Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

МАЛЫЙ НЕ ВЕНОК СОНЕТОВ



№ 1

 

Когда бы проживали мы в лесу,

В брошенной на произвол судьбы избушке,

Разросшиеся джунгли год за годом

Нас поглощали б. И когда-нибудь

 

Мы стали б по весне вдруг покрываться

Зелёной, клейкою листвой, сквозь нас

Прорастали бы мать-мачеха, ромашки,

Тысячелистник… Может быть, сирень.

 

Мы стали б частью дикой и непобедимой

Природы. Наша кожа превратилась

Бы в кору. На наших хвойно-лиственных руках

 

Качались бы детишки на корявых

Качелях самодельных. Я прошу тебя, о! Боже!

Чтоб к нам с ней, сросшимся корнями, не приходил Железный Дровосек….

 

№ 2

Наверное, мне надо жить в селе.

Быть старостой церковным. В сельской школе

Преподавать словесность. Вечерами

Играть с помещиками и попадьёю в бридж.

 

Весной с утра приветствовать селян,

Бредущих хмуро засевать пшеницу,

А вечерами смутно ощущать

Своё родство с цветущею природой….

 

Мне выделил Господь иной удел –

Нервный блюз урбанистический на хриплом,

Бездарном саксофоне грустно слушать

 

И подбирать к нему жестокие слова,

Единственные точные… Я – вечный

Скиталец городов. Единственная гавань – это Ты.

 

 

№ 3

 

Здесь недалёк и скучен горизонт.

Залив, река, чухонские болота.

И острова, где проживаем мы…

И миллионов пять ещё таких же

 

Невольных или вольных бедолаг,

По-муравьиному спешащих на работу,

Толпящихся и дремлющих в метро,

Влюблённых, глупых, нервных, незамужних…

 

Когда-нибудь из диких азиатских

Пустынь сюда прискачут нео-гунны.

Наш Третий Рим (или четвёртый Рим)

 

Падёт без боя. Молча. Обречённо.

Я буду умолять свою Фортуну,

Что б нас с тобой, обнявшихся навеки, одна стрела пронзила навсегда.

 

№ 4

Мой предок героически повис

В петле соседней с братом Сашей

Ульяновым. Его племянник, мой

Дед сражался в знойном Туркестане

 

За те же идеалы. Мой отец

Спивался в кутерьме шестидесятых

Под песни Галича и безобразный бред

Хэмингуэя, и под сказки о ХХ-ом

 

Съезде КПСС… Я, стало быть, один

В семье – урод. Не патриот, не космо-

Полит, не либерал, не коммунист…

 

Уже седой, но всё ещё влюблённый

Бродяга-жлоб, мечтающий о счастье…

… о счастье, моя радость, рядом с Тобой.

 

 

№ 5

Тот город, где я нынче проживаю,

Безумен и опасен для здоровья,

Как, впрочем, все почти столицы мира.

Такое назначенье у столиц.

 

Я выхожу на улицу печально.

По сторонам одних безумцев вижу,

Трагических, смешных и обречённых.

Но нет ни диспансера, ни врача,

 

Чтоб излечить себя от этой боли.

Мы все обречены носить с собою

Болезни, предназначенные нам

 

Судьбой, Природой, злым экспериментом

Людей в халатах белых. В этом злостном

И замкнутом кругу противоядье одно –

…………………………………… и только Ты.

 

 

№ 6

 

 

Я вновь посетил эту местность бесстыдной любви,

Гнилой парадиз бесконечно петляющих улиц,

Каналов с водою стоячей, заросших болотною ряской,

Где служит Харон престарелым таксистом речным.

 

Я снова увидел пейзаж в этом жёстком гранитном багете,

Который любую нестойкую психику вмиг поразит

Инфекционным безумьем, стремленьем обняться и слиться

С аркадией архитектуры, взрастающей здесь мухоморами. Sic!

 

Сей мир не подвластен столетьям. Здесь тление полураспада

Естественно, словно дыханье. Здесь бродят посланники Ада

Бесцельно, смешно, беззаботно. Для них этот брошенный край –

 

Заманчивая синекура, где даже не нужно халтурить,

Чтоб души улавливать в сети. Они туда сами плывут.

Здесь призрачно всё и бессмысленно… Если б не Ты.

 

 

№ 7

Надеюсь, мне будет дано умереть в этом городе строгом,

Холодном и чопорном, лживом и ласковом, где безнадёжно

Искать оправдания буйной фантазии некогда властной

Династии полубезумных и полунерусских царей.

 

Я выберу местом погоста печальный Аптекарский остров

В извечном блокадном убранстве разваливающихся домов.

На набережной Песочной, щекой припадая к асфальту,

Я выпущу душу на волю. Пускай полетает она

 

Над вечно промозглой Отчизной, где бродит народ равнодушный

В отчаянных поисках хлеба насущного по лабиринтам

Каналов, бульваров, проспектов, и не замечает друг друга.

 

Пускай, пролетит под мостами, как сталинский сокол Чкалов,

Над парками и садами, над кладбищами в туманах…

Возможно пред тем, как подняться в небесные адские кущи, она повстречает Тебя…

 

ПОЭМА ПЛОТНИКА

А. Б. Николаеву

I

Если что-то и стоит писать, только ради того,

чтобы в этой шикарной пустыне джинсового глупого Бога

некий Плотник (очкарик, блондин, что скорее всего)

в круговерти иллюзий, депрессий, вокзалов, газет и налогов,

на рассвете дежурного дня близорукий рассеянный взгляд

бросил в сторону вывески пыльной с хронической надписью «ВИна»,

и спросонья с похмелья, сместив ударенье назад,

прочитал бы «ВинА»

…и пространство, привычное нам,

с точки этого зренья трезвеющим взором окинул.

 

II

Если это случиться, то Плотник узрит без труда

в нашем хмуром краю недостаточность острых предметов.

Здесь прямые углы заполняют собой города,

образуя колодцы дворов, коридоры проспектов.

Здесь унылые плоскости крыш увенчали строений размах.

Даже редкие шпили спасти не способны от скуки.

Здесь унылые плоскости мыслей едва копошатся в умах

и унылую плоскость груди скучной ласке подвергли унылые руки.

Но страшней плоскостей и углов в нашей грустной земле

то, чего не смогли оценить Лобачевский с Евклидом:

всё стремится к нулю, замыкается жизнь на нуле.

Здесь царит геометрия круга, и это вполне очевидно.

Идеальная форма. Все споры ничтожно пусты.

Самый универсальный и всепоглощающий принцип.

Здесь округлая плавная речь, здесь круглы животы

у беременных женщин и их респектабельных принцев.

Здесь на круглых тарелках круглятся созревшие к сроку плоды,

с круглых дисков и лент льётся музыки многоголосье,

круг мишени стрелки украшают кружочками дыр

и движение здесь происходит на круглых колёсах.

Здесь в огромном почёте кругляшки монет (чем их больше, тем радостней вы…).

А за подвиг у нас награждают кружочком медали.

Главным признаком Бога мы сделали круглое нечто вокруг головы…

Продолжать этот список округлый есть смысл едва ли.

Стоит только добавить:

у каждого здесь – круг друзей, круг забот и долгов

на любом континенте с завидным, ей-ей, постоянством.

Даже форма планеты есть шар, то есть сумма кругов.

Безысходность – исходная форма такого пространства.

 

III

 

Но пространство – пустяк. Ерунда. Ведь пространство придумала Смерть.

Просто надо куда-то укрыть завершивших бытийные акты.

Время – главное в наших краях. И уж, если смотреть

в корень жизни, то Время здесь – определяющий фактор.

Плотник взглянет на Время… И что же откроется взору его?

Повторяются прочно забытых эпох роковые приметы:

вновь на трёх континентах очаги «ограниченных войн»,

а в мозгах доминирует вновь ожидание свето-

преставленья. А в области вкусов и мод

ретро-стиль стал всеобщей и невытравимой заразой.

