Летописание второй половины XIII-XVI вв.
В целом переписчики XIII-XV вв., благоговейно переписывавшие древние рукописи,
на самом деле сохраняли уже неосознаваемые эпизоды труднейшей, нередко кровавой
борьбы, и политической, и религиозной, столкновения Земли и Власти, и борьбу за Власть и
Собственность внутри господствующих слоев.
О монголо-татарском нашествии и разорении Руси в 1237-1240 гг. остались
отрывочные современные записи, в которых не всегда осознавались причины и последствия
страшных разорений и опустошений. Естественно, трагедия воспринималась как наказание
Божье за грехи. Но немногие, подобно владимирскому епископу Серапиону, могли
разъяснить, в чем же эти грехи заключались: не смогли собраться и объединиться для
достойной встречи врага, который пришел убивать и грабить. В позднейших сказаниях,
вроде «Повести о разорении Рязани Батыем», появятся герои сопротивления. Но это будет
уже в то время, когда призыв к борьбе мог быть услышан.
Пока же связь земель была практически разорвана, а во многих случаях разорвана и
связь времен. Это касается прежде всего Киева, где, по сообщению проезжавшего через
остатки города в Орду и далекий монгольский Каракорум римского посла монаха Карпини, в
1246 г. насчитывалось не более двухсот домов, а по всей округе оставались неубранные
останки погибших людей. Сам Киев надолго выпадал из поля зрения летописцев Северо-
Восточной Руси. Упадок, естественно, коснулся всей письменности, и не случайно в 1377 г. у
Лаврентия не нашлось списка летописи, по которой он мог бы восстановить истлевшие
строки и страницы оригинала 1305 г.
В XIV в. летописание продолжается в Новгороде, зарождается в Твери и Москве. Но
древнейший текст Тверской летописи — Рогожский летописец, сохранившийся в списке
середины XV в., оставляет впечатление подготовительных материалов для составления
свода. Обстоятельные записи отдельных лет и событий перемежаются многолетними
перерывами или же обрывками фраз, которые нелегко осмыслить и датировать.
О том, что в Москве в XIV в. велось летописание, сомнений у специалистов нет. Но
был 1382 г., нашествие Тохтамыша, когда Москва была разрушена и сожжена, а население ее
перебито или уведено в полон. Через два десятилетия составитель Троицкой летописи
запишет с болью: «Книг же толико множество снесено со всего города и из загородья и из
сел и в зборных церквах до тропа наметано, сохранения ради спроважено, то все без вести
створиша». Какие-то записи, конечно, велись и в других местах, и отдельные сюжеты
восстанавливаются с начала столетия со времен Даниила Александровича и Юрия
Даниловича. Но даже первоначальной записи о Куликовской битве мы не имеем. Из-за
обрывочности сведений позднейших летописей с трудом можно восстановить суть сложной
борьбы, развернувшейся в канун нашествия Тохтамыша, и только изгнание Дмитрием по
возвращению на пепелище митрополита Киприана и духовника Владимира Андреевича
Серпуховского Афанасия (ученика Сергия Радонежского) вскрывает глубину раскола на
Руси в это время.
Куликовская битва на протяжении столетий будет знаменем для сторонников
решительного противостояния Орде и Литве. Но к Литве склонялся не только Киприан. В эту
сторону смотрели оба Василия, сын и внук Дмитрия Донского, поскольку Софья Витовтовна
оказалась весьма политически активной женщиной. «Сказание о Мамаевом побоище» станет
на целое столетие своеобразным тестом: отношение к Дмитрию, татарскому игу и Литве.
Поскольку первичный текст не уцелел, его заменяли воспоминания и переделки, и Киприан,
конечно, не упустил возможности принизить — если не сказать более — своего антагониста.
Специалисты спорят: когда возникло внелетописное «Сказание»? Называются даты от
10-х гг. до конца XV в. И, видимо, все спорящие по-своему правы. Такова судьба наиболее
значимых в политическом отношении документов эпохи: противоборствующие стороны
исправляют их в нужном им направлении. И в окончательной редакции — это сочинение
конца XV в., когда даже татарский вопрос уже не был актуальным. Но оставался актуальным
литовский вопрос, а также слава и честь набиравшего силу государства.
Поиск по сайту:
|