Изменение теоретических основ отечественной исторической науки

В середине 80-х гг. отечественная историческая наука вступила в весьма сложный период развития, характеризующийся возникновением противоречивого положения. С одной стороны, наметился необычайно высокий общественный интерес к истории, с другой - произошло резкое падение престижа исторических трудов. Разрешение противоречия большинство историков связало с творческим прочтением трудов классиков марксизма-ленинизма. Реализации идеи творческого прочтения работ К. Маркса и В. И. Ленина призваны были служить публикации их ранее малоизвестных или же запрещенных произведении, в частности труда К. Маркса «Разоблачения дипломатической истории XVIII века». При этом выяснилось, что марксизм при трактовке истории России наряду с верными положениями включал в себя ошибки принципиального характера. Например, К. Маркс игнорировал роль внутренних факторов в истории Древнерусского государства, выдвинув явно ошибочное положение об исключительно варяжском составе дружин Рюриковичей и т. п. Приниженную характеристику дал он Ивану Калите, политику которого назвал «макиавеллизмом раба, стремящегося к узурпации власти». Не менее тенденциозна оценка деятельности Ивана III, который «не сокрушил иго, а избавился от того исподтишка». Московия же, по мнению К. Маркса, «усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso в искусстве рабства» (См.: Маркс К. Разоблачения дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 4).

Обращение к марксистским оценкам истории России еще более усугубило ситуацию. Поиск выхода из нее привел к идее альтернативности в истории, выборе путей общественного развития, наиболее полно выраженной в историко-методологических работах П. В. Волобуева. Он писал: «... исторический процесс во всех трех его составных частях и параметрах (прошлое, настоящее, будущее) не предопределен и не запрограммирован; он вероятностен. Его вероятностная природа проявляется и в многовариантности развития. Иначе он и не может протекать, так как общественные закономерности реализуются людьми в ходе их деятельности неоднозначно, а во множестве различных форм и видов («многих историй») в зависимости от конкретно-исторических условий, которые весьма разнообразны в каждую эпоху в разных странах и даже в каждой отдельной стране» (Волобуев П. В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. М., 1987). Одновременно была предпринята попытка рассмотрения альтернативности на примерах советской истории. Стали писать о повороте 1929 г. и альтернативе Н. И. Бухарина, позиции Л. Д. Троцкого и т. п. Одновременно в научный оборот были введены работы представителей ленинского окружения (Л. Д. Троцкий, Н. И. Бухарин и др.) с особой трактовкой марксизма.

Существенные изменения в осмыслении отечественной истории стали происходить в связи с публикацией трудов выдающихся русских философов и историков начала XX в., произведения которых позволили исследователям понять, что стремление к канонизации марксизма является его имманентной закономерностью (И.А. Ильин, С.Н. Булгаков, Н.А. Бердяев, В.С. Соловьев, С.Л. Франк, Ф.А. Степун, В.А. Розанов и др.). Уже С. Н. Булгаковым было показано, что марксизм «чужд всякой этике», так как обосновывает свои выводы и прогнозы, исходя не из требований этического идеала, а из самой действительности. Но он, же и «насквозь» этичен, так как, отвергая всякую религию, отвергает тем самым и религиозную нравственность, на место которой ему нечего поставить, кроме самого себя. Таким образом, возникает возможность самого тяжкого «застоя» в области общественных наук.

Публикация российских мыслителей начала XX в. способствовала складыванию понимания всего аморализма учения о классовой борьбе как двигателе истории. Идея К. Маркса и В. И. Ленина о необходимой смене оружия критики критикой оружия стала рассматриваться как своеобразное обоснование террора против инакомыслия во всех сферах общественной жизни. Установившееся в результате этого единообразие обеднило исследование исторической реальности, в первую очередь, исключив из процесса человека. С. Н. Булгаков писал: «Для взоров Маркса люди складываются в социологические группы, а группы эти чинно и закономерно образуют правильные геометрические фигуры, так, как будто кроме этого мерного движения социалистических элементов в истории ничего не происходит, и это упразднение проблемы и заботы о личности, чрезмерная абстрактность, есть основная черта марксизма, и она так идет к волевому душевному складу создателя этой системы» (Булгаков С. Н. Философия хозяйства. М., 1990).

Параллельно шла «реабилитация» зарубежной немарксистской философии истории и исторической мысли. В круг чтения российских историков вошли книги Ф. Броделя, Л. Февра, М. Блока, К. Ясперса, А. Дж. Тойнби, Э. Карра и др. При этом в их трудах достаточно четко просматривалось уважительное и объективное отношение к истории России, что явно противоречило основному тезису советской историографии о зарубежной литературе как о фальсификации исторического процесса. В этом плане показательно заявление Л. Февра: «...Россия. Я не видел ее собственными глазами, специально не занимался ее изучением и все же полагаю, что Россия, необъятная Россия, помещичья и мужицкая, феодальная и православная, традиционная и революционная, - это нечто огромное и могучее» (Февр Л. Бои за историю. М., 1991).

Описанные процессы привели к переосмыслению марксизма-ленинизма как теоретической базы исторической науки. Историками был поставлен вопрос: в какой мере марксистская теория формаций способствует углублению и прогрессу исторического познания? В ходе дискуссий многие охарактеризовали сведение всего многообразия «мира людей» к формационным характеристикам как «формационный редукционизм», ведущий к игнорированию или недооценке человеческого начала, в чем бы оно ни выражалось. Размышляя по этому поводу, А. Я. Гуревич писал: «... мировой) исторический процесс едва ли правомерно понимать в виде линейного восхождения от одной формации к другой, равно как и размещения этих формаций по хронологическим периодам, ибо так или иначе на любом этапе истории налицо синхронное сосуществование и постоянное взаимодействие различных социальных систем» (Гуревич А. Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. 1990. № 11). Кроме того, современная историческая наука приступила к изучению «малых групп», тогда как формационный подход к истории предполагает оперирование обобщенными понятиями, которые выражают высокую степень абстрагирования.

Развитие исторической науки в России поставило перед учеными задачу разработки гибкого и адекватного современной эпохе теоретического и методологического инструментария. Вышеуказанное противоречие выступает лишь проявлением этой тенденции. Попытки же его разрешения привели к расширению методологической базы отечественной исторической науки и началу складывания направлений и школ. Среди них, допуская определенную условность классификации, можно выделить:

1) марксистское направление, представленное во второй половине 1980-х – начале 1990-х гг. основной массой историков, как центра, так и провинции;

2) школа структурно-количественных методов (школа И.Д. Ковальченко и др.). Ее сторонники допускают и требуют: широкого подхода к объекту познания, разностороннего его рассмотрения; применения различных методов выявления, сбора, обработки и анализа конкретно-исторических данных; всесторонней интерпретации и обобщения результатов конкретно-исторического анализа.

При этом основная цель применения математического аппарата в исследованиях состоит в том, чтобы «в результате математической обработки и анализа исходных количественных показателей получить новую, непосредственно не выраженную в исходных данных информацию. Историко-содержательный анализ этой информации должен дать новые знания об изучаемых явлениях и процессах» (Количественные методы в советской и американской историографии. М., 1983);

3) школа «антропологически ориентированной истории», представители которой провозгласили, что «наиболее перспективными представляются современные школы гуманитарного знания, которые исследуют знаковые системы, присущие данной цивилизации, систему поведения принадлежащих к ней людей, структуру их ментальностей, их концептуальный аппарат, психологическую вооруженность». В своих исследованиях историки этого направления ориентируются на достижения историко-психологической школы дореволюционной России (Л. П. Карсавин, П. М. Бицилли), французской, а ныне международной, школы «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ф. Бродель, Ж. Дюби) и западногерманской школы «повседневной истории».

Кроме того, во второй половине 80-х - начале 90-х гг. наметилось возрождение региональной историографии, связанное с крахом Идеи унификации исторической науки. Несмотря нa наличие кризисных явлений в провинциальной исторической мысли, исследователи заговорили о своеобразии и специфике местной истории.

Поиск по сайту: