Глава III. Принципы композиционно-повествовательной и жанрово-стилевой организации цикла

Композиция цикла

«Вечера на хуторе близ Диканьки» состоят из двух частей, каждая из которых содержит 4 повести и предваряется Предисловием Рудого Панька.

1 часть: «Сорочинская ярмарка»

«Вечер накануне Ивана Купала»

«Майская ночь, или Утопленница»

«Пропавшая грамота»

2 часть: «Ночь перед Рождеством»

«Страшная месть»

«Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка»

«Заколдованное место»

Композиционная однотипность повестей подчёркнута их последовательностью в частях. «Сорочинской ярмарке» соответствует «Ночь перед Рождеством». Их объединяет любовный сюжет и то, что фантастика направлена на достижение поставленной цели. В каждой из повестей – благополучное разрешение конфликта, умещающегося в рамки фольклорного слова; в каждой – та свобода, красота и весёлость народной непритязательной жизни, которая определяет атмосферу цикла. Но каждая обнаруживает движение авторской мысли к иному углу зрения на тот же мир. Финальные фразы «Сорочинской ярмарки» и «Ночи перед Рождеством» готовят переход к следующим повестям. «Вечеру накануне Ивана Купала» соответствует коллизия «Страшной мести»: страдают и погибают те, кто попытался противостоять нечистой силе. В первой можно заметить трагический апофеоз языческой логики, а во второй – христианской. Действие обеих повестей отнесено в прошлое, но события не отделены исторически от последующих времён, определяют человеческую логику и природу будущих поколений. «Майская ночь» и «Иван Фёдорович Шпонька» лишены трагических нот. Слово, которым они рассказаны – слово литературное, хотя в каждой повести своё. «Заколдованное место» и «Пропавшая грамота» связаны рассказчиком – дьячком, повествование в них сливается с народным мировосприятием. Они оставляют мир в том виде, как он видится взгляду общенародному, только так можно находить смысл непритязательной жизни и сохранять доверие к ней.

Композиционная однотипность повестей «Вечеров» усиливается композиционным своеобразием отдельных произведений цикла. Исследователь С.А. Гончаров, основываясь на положениях И.П. Смирнова об эмпирическом и умопостигаемом мирах, находящихся в отношениях «зеркального соответствия друг с другом», объяснил связь сюжетов панночки и Ганны внутри повести «Майская ночь».

Соотнесение двух героинь можно наблюдать на уровне сюжета и общих признаков: описание встречи Левко с Ганной, которую он вызывает песней под окном её дома, соотносится с его песней и встречей с панночкой. Обе девушки соотнесены с «окном» (обращение к Ганне – «…выгляни на миг. Просунь сквозь окошечко хоть белую ручку свою» [11, с. 54] – с видением панночки: «видит: наперёд белый локоть выставился в окно» [11, с. 72]), которое подобно картинной раме являет ангельский лик. Ганна, как и панночка, соотнесена с водной и небесной сферами (обе сопоставляются и с «ангелами божиими» через «очи звёздочки» и «окно»):

гАННА пАННочкА

«Белое личико» «У сотника была дочка, ясная

панночка, белая, как снег, как

твоё личико», «белое лицо»

«Беленькие ножки» «Погляди на белые ноги мои…»

«Сердце моё, рыбка моя, «Я не могу чрез неё плавать легко

ожерелье!» и вольно, как рыба»

«В полуясном мраке горели «Выглянула приветливая головка

приветно, будто звёздочки; ясные с блестящими очами, тихо

очи; блистало красное коралловое светившимися».

монисто».

Просьба Ганны рассказать историю панночки эквивалентна просьбе панночки распознать ведьму. В обоих случаях присутствует мотив «мучений», к тому же Ганна связывает историю со своим душевным спокойствием: «… если не расскажешь. Я стану мучиться да думать…» [11, с. 56]. Причина её беспокойства – ведьма. Таким образом, между тягостным состоянием Ганны и историей панночки возникают причинно-следственные связи [12, с. 58].

Ганна сравнивается с дочерью сотника, что идентифицирует её с утопленницей. Эта идентификация мотивирует не только странную «задумчивость» и «тоску» Ганны, её чуждость этому земному миру, но также её странные отношения с отцом Левко. Заставляет задуматься, почему Ганна в разговоре с Головой, который старше её по возрасту, который является отцом её возлюбленного, а также человеком, которому все подчиняются, употребляет личное местоимение 2 лица в единственном числе: «Как тебе не стыдно! <…> Ты лжёшь; ты обманываешь меня; ты меня не любишь; я никогда не поверю, чтобы ты меня любил!» [11, с. 61] Можно предположить, что она рассматривает Голову в качестве жениха. С.А. Гончаров видит в этом проявление инцестуальной мотивики, что сближает этот эпизод с разговором панночки со своим отцом сотником: «Будешь ли ты меня нежить по-старому, батьку, когда возьмёшь другую жену?» – «Буду, моя дочка; ещё крепче прежнего стану прижимать тебя к сердцу!» [11, с. 56]. Недоверие Ганны к признаниям Головы мотивированно уже сбывшимся «обманом» сотника, а её влечение к отцу Левко может прочитываться как бессознательное метафизическое стремление к утраченному отцу.

С.А. Гончаров отмечает, что текст «Майской ночи» строится на системе двойников и дублировании ситуаций. Поэтому Левко не может жениться на Ганне до тех пор, пока не освободит её душу. Освобождая её душу в том мире, Левко тем самым освобождает её и в этом. Идентификация Ганны с панночкой-утопленицей расшифровывает историю души Ганны [12, с. 62].

Поиск по сайту: