Т. Толстая «Кысь» (2001) Слайд 17

Слайд 18.Разграничение жанров утопии и антиутопии. «Исторически антиутопия возникла в качестве коррективы утопии, избрав специфическую форму полемики: она вписывает утопический проект в логику реальной жизни и бесстрашно предъявляет результаты этого эксперимента. Классическая антиутопия — это художественная модель осуществленного утопического идеала, демонстрирующая последствия социально-утопических преобразований. Семантическое ядро антиутопии реализуется в специфической форме условности, особом хронотопе (события в антиутопии локализованы во времени ипространстве, происходят после грандиозного катаклизма — войны, переворота, экологической катастрофы — в отдельном, закрытом, изолированном от остального мира месте) и особом субъектном строе (антиутопия персоналистична, картина будущего рисуется в ней изнутри, видится и проживается героем-повествователем)»[30]

Жанр «Кыси» — пример антиутопии, где развивается антиутопия эсхатологизма и утопизма, подводятся итоги века, когда необычайно активизируются апокалиптичные настроения «рубежного» сознания. Проверка всей русской литературы на стабильность, наличие смыслов (постмодернистская стратегия).

С точки зрения формирования историзма в романе дается новая версия развития человечества, когда был некий Взрыв 300 лет назад, погибла одна цивилизация и создана другая, но создана в опрокинутом виде, в первобытное существование человека, когда всё должно формироваться заново (ретроантиутопия). Поэтому хронотоп романа представляет мифологические, фольклорные дискурсы. Автор умело создает черты мифологической картины мира. Слайд 19. Четыре стороны света соответствуют мифологическим представлениям,с мифологическим мышлением. Миф соотносится с идеей познания, неоднократно вводимой в текст романа, миф становится способом первичного, ненаучного объяснения мироустройства. У жителей этого мира («голубчиков») присутствуют элементы животной сущности, «последствия» (гребешки, хвостик у Бенедикта, у Иван Говядича — вымя, карликовый рост Федора Кузьмича, когти Оленьки). Слайд 20. Поэтому перед нами некая модель культуры, где представлены разные этапы развития: от первобытной культуры («голубчики»), цивилизованного уровня («бывшие» — долгожительство как последствие) и заката культуры — ретроградных процессов оскотинивания человека («перерожденцы»). Отсюда каждый тип персонажей представляет свой уровень развития: бывшие живут воспоминаниями, пытаются сохранить какие-то осколки прошлой жизни, цивилизации, голубчики как могут и как понимают пытаются осмыслить новую цивилизацию.

Герой романа — Бенедикт, предстает как некий образ, знак развития человека посредством чтения из первобытного в личностного человека, умеющего мыслить. Этот смысл заложен уже в имени героя. «Благословенный», имя монаха Бенедикта Нурсийского, знаменитого основателя ордена бенедектинских монахов, книжника, философа, библиофила. Монахи ордена слыли книжками. Бенедикт стремится в чтении найти главную книгу бытия, открыть все смыслы жизни и реальности. Поэтому главный герой романа — это азбука, процесс чтения, возможность понять и прочесть скрытое и тайное. Слайд 21

Слайд 22. Композиция романа — старославянская азбука. Которая представляла собой сакральный текст, погружение в который связано с процессом инициации, с сакральным восхождением человека к вершинам духа, смысла, слова, буквы, в конечном счете Бога (В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог). Старославянская азбука полностью соответствовала духу средневековья, когда главной целью человеческого познания, в том числе науки и искусства, признавалось раскрытие символических отношений мира видимого и невидимого (духовного). Кириллица задает исходную систему, пронизанную христианской символикой и провозглашающую примат духовного над материальным. Славянская азбука ориентирована на Азбучную молитву 9 века, где главными смыслами реальности провозглашаются слово, добро, совершенство человека и жизни, мысль о жизни и о Боге, познание и поиски истины (23 Слайд с текстом молитвы). Поэтому все тексты, читаемые и переписываемые Бенедиктом представляют единый текст познания жизни, текст, наполненный духовными смыслами: нравственность, совесть, долг, вера, любовь, верность, честь и т.д. О познании этих категорий говорит Никита Иванович, когда имеет в виду книгу бытия (С. 163). Буква, слово является той истинной, что вновь должна возродить реальность, утерянную в результате человеческой глупости и халатности, заново нужно учиться читать и понимать. Герой чувствует силу слова, как никто другой, но понимает слово буквально, сознательно отрицая метафизические смыслы, символику, красоту слова. Тексты воспринимаются только с позиции жизненного опыта, который слишком беден, чтобы обрести истинные смыслы, отсюда и книга воспринимается только как вещь, которую нельзя пачкать, жечь, нужно защитить, читать только для развлечения, а можно и убить человека.

В попытке составления библиотеки можно увидеть нарушение языка утратой иерархических отношений к культуре, это пример хаоса, который совершается и в социуме, и в истории (все времена существуют одновременно), и в культуре (все писатели и книги есть новинки литературы). Слово, запечатленное книгой, и есть след существующей культуры. Это понимание слова как следа становится одной из главнейших пружин сюжета в романе Толстой. Это выражено в том, как Бенедикт не понимает того, что читает, и в то же время жаждет повторять в реальности, подражать тому, что прочитал, и в его попытках жить по книге. С. 206-209 (примеры систематического каталога).

Главный смысл и радость жизни «голубчиков» состоит в унижении ближнего, в «малом терроре». Главный вопрос романа — противостоит ли книга и книжность этой логике? С одной стороны, противостоит, так как рождает непокой, душевную маету, намекает на иные смыслы самореализации. В этом смысле и кысь, и «пушкин» отражаются друг в друге, по-разному выражая одну и ту же муку по идеалу. Бенедикт, завороженный миром литературы, не может не задаваться всплывающим вопросом: что важнее книга или «голубчик», смысл или жизнь. Парадоксально, что книга становится посредником между «малым» и «большим» террором в судьбе Бенедикта. Но и у прежних конфликт неразрешим, их речи, так же как у Бенедикта состоят из набора стереотипов. Важная сцена и спора между Никитой Иванычем и Бенедиктом о памятниках. Один как интеллигент охраняет мифологическое величие прошлого, другой как постмодернист разрушает границу между высоким и низким, что важнее — культура как музей или как процесс, впускающий всех?

Слайд 24. Вывод Точка зрения учебника МГУ: «Кысь» — это разрушение постмодернизма изнутри, средствами самой постмодернистской эстетики; это деконструкция самой идеи постмодернистской деконструкции (с. 520-522). После этого романа сама идея постмодернизма обречена остаться лишь фактом истории русской литературы. В этом смысле и сюжет романа, и сюжет чтения направлен на провоцирование постмодернистской ситуации. Литература кончилась после Взрыва, в качестве единственного автора современности выступает Федор Кузмич, который, на самом деле, выполняет функции скриптора: он переписывает уже написанные авторские тексты, Бенедикт в этом смысле двойной скриптор, его читательское сознание формируется в результате «смерти автора», попытки Бенедикта осмыслить литературные произведения приобретают комический эффект постмодернистского пастиша, по теории постмодернизма смысл текстам в интертекстуальном пространстве сообщает читатель, но Бенедикт не способен на это. Авторы учебника видят в романе постмодернистские тупики, однако совершенно остается без внимания азбучная составляющая романа, обнажающая не исчерпанность литературы, а возможность нового прочтения и погружения в смыслы книг.

Поиск по сайту: