Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

в поэзии серебряного века.

 

 

Кафедра русской и зарубежной

литературы

 

Преподаватель: кандидат наук, доцент

Видишева Валентина Петровна

 

Студентки ФРЯиЛ группы Л-1:

Меньшакова Ирина

Авакумова Анна

 

 

 

Самый конец XIX — начало XX века в поэтическом восприятии «Слова» характеризуются вниманием к трагической стороне памятника — гибели Игоревой дружины в бескрайней дикой степи. Вместе с тем «Слово» осмысляется как явление русского поэтического гения, прошедшее через века и события и оставшееся таким же неизменно прекрасным, как и при своем создании.

 

 

Отдельные реминисценции из «Слова» встречаются в прозе И. А. Бунина. Позже, в 30-е годы XX века, «Слово» найдет отражение в «Жизни Арсеньева». Но основным, большим поэтическим откликом на «Слово» в творчестве Бунина является его стихотворение «Ковыль» 1894 года. Ковыльная степь напоминает поэту далекое прошлое русской истории, поход Игоря на половцев. Поэтические образы стихотворения перекликаются с поэтикой «Слова», И. А. Бунин использует некоторые стилистические обороты «Слова», отдельные его выражения. Эпиграфом к стихотворению взята фраза «Слова»: «Что ми шумить, что ми звенить давеча рано предъ зорями?»

 

Слово занимало в творчестве Бунина большое место. В. Н. Муромцева-Бунина, описывая жизнь Бунина в кон. 1880-х в Харькове у брата Юлия, отмечает: «Но времени он не терял: по утрам проводил несколько часов в библиотеке, где стал знакомиться и с литературой по украиноведению, читал и перечитывал Шевченко, от которого пришел в восхищение, но больше всего его увлекало „Слово о полку Игореве“, которое он изучал. Оценив „несказанную красоту“ этого произведения, решил побывать во всех местах, где происходила эта поэма. Многое он запомнил наизусть и часто читал целые куски Юлию, когда они после обеда отдыхали в их каморке, особенно восхищаясь „Плачем Ярославны“ (Жизнь Бунина... С. 97). В автобиографической заметке, рассказывая о полтавском периоде своей жизни в нач. 1890-х, Бунин писал: «...к этому же времени относится и мое увлечение Флобером, а наряду с этим — „Словом о полку Игореве“, малорусскими „думами“...» .

Отражением стремления Бунина побывать в местах, описанных в Слове, является его рассказ 1895 «На Донце», которому предпослан эпиграф из Слова: «О, Донче! Не мало ти величия... одевавшу его теплыми мъглами». Бунин описывает в этом рассказе свое паломничество на Пасху в Святогорский монастырь на Донце. Рассказывая о пути от Славянска к Святым Горам, он восклицает: «В южных степях каждый курган кажется молчаливым памятником какой-нибудь поэтической были. А побывать на Донце, на Малом Танаисе, воспетом „Словом“, — это была моя давнишняя мечта. Донец видел Игоря, — может быть, видел Игоря и Святогорский монастырь». В конце рассказа, описывая величественное впечатление от открывающихся взору далей с высокого берега Донца, Бунин вспоминает Слово еще раз: «То-то, должно быть, дико-радостно билось сердце какого-нибудь воина полков Игоревых, когда, выскочив на хрипящем коне на эту высь, повисал он над обрывом, среди могучей чащи сосен, убегающих вниз».

По свидетельству А. В. Бахраха, записывавшего высказывания Бунина, последний говорил о Слове: «Я думаю, что ни одна западная литература того периода не достигала поэтических высот „Слова о полку Игореве“. Но надо быть русским, чтобы это ощутить. Вот Мицкевич пытался переводить „Слово“ и не сумел — оно непереводимо. Есть много поэтических творений, которые теряют прелесть, если лишить их природных архаизмов. „...Святослав мутен сон виде...“ — разве это то же самое, что „мутный сон“? Ведь „Слово“ даже и на современный русский язык переводить кощунственно».

Мудрый Мазон долго работал над «Словом» и пытался доказать в силу каких-то внелитературных причин его апокрифичность. Боже, какая ересь! Только иностранец мог не почувствовать органическую ткань этого памятника» (Бахрах Александр. Бунин в халате).

Два стихотворения Бунина непосредственно связаны со Словом, 1894 датировано стихотворение Б. «Ковыль». Ковыльная степь наводит поэта на размышления о далеком прошлом русской истории, о походе Игоря в Половецкую степь.

 

А путь бежит... Не тот ли это шлях,

Где Игоря обозы проходили

На синий Дон?

Не в этих ли местах,

В глухую ночь, в яругах волки выли,

А днем орлы на медленных крылах

Его в степи безбрежной провожали

И клектом псов на кости созывали,

Грозя ему великою бедой?

 

В 1895 в ж. «Труд. Вестник литературы и науки» под названием «В южных степях» опубликован другой вариант этого же стихотворения, еще теснее связанный со Словом. Здесь, в частности, добавлена новая строфа:

Что шумит задолго пред зарею?

Что колышет ветер в темном поле?..

То в степи шуршит трава сухая,

То ползут над сумраком с курганов

И белеют смутные туманы...

Или там не Игорь ли ночует?

Не Кончака ль белая палатка?

Не опять ли веет буйный ветер

Над глубоко спящими полками,

Не ковыль ли старый и дремотный

Все качает, клонит и качает,

Вежи половецкие вздымает

И бежит — звенит старинной былью?

 

Второе стихотворение — «Князь Всеслав», датируемое 1916, восходит к образу полоцкого князя Всеслава Брячиславича в Слове, Бунин повторяет здесь отдельные фразеологизмы Слова:

…Да не в час он сел на княжьем месте:

Лишь копьем дотронулся стола…

 

 

В 1898 году К. К. Случевский в стихотворении «Ты не гонись за рифмой своенравной...» обращается к поэтическому образу плачущей Ярославны, раздумывая о непреходящей ценности поэзии. В том же году на это стихотворение Случевского откликается Владимир Соловьев и пишет «Ответ на „Плач Ярославны“», в котором говорит о вечности поэтических творений:

 

...Пускай Пергам давно во прахе,

Пусть мирно дремлет тихий Дон:

Всё тот же ропот Андромахи,

И над Путивлем тот же стон.

 

О силе поэтического образа Ярославны, созданного поэтом в «стародавние» времена, но вечно живого, воплощающего в себе образ русской женщины, пишет в своем стихотворении «Певцу Слова» Валерий Брюсов в 1912 году:

 

...Стародавней Ярославне тихий ропот струн.

Лик твой древний, лик твой светлый, как и прежде, юн.

Иль певец безвестный, мудрый, тот, кто Слово спел,

Все мечты веков грядущих тайно подсмотрел?

Или русских женщин лики все в тебе слиты?

Ты — Наташа, ты — и Лиза, и Татьяна ты!

 

Разнообразие и глубина поэтической деятельности Брюсова поставили его в ряд крупнейших деятелей культуры нач. XX в. Поэтому уже самый факт обращения Брюсова к Слову имеет важное значение в истории бытования памятника в культуре и литературе нового времени. В 1912 Брюсов написал стихотворение «Певцу „Слова“». Сюжетное содержание этого 16-строчного стихотворения — Плач Ярославны, но главная мысль его гораздо шире. Брюсов подчеркивает, что автор Слова, создавший поэтическое произведение непреходящего значения, в образе Ярославны предвосхитил самых проникновенных героинь русской классической литературы уже XIX в.: Татьяны из «Евгения Онегина» Пушкина, Наташи Ростовой из «Войны и мира» Толстого и Лизы Калитиной из «Дворянского гнезда» Тургенева:

 

...Иль певец безвестный, мудрый, тот, кто Слово спел,

Все мечты веков грядущих тайно подсмотрел?

Или русских женщин лики все в тебе слиты?

Ты — Наташа, ты — и Лиза, и Татьяна — ты!

На стене ты плачешь утром... Как светла тоска!

И, крутясь, уносит слезы песнь певца — в века!

 

 

У А. Блока непосредственных заимствований из «Слова» или откликов на «Слово о полку Игореве» нет. Но отдельные поэтические места в его произведениях, по-видимому, восходят к поэтике «Слова». Вероятно, «Дева Обида» «Слова», «плещущая лебедиными крыльями» и прогоняющая счастливые времена, навеяла поэту такую строфу в «Скифах»:

 

Вот — срок настал. Крылами бьет беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет — не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!

