Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

НАЛОГ — СРЕДСТВО ОБОГАЩАТЬ БОГАТЫХ



 

Налог так удобен! Наивные люди — «дорогие граж­дане», как их именуют во время выборов, — привыкли видеть в налоге средство для совершения великих дел цивилизации, полезных для народа. Но правительства великолепно знают, что налог представляет им самый удобный способ создавать большие состояния за счет малых, делать народ бедным и обогащать некоторых, отдавать с большими удобствами крестьянина и рабоче­го во власть фабриканта и спекулянта, поощрять одну промышленность за счет другой и все вообще промыш­ленности — за счет земледелия и в особенности за счет крестьянина или же всего народа.

Если бы завтра в палате депутатов решили ассигно­вать 20 миллионов рублей в пользу крупных землевла­дельцев (как лорд Сольсбюри сделал в Англии в 1900 году, чтобы вознаградить своих избирателей-консерва­торов), то вся страна завопила бы как один человек; министерство было бы немедленно низвергнуто. А при помощи налога правительство перекачивает те же мил­лионы из карманов бедняков в карманы богачей, так что бедные даже не замечают этой проделки. Никто не кричит, и та же цель достигается удивительным обра­зом — настолько ловко, что это назначение налогов про­ходит незамеченным даже теми, кто делает своей спе­циальностью изучение налогов.

Это так просто! Достаточно, например, увеличить на несколько копеек налоги, платимые крестьянином за каждую лошадь, телегу, корову и т. д., чтобы сразу разорить десятки тысяч земледельческих хозяйств. Те, кто уже с большим трудом едва-едва сводят концы с концами и кого малейший удар может окончательно разорить и отправить в ряды пролетариата, гибнут на, этот раз от самого ничтожного увеличения налогов. Они продают свои участки земли и уходят в города, предлагая свой труд владельцам фабрик и заводов. Другие продают лошадь и с удвоенным усердием начинают ра­ботать лопатой, надеясь еще поправить свое положение. Но новое увеличение налогов, неизбежно вводимое через несколько лет, добивает их до конца, и они становятся также пролетариями.

Эта пролетаризация слабых государством, прави­тельством производится постоянно из года в год, и ни­кто не кричит об этом, кроме самих разоренных, голос которых не доходит до широких кругов публики. Мы видели, как это производилось в грандиозном масштабе в течение последних сорока лет в России, особенно в центральной России, где мечты крупных промышлен­ников о создании пролетариата осуществлялись поти­хоньку при помощи налогов, между тем как если бы был издан закон, который стремился бы одним почерком пера разорить несколько миллионов крестьян, го это вызвало бы протесты всего мира, даже в России при са­модержавном правительстве. Налог, таким образом, мягко достигает того, что правительство не смеет делать открыто.

И экономисты, присваивающие себе название «науч­ных», говорят нам об «установленных» законах эконо­мического развития, о «капиталистическом фатализме» и о «самоотрицании», между тем как простое изучение налогов легко объяснило бы добрую половину того, что они приписывают предполагаемой фатальности экономи­ческих законов. Таким образом, разорение и экспроприа­ция крестьянина, которое происходило в семнадцатом веке и которое Маркс назвал «первоначальным накопле­нием капитала», продолжается до наших дней из года в год при помощи такого удобного орудия — налога.

Вместо того чтобы увеличиваться согласно неизбеж­ным законам, сила капитала была бы значительно па­рализована в своем распространении, если бы она не имела к своим услугам государства, которое, с одной стороны, создает все время новые монополии (рудники, железные дороги, вода для жилых помещений, телефо­ны, меры против рабочих союзов, судебное преследова­ние забастовщиков и т. д.), а с другой стороны, создает состояния и разоряет массы рабочих посредством на­лога.

Если капитализм помог создать современное государ­ство, то так же — не будем забывать этого — современ­ное государство создает и питает капитализм.

Адам Смит в прошедшем столетии уже подчеркнул эту силу налога и наметил главные линии, по которым должно было идти изучение налога; но после Смита та­кое изучение не продолжалось, и чтобы показать теперь эту мощь налога, нам приходится собирать там и сям соответствующие случаи и примеры.

Так, возьмем земельный налог, являющийся одним из самых могучих орудий в руках государства. Восьмой отчет Бюро труда штата Иллинойса дает массу приме­ров, доказывающих, как — даже в демократическом го­сударстве — создаются состояния миллионеров, просто при помощи того, как государство облагает земельную собственность в городе Чикаго.

Этот громадный город рос очень быстро, достигнув в течение пятидесяти лет 1500000 жителей. Облагая налогами застроенные земли, в то время как незастроен­ные земли, даже на самых центральных улицах, облага­лись лишь слегка, государство создало состояния мил­лионеров. Участки земли на одной такой большой улице, которые стоили пятьдесят лет тому назад 2400 рублей за одну десятую часть десятины, ныне стоят от двух до двух с половиною миллионов.

Притом вполне очевидно, что если бы налог был по столько-то за каждую квадратную сажень застроенной или незастроенной земли или если бы земля была муниципализована, то никогда подобные состояния не могли бы накапливаться. Город воспользовался бы ростом сво­его населения, чтобы понизить налоги на дома, населяе­мые рабочими. Теперь же наоборот; так как именно до­ма в шесть или десять этажей, населенные рабочими, выносят главную тяжесть налога, то, следовательно, ра­бочий должен работать, чтобы позволять богатым сде­латься еще более богатыми. В вознаграждение за это он должен жить в нездоровых, плохих помещениях, что, как известно, останавливает духовный и умственный рост того класса, который живет в этих помещениях, и вместе с тем отдает всецело во власть фабриканта Восьмой двухгодичный отчет Бюро рабочей статистики Иллинойса 1894 года полон поразительных сведений па эту тему.

 

Или возьмем английский арсенал в Вуличе. Некогда земли, на которых вырос Вулич, представляли из себя дикие луга, обитаемые только кроликами. Но с тех пор как государство построило там свои большой арсенал, Вулич и соседние деревни сделались большим городом со значительным населением, где 20 000 человек рабо­тают на фабриках государства, изготовляя орудия раз­рушения.

Однажды в июне 1890 года один депутат потребовал от правительства увеличения заработной платы рабо­чим. — «Зачем? — ответил министр-экономист Гошен. — Это все равно будет отобрано у них домовладельцами! В течение последних лет заработная плата увеличилась на 20 процентов, но плата за квартиры рабочих увели­чилась за это время на 50%. Увеличение заработной платы (цитирую дословно) вело, таким образом, только к тому, что в карманы домовладельцев (уже миллионе­ров) поступала гораздо большая сумма денег». Рассуж­дение министра, очевидно, верно, и факт, что миллионе­ры отбирают большую часть увеличения заработной платы, заслуживает того, чтобы его хорошенько запом­нили. Он совершенно точен.

С другой стороны, все время жители Вулича, как жители всякого другого большого города, были принуж­дены платить двойные и тройные налоги для устройства канализации, дренирования, мощения улиц, и город, та­ким образом, из полного всяких болезней превратился теперь в здоровый город. Благодаря же существующей системе земельного налога и земельной собственности, вся эта масса денег пошла на то, чтобы обогатить уже богатых земледельцев и домовладельцев. «Они перепро­дают плательщикам налогов по частям те выгоды, кото­рые они получили благодаря санитарным улучшениям и которые были уже оплачены этими самыми платель­щиками», — замечает совершенно верно газета вуличских кооператоров «Comradeship» («Товарищество»).

Или еще: в Вуличе завели паровой паром для пере­езда через Темзу и сообщения с Лондоном. Сначала это была монополия, которую парламент создал в пользу одного капиталиста, поручив ему установить сообщение с паровым паромом. Затем, по прошествии некоторого времени, так как монополист ввел слишком высокие це­пы за переезд, муниципалитет выкупил у него право держания парома. Все это стоило плательщикам более 2000000 руб. налогов в течение восьми лет! И вот ма­ленький кусок земли, расположенный у парома, поднял­ся в цене на 30000 рублей, которые, конечно, были по­ложены; в карман землевладельцем. И так как этот кусок земли будет продолжать всегда возрастать в цене, то вот вам новый монополист, новый капиталист в до­бавление к легионам других, уже созданных английским государством.

Но этого мало! Рабочие государственных заводов Вулича кончили тем, что основали профессиональный союз и в результате долгой борьбы удерживали свою заработ­ную плату на более высоком уровне, чем на других за­водах подобного рода. Они основали также кооператив и уменьшили этим на одну четверть свои расходы на су­ществование. Но «лучшая часть жатвы» все-таки идет в карманы господ! Когда кто-нибудь из этих господ ре­шается продать кусочек своих земель, то его агент по­мещает в местных газетах следующее объявление (ци­тирую дословно):

«Высокая заработная плата, платимая арсеналом ра­бочим, благодаря их профессиональному союзу, и суще­ствование в Вуличе прекрасного кооператива делают эту местность в высшей степени подходящей для постройки домов с рабочими квартирами». Иными словами, это значит: «Вы можете дорого заплатить за этот кусок, господа строители домов с рабочими квартирами. Вы по­лучите все это назад очень легко с рабочих квартиран­тов». И строители платят, строят и затем с излишком собирают затраченные деньги с рабочего.

Но это еще не все. Вот несколько энтузиастов суме­ли после ужасных затруднений и колоссального труда основать в самом Вуличе род кооперативного городка с домиками для рабочих. Земля была куплена коопера­тивом, дренирована, канализована; были проведены ули­цы; затем участки земли продавались рабочим, которые благодаря кооперативу могли на хороших условиях вы­строить себе свои домики. Основатели радовались и тор­жествовали. Успех был полный, и они захотели узнать, на каких условиях им можно будет купить соседний ку­сок земли, чтобы увеличить кооперативный городок. Они платили раньше за свой участок 15 000 рублей за деся­тину, теперь же с них спросили тридцать тысяч... По­чему?..

— Но, господа, ваш городок идет очень хорошо, и поэтому стоимость нашей земли удвоилась, — говори­ли им.

— Великолепно! Значит, так как государство созда­ло и поддерживало земельную монополию в пользу ка­кого-нибудь капиталиста, то кооператоры работали только затем, чтобы еще обогатить этого капиталиста и что­бы сделать дальнейшее распространение их рабочего го­родка невозможным!

— Да здравствует государство!

— Работай для нас, бедное животное, раз ты веришь, что можешь улучшить свою судьбу кооперативами, не осмеливаясь затрагивать в то же время собственность, налог и государство!

 

Но оставим Чикаго и Вулич, — разве мы не видим в каждом большом городе, как государство, воздвигая дом в шесть этажей, гораздо больший, чем частный особняк богача, создает этим самым новую привилегию в пользу богача? Оно позволяет ему забирать себе в карман излишек стоимости, приданной его земле уве­личением и украшением города, особенно домом в шесть этажей, в котором гнездится беднота, работающая за нищенскую плату над украшением города!

Удивляются тому, что города растут так быстро за счет деревни, и не желают видеть, что вся финансовая политика девятнадцатого столетия направлена к тому, чтобы обложить как можно больше налогами земле­дельца — истинного производителя, так как он умеет добыть из земли в три, четыре, в десять раз больше продуктов, чем раньше, в пользу городов; то есть в поль­зу банкиров, адвокатов, торговцев и всей банды прожи­гателей жизни и правителей.

И пусть нам не говорят, что создание монополий в пользу богатых не есть самая главная суть современ­ного государства и симпатий, которые оно встречает сре­ди богатых и образованных людей, прошедших через школы государства. Вот последний великолепный при­мер того, как употребляли налоги в Африке.

Всем известно, что главной целью войны Англии против буров было уничтожение бурского закона, не по­зволявшего принуждать негров работать в золотых ко­пях. Английские компании, основанные для эксплуатации этих мин, не давали тех доходов, на которые они рассчитывали. Вот что недавно заявил по этому поводу в парламенте лорд Грей: «Вы должны оставить навсег­да идею о возможности разрабатывать ваши копи при помощи труда белых. Нужно найти средства, как притя­нуть к этому негров... Это можно было бы сделать, на­пример, при помощи налога в один фунт на каждую хижину негров, как мы это уже делаем в Басутоланде, а также при помощи небольшого налога (12 шиллингов), который будет взиматься с тех негров, которые не смо­гут предъявить удостоверения о том, что они четыре ме­сяца в году работали у белых»(Гобсон. «Война в Юж­ной Африке», —Hobson. The War in South-Africa. P. 234).

Вот вам крепостное право, которое не осмеливались вводить открыто, но которое ввели при помощи налога. Представьте себе каждую жалкую хижину, обложенную налогом в десять рублей, и вы имеете перед собой кре­постное рабство! И Рэдд, агент известного Родса, пояс­нил это предложение, написав следующее:

«Если, под предлогом цивилизации, мы истребили от 10000 до 20000 дервишей нашими пушками Максима, то, конечно, не будет насилием заставить туземцев Юж­ной Африки отдавать три месяца в году честному тру­ду». Всегда те же два, три дня в неделю! Больше этого не нужно. Что же касается оплаты «честного труда», то Рэдд высказался по этому поводу очень определенно: от 24 до 30 рублей в месяц — это «болезненный сенти­ментализм». Четверти этого хватит за глаза (там же. Стр. 235). При таких условиях негр не разбогатеет и останется рабом. Нужно отобрать у него назад при помощи налога то, что он заработает как жалованье; нужно помешать ему давать себе отдых!

Действительно, с тех пор, как англичане сделались господами Трансвааля и «черных», добыча золота подня­лась с 125 миллионов рублей до 350 миллионов. Около 200000 «черных» принуждены теперь работать в золо­тых копях, чтобы обогащать компании, которые были главной причиной возникновения войны.

 

Но то, что англичане сделали в Африке, чтобы дове­сти черных до нищеты и навязать им силой работу в рудниках, государство делало в течение трех веков в Европе по отношению к крестьянам; и оно еще делает это теперь, чтобы навязать тот же принудительный труд рабочим городов.

А универсанты нам еще толкуют о «незыблемых за­конах» политической экономии!

Оставаясь все время в области новейшей истории, мы могли бы привести другой пример ловкой операции, проведенной при помощи налога. Это можно было бы назвать — «Как британское правительство взяло с народа 2000000 рублей, чтобы отдать их крупным чаеторговцам — водевиль в одном акте». В субботу 3 марта 1900 года в Лондоне разнеслось известие, что правитель­ство собирается увеличить ввозные пошлины на чай на два пенса (8 копеек) на фунт. Немедленно после этого в субботу и понедельник 22000000 фунтов чаю, который лежал на лондонской таможне, ожидая уплаты пошлин, были взяты коммерсантами, уплатившими пока пошлину по старой ставке; а во вторник цена чая в лондонских магазинах была повсюду увеличена на два пенса. Если будем считать только 22000000 фунтов, взятых в суб­боту и понедельник, это составляет уже чистую прибыль в 44000000 пенса (около 4 600 000 франков или почти 2000000 рублей), взятых из карманов плательщиков и переложенных в карманы чаеторговцев. Но то же са­мое было проделано и в других таможнях — в Ливерпу­ле, в Шотландии и т. д., не считая чая, вышедшего из таможен раньше, чем узнали о предстоящем увеличении пошлины. Это, без сомнения, выразится в сумме около пяти миллионов рублей, подаренных государством купцам.

То же самое с табаком, пивом, водкой, винами, — и вот вам, богатые обогатились приблизительно на деся­ток миллионов, взятых из карманов бедных. А посему: «Да здравствует налог! и да здравствует государство!»

И вас, детей бедных, учат в первоначальной школе (дети богатых узнают совсем другое s университетах), что налог был создан для того, чтобы дать возможность бедным жителям деревень не отбывать более принуди­тельных работ, заменив их небольшим ежегодным взно­сом в кассу государства. И скажите вашей матери, сог­нувшейся под бременем многих лет труда и домашней экономии, что вас учат там великой и прекрасной нау­ке — политической экономии!..

 

Возьмемте на самом деле образование. Мы прошли длинный путь с тех пор, когда коммуна находила сама дом для своей школы и для учителя, где мудрец, физик и философ окружали себя добровольными учениками, чтобы передать им секреты своей науки или своей фило­софии. Теперь мы имеем так называемое бесплатное обучение, доставляемое государством за наш же счет; мы имеем гимназии, университеты, академии, научные общества, существующие на субсидии от государства, научные миссии и так далее.

Так как государство всегда чрезвычайно радо расши­рять сферу своих отправлений, а граждане не желают ничего лучшего, как избавляться от обязанности думать о делах общего интереса и — «освободиться» от своих сограждан, предоставляя общие дела кому-нибудь треть­ему, все устраивается удивительным образом. — «Обра­зование? — говорит государство. — Прекрасно, милости­вые государыни и милостивые государи, мы очень рады дать его вашим детям! Чтобы облегчить вам заботы, мы даже запретим вам вмешиваться в образование. Мы составим программы, — и, пожалуйста, чтобы не было никакой критики! Сначала мы забьем головы вашим де­тям изучением мертвых языков и прелестей римского права. Это сделает их податливыми и покорными. За­тем, чтобы отнять у них всякую наклонность к непокор­ности, мы расскажем им о добродетелях государств и правительств и научим презирать управляемых. Мы внушим им, что они, выучив латынь, сделались солью земли, дрожжами прогресса, что без них человечество погибло бы. Это вам будет льстить, а что же касается до них, то они проглотят это с величайшим удовольст­вием и станут донельзя тщеславными. Это именно то, что нам нужно. Мы научим их, что нищета народных масс есть «закон природы», — и они будут рады узнать это и повторять. Видоизменяя, однако, народное обучение сообразно изменяющемуся вкусу времени, мы также ска­жем им, что такова воля Божия, что таков «незыбле­мый закон», согласно которому рабочий должен впасть в нищету, как только он начнет немного богатеть, пото­му что в своем благосостоянии он забывается до того, что хочет иметь детей. Все обучение будет иметь целью заставить ваших детей поверить, что вне государства, ниспосланного провидением, нет спасения! А вы будете нас хвалить за это, не правда ли?

После того, заставив народ заплатить расходы на на­родное образование всех ступеней — первоначальное, второй ступени, университеты, академии, — мы устроим дела таким образом, чтобы сохранить наиболее жирные, лучшие части бюджетного пирога для сыновей буржуа­зии. А этот большой добродушный богатырь, народ, гор­дясь своими университетами и своими учеными, даже не заметит, как из правительства мы устроим монополию для тех, кто сможет платить за роскошь гимназий и университетов для своих детей. Если бы мы сказали всем прямо и открыто о нашей цели, «что мол вами будут управлять, вас будут судить, защищать, учить и ду­рачить богатые в интересах богатых», то они, конечно, возмутились бы и восстали. Это ясно. Но с помощью на­лога и нескольких хороших и очень «либеральных» за­конов — например, заявив народу, что для того, чтобы занять высокий пост судьи или министра, нужно пройти и выдержать по крайней мере двадцать различных экза­менов, — добродушный богатырь найдет, что все идет очень хорошо!

Вот каким образом, потихоньку и постепенно, управ­ление народа аристократиею и богатыми буржуа — про­тив которых народ некогда бунтовал, когда он встречал­ся с ними лицом к лицу, — теперь устраивается с согла­сия и даже одобрения народа — под маской налога!

 

О налоге военном мы не станем говорить, так как все должны бы уже знать, что думать о нем. Когда же по­стоянная армия не была средством держать народ в рабстве? И когда регулярная армия могла завоевать страну, если ее встречал вооруженный народ?

Но возьмите какой угодно налог, прямой или косвен­ный: на землю, на доходы или на потребление, чтобы заключать государственные долги или под предлогом уплаты их (потому что они ведь никогда не выплачи­ваются, а все растут да растут); возьмите налог для войны или для народного образования — рассмотрите его, разберите, к чему он нас ведет в конечном счете, и вас поразит громадная сила, могущество, которое мы передали нашим правителям.

Налог — самая удобная для богатых форма, чтобы держать народ в нищете. Он дает средство для разорения целых классов землевладельцев и промышленных рабо­чих, когда они, после ряда неслыханных усилий, доби­ваются небольшого улучшения своего благосостояния. В то же время он есть самый удобный способ для того, чтобы сделать правительство вечною монополией бога­тых. Наконец, он позволяет под благовидными предлога­ми подготовлять оружие, которое в один прекрасный день послужит для подавления народа, если он вос­станет.

Как морское чудовище старинных сказок, он ласт возможность опутывать все общество и направлять все усилия отдельных личностей к обогащению привилеги­рованных классов и правительственной монополии.

И пока государство, вооруженное налогом, будет су­ществовать, освобождение пролетариата не сможет со­вершиться никаким образом — ни путем реформ, ни пу­тем революции. Потому что если революция не раздавит это чудище, то она сама будет им задушена; и в таком случае она сама очутится на службе у монополии, как это случилось с революцией 1793 года.

 

V

МОНОПОЛИИ

Рассмотрим теперь, как современное государство, установившееся в Европе после шестнадцатого века, а впоследствии и в молодых республиках Америки, ра­ботало над тем, чтобы поработить личность. Признав освобождение нескольких слоев общества, которые раз­били в свободных городах крепостное рабство, государ­ство, как мы видели, постаралось удержать рабство как можно дольше для крестьян и восстановило экономиче­ское рабство для всех в новой форме, поставив всех своих подданных под иго чиновников и целого класса привилегированных: бюрократии, церкви, земельных собственников, купцов и капиталистов. И мы только что видели, как государство воспользовалось для этой цели налогом.

Теперь мы бросим взгляд на другое орудие, которым государство умело так хорошо пользоваться, — создание привилегий и монополий в пользу некоторых из своих подданных и к невыгоде остальных. Здесь мы видим го­сударство в его настоящей работе: оно выполняет свое настоящее назначение. Оно начало это делать с самого своего возникновения — именно это и дало ему возмож­ность сорганизоваться и сгруппировать под своей защи­той барина, солдата, священника и судью. За эту защи­ту и был признан король. Этому назначению он остает­ся верен до наших дней; и если иногда он не выполнял этого, если он переставал охранять права привилегиро­ванных сословий, то смерть грозила этому историческо­му учреждению, которое приняло определенную форму для определенной цели и которое мы зовем государ­ством.

Поразительно, в самом деле, до какой степени сози­дание различных преимуществ а пользу тех, кто уже имел их по рождению или в силу церковной или военной власти, является самой существенной чертой органи­зации, которая начала развиваться в Европе в шестна­дцатом веке и заменять собой вольные города средних веков.

Мы можем взять какую угодно нацию: Францию, Англию, германские государства, итальянские или сла­вянские — везде мы встречаем у зарождающегося госу­дарства тот же характер. Поэтому нам будет достаточно бросить взгляд на развитие монополии у одного наро­да — Англии, например, где это развитие лучше изуче­но, — чтобы понять существенную роль государства у современных народов*. Ни один из них не представ­ляет в этом отношении исключения.

 

* Для Англии мы имеем труд профессора Германа Леви «Монополия, картели и тресты», напечатанный в 1909 году и переве­денный на английский язык под заглавием «Монополия и конкурен­ция» (Лондон, 1914 г.). Эта работа представляет то удобство, что автор даже не интересуется ролью государства — его занимают экономические причины монополий. У него нет предвзятого мнения против государства.

 

Мы видим совершенно ясно, как образование совре­менного государства, зародившегося в Англии после кон­ца шестнадцатого столетия, и образование монополий в пользу привилегированных шло рука об руку*.

 

* Смотри Д. Энвин «Промышленная организация» (G. Unwin. Industrial Organisation). Оксфорд, 1904 г.; Г. Прайс «Английские мо­нопольные патенты». Бостон, 1906 г. (Н. Price. English Patents of Monopoluge); У. Кэннингам «Рост английской промышленности» (W. Cunninghatri. The Growth of English Industry) и в особенности [работы Германа Леви и Макрости.

 

Уже перед царствованием Елизаветы, когда англий­ское государство только что начиналось, короли Тюдорской династии создавали все время монополии для сво­их фаворитов. При Елизавете, когда морская торговля начала развиваться и ряд новых отраслей промышлен­ности вырастал в Англии, это стремление еще более усилилось. Каждая новая промышленность обращалась в монополию — или в пользу иностранцев, плативших королеве, или в пользу царедворцев, которых желали вознаградить.

Эксплуатация залежей квасцов в Йоркшире, соли, свинцовых и угольных копей в Ньюкастле, стеклянная промышленность, усовершенствованная выделка мыла, булавок и так далее — все это было превращено в мо­нополии, которые мешали развитию промышленности и убивали мелкие промыслы. Чтобы защитить интересы царедворцев, которым была пожалована мыльная монополия, доходили, например, до того, что частным лицам было запрещено выделывать мыло на дому при их соб­ственном щелоке.

При короле Джемсе I создание концессий и распре­деление патентов шло, все увеличиваясь, до 1624 года, когда наконец, при приближении революции, был издан закон против монополий. Но этот закон был двуличный: с одной стороны, он осуждал монополии, а в то же вре­мя не только поддерживал существующие уже монопо­лии, но и утверждал новые и очень важные. Кроме то­го, едва лишь он был издан, как его сейчас же стали нарушать. Для этого воспользовались одним из его пара­графов, который был в пользу старых городских корпо­раций, и стали сначала устанавливать монополии в от­дельных городах, а потом распространяли их на целые области. С 1630-го по 1650-й год правительство восполь­зовалось также «патентами», чтобы учредить новые мо­нополии.

Потребовалась революция 1688 года, чтобы наложить узду на эту оргию монополий.

И только в 1689 году, когда новый парламент (пред­ставлявший собой союз между торговой буржуазией и промышленностью и земельной аристократией, против королевского самодержавия и придворных) начал дей­ствовать, были приняты новые меры против создания монополий королем. Историки-экономисты говорят даже, что в течение почти целого века после 1689 года англий­ский парламент ревностно охранял свое право не позво­лять создания промышленных монополий, которые мог­ли покровительствовать некоторым промышленникам во вред другим.

Нужно действительно признать, что революция и уси­ление власти буржуазии дали этот результат и что крупные отрасли промышленности, как хлопок, шерсть, железо, уголь и т. п., могли развиваться без помех со стороны монополий. Они могли даже развиться настоль­ко, что стали национальными отраслями, в которых уча­ствовала масса мелких предпринимателей. А это позво­лило тысячам рабочих вносить в небольшие мастерские много всяких улучшений, без которых производство ни­когда не могло бы совершенствоваться.

 

Но тем временем сорганизовывалась и укреплялась государственная буржуазия. Правительственная центра­лизация, которая есть суть всякого государства, шла вперед, и скоро снова началось образование новых моно­полий, но уже в новых областях и на этот раз в совсем другом масштабе, чем при Тюдорах. Тогда это был только детский период искусства. Теперь же государст­во достигло зрелого периода.

Если парламент сдерживался до некоторой степени представителями местной буржуазии и не мог вмеши­ваться в самой Англии в нарождавшиеся отрасли и по­кровительствовать одним за счет других, то он перенес свою монополистскую деятельность на колонии. Там он действовал на широкую ногу. Индийская компания, Ка­надская компания Гудзонова залива сделались своего рода богатейшими государствами, отданными несколь­ким группам частных лиц. Позднее концессии на земли в Америке, на золотоносные россыпи в Австралии, при­вилегии на судоходство и захват новых отраслей про­мышленности сделались в руках государства средства­ми для жалованья своих любимцев баснословными дохо­дами. Колоссальные состояния были накоплены таким путем.

Верный своей природе английский парламент, состо­явший из двух частей: буржуазия в палате общин и зе­мельной аристократии в палате лордов, занялся в те­чение всего 18-го века обращением крестьян в пролета­риев крестьянства и передачей их, со связанными рука­ми и ногами, во власть земельных собственников. При помощи законов об «огораживании» (Inclosure Acts), посредством которых парламент объявил общинные зем­ли личной собственностью господина-лорда, если послед­ний огородил их какой-нибудь изгородью, около 3000000 десятин общинных земель перешли из рук об­щин в руки господ между 1709 и 1869 годами*. Вообще результат монополистского законодательства англий­ского парламента был тот, что одна треть земли, год­ной для обработки в Англии, принадлежит теперь толь­ко 523 семьям.

 

* Относительно бедствий, причиненных огораживанием, читатель найдет великолепные сведенья, с картами, подтверждающими их, в последней английской работе на эту тему доктора Джильберта Слетера «Английские крестьяне и огораживание общинных земель» (The English Peasantry; and the Inclosure of Common Field. London, 1897). Относительно земельного вопроса вообще и ограбления наро­да законодателями см. книгу Альфреда Рассели Уоллеса «Национа­лизация земли, ее необходимость и ее цели»

 

Огораживанье было актом открытого грабежа; но в 18-ом веке государство, обновленное революцией, уже чувствовало себя достаточно сильным, чтобы не обра­щать внимания на недовольство и случайные восстания крестьян. Притом его в этом поддерживала буржуазия.

Действительно, одаривая таким образом лордов зе­мельной собственностью, парламент покровительствовал также промышленной буржуазии. Изгоняя крестьян из деревень в города, он давал промышленникам дешевые «рабочие руки» голодных людей. А вследствие толкова­ния, данного парламентом закону о бедных, агенты хлопчатобумажных фабрикантов объезжали Работные дома (workhouses), то есть собственно тюрьмы, куда запирали безработных пролетариев с их семьями; и из этих тюрем агенты увозили фургоны, полные детей, ко­торые под именем «учеников Работных домов», должны были работать четырнадцать и шестнадцать часов в день на хлопчатобумажных фабриках. Города Ланкаширской провинции носят до сих пор на своем народонаселении отпечаток своего происхождения. Худосочная кровь го­лодных детей, которые были привезены из Рабочих до­мов южных провинций для обогащения буржуазии и ко­торых заставляли работать из-под кнута надсмотрщи­ков, очень часто с семи лет, видна еще теперь в хилом малокровном населении этих городов. Это продолжалось вплоть до 19-го века.

Наконец, чтобы помочь новым рождающимся промышленностям, парламент уничтожал своим законода­тельством местную промышленность в колониях. Так было убито ткацкое производство, которое достигло бы­ло высокой степени артистического совершенства в Ин­дии. Таким образом этот богатейший рынок был отдан в распоряжение английских коммерсантов. Выделка хол­ста в Ирландии была таким же образом убита, к выго­де хлопчатобумажников Манчестера.

Мы видим, следовательно, что если буржуазный пар­ламент, заботившийся об обогащении своих избирателей путем развития национальной промышленности, проти­вился в течение 18-го века тому, чтобы отдельные про­мышленники или отрасли английской промышленности обогащались в ущерб другим, то он все свое внимание отдал пролетаризации масс земледельческого населения Англии и колоний, которых он отдал на самую низкую эксплуатацию могущественных монополистов. В то же время, по мере сил, он поддерживал и покровительство­вал в Англии даже горнопромышленные монополии, установленные еще в предыдущем веке, как монополия угольных промышленников Ньюкастля, которая продер­жалась до 1844 года, и медная монополия, продолжав­шаяся до 1820 года.

 

VI

МОНОПОЛИИ В 19-м ВЕКЕ

 

С первой половины 19-го века начали возникать, под покровительством закона, новые монополии, перед кото­рыми старые были детской игрой.

Сначала внимание дельцов устремилось на железные дороги и на океанские пароходные линии, субсидируе­мые государством. Колоссальные состояния были созда­ны в течение немногих десятков лет в Англии и во Франции с помощью «концессий», полученных частными лицами и компаниями на постройку железных дорог, обыкновенно с гарантией известного дохода.

К этому прибавились большие металлургические и горнопромышленные общества для поставки железным дорогам железа на рельсы, железных или стальных мо­стов, подвижного состава и топлива — все эти общества умели получать баснословные доходы и страшно спеку­лировали приобретенными землями. За ними следовали крупные общества для постройки железных морских су­дов и для выделки железа, стали, меди для военного снаряжения и самого снаряжения: брони, пушек, ружей, холодного оружия и т. д.; затем предприятия для по­стройки каналов (Суэц, Панама и т. д.); и, наконец, то, что называют «развитием» запоздалых в индустрии стран, т. е. попросту грабежом их, при помощи субсидий от своего государства. Миллионеры фабриковались тог­да быстро, как грибы, наполовину — голодными рабочи­ми, которых расстреливали без всякой пощады или ссы­лали на принудительные работы, как только они делали малейшую попытку мятежа.

Постройка широкой сети железных дорог в России (начатая в шестидесятых годах), на полуостровах Евро­пы, в Соединенных Штатах, а Мексике, в республиках Южной Америки — все это было источником неслыхан­ных богатств, собранных посредством настоящего грабе­жа, под покровительством государства. Какое жалкое зрелище представлял, бывало, феодальный барон, когда он грабил купеческий караван, проходивший близ его замка! Теперь биржевые дельцы, грабили сразу миллио­ны человеческих существ при открытом содействии госу­дарства и его правительств, самодержавных, парламен­тарных и республиканских.

 

Но это было не все. Скоро к этому присоединились еще: постройка судов для торгового флота, субсидируе­мая различными государствами; пароходные линии, так­же субсидируемые; затем подводные кабели и телегра­фы; постройка туннелей и пересечение перешейков; ук­рашение городов, начатое в грандиозном масштабе при Наполеоне III; и, наконец, возвышаясь над всем этим, как Эйфелева башня над соседними домами, царили го­сударственные займы и субсидированные банки!

Весь этот танец миллиардов совершался при помощи «концессий». Финансы, торговля, война, вооружение, об­разование — все было использовано для создания моно­полий, для фабрикации уже не миллионеров, а миллиар­деров — владельцев миллиардов.

И пусть не стараются оправдать эти монополии и концессии, говоря, что таким путем люди все-таки вы­полнили и завершили многие полезные предприятия. По­тому что на каждый полезно затраченный миллион капи­тала для этих предприятий учредители компаний обре­меняли государственные долги тремя, четырьмя, пятью, иногда десятью миллионами. Стоит вспомнить только Панаму, где миллионы были выброшены, чтобы «пустить в ход» компании, и только десятая часть денег, внесен­ных акционерами, пошла на действительные работы по пересечению перешейка. Но что происходило с Панамой, происходит со всеми компаниями без исключения в Аме­рике, в Республике Соединенных Штатов так же, как и в европейских монархиях. «Почти все наши компании, железнодорожные и другие, — сказал Генри Джордж в своей работе «Прогресс и бедность», — перегружены таким образом. Там, где действительно пущен в дело доллар, выпускают облигации на два, три, четыре, пять и даже десять долларов; проценты же и дивиденды уп­лачиваются именно на эти фиктивные суммы».

И если бы только было это! Когда сформированы большие компании, то их власть над человеческими об­ществами такова, что ее можно сравнить только с вла­стью разбойников, захватывавших некогда дороги и бравших дань с каждого путешественника, будь он пешеход или начальник торгового каравана*. И с каж­дым миллиардером, появляющимся с помощью государ­ства, в министерства сыплются дождем миллионы.

 

* Генри Джордж в своей работе «Протекционизм и свободный обмен» привел следующий пример железного рудника в штате Мичигане. Собственники купили его, заплатив за землю по 15 фран­ков за десятину. Они уступили право добычи руды некоему Кольби, выговорив себе плату в 2 франка с тонны добытой руды. Кольби уступил это право акционерной компании «Морз и К°» за 2 фр<анка> 62 сант<има> за тонну, а «Морз» переуступил это Сельвуду за 4 фр<анка> 37 сант<имов> с тонны, Сельвуд не занимался сам разработкой рудника, но организовал это при помощи подряд­чика, которому он платил 62 1/2 сант<има> с тонны и которому добыча одной тонны руды стоила, считая все вместе (заработную плату, машины, надсмотр, администрацию), 50 сант<имов>, что давало чистой прибыли 12 1/2 сант<има>. Так как добыча дости­гала 1200 тонн в день, то это давало чистого дохода: 150 франков в день подрядчику, который сам добывал руду; 450 франков Сель­вуду; 8400 франков «Морз и К°»; 750 франков Кольби и 2400 фран­ков собственникам земли. Всего чистого дохода 12150 франков в день, сверх стоимости труда и прибыли, которую извлекал подрядчик из работы. Такова была цена монополии, гарантированной государством, т е излишек, который потребитель уплатил за то, что он дал государству право создавать монополии. Этот пример есть малый пример того, что в большом масштабе делается во всех концессиях на железные дороги, каналы, морские суда, подвижной состав, вооружения и т. д.

 

Грабеж народного богатства, который производился и производится с согласия и с помощью государства — особенно там, где еще остались естественные богатства для захвата, — просто ужасен и отвратителен. Нужно ви­деть, например, великую Транс-Канадскую железную дорогу, чтобы иметь представление о грабеже, одобрен­ном государством. Все, что есть лучшего в плодоносных землях великих озер Северной Америки или в больших городах на берегу рек, принадлежит компании, полу­чившей привилегию на постройку этой линии. Полоса земли в семь с половиной верст шириной, по обеим сто­ронам дороги на всем ее протяжении, была отдана капи­талистам, взявшим на себя постройку линии; и когда эта линия, подвигаясь к западу, достигла до малоплодо­родных равнин, то вместо полосы земли вдоль дороги столько же десятин было отведено в местах плодород­ных, где земля скоро достигла очень высокой стоимости. Там, где государство еще раздавало землю бесплатно новым колонистам, земли, отданные Транс-Канадской дороге, были разделены на участки в одну квадратную милю, расположенные, как черные квадраты на шахматной доске, среди земель, отданных государством ко­лонистам. В результате теперь квадраты, принадлежащие государству и отданные эмигрантам, все заселены, а земли, отданные капиталистам Транс-Канадской доро­ги, получили громадную ценность. Что же касается ка­питала, который, как предполагалось, компания затрати­ла на постройку линии, то он представляет собой, по общему мнению, сумму, раздутую в три или четыре раза» по сравнению с действительно затраченным капиталом:

Куда мы ни посмотрим, везде мы находим одно и то же настолько, что становится трудно указать хоть одно крупное богатство, обязанное своим возникновением только промышленности, без помощи какой-нибудь мо­нополии правительственного происхождения. В Соеди­ненных Штатах, как уже заметил Генри Джордж, найти такое богатство совершенно невозможно.

Точно так же громадное состояние Ротшильдов обя­зано всецело своим происхождением займам, сделанным королями у банкира-основателя этого рода, чтобы сра­жаться против других королей или против своих собст­венных подданных.

Не менее колоссальное состояние герцогов Вестмин­стерских обязано своим происхождением всецело тому, что их предки получили по простому капризу королей те земли, на которых теперь построена большая часть Лон­дона; и это состояние поддерживается единственно пото­му, что английский парламент, вопреки всякой справед­ливости, не желает поднимать вопроса о вопиющем при­своении лордами земель, принадлежащих английскому народу.

Что касается до богатств крупных американских мил­лиардеров — Астора, Вандербильта, Гульда; до королей трестов нефти, стали, рудников, железных дорог, даже спичек и т. д., — то все они ведут свое происхождение от монополий, созданных государством.

Одним словом, если бы кто-нибудь составил список богатств, которые были присвоены финансистами и дель­цами с помощью привилегий и монополий, созданных государством; если бы кто-нибудь сумел оценить богат­ства, которые были урезаны из общественного достояния всеми правительствами — парламентарными, монархиче­скими или республиканскими, чтобы отдать их частным лицам в обмен за более или менее замаскированную взятку, — то рабочие везде были бы глубоко поражены и возмущены. Получились бы неслыханные цифры, с трудом понимаемые теми, кто живет на свою скудную за­работную плату.

Рядом с этими цифрами, которые являются продук­том узаконенного грабежа, те, о которых нам красноре­чиво говорят трактаты политической экономии, — просто пустяки, выеденное яйцо. Когда буржуазные экономисты желают нас уверить, что в происхождении капитала мы находим несчастные копейки, накопленные, с лишениями для себя, хозяевами промышленных предприятий из доходов с этих предприятий, то или эти господа невеж­ды, или сознательно говорят то, что неправда. Грабеж присвоение и расхищение народных богатств с помощью государства, заинтересовывая в этом «сильных мира сего»,— вот истинный источник происхождения колос­сальных богатств и состояний, накопляемых каждый год землевладельцами и буржуазией.

 

— Но вы нам говорите, — возразят нам, может быть, — о захвате богатств в девственных странах, толь­ко недавно завоеванных для промышленной цивилиза­ции 19-го века. Дело обстоит совсем иначе в странах более зрелых в политической жизни, как Англия и Франция.

Между тем в странах передовых, с более развитой политической жизнью, происходит совершенно то же самое. Правительства этих государств находят постоян­но новые предлоги для ограбления граждан в пользу своих любимцев. Разве «Панама», которая обогатила стольких финансовых дельцов, не была чисто француз­ским делом? Разве она не была приложением знамени­той фразы «Обогащайтесь!», произнесенной Гизо; и ря­дом с «Панамой», которая окончилась скандалом, разве не было сотен подобных ей, которые процветают вплоть до наших дней? Нам стоит только вспомнить о Марокко, о Триполитанской авантюре, об авантюре на реке Ялу в Корее, о разграблении Персии и т, д. Эти акты высо­кого мошенничества происходят все время, и они пре­кратятся только после социальной революции.

Капитал и государство — два параллельно растущих организма, которые невозможны один без другого и про­тив которых поэтому нужно всегда бороться вместе — зараз против того и другого. Никогда государство не смогло бы организоваться и приобрести силу и мощь, ко­торую оно теперь имеет, ни даже ту, которую оно имело в Риме императоров, в Египте фараонов, в Ассирии и т. д., если бы оно не покровительствовало росту зе­мельного и промышленного капитала и эксплуатации — сначала племен пастушеских народов, потом земледель­ческих крестьян и еще позднее промышленных рабочих. Таким образом, эта страшная, колоссальная организа­ция, известная под именем государства, образовалась постепенно, мало-помалу, покровительствуя своим кну­том и мечом тем, кому она давала возможность захва­тить себе землю и обзавестись (сначала посредством грабежа, позднее при помощи принудительной работы побежденных) некоторыми орудиями для обработки земли или для производства промышленных фабрика­тов. Тех, у кого нечем было работать, государство за­ставляло работать для тех, кто владел землями, желе­зом, рабами.

И если капитализм никогда не достиг бы своей на­стоящей формы без обдуманной и последовательной под­держки государством, то государство, со своей стороны, никогда не достигло бы своей страшной силы, своей всепоглощающей мощи и возможности держать в своих руках всю жизнь каждого гражданина, какую оно имеет теперь, если бы оно не работало сознательно, терпеливо и последовательно над тем, чтобы образовался капитал. Без помощи капитала королевская власть никогда даже не смогла бы освободиться от церкви; и без помощи ка­питалиста она никогда не могла бы наложить свою руку на все существование современного человека, с первых дней его школьного возраста до могилы.

Вот почему, когда говорят, что капитализм начинает­ся с 15-го или 16-го века, то это утверждение может рассматриваться как имеющее некоторую полезность постольку, поскольку оно служит к утверждению парал­лелизма развития государства и капитала. Но факт со­стоит в том, что эксплуатация капиталиста существова­ла уже там, где были первые зародыши индивидуальной собственности на землю, там, где было установлено пра­во таких-то людей пускать скот пастись на такой-то зем­ле и, позднее, возможность обрабатывать такую-то зем­лю при помощи принудительного или наемного труда. Даже теперь мы сами можем видеть, как капитал ведет уже свою зловредную работу у пастушеских монгольских народностей (монголы, буряты), которые едва вы ходят из стадии родового быта. Действительно, доста­точно, чтобы торговля вышла из правил родового быта (в силу которых ничто не может быть продано одним членом рода другому того же рода); достаточно, чтобы торговля стала личной, чтобы уже появился капитализм. И когда государство (приходя извне или развиваясь в данном племени) накладывает свою руку на племя посредством налога и своих чиновников, как это оно уже делает с монгольскими племенами, то пролетариат и ка­питализм уже появились и неизбежно начинают совер­шать свое развитие. И именно для того, чтобы отдать кабилов, марокканцев, триполитанских арабов, египет­ских феллахов, персов и т. д. во власть капиталистов, привезенных из Европы, а также и местных эксплуататоров, — европейские государства делают теперь свои завоевания в Африке и Азии. В странах, недавно заво­еванных, можно видеть своими глазами, как государство и капитал тесно связаны между собой, как одно порож­дает другое, как они определяют взаимно свое парал­лельное развитие.

 

VII

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.