История народа вытекает всегда из его душевного склада. Различныепримеры. Как политические учреждения Франции вытекают из души расы. Ихдействительная неизменность под кажущейся изменчивостью. Наши самыеразличные политические партии преследуют, под различными названиями,одинаковые политические цели. Централизация и уничтожение личнойинициативы в пользу государства. Как французская революция толькоисполняла программу древней монархии. Противоположность между идеаломанглосаксонской расы и латинским идеалом. Инициатива гражданина, замененнаяинициативой государства. Приложение изложенных в настоящем трудепринципов к сравнительному изучению развития Северо-Американских СоединенныхШтатов и испано-американских республик. Причины процветания одних иупадка других, несмотря на одинаковые политические учреждения. Формыправления и учреждения имеют только очень слабое влияние на судьбы народов. Эта судьба вытекает главным образом из их характера. История в главных своих чертах может быть рассматриваема как простоеизложение результатов, произведенных психологическим складом рас. Онапроистекает из этого склада, как дыхательные органы рыб из жизни их в воде.Без предварительного знания душевного склада народа история его кажетсякаким-то хаосом событий, управляемых одной случайностью. Напротив, когдадуша народа нам известна, то жизнь его представляется правильным и фатальнымследствием из его психологических черт. Во всех проявлениях жизни нации мывсегда находим, что неизменная душа расы сама ткет свою собственную судьбу. В особенности в политических учреждениях наиболее очевидно проявляетсяверховная власть расовой души. Нам легко будет доказать это несколькимипримерами. Возьмем сперва Францию, т.е. одну из мировых стран, испытавших наиболееглубокие перевороты, где в нисколько лет учреждения изменялись по виду самымкоренным образом, где партии кажутся не только различными, но как будто даженесовместимыми между собой. Но если мы посмотрим с психологической точкизрения на эти по-видимому столь несходные, на эти вечно борющиеся партии, тонам придется констатировать, что они в действительности обладают совершенноодинаковым общим фондом, точно представляющим идеал их расы. Непримиримые,радикалы, монархисты, социалисты, одним словом, все защитники самыхразличных доктрин преследуют под разными ярлыками совершенно одинаковуюцель: поглощение личности государством. То, чего они одинаково горячо всежелают, это старый централистский и цезаристский режим, государство, всемуправляющее, все регулирующее, все поглощающее, регламентирующее малейшиемелочи в жизни граждан и увольняющее их таким образом от необходимостипроявлять хоть малейшие проблески размышления и инициативы. Пусть власть,поставленная во главе государства, называется королем, императором,президентом, коммуной, рабочим синдикатом и т.д., все равно эта власть,какова бы она ни была, обязательно будет иметь один и тот же идеал, и этотидеал есть выражение чувств расовой души. Она другого не допустит. "Таков, пишет очень глубокий наблюдатель Дюпон Уайт, особенныйгений Франции: она не в состоянии успевать в некоторых существенных ижелательных вещах, имеющих отношение к украшению или даже к сущностицивилизации, если не поддерживается и не поощряется своим правительством". Итак, если наша крайняя нервозность, наша большая склонность кнедовольству существующим, та идея, что новое правительство сделает нашуучасть более счастливой, приводят нас к тому, что мы беспрерывно меняем своиучреждения, то руководящий нами великий голос вымерших предков осуждает насна то, что мы меняем только слова и внешность. Бессознательная власть душинашей расы такова, что мы даже не замечаем иллюзии, жертвами которойявляемся. Если обращать внимание только на внешность, то трудно, конечно,представить себе другой режим, который бы сильнее отличался от старого, чемсозданный нашей великой революцией. В действительности, однако, и в этомнельзя сомневаться, она только продолжала королевскую традицию, заканчиваядело централизации, начатой монархией несколько веков перед тем. Если быЛюдовик XIII и Людовик XIV вышли из своих гробов, чтобы судить делореволюции, то им, несомненно, пришлось бы осудить некоторые из насилий,сопровождавших его осуществление, но они рассматривали бы его как строгосогласное с их традициями и с их программой, и признали бы, что если быкакому-нибудь министру было ими поручено привести в исполнение этупрограмму, то он не выполнил бы ее лучше. Они сказали бы, что наименеереволюционное из правительств, какие когда-либо знала Франция, есть именноправительство революции. Кроме того они констатировали бы, что в течениестолетия ни один из различных режимов, следовавших друг за другом воФранции, не пытался трогать этого дела: до такой степени оно продуктправильного развития, продолжение монархического идеала и выражение гениярасы. Без сомнения, эти славные выходцы с того света, ввиду их громаднойопытности, представили бы некоторые критические замечания и, может быть,обратили бы внимание на то, что "новый строй", заменив правительственнуюаристократическую касту бюрократической, создал в государстве безличнуювласть, более значительную, чем власть старой аристократии, потому что однатолько бюрократия, ускользая от влияния политических перемен, обладаеттрадициями, корпоративным духом, безответственностью, постоянством, т.е.целым рядом условий, обязательно ведущих ее к тому, чтобы стать единственнымвластелином в государстве. Впрочем, я полагаю, что они не особеннонастаивали бы на этом возражении, принимая во внимание то, что латинскиенароды, мало заботясь о свободе, но очень много о равенстве, легкопереносят всякого рода деспотизм, лишь бы этот деспотизм был безличным.Может быть, они еще нашли бы совершенно излишними и очень тираническими тебесчисленные постановления, те тысячи пут, которые окружают ныне малейшийакт жизни, и обратили бы внимание на то, что если государство все поглотит,все обставит ограничениями, лишит граждан всякой инициативы, то мыдобровольно очутимся, без всякой новой революции, в полном социализме. Нотогда божественный свет, освещающий верхи "сфер", или, за недостатком его,математические познания, учащие нас, что следствия растут в геометрическойпрогрессии, пока продолжают действовать те же причины, дали бы имвозможность понять, что социализм есть не что иное, как крайнее выражениемонархической идеи, для которой революция была ускорительной фазой. Итак, в учреждениях какого-нибудь народа мы одновременно находим теслучайные обстоятельства, перечисленные нами в начале этого труда, ипостоянные законы, которые мы пытались определить. Случайные обстоятельствасоздают только названия, внешность. Основные же законы вытекают из народногохарактера и создают судьбу наций. Выше изложенному примеру мы можем противопоставить пример другой расы английской, психологический склад которой совершенно отличен отфранцузского. Вследствие одного только этого факта ее учреждения коренным образомотличаются от французских. Имеют ли англичане во главе себя монарха, как в Англии, или президента,как в Соединенных Штатах, их образ правления будет всегда иметь те жеосновные черты: деятельность государства будет доведена до минимума,деятельность же частных лиц до максимума, что составляет полнуюпротивоположность латинскому идеалу. Порты, каналы, железные дороги, учебныезаведения будут всегда создаваться и поддерживаться личной инициативой, ноникогда нс инициативой государства. Ни революции, ни конституции, ни деспотыне могут давать какому-нибудь народу тех качеств характера, какими он необладает, или отнять у него имеющиеся качества, из которых проистекают егоучреждения. Не раз повторялась та мысль, что каждый народ имеет ту формуправления, какую он заслуживает. Трудно допустить, чтобы он мог иметьдругую. Предшествующие краткие рассуждения показывают, что учреждения народасоставляют выражение его души, и что если ему бывает легко изменить ихвнешность, то он не может изменить их основания. Мы теперь покажем на ещеболее ясных примерах, до какой степени душа какого-нибудь народа управляетего судьбой и какую ничтожную роль играют учреждения в этой судьбе. Эти примеры я беру в стране, где живут бок о бок, почти в одинаковыхусловиях среды, две европейские расы, одинаково цивилизованные и развитые,но отличающиеся только своим характером: я хочу говорить об Америке. Онасостоит из двух отдельных материков, соединенных перешейком. Величинакаждого из этих материков почти равна, почвы их очень сходны между собой.Один из них был завоеван и населен английской расой, другой испанской.Эти две расы живут под одинаковыми республиканскими конституциями, так каквсе республики Южной Америки списывали свои конституции с конституцийСоединенных Штатов. И так, у нас нет ничего такого, чем мы могли быобъяснить себе различные судьбы этих народов, кроме расовых различий.Посмотрим, что произвели эти различия. Резюмируем сначала в нескольких словах черты англосаксонской расы,населившей Соединенные Штаты. Нет, может быть, никого на свете с болееоднородным и более определенным душевным складом, чем представители этойрасы. Преобладающими чертами этого душевного склада, с точки зренияхарактера, являются: запас воли, каким (может быть, исключая римлян)обладали очень немногие народы, неукротимая энергия, очень большаяинициатива, абсолютное самообладание, чувство независимости, доведенное докрайней необщительности, могучая активность, очень живучие религиозныечувства, очень стойкая нравственность и очень ясное представление о долге. С точки зрения интеллектуальной, трудно дать специальнуюхарактеристику, т.е. указать те особенные черты, каких нельзя было быотыскать у других цивилизованных наций. Можно только отметить здравыйрассудок, позволяющий схватывать на лету практическую и положительнуюсторону вещей и не блуждать в химерических изысканиях; очень живое отношениек фактам и умеренно-спокойное к общим идеям и к религиозным традициям. К этой общей характеристике следует прибавить еще тот полный оптимизмчеловека, жизненный путь которого совершенно ясен и который даже непредполагает, что можно выбрать лучший. Он всегда знает, что требуют от негоего отечество, его семья и его религия. Этот оптимизм доведен до того, чтозаставляет его смотреть с презрением на все чужеземное. Это презрение киностранцу и к их обычаям превышает до известной степени в Англии даже то,какое некогда питали римляне в эпоху своего величия по отношению к варварам.Оно таково, что по отношению к иностранцу исчезает всякое нравственноеправило. Нет ни одного английского политического деятеля, который не считалбы относительно другой нации совершенно законными поступки, рискующиевызвать самое глубокое и единодушное негодование, если бы они практиковалисьпо отношению к его соотечественникам. Несомненно, что это презрение киностранцу, с точки зрения философской, есть чувство очень низменногосвойства; но с точки зрения народного благосостояния, оно крайне полезно.Как это правильно заметил английский генерал Уолслей, оно есть одно из техкачеств, которые создают силу Англии. Кто-то очень удачно выразился поповоду их отказа (вполне, впрочем, основательного) позволить построитьтуннель под Ламаншем, который облегчил бы сношения Англии с материком, чтоангличане прилагают столько же старания, как и китайцы, чтобывоспрепятствовать всякому чужеземному влиянию проникнуть к ним. Все черты, которые только что перечислены нами, можно отыскать вразличных общественных слоях; нельзя назвать ни одного элемента английскойцивилизации, на который бы они не наложили своего глубокого отпечатка. Развене поражает это сразу каждого иностранца, посетившего впервые Англию? Онзаметит потребность независимой жизни в хижине самого скромного работника, помещении, правда, тесном, но защищенном от всякого принуждения иуединенном от всякого соседства; на наиболее посещаемых вокзалах, гдебеспрерывно циркулирует публика, не будучи загоняема, как стадо смирныхбаранов за барьер, охраняемый жандармом, как будто только силой можнообеспечить безопасность людей, не способных находить в себе самих долинеобходимого внимания, чтобы не задавить друг друга. Он найдет энергию расыкак в напряженном труде работника, так и в труде учащегося, который будучипредоставлен самому себе с малых лет, научается один руководить собою, знаяуже, что в жизни никто не станет заниматься его судьбой, кроме него самого;у профессоров, очень умеренно налегающих на учение, но зато обращающихусиленное внимание на выработку характера, который они считают одним извеличайших двигателей в мире. Уполномоченный английской королевой определить условия полученияежегодного приза, назначенного ею для Колледжа Веллингтона, принц Альбертрешил, что он будет присуждаться не тому воспитаннику, который оказалнаибольшие успехи в науках, но тому, за кем будет признан наиболеевозвышенный характер. Все наше образование (понимая под ним то, что мысчитаем высшим образованием) заключается в том, чтобы заставлять молодежьпересказывать лекции. Она и впоследствии до такой степени сохраняет этупривычку, что продолжает повторять давно затверженное в продолжение всейостальной своей жизни. Вникая в общественную жизнь гражданина, он увидит, что если нужноисправить источник в селе, построить морской порт или проложить железнуюдорогу, то апеллируют всегда не к государству, а к личной инициативе.Продолжая свое исследование, он скоро узнает, что этот народ, не смотря нанедостатки, которые делают его для иностранца самой несносной иэ наций, одинтолько истинно свободен, потому что он только один научился искусствусамоуправления и сумел оставить за правительством минимум деятельной власти.Если пробегаешь его историю, то видишь, что он первый сумел освободиться отвсякого господства как от господства церкви, так и от господстваавтократов. Уже с XV века Фортескью противопоставлял римский закон, наследиелатинских народов, английскому закону: один является делом автократизма ивесь проникнут тем, чтобы пожертвовать личностью; другой дело общей волии всегда готовый защищать личность". В какое бы место земного шара подобный народ ни переселился, оннемедленно станет господствующим и положит основание могущественнымимпериям. Если порабощенная им раса, например, краснокожие в Америке,достаточно слаба, но недостаточно полезна, она будет систематическиискорена. Но если порабощенная раса, например, народности Индии, слишкоммногочисленна для того, чтобы быть уничтоженной, и может между прочимдоставлять продуктивный труд, то она будет просто приведена в состояниеочень суровой вассальной зависимости и вынуждена работать исключительно насвоих господ. Но особенно в такой новой стране, как Америка, можно следить за темиудивительными успехами, которые обязаны своим существованием толькодушевному складу английской расы. Переселившись в страны без культуры, едванаселенные немногими дикими, и не имея возможности ни на кого рассчитывать,как только на самое себя, всем известно, чем она сделалась. Ей нужно быломенее одного столетия, чтобы стать в первом ряду великих мировых держав, иныне нет никого, кто бы мог вступить в состязание с нею. Я рекомендуюпрочесть книгу М.Рузье о Соединенных Штатах лицам, желающим составить себепонятие об огромной массе инициативы и личной энергии, расходуемойгражданами великой республики. Способность людей самоуправляться,объединяться для учреждения крупных предприятий, основывать города, школы,гавани, железные дороги и т.д. доведена до такого максимума и деятельностьгосударства низведена до такого минимума, что можно сказать, что там почтине существует государственной власти. Помимо полиции и дипломатическогопредставительства, даже нельзя придумать, к чему она могла бы служить. Впрочем, благоденствовать в Соединенных Штатах можно только подусловием обладания качествами характера, какие я только что описывал, и вотпочему иммиграции иностранцев не могут изменить основного духа расы. Условиясуществования таковы, что тот, кто не обладает этими качествами, осужден набыструю гибель. В этой атмосфере, насыщенной независимостью и энергией,может жить один только англосакс. Итальянец умирает там с голода, ирландецпрозябает в низших занятиях. Великая республика есть, конечно, земля свободы, но вместе с тем, онане земля ни равенства, ни братства. Ни в одной стране на земном шареестественный подбор не давал сильнее чувствовать своей железной лапы. Онздесь проявляется безжалостно; но именно вследствие его безжалостности,раса, образованию которой он способствовал, сохраняет свою мощь и энергию. На почве Соединенных Штатов нет совсем места для слабых, заурядных инеспособных. Отдельные индивидуумы и целые расы осуждены на гибель в силуодного только того факта, что они низшие. Краснокожие, став бесполезными,были истреблены железом и голодом; китайцы-работники, труд которыхсоставляет очень неприятную конкуренцию, скоро подвергнутся той же участи.