самом трудовом процессе.

Наконец, в условиях использования автоматизиро­ванных средств производства функциональная направ­ленность действий человека еще более дифференцирует­ся, повышаются требования к срокам или скорости вы­полнения действий, жестче становится их организация в целом. Рабочие автоматизированных систем управле­ния, или операторы, подразделяются на пять видов, в соответствии с которыми определяют пять классов опе­раторской деятельности.

I. Оператор-технолог. Оператор непосредственно вклю­чен в технологический процесс, работает в основном в режиме немедленного обслуживания, совершает преиму­щественно исполнительные действия, руководствуясь при этом четко регламентирующими действия инструк­циями, которые содержат, как правило, полный набор ситуаций и решений. Это — операторы технологических процессов автоматических линий, операторы, выполняю­щие функции формального перекодирования и передачи информации.

II. Оператор-манипулятор. В этом случае для оператора основную роль играют механизмы сенсомоторной дея­тельности, а также, хотя и в меньшей степени, образного и понятийного мышления. К числу функций оператора-манипулятора относится управление манипуляторами, роботами, машинами-усилителями мышечной энергии. К этой же категории можно отнести и деятельность опера­торов, обслуживающих радиолокационные станции. Правда, деятельность этих операторов с не меньшими основаниями может быть отнесена к следующему типу — деятельности оператора-наблюдателя, поскольку при вы­полнении функций слежения, сопровождения целей в условиях помех огромная доля нагрузки падает на зри­тельную систему.

III. Оператор-наблюдатель, контролер. Это классичес­кий тип оператора (оператор слежения радиолокацион­ной станции, диспетчер транспортной системы и т.п.). Для данного типа деятельности характерен больший "вес" информационных и концептуальных моделей, у него соответственно несколько редуцированы навыки управления (по сравнению с первыми двумя типами деятельности оператора). Он может работать в режиме как немедленного, так и отсроченного обслуживания. Такой тип деятельности является массовым для операто­ров технических систем, работающих в реальном мас­штабе времени.

IV. Оператор-исследователь. Такой оператор в значи­тельно большей степени использует аппарат понятийного мышления и опыта, заложенный в образно-концептуаль­ных моделях. Органы управления играют для него еще меньшую роль, а "вес" информационных моделей, напро­тив, существенно увеличивается. К таким операторам относятся исследователи любого профиля — пользовате­ли вычислительных систем, дешифровщики объектов (изображений) и т.д.

V. Оператор-руководитель. Он управляет не технически­ми компонентами системы или машины, а другими людь­ми. Это управление осуществляется как непосредствен­но, так и опосредованно — через технические средства и каналы связи. К таким операторам относятся организа­торы, руководители различных уровней, лица, прини­мающие ответственные решения, обладающие соответст­вующими знаниями, опытом, волей, навыками принятия решения и интуицией. Операторы-руководители в своей деятельности должны "играть" не только с объектом, учитывать не только возможности и ограничения машин­ных компонентов системы, но и в полной мере особен­ности подчиненных — их возможности и ограничения, состояния и настроения. Основной режим деятельности оператора-руководителя — оперативное мышление.

При всем своем несовершенстве эта классификация операторской деятельности проясняет пути согласования внешних средств и способов деятельности и позволяет, по крайней мере на первых порах, лучше ориентировать исследовательскую и практическую работу в области эргономики [5].

Жесткая, алгоритмизированная организация дейст­вий, например оператора-наблюдателя или оператора систем слежения, далеко не всегда позволяет оператору сформировать наиболее удобный для него способ дейст­вия и не создает непосредственно потребностей в улуч­шении качества конечного результата. Фактически изме­няется само содержание результата. Под ним понимается уже не результат воздействия человека с помощью авто­матизированных средств на какой-либо объект, а резуль­тат изменений, которые вызываются действиями челове­ка в самом автоматизированном устройстве. И те меры, которыми определяется эффективность режима работы системы, переносятся на действия человека. К ним отно­сятся меры точности, скорости и надежности.