 

Отдельные обороты в цикле стихов Блока «На поле Куликовом» и в стихотворении «Новая Америка», которые входят в книгу стихов «Родина», возникли у поэта вероятно не без влияния поэтики «Слова о полку Игореве». Это картины ковыльной степи, кричащих лебедей, образы воинской символики:

 

Не вернуться, не взглянуть назад.

За Непрядвой лебеди кричали,

И опять, опять они кричат...

————

Опять с вековою тоскою

Пригнулись к земле ковыли,

Опять за туманной рекою

Ты кличешь меня издали...

(«На поле Куликовом»)

Нет, не видно там княжьего стяга,

Не шеломами черпают Дон,

И прекрасная внучка варяга

Не клянет половецкий полон...

Нет, не вьются там по ветру чубы,

Не пестреют в степях бунчуки...

Там чернеют фабричные трубы,

Там заводские стонут гудки.

(«Новая Америка»)

 

В творчестве Блока интерес к древнерусским сюжетам, образам и мотивам проявился уже в ранних стихотворениях — «Гамаюн» и «Сирин и Алконост». Здесь образы «вещих птиц» восходят к средневековой традиции, но они восприняты поэтом главным образом через посредство картин В. М. Васнецова. Сопряженность в поэтическом сознании Блока фольклорных и литературных произведений разных эпох и стилей, его представление о «вечном возвращении» исторических явлений и событий позволяют исследователям говорить о полигенетичности блоковских цитат и реминисценций, дающих отсылку одновременно к нескольким различным контекстам. В связи с этим обращения Блока к тексту Слова не всегда могут быть однозначно выделены в его произведениях. В ряде случаев, однако, исследователям удалось обнаружить прямое использование Блоком текста памятника. Первое по времени такое обращение Блока к Слову относится к 1907 года: «...Что мне поет? Что мне звенит? Иная жизнь? Глухая смерть?» (ср.: «Что ми шумить, что ми звенить давечя рано предъ зорями?»). Как отметил Смирнов, здесь цитата из Слова превращает авторский текст «в одну из реализаций вечной темы загадок бытия».

 

Наиболее подробно рассмотрено исследователями соотношение блоковского цикла «На поле Куликовом» со Словом. Созданный Блоком в 1908 цикл «На поле Куликовом» использует памятники древнерусской литературы наряду с фольклорными текстами. Евреинова, рассматривавшая «На поле Куликовом» в сопоставлении главным образом со «Сказанием о Мамаевом побоище», обнаружила три случая использования поэтом Слова: «закат в крови» у Блока восходит к тексту «кровавыя зори светъ поведаютъ»; «освежила пыльную кольчугу на моем плече» — к тексту «утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле»; «как волк под ущербной луной» — к тексту «скачут акы серыи влъци въ поле» и к образу Всеслава Полоцкого. Так., напр., исследователь Стеллецкий видит использование Слова поэтом в первом стихотворении цикла «На поле Куликовом» на лексич. уровне в том, что из 88 значимых слов стихотворения ок. 50 так или иначе связаны с лексикой древнерусской поэмы. В работе Стеллецкого есть в то же время и ряд новых убедительных сопоставлений текстов «На поле Куликовом» и Слова:

«Идут, идут испуганные тучи» — ср. «Чръныя тучя съ моря идутъ» ;

«Орлий клекот над татарским станом / Угрожал бедой» — ср. «Орли клектомъ на кости звери зовутъ»; «Опять с вековою тоскою / Пригнулись к земле ковыли» — ср. «Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось» и др. Наиболее полно и корректно сличение стихов Блока с древнерусским памятником было проведено в статье Левинтона и Смирнова (1979). Исследователи провели сопоставление текстов не только на лексич., но и на семантичном уровне, отметив заимствования из Слова в цикле «На поле Куликовом» метафор «битва — брачный пир» и «битва — молотьба», мотива прислушивания к звукам битвы и др. В строках «Светлый стяг над нашими полками / Не взыграет больше никогда» авторы опознали отсылку к Слову («падоша стязи Игоревы»), причем слово «полками» здесь выступает как метонимия названия источника. Левинтон и Смирнов указали также на использование поэтом оборота Слова «лебеди роспущени» в стихотворении 1910: «Соколов, лебедей в степь распустила ты — Кинулась из степи черная мгла».