Рок'н'ролл и Вертинский вновь дают миллионный доход.

Плюс к тому – мини-юбки вернулись (правда, уж без былого экстаза).

И такие возвраты естественны: жизни по кругу бегут.

Мы считаем круги – от зимы до зимы, от заката и до заката.

Форма Времени – круг. Так легко заблудиться в кругу…

…и затравленно мечутся стрелки в кольце циферблата.

 

IV

 

Эти зрелища Плотника болью такою пронзят,

что не станешь желать и врагу.

Он неверной рукою поправит очки

и воскреснет из сомнамбулизма.

Страшный и неотвязный вопрос загорится в мозгу:

«Неужели бессмысленность круга и есть пресловутый смысл жизни

Плотник грустно закурит,

присядет на землю,

вспомянет небожию мать

и откроет такое,

что сам обалдеет с испуга…

Круг и создан таким безысходным затем,

чтоб его непременно прорвать!

Даже, если во имя создания нового круга.

Ибо круг – это ноль, то есть форма петли,

и сжимаясь на глотке земли,

он грозит превратиться в последнюю,

непоправимую точку

всех на свете Книг Бытия.

Нет, бессмысленны не нули,

но отказ от прорыва кругов всех мастей и размеров!

Заочно

Плотник плюнет в лицо всем философам мира, вернётся домой

и поведает самой прекрасной из женщин о том,

что отныне в душе как заноза.

Чутко выслушав всё, она скажет в ответ: «Милый мой!..

Я тебя понимаю…

Он будет у нас…

Обязательно сын…

…где-то к первым морозам.»

 

V

 

Если что-то и стоит писать,

только ради того…

август 1983 / июнь 1984

 

 

СОНЕТ ПЛОТНИКА НА СМЕРТЬ

ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ

 

Казнить юродивого для услады бабы…

Конечно, – грех. Но, кто посмеет вслух

о том сказать? Лишь, кто рассудком слабый.

А слышавший прикинется, что глух.

 

Конечно, баба толстовата… и стареет…

Но как танцует, раздувая плоти жар,

великолепный сучий экземпляр,

зовущийся царевной Саломеей!..

 

Верши же, Ирод, свой прощальный пир!

Ты не поймёшь, как страшен этот мир

в наследственном своём сомнамбулизме…

 

Где даже у пророков смерть (увы!) –

всего лишь отсеченье головы,

а не итог всей предыдущей жизни…

1984

Х О Л О К О С Т

Борису Берковичу

БИРОБИДЖАНСКИЙ СОНЕТ

Земля обетованная от Сталина,

последняя окраина Империи…

Река Амур, весенние проталины…

…и лагеря. И лагеря, и тень Л. Берия

 

за каждым гражданином в штатском платье,

за каждым домом Оскара Нимейера…

Гортанью стиснутой ты чувствуешь объятья

железные, имперские. Поверил ли

 

в идеи коммунизма или выслан был

из Малороссии – финал один для всех:

ЧеЭсИЭр или ИЭр, шаламовская быль,

 

Дальлаг вас ждёт всегда… и нервный смех

потомков иерусалимских, чудом

в Израиль истинный прорвавшихся оттуда.

 

16.03.05

ОДЕССКИЙ СОНЕТ

Научили пилить на скрипочке,

выставили на площадь,

лабал румынские трели –

не отправили умирать в Освенцим.

 

Когда пришли освободители в 44-ом,

лабал «Катюшу» и «Молдаванку».

Сына отдал учиться в Медицинский;

когда увидел диплом хирурга – был совершенно счастлив.

 

В 53-м сына отправили в Магадан,

в 56-м забыли реабилитировать до 68-го.

В 70-м они рванули в Штаты, чтоб сын доработал до пенсии санитаром в морге.

 

Отец лабал на Брайтоне «Катюшу» и «Молдаванку», собирая мелочь в хасидскую шляпу,

и вспоминал свои самые счастливые дни:

Одесса, площадь перед театром, румыны ему аплодируют…

25.02.05

 

 

ВАРШАВСКИЙ СОНЕТ

Я вижу во сне до смертельного ужаса серый и пыльный варшавский рассвет
44-го года, когда Советская Армия предала своих польских братьев.

Когда никчёмных евреев бросили гибнуть в грязном гетто, где не было и нет
никудышного счастья жидовского им. Марка Шагала и Шолом-Алейхема. Злые объятья

старушки с косою заточенной за левым костлявым плечом
полюбовно смертельны. Ласкового безнадёжны. Безвыходно удушливы.
Только дети... Дети-то здесь причём?!
А их эсэсовцы косили в первую очередь короткими очередями... Как-то скучно

жить в этом пошлом мире, из которого некуда убежать...

Остаётся только горько вздохнуть: эх, так твою благословенную мать!..
Да, пошли они, все эти Рокоссовские-Тухачевские!!!


Сегодня в Варшаве, отстроенной заново, практически нет евреев.
Дворники жгут мусор в железных бочках, и это греет
чёрствую душу питерского бастарда, что прибыл с проспекта Невского...

 

30.01.2005

 

ПРАЖСКИЙ СОНЕТ

Ночью в Праге готической боязно даже при свете полной Луны.

Ночью в Праге скрипят подворотни и ухает филин.

Ночью прячутся ангелы в норах этой тревожной, нервозной, глухой тишины.

Ангелам тоже бывает страшно, и здесь бессилен

 

даже седобородый оберкапо (погоняло «Яхве»). Не выгонишь ангелов на работу,

когда маршируют по Карлову мосту скелеты солдат,

сожжённых в гетто, расстрелянных в гетто, повешенных в святую субботу.

Круглобокая тень бессмертного Швейка возглавляет этот мертвецкий парад.

 

Оправляя шинельку дырявую, он сам своей роли не рад.

И ты, узнав командарма, не рукоплещешь в ажиотаже.

Костьми прогнившими клацая, мимо проходят колонны мёртвых солдат

 

38-го, 45-го, 68-го. В пивницах пражских

безлюдно нынче… Не до «праздроя» свежего, не до хоккейного стресса…

Марширует по улицам авангард социального прогресса.

 

08.02-02.03.05

ОСВЕНЦИМСКИЙ СОНЕТ

Здесь не растут цветы

и не поют птицы.

Здесь, откуда бы ты

ни прибыл, ты – за границей.

 

За границей Добра и Зла,

на территории Смерти,

где сожжены дотла

Януш Корчак и дети.

 

И ещё миллион

пархатых сограждан.

За то, что они пархаты, и вон

 

сколько их ещё недожжённых бродит…

Здесь столько пепла, что невольно испытываешь жажду.

Здесь, если и можно стихи, то только такие выходят.

17.02-03.03.05

ТЕЛЬ-АВИВСКИЙ СОНЕТ

Здесь по улице Жаботинского, который первым сказал «Поехали!»,

бродят печальные старцы в чёрных шляпах и белых пейсах.

Их фамилии начинаются на последние буквы латинского алфавита:

Трибулович, Яшке, Вайнштейн, Цуккерман…

 

Их спасла от смерти анекдотическая немецкая педантичность.

Их попросту не успели засунуть по списку в печи –

подгребли союзники и накормили тушёнкой.

Холокосту достались Арнштамы, Бронштейны, Эрлихи и Кацы.

 

Печальные старцы греют кости в вечнозелёном Тель-Авиве,

в священном Иерусалиме, в суетливой Хайфе.

Печальные старцы по-прежнему панически боятся смерти.

 

Они даже музей Холокоста предпочитают держать в заморском Нью-Йорке.

Они жгут по погибшим свечи в синагоге каждую субботу

и сушат сухари, сушат сухари, сушат сухари… Ежедневно.

Февраль 2005

 

 

СТРАННИК В НОЧИ

(моногатари в 11 танка)

 

1. Луна, укрывшись за Фудзи,
делает вид, что ночами
нет светил, кроме звёзд -
расколовшегося на мелкие брызги
зеркала солнца.

 

2. Если ночью смотреть на Фудзи,
не зная, что гора укрыла Луну,
видишь лохматую голову великана,
у которого спутанные кудри сосен
сочатся серебряным туманом.

 

3. Когда твой конь устаёт
настолько, что даже пешим
ты двигаешься быстрее,
вдруг понимаешь – на склоне
Фудзи усталость тебе разожгла костёр.

 

4. Издалека огонёк костра
во тьме напоминает пляску демонов…
Еле ступая, дремлет твой верный конь.
Ноги гудят от усталости, но, несмотря на туман
зловещий, ты продолжаешь путь, сжав рукоять меча.

 

5. В костре на поляне слепой старик
запекает батат. Рука опускает меч.
Голод мешает связать слова
в простую приветственную речь.
Старец тихонько усмехается в седые усы.

 

6. Ты говоришь о себе: «Я – самурай, и я нищ.
Конь – мой единственный слуга. Меч – единственный друг.»
Старик тебе шепчет в ответ: «Ты – путник, и ты устал.
А я помогаю в ночи странствующим впотьмах.
Ешь батат, распрягай коня…» Ты не заметил, что спишь.

 

7. Просыпаешься во дворце. Слуга
моет ноги тебе, музыканты играют гимн,
красавицы танцуют, едва
шелками прикрыв наготу…
Армия за вратами дворца ждёт только воли твоей.

 

8. В полдень приносят депешу:
с востока движется враг.
Знамёна развёрнуты, и во главе
кавалерии ты устремляешься в бой…
Крови столько вокруг, что забываешь о бусидо.

 

9. Враг разбит, но дворец сожжен,
конница затоптала рис,
раненные солдаты разбрелись по домам…
Ты одиноко стоишь в ночи под ущербной Луной.
Ответ на призывный твой клич – в лучшем случае эхо.

 

10. Усталый твой конь в поводу
дремлет, и бьётся о ноги затупившийся меч…
Снова на склоне Фудзи – костёр,
к которому манит тебя усталость.
Ты бредёшь к огню, не страшась тумана и тьмы.

 

11. Раздвигаешь хрустящие ветки – поляна пуста.
Тлеет костёр, печётся батат, в кувшине – вода.
Распрягаешь коня, ужинаешь и вдруг
видишь старинное зеркало среди ветвей.
Прежде, чем потерять зрение навсегда, отражаешься в нём стариком.

 

ДУМА

В.Парфёнову

Столица зла и голодна. Она ожесточает сердце.

Над ней – холодная Луна. А в ней – былое мыслит Герцен,

и вывод делает простой и однозначный как мычанье

коровки божьей: жизнь – пустой шум зловонного дыханья

чужого Бога, что забрёл по ошибке в гости к нашим.

А после взял, и протокол составил матерный и страшный.

О том, что мы – сплошной распад материи, которой нету.

И каждый в этом виноват. И все мы призваны к ответу.

Нам оттого и плохо тут, на этой проклятой планете,

что боги в небесах не ждут, а на земле – не любят дети.

Конечно, каждый может сам избрать себе убогий жребий.

Имеешь право в небеса стремиться, и на каждом небе

(всего их – семь) тебе дадут от силы – льготу инвалида,

догонят, и ещё дадут. Неси потом свою обиду

в Собес верховный, где (увы!) одни слепоглухонемые...

А можешь жить без головы в своей родной стране России.

Тогда не жалуйся на жизнь в краю повально безголовых.

Здесь существуют не по лжи лишь те, кто дал честное слово

несуществующим богам строчить исправные доносы

на всё и всех вокруг. Пурга за окошком, и заносы

снежные на всех дорогах... Ах, кто ж спасёт больное сердце?!

Когда тревожных мыслей много!.. Так думает печальный Герцен

в столице мрачной и холодной, с Луной на чёрном небосводе.

А мы живём своей голодной жизнью, на работу ходим,

детей рожаем – продолжаем, блин, эстафету поколений!..

Ну, кто нам Герцен!? Обожаемый декадентами последний,

он же первый, трепач российский о том, как плохо в нашем доме.