Таким образом, непосредственным объектом дея­тельности для человека становится само техническое средство, а требования к результату взаимодействия ог­раничиваются его рабочим режимом или состоянием. Практически эти требования относятся только к испол­нительным действиям человека и лишь в случае, когда само устройство перестает работать в заданном режиме и человеку представляется возможность совершить неко­торые познавательные действия по обнаружению причи­ны аварии. Эти действия характеризуются чаще не мерой потребности, а мерой ответственности. В результате можно было бы заключить, что основными критериями трудовых действий должны быть меры исполнительных действий, которые устанавливаются исходя из эффектив­ного функционирования системы. Однако в условиях автоматизированного производства появляются новые типы профессий: оператора-исследователя и руководите­ля, которые требуют иного подхода.

В этих видах деятельности все большую роль играют не только совершенное владение техническими средст­вами, не только исполнительные и когнитивные процес­сы, но и процессы формирования или полагания целей и выбора способов их достижения. При этом речь идет о полагании целей вполне конкретных, имманентных про­цессам трудовой деятельности и динамичным условиям, в которых они протекают, а не внешних по отношению к трудовой деятельности. Эргономический анализ многих современных видов трудовой деятельности предполагает обязательный учет человеческой субъективности, анализ мотивационной сферы и процессов целеполагания, ха­рактеристику субъективной представленности целей и их смены в самом процессе труда. Эти требования к эргономическому анализу связаны с тем, что цели впле­таются в трудовой процесс, они не могут быть заменены ни трудовыми установками, ни мотивами.

Предметом эргономики является всякая деятель­ность, поскольку она включена в достаточно широкий контекст технических средств. Эргономика связана с общей теорией деятельности или с общими теоретичес­кими представлениями о деятельности человека. Методо­логически это выглядит вполне естественно: специально-научное изучение деятельности должно иметь в качестве своих теоретических и методологических предпосылок некоторые общие представления о деятельности в целом, о законах ее организации и строения. Практически же, как отметил Э.Г.Юдин, дело обстоит значительно слож­нее; современное научное знание, по существу, не рас­полагает теоретически развернутой феноменологией де­ятельности в целом, поэтому у исследователя деятельнос­ти фактически остается единственная возможность, если он пытается отыскать и явным образом задать теорети­ческое основание своей работы, обратиться к представ­лениям о деятельности, которые выработала психология [1]. По этому пути и пошли авторы при рассмотрении собственного средства деятельности индивида и анализе функциональной структуры исполнительной и познава­тельной деятельности, которым посвящены следующие разделы настоящей главы.

 

3.2. Функциональный орган как собственное средство деятельности индивида

Господь Бог или Природа гениально сотворили живые существа, снабдив их большим числом органов, в том числе органов передвижения, органов чувств, кото­рые, по словам К.Линнея, являются преизящно устроен­ными орудиями. Но даже они не смогли снабдить их всем необходимым на все случаи жизни. Человеческий (да и не только человеческий) мир динамичен, неопределенен, неожидан, скверно предсказуем. Почти никогда не зна­ешь, где найдешь, а где потеряешь. Что необходимо, заранее знают только рефлексы и инстинкты, которых у человека маловато. Даже если бы их было больше, то косные инстинкты и близорукие рефлексы не могли бы противостоять непредсказуемости мира. Ей могут проти­востоять только свобода и самостоятельность человека. Эта свобода не может быть обеспечена врожденными, даже прекрасно функционирующими анатомо-морфоло-гическими органами. А.А.Ухтомский писал, что механиз­мы нашего тела не механизмы первичной конструк­ции. Их дополняют приобретаемые в процессе жизни и деятельности органы, получившие в немецкой филосо­фии, а затем в физиологии и психологии название функ­циональных. К числу таких функциональных органов относят образы восприятия, человеческую память, мыш­ление, эмоции, включая любовь, сознание и многое дру­гое. По сути дела, к числу таких органов относятся все феномены психической жизни индивида. Важнейшей характеристикой живой системы, будь то индивид или социум, является возможность создания системой в про­цессе ее становления и развития недостающих ей орга­нов. Поясним это.

В культуре издавна существует различие глаза телес­ного и глаза духовного, или ока души. Последнее направ­лено как вовне, так и вовнутрь. Духовный глаз — это целое семейство сформировавшихся на единой анатомо-физиологической основе функциональных органов-ново­образований. Это органы, обеспечивающие формирова­ние образа, узнавание, точную идентификацию, визуали­зацию, воображение, внимание, образное визуальное мышление. На этой же основе формируются определен­ные коммуникативные, жестовые функции. Мы можем попросить, указать, даже приказать взглядом, выразить восхищение и возмущение. Вполне заслуженно мы назы­ваем глаз зеркалом души.

Если все так обстоит с глазом, то что же можно сказать о руке, которая, по замечанию Р.Бекона, пред­ставляет собой орудие орудий, т.е. может овладеть самы­ми нелепыми орудиями, порождаемыми так называемым техническим прогрессом. Эти идеи развивал А.А.Ухтом­ский, которому принадлежит строгое определение поня­тия подвижного, интегрально-целого функционального органа:

"С именем «органа» мы привыкли связывать представление о морфологически сложившем­ся, статически постоянном образовании. Это совершенно не обязательно. Органом может быть всякое временное сочетание сил, способ­ное осуществить определенное достижение" [6, с.149].

А.А.Ухтомский называл орган динамическим, по­движным деятелем, рабочим сочетанием сил. К числу подвижных функциональных органов он относил интег­ральный образ, воспоминание, доминанту, парабиоз и т.п. Их изучение облегчается тем, что функциональные орга­ны проявляют себя в том или ином симптомокомплексе. Н.А.Бернштейн к числу динамических функциональных органов отнес живое движение. Он утверждал, что пос­леднее, как и морфологический орган, эволюционирует, инволюционирует, оно реактивно. Замечательна характе­ристика живого движения, данная им в 1924 г. на основании его первых исследований биомеханики удара:

Движение — и «монолит», и «паутина на ветру»

"...ударное движение при рубке есть монолит, очень четко отзывающийся весь в целом на каж­дое изменение одной из частей. Можно было бы сказать что движение реагирует, как живое су­щество ' [7].

К этим чертам движения А.В.Запорожец добавил еще ощущаемость, а Н.Д.Гордеева — чувствительность. Благодаря этим последним свойствам возникает и управ­ляемость живого движения. Движение, понимаемое как функциональный орган, наиболее наглядно демонстриру­ет идею подвижных органов — новообразований. Со­гласно Н.А.Бернштейну, живое движение обладает соб­ственной, весьма сложной биодинамической тканью, ко­торая описывается не метрическими, а топологическими категориями. Он уподоблял живое движение "паутине на ветру". Движение и действие имеют внешнюю и внут­реннюю формы. Биодинамическая ткань — это наблю­даемая и регистрируемая внешняя форма живого движе­ния. Использованием для характеристики живого движе­ния термина «ткань» подчеркивается, что это материал, из которого строятся целесообразные, произвольные дви­жения и действия. По мере их построения, формирова­ния все более сложной становится внутренняя форма, внутренняя картина таких движений и действий. Она заполняется когнитивными, эмоционально-оценочными, смысловыми образованиями. Подлинная целесообраз­ность и произвольность движений и действий возможна тогда, когда слово входит в качестве составляющей во внутреннюю форму или картину живого движения. Чис­тую, лишенную внутренней формы биодинамическую ткань можно наблюдать при моторных персеверациях, в квазимимике, в хаотических движениях младенца и т.п. Биодинамическая ткань избыточна по отношению к ос­военным скупым, экономным движениям, действиям, жестам.

Обращает на себя внимание парадоксальность ха­рактеристик, которые давал Н.А.Бернштейн живому дви­жению. Указанный парадокс наглядно показан на рис.3-2. С одной стороны, это монолит, конструкция, а с другой — паутина на ветру. Загадочной остается пробле­ма построения движения, формирования навыка, так как он результат упражнений, а упражнение это повто­рение без повторения. Неустранимый разброс остается даже при выполнении хорошо заученных движений (рис.3-3, 3-4).

Движение обладает также чувственной тканью. По­добно биодинамической чувственная ткань представляет собой строительный материал образа. Ее наличие дока­зывается с помощью достаточно сложных эксперимен­тальных процедур. Например, при стабилизации изобра­жений относительно сетчатки, обеспечивающей неиз­менность стимуляции, наблюдатель поочередно может видеть совершенно разные зрительные картины. Изобра­жение представляется ему то плоским, то объемным, то движущимся и т.п. В функциональных моделях зритель­ной кратковременной памяти чувственная ткань локали­зуется в таких блоках, как сенсорный регистр и икони-ческая память. В этих блоках содержится избыточное количество чувственной ткани. Скорее всего, она вся необходима для построения образа, хотя используется при его построении или входит в образ лишь ее малая часть.