 

 

С. Есенин обращается к «Слову о полку Игореве» в своей статье «Ключи Марии». Для него «Слово» — гениальный памятник древнерусской литературы, у которого нужно учиться поэтическому мастерству. По свидетельству многих современников, Есенин знал все «Слово» наизусть, восторгался его поэтическим совершенством.

 

Характерно восприятие «Слова о полку Игореве» в поэзии и прозе первых революционных лет. Молодая советская литература нашла в «Слове» богатый материал для картин героической борьбы за советскую власть.

Повесть Б. Лавренева «Кровный узел» (1919) во многих местах представляет собой, по существу, своеобразную поэтическую переработку «Слова о полку Игореве», обращенную автором в современность.

Мотивы «Слова» видны и в описании природы, и в описании батальных сцен, и в символике художественных образов. Белогвардейская конница рисуется как половецкие орды, а зловещий Див «Слова» трансформируется в двуглавого орла: «Яростными половецкими чамбулами летели отчаянные конники от Дона, от моря Тмутараканского к живой сердцевине страны. О славе веков, о силе, о хищной мощи владык лепетали белые шелка знамен, увитых черно-оранжевыми лентами, увенчанных крестами... И над конными ордами, не видимая никем, ширяла черноперыми острыми крыльями когтящая Див-птица с двумя коронованными головами». Ярко и удачно переосмысляются автором такие поэтические пассажи «Слова», как «черна земля под копыты», как описание доблести воинов-курян, как призыв «Слова» «загородить полю ворота» и многие другие.

 

Нашла отражение и образная система «Слова» и вся поэтика памятника в «Падении Даира» А. Малышкина (1921). Как и у Лавренева, у Малышкина использована героико-патриотическая сторона «Слова о полку Игореве».

Есть ряд реминисценций из «Слова» в книге Н. Никитина «Бунт» (1923). Яркие картины природы, слитой с судьбой людей, с происходящими событиями, характерные для поэзии «Слова», батальные сцены «Слова» были удачно использованы Эд. Багрицким в «Думе про Опанаса». Затмение солнца предвещает беду — смерть Когана:

 

Смотрите, солнце встает, ребята,

Такое туманное, как в пыли.

 

Имеется в поэме такой отрывок, непосредственно связанный с образной системой «Слова»:

 

Прыщут стрелами зарницы,

Мгла ползет в ухабы.

Брешут рыжие лисицы

На чумацкий табор.

За широким ревом бычьим

Смутно изголовье.

Див сулит полночным кликом

Гибель Приднестровью.

 

 

Константин Бальмонт интересовался славянскими и русскими древностями. Поэтому к циклу стихов «Злые чары. Книга заклятий» (1906) Бальмонт дает эпиграфом отдельные строки из текста Слова:

 

Долго ночь меркнет; заря свет запала; мгла поля покрыла...

Кровавые зори свет поведают, черные тучи с моря идут;

хотят прикрыти четыре солнца;

а в них трепещут синии молнии

 

В 1930 опубликован стихотворный перевод Слова. Бальмонт перевел «Слово» четырехстопным хореем, для придания эпической тональности переводу, два стиха объединил в одну строку. В публикации помечено время работы Бальмонта над переводом: «20—24 декабря 1929—24 апреля 1930. Капбретон». В предпосланном переводу посвящении Бальмонту пишет: «Мой трудный и легкий, смиренный и дерзостный, давно задуманный, сладостный мой труд — стихом наших дней пропетое „Слово о полку Игореве“ — с признательностью за тонкое соучастие, — посвящаю профессору Николаю Карловичу Кульману. К. Бальмонт». В СССР перевод Слова Бальмонта впервые был напечатан в 1967 по фотокопии с парижской публикации 1930 года.

 

 

С момента открытия и особенно издания «Слова о полку Игореве.» начинается новый этап в литературной судьбе памятника: он не только становится в центре внимания исследователей-специалистов, но и воскресает в своей живой художественной действенности: завоевывает признание крупнейших поэтов и критиков (Белинский и др.), становится объектом подражаний и вольных стихотворных переводов, вдохновляет художников других областей искусств (живописи, музыки). Изучение всего этого материала получило уже некоторое отражение в научной литературе (В.В.Сиповский, С.Шамбинаго и др.).

 

 

Источник: Энциклопедия «Слово о полку Игореве»

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.