Мы сами знаем: от балтийских фьордов до Курил – в дурдоме

мы проживаем. Это пошло. Но это, понимаешь, Карма!

И мы умеем хваткой дошлой схватить за горло Жизнь. Мы прямо

ответим Герцену на думы о былом: не надо трёпа!!!

У нас тут каждый третий – умный. Мы видели твою Европу,

когда прошли по ней на танках, и ничего в ней нет ТАКОГО!

А нам достаточно полбанки, и мы согреемся сурово.

Мы станем счастливы и горды, хоть голова склониться к ж......е

а Герцен со своей е......й м....дой пускай себе живёт в Европе.

 

11.12.1998

НЕОЭККЛЕЗИАСТ

Подражание И.А.Б.

1.

Жизнь – это способ существования

белка и на будущее упование,

пока не придет, наконец, осознание

естественной необходимости смерти.

Смерть – это просто конец фантазии,

названной Жизнь и смещение Азии

в сторону тайн вековых раскрытия.

Но иногда это даже событие,

достойное строчки в вечерней газете.

 

2.

Так и живём, измышляя трагедии,

цена которым – пятак из меди, и,

исполняя в них главные роли,

считаем весь мир изъявлением воли

господа Бога, или же Маркса.

Злимся на то, что законы фарса

часто оказываются сильнее

нас. И тогда мы несём ахинею

про галактические катаклизмы

и биологические механизмы,

про стрессы, регрессы и прочие штуки,

гордо сие именуя наукой.

Но, в генах храня пережитки язычества,

слепо веруем лишь в количество

страданий во имя высоких абстракций,

что позволяет нам возвышаться,

таская крест по пространству и времени,

в глазах современников и собственном мнении.

 

3.

Так и живём, почитая страдание

нашим единственным оправданием

перед суровым лицом мироздания

за посещение этого мира.

И, ковыряя в ладонях дыры,

лямку свою дотянуть стараемся,

водкой и язвой желудка маемся,

но никогда никому не признаемся

в том, что забыли (вольно / невольно ли)

элементарную истину школьную,

ту, что зовётся Закон Сохранения

Энергии, то есть лишь изменения

плюса на минус, деления на умножение

при неизменном балансе Вселенной.

Ведь это значит, что мы – нетленны.

И наши конфликты, моральные нормы,

глобальные войны, умеренные реформы

ведут всего лишь к замене формы

при незаменимости смысла материи,

который есть невозможность потери её.

Но утверждение этой истины

приводит нас к мысли о том, что бессмысленны

все наши мысли, пора уже к пристани

прибиться, что носит название Вечности,

и с максимальной дозой беспечности

выдохнуть сдавленной глоткой признание

в несуществовании существования

нашего. Вот почему забывание

простейших истин есть главная истина,

без которой прожить немыслимо,

особенно если живёшь воинствуя

во имя всё той же Великой Истины.

Ибо для бренного человечества

нет ничего ужаснее Вечности.

 

4.

Вечность – это зона молчания

органов чувств; чистота звучания

тишины, которой второе название –

пустота; пространство без входа и выхода,

где нет отличия вдоха от выдоха,

но есть их полное исчезновение;

область отсутствия силы трения

и потому – невозможности времени.

Вечность – это бессилие знания

тайн и законов существования,

когда на смену воспоминаниям

приходит беспамятство и воцарение

скуки без единиц измерения.

 

5.

Господи! (или кто там сегодня вместо!)

Мы – почитатели всего, что кресто-

образно, мы – обитатели этого места

и этого сумасшедшего времени,

молим Тебя о единственном одолжении.

Дай нам силы остаться прежними –

чаще жестокими, изредка нежными,

смешными, скучными,

раз в сто лет гениальными,

на словах – циничными,

на деле – сентиментальными,

суеверными, суетливыми

и хронически несчастливыми,

обворожительно лживыми

и непростительно честными,

необходимыми и неуместными,

старомодными и современными,

но – самое главное – всё-таки

БРЕННЫМИ!

 

Август 1983

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.