Как биодинамическая, так и чувственная ткань, со­ставляющие "материю" движения и образа, обладают свойствами реактивности, чувствительности, пластичнос­ти, управляемости. Из их описания ясно, что они тесней­шим образом связаны со значением и смыслом. Понятие смысла указывает на то, что индивидуальное сознание несводимо к безличному знанию, что оно в силу принад­лежности живому субъекту и реальной включенности в систему его деятельностей всегда страстно, короче, что сознание есть не только знание, но и отношение. Поня­тие значения фиксирует то обстоятельство, что сознание человека развивается не в условиях "робинзонады", а внутри некоторого культурного целого, где исторически кристаллизован опыт общения, мироощущения, мировоз­зрения, деятельности и который индивиду надо постро­ить.

Между обоими видами ткани существуют не менее сложные и интересные взаимоотношения, чем между значением и смыслом. Они обладают свойствами обрати­мости и трансформируются одна в другую. Развернутое во времени движение, совершающееся в реальном про-

странстве, трансформируется в симультанный образ про­странства, как бы лишенный координаты времени. Как говорил О.Мандельштам, остановка может рассматри­ваться как накопленное движение, благодаря чему образ получает своего рода энергетический заряд, становится напряженным, готовым к реализации. В свою очередь пространственный образ может развернуться во времен­ной рисунок движения. Существенной характеристикой взаимоотношений биодинамической и чувственной тка­ней является то, что их взаимная трансформация являет­ся средством преодоления пространства и времени, об­мена времени на пространство и обратно.

Живое движение, как и предметное действие, обла­дающее собственными дополнительными чертами и свой­ствами, представляют собой динамические функциональ­ные органы — новообразования. Они обеспечивают ин­тегральный подход к действительности, соединяя внеш­нюю и внутреннюю формы. Внутренней формой дейст­вия является не только слово, но и образ ситуации, в которой выполняется действие. Однако образ также представляет собой функциональный орган. А.А.Ухтом­ский относил к числу функциональных органов даже интегральный образ мира. О.Мандельштам подчеркивал, что образ и представление — такие же органы, как печень и сердце.

В реальном поведении и деятельности многочислен­ные функциональные органы работают не изолированно, они вступают во взаимодействие не только с миром, но и друг с другом. В своей совокупности они составляют трудно дифференцируемый организм, который одновре­менно предметный, телесный и духовный.

Особенности этого организма, назовем его духов­ным, состоят в активности, действенности, направленнос­ти вовне не только на поиск, выбор, но и созидание, творчество. Интересно и продуктивно различение души и духа, предложенное М.М.Бахтиным: "Внутреннюю жизнь другого я переживаю как душу, в себе самом я живу в духе. Душа это образ совокупности всего действи­тельно пережитого, всего наличного в душе во времени, дух же совокупность всех смысловых значимостей, направленностей жизни, актов исхождения из себя (без отвлечения от Я)" [8, с.74]. Далее М.М.Бахтин отмечает пассивность, рецептивность души в отличие от активнос­ти и действенности духа.

Духовный организм конструируют вполне вещест­венные и "воздушные" (например, слово) орудия, телес­ные органы и органы, которые можно назвать менталь­ными, или духовными. Как разобраться во всем этом переплетении hardware и software! Рассмотрим взаимо­действие, или совместную работу двух функцио­нальных органов: образа и действия.

Зрительный образ складывается в результате особо­го класса действий, получивших название перцептивных. Это информационный поиск, обнаружение, выделение фигуры из фона и существенных информативных при­знаков, их обследование, наконец, формирование образа и отнесение его к тому или иному классу, т.е. категори­зация. Такая последовательность обнаруживается лишь на ранних стадиях развития восприятия. Обычно мы ее не замечаем и способны практически одномоментно, даже при вспышке молнии, воспринимать то, что нахо­дится в поле зрения. Как правило, складывающийся образ ситуации обладает свойствами предметности, ос-

мысленности, константности, экологической достовер­ности или валидности. К тому же он открыт для новых впечатлений, получаемых в том числе и от действий с предметами.