Закон, которым постановлено было их совершенное изгнание, не мог бытьприменен из за громадных расходов, каких стоило бы его исполнение. Но ипомимо закона они будут подвергаться систематическому уничтожению, чтоотчасти уже практикуется в некоторых округах. Другие законы были недавновотированы с тем, чтобы запретить доступ на американскую территорию беднымэмигрантам. Что касается негров, которые служили предлогом дляаболиционистской войны, войны между теми, кто владел рабами, и теми, кто самне владел, и другим не позволял владеть ими, то они едва терпимы в обществе,будучи всегда связаны с теми низшими занятиями, которых не захотел бы взятьна себя ни один американский гражданин. В теории они имеют все права; но напрактике с ними обращаются, как с полезными животными, от которых стараютсяизбавиться, когда они становятся опасными. Короткая расправа по закону Линчапризнается повсюду для них совершенно достаточной. При первом серьезномпреступлении их расстреливают или вешают. Статистика, знающая только частьэтих казней, зарегистрировала их 1100 только за последние семь лет. Это, конечно, темные стороны картины. Она достаточно ярка, чтобысделать их незаметными. Если бы нужно было определить одним словом различиемежду континентальной Европой и Соединенными Штатами, то можно было бысказать, что первая представляет максимум того, что может дать официальнаярегламентация, заменяющая личную инициативу; вторые же максимум того, чтоможет дать личная инициатива, совершенно свободная от всякой официальнойрегламентации. Эти основные различия являются следствиями характера. Не напочве суровой республики имеет шансы привиться европейский социализм. Будучипоследним выражением тирании государства, он может процветать только устарых рас, подчинявшихся в продолжение веков режиму, отнявшему у них всякуюспособность управлять самими собой. Мы только что видели, что произвела в одной части Америки раса,обладающая известным душевным складом, в котором преобладают настойчивость,энергия и воля. Нам остается показать, что стало почти с той же самойстраной в руках другой расы, хотя очень развитой, но не обладающей ни однимиз тех качеств характера, о которых мне пришлось только что говорить. Южная Америка, с точки зрения своих естественных богатств, одна избогатейших стран на земном шаре. В два раза большая, чем Европа, и в десятьраз менее населенная, она не знает недостатка в земле и находится, таксказать, в распоряжении каждого. Ее преобладающее население испанскогопроисхождения и разделено на много республик: Аргентинскую, Бразильскую,Чилийскую, Перуанскую, и т.д. Все они заимствовали свой политический стройот Соединенных Штатов и живут, следовательно, под одинаковыми законами. И завсем тем, в силу одного только расового различия, т.е. вследствие недостаткатех основных качеств, какими обладает раса, населяющая Соединенные Штаты,все эти республики без единого исключения являются постоянными жертвамисамой кровавой анархии, и, несмотря на удивительные богатства их почвы, одниза другими впадают во всевозможные хищения, банкротство и деспотизм. Нужнопросмотреть замечательный и беспристрастный труд Т.Чайльда обиспаноамериканских республиках, чтобы оценить глубину их падения. Причиныего коренятся в душевном складе расы, нс имеющей ни энергии, ни воли, нинравственности. В особенности отсутствие нравственности превосходит все, чтомы знаем худшего в Европе. Приводя в пример один из значительнейших городов,Буэнос-Айрес, автор объявляет его совершенно невозможным для жительства тем,кто сохранил еще хоть малейшую совестливость и нравственность. По поводуодной из наименее упавших южноамериканских республик, Аргентинской, тот жеписатель прибавляет: "Изучите эту республику с коммерческой точки зрения, ивы будете поражены безнравственностью, которая здесь всюду выставляет себяна показ". Что касается учреждений, то ни один пример не показывает лучше, докакой степени они продукт расового характера и насколько невозможнопереносить их от одного народа к другому. Было бы очень интересно знать, чемстанут столь либеральные учреждения Соединенных Штатов, будучи перенесены книзшей расе? "Эти страны, замечает Чайльд, говоря о различных испано-американскихреспубликах, находятся под ферулой президентов, пользующихся столь женеограниченным самодержавием, как и турецкий султан; даже болеенеограниченным, поскольку они защищены от назойливости и влияния европейскойдипломатии. Административный персонал состоит только из их креатур.., граждане подают голос за то, что им кажется хорошим, но он не обращаетникакого внимания на их голосования... Аргентинская республика республикатолько по имени; в действительности это олигархия людей, сделавших изполитики торговлю". Единственная страна, Бразилия, несколько избегла этого глубокогопадения, и то только благодаря монархическому режиму, ограждавшему власть отсоискательства. Слишком либеральный для этих рас без энергии и без воли, онв конце концов пал. Тотчас же страна впала в полную анархию, и за два или затри года люди, стоящие у власти, до такой степени расхитили казну, что нужнобыло увеличить налоги на 60%. Конечно, падение латинской расы, населяющей Южную Америку,обнаруживается не только в политике, но и во всех элементах цивилизации.