Мы воспринимаем зрительную сцену не в соответ­ствии с тем, как она отображена на сетчатке глаза, а так, как будто ее кто-то нормализовал, привел в соответствие с идеальными условиями наблюдения. Тарелка на столе воспринимается как круглая, а не как эллипс, хотя на сетчатке она именно такова. Белый лист бумаги в сумер­ках воспринимается как белый, а антрацит на солнечном свете — как черный, хотя световой поток от них одина­ков. Константно восприятие величины и формы предме­тов и т.д. Такой целостный образ очень удобен для осмысливания ситуации, принятия решения о целесооб­разности и способах действия в этой ситуации. Но он непригоден для регуляции и осуществления предстояще­го действия, параметры которого должны соответство­вать реальным свойствам ситуации, а не константному образу. Существенным достоинством целостного образа является его избыточность, позволяющая выбирать или строить различные варианты полезных действий. Избы­точность образа по отношению к оригиналу, равно как и избыточность кинематических цепей человеческого тела по отношению к любому исполнительному акту, является необходимым онтологическим условием свободы воли, свободного действия, свободного выбора. В отсутствии избыточности не только образа и телесной механики, но и памяти, мышления, воображения понятие свободы ли­шается смысла. Свобода возможна там, где имеется "про­странства внутренний избыток".

После принятия решения о действии происходят преодоление избыточности и декомпозиция образа, ко­торый перестраивается в интересах избранного варианта действия, т.е. он трансформируется в образ, а затем в проект действия, становится его интегральной програм­мой. Дальнейшая перестройка идет в направлении дезин­теграции, выделения из образа отдельных перцептивных свойств, таких как пространство, движение, истинная величина, форма, удаленность и пр. Каждое из этих свойств должно найти отражение в дифференциальных моторных программах строящегося исполнительного акта. Значит, декомпозиция образа есть необходимое условие композиции действия. Естественно, что осущест­вление действия меняет исходную ситуацию (не будем обсуждать, в хорошую или плохую сторону: бывает вся­кое). Эти изменения воспринимаются как по ходу, так и в итоге осуществления действия, т.е. построенное, осущест­вленное действие как бы умирает в своем продукте и оставляет после себя не только результат, но и новый образ изменившейся ситуации. Сохраняется и прежний образ ситуации, с которым может быть сопоставлен новый.

Далеко не всегда можно измененную ситуацию вер­нуть в исходное состояние. Но это издержки любых форм неразумной человеческой активности. Они могут быть уменьшены, если человек в образном плане проигрывает все до реального действия, заранее представляет и даже видит его последствия. Такая способность у него имеется и называется способностью оперирования, манипулирования образом, проигрывания действия во "внутренней моторике". Декомпозиция образа, предшествующая реа­лизации действия, — это не разрушение, а развертыва­ние образа, достройка и перестройка ситуации в образ­ном плане, минимизирующая ошибки реального дейст­вия.

Повседневная жизнь нас учит тому, что локальные предсказания и прогнозы оказываются в высокой степе­ни достоверными. К сожалению, это внушает уверен­ность в достоверности глобальных прогнозов, на основе которых люди склонны строить долговременные планы, программы, проекты. Адептам тотального управления и проектирования жизни полезно помнить назидание Во-ланда Ивану Бездомному: "Для того чтобы управлять, нужно как никак иметь точный план ... хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу" (М.Булгаков. "Мастер и Маргарита").

Таким образом, существует общее правило взаимо­действия функциональных органов: композиция одного есть одновременно декомпозиция другого. Функциональ­ные органы индивида всегда конструируются на ходу, "с колес". АЛ. Ухтомский не случайно сравнивал жизнь функ­циональных органов с вихревым движением Декарта.

 

3.3. Функциональная структура исполнительных (перцептивно-моторных) действий

 

В предисловии к "Очерку рабочих движений чело­века", опубликованному в 1901 г., И.М.Сеченов писал, что предмет его очерка "составляют вопросы о сложных мышечных движениях, при посредстве которых человек производит так называемые внешние работы, т.е. дейст­вует силами своих мышц на предметы внешнего мира" [9]. Хотя с тех пор существенно изменился характер "внешних работ" и появились совершенно новые типы трудовой деятельности, связанной с управлением слож­ными техническими устройствами, до настоящего време­ни справедливы слова Сеченова о том, что работа всегда была и всегда остается жизненной функцией мышечной системы человека, как бы ни вытесняла современная техника из промышленной жизни мускульный труд чело­века. Для решения задач управления и оптимизации исполнительной деятельности и задач проектирования ее новых видов и форм необходимо провести анализ и выявить общие принципы развития и становления ее функциональной структуры. Это необходимо для органи­зации рационального обучения и тренировки, формиро­вания совершенных навыков, организации режимов труда и отдыха, препятствующих утомлению.

Исполнительное и управляющее действия в эргоно­мике это приобретенное в результате обучения и повторения умение (навык) решать трудовую задачу, оперируя орудиями труда (ручной инструмент, органы управления и т.п.) с заданной точностью и скоростью. Обычно исполнительные действия входят в качестве ком-

понента в более широкие структуры трудовой деятель­ности и обеспечивают ее эффективное выполнение на­ряду с такими компонентами, как познавательные (ког­нитивные), включая и принятие решения. В зависимости от вида трудовой деятельности удельный вес исполни­тельных действий может быть весьма различен. Эти действия могут совершаться либо эпизодически, либо занимать все рабочее время. Иными словами, в структуре деятельности в целом они могут занимать место основной цели либо выступать в качестве средства ее достижения, например передачи команды, реализации принятого ре­шения и пр. В последнем случае исполнительные, мотор­ные акты, как правило, просты и не требуют длительного научения. В тех случаях, когда исполнительные действия составляют основное содержание деятельности (работа с ручным инструментом, работа станочника, водительские профессии, работа телеграфиста, оператора ЭВМ, работа в режиме слежения), требуется длительное формирова­ние соответствующих умений и навыков, обеспечиваю­щих своевременное и точное выполнение трудовой дея­тельности.

3.3.1. Стимульно-реактивный подход к анализу элементарных действий и операций

 

Для эргономического обеспечения указанных видов исполнительных действий долгое время было достаточно традиционных представлений о моторном и сенсомотор-ном научении, а также о двигательных навыках как об автоматизированных в значительной степени стереотип­ных реакциях, возникающих при многократном повторе­нии сенсомоторных и кинестетических актов. Формиро­вание навыков описывалось обычно в терминах стимулов и реакций, рефлексов, проб и ошибок. При повторении этих элементов, когда это повторение достигает успеха либо подкрепляется, прежде отдельные реакции заменя­ются комплексами, изолированные движения объединя­ются в целостные кинетические структуры, своего рода "моторные формы", или "кинетические мелодии".

Подобный "атомарный" или в более позднее время стимульно-реактивный подход, ориентированный на ре­зультат, эффект отдельного, сравнительно простого действия, длительное время составлял научные основа­ния связанной с именами Ф.Тейлора и Ф.Гилбрета кон­цепции "инженерного проектирования" методов работы. Методическую основу такого проектирования составил моторно-временной анализ элементарных дей­ствий и операций (см. гл. IV) (терблигов). Из комбинаций последних, отличающихся по составу и последователь­ности, должна состоять любая операция.

Системы Ф.Тейлора и Ф.Гилбрета, несомненно, внесли, существенный вклад в изучение элементар­ных действий и операций. Однако с помощью мотор-но-временного анализа движений в том виде, в котором он был предложен, нельзя выявить структуру и механиз­мы целостной исполнительной деятельности человека.

Надо подчеркнуть...,писал в 1930 г. Н.А.Бернштейн, что не только методы, но и самое понятие рационализации движений, далеко не так просты, как мыслилось раньше. Нехитрая борьба Тейлора, а позднее Гилбрета с лишними движениями и понимание биомеха­нической операции как простой суммы последо­вательных движений, которую можно просеи­вать, как зерно на сортировке, начинает усту­пать свое место пониманию двигательного комплекса как органически нераздельного цело­го, всегда отзывающегося на изменения какой-нибудь одной детали перестройкой всех ос­тальных [10, с.7].

Подобный инженерный подход к проектированию работы (при всей его первоначальной полезности) под­вергается справедливой критике по ряду оснований. Оче­видными следствиями предельной симплификации труда, сведения его к отдельным элементарным двигательным актам являются монотония и слабая удовлетворенность работой. И то и другое отрицательно сказывается на производительности труда.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.