Предоставленные самим себе, эти несчастные республики вернулись бы к чистомуварварству. Вся промышленность и вся торговля находятся в руках иностранцев англичан, американцев и немцев. Вальпараисо сделался английским городом,и в Чили ничего бы не осталось, если бы у него отняли иностранцев. Толькоблагодаря им эти страны сохранили еще внешний лоск цивилизации, напоминающийиногда Европу. Аргентинская республика насчитывает 4 миллиона белыхиспанского происхождения; не знаю, можно ли было бы назвать из них хотьодного, помимо иностранцев, во главе какогонибудь истинно крупногопредприятия. Этот страшный упадок латинской расы, предоставленной самой себе, всопоставлении с процветанием английской расы в соседней стране, составляетодин из самых печальных и вместе с тем самых поучительных опытов, какиеможно привести для подтверждения изложенных мной психологических законов. Мы видим из этих примеров, что народ не может избавиться от того, чтовытекает как следствие из его душевного склада; и если ему это удается, то вочень редкие моменты так песок, поднятый бурей, кажется, освободился навремя от законов тяготения. По нашему мнению, верить, что формы правления иконституции имеют определяющее значение в судьбе народа значитпредаваться детским мечтам. Только в нем самом находится его судьба, но нево внешних обстоятельствах. Все, что можно требовать от правительства, это то, чтобы оно было выразителем чувств и идей народа, управлять которымоно призвано. По большей части в силу одного только того факта, что то илидругое правительство существует, оно представляет точное отображение народа.Нет ни форм правления, ни учреждений, относительно которых можно было бысказать, что они абсолютно хороши или абсолютно дурны. Правлениедагомейского короля вероятно, превосходное правление для народа, которымон призван был править; и самая искусная европейская конституция была бы дляэтого же самого народа ниже выработанного им режима. Вот что, к несчастью,игнорируют многие государственные люди, воображающие, что форма правленияесть предмет вывоза и что колонии могут быть управляемы учреждениямиметрополии. Столь же резонно было бы стараться убедить рыб жить на воздухе,на том только основании, что воздушным дыханием пользуются все высшиеживотные. В силу одного только различия своего душевного склада, различныенароды не могут долго пребывать под одинаковым режимом. Ирландец иангличанин, славянин и венгр, араб и француз могут быть удерживаемы пододними законами с величайшими трудностями и ценой беспрерывных революций.Большие империи, состоящие из различных народов, всегда осуждены наэфемерное существование. Если они существовали иногда продолжительное время,как империя моголов, а потом англичане в Индии, то с одной стороны потомучто туземные расы были до такой сте пени многочисленны, до того различны и,следовательно, до того враждебны друг другу, что они не могли и думать отом, чтобы соединиться против иностранцев; с другой стороны потому чтоэти чужеземные властелины имели довольно верный политический инстинкт, чтобыуважать обычаи покоренных народов и предоставить им жить по своимсобственным законам. Нужно было бы написать много книг и даже переделать всю историю ссовершенно новой точки зрения, если бы исследователи задались целью показатьвсе следствия, вытекающие из психологического склада народов. Более глубокоеизучение его должно было бы стать основанием для политики и для педагогики.Можно даже сказать, что это изучение избавило бы людей от бездны ошибок имногих переворотов, если бы народы вообще могли избегнуть злополучий,вытекающих из свойств их расы, если бы голос разума не заглушался всегдаповелительным голосом предков.
