ЛЕЙБНИЦ И СВИФТ ПРОТИВ ВЕНЕЦИАНЦЕВ

Х. Грэхэм Лоури

В декабре 1688 войска голландского принца Вильгельма Оранского вторгались в Англию, прервав гоббсовский кошмар, пережитый страной в период правления развратного Карла II и его брата Якова II. Но когда Вильгельм захватил трон Якова, начался еще более жуткий кошмар, поскольку Вильгельм воплощал еще более концентрированный яд, выработанный венецианцами на трупе Голландской республики. Эта прямая узурпация на британско-венецианском диалекте лицемерно именуется «Славная» революцией — ясно, сколь безразличны эти круги к правде.

Понятие о «правах и свободах англичан» быстро обнаружило свою фальшь в период вильгельмовского диктаторского правления. Когда король Яков II бежал во Францию, правопреемником английского трона осталась его старшая дочь Мария, брак которой с Вильгельмом был вынужденным: Вильгельм был заведомым гомосексуалистом. Претензия Вильгельма на трон не подкреплялась решением парламента даже ради внешней «конституционности». Ему пришлось созвать специальный «съезд», который даровал ему абсолютную власть, а не просто ранг супруга королевы.

В венецианском багаже Вильгельма Оранского присутствовал философ Джон Локк, который стал главным проповедником навязывания этой несчастной стране господства Английского банка (1694). Это не тот банк, в который обращаются за денежной ссудой. Это гаргантюанское венецианское жульничество, которое быстро создало первый для Англии национальный долг, чтобы финансировать войну на истощение в Европе, навязало кредитный кризис путем урезания почти вдвое циркулирующего объема валюты, и обложила новыми налогами уже коллапсирующую экономику. Главным архитектором банка стал лидер «венецианской партии» Чарльз Монтегю, новый канцлер государственного казначейства, позднее получивший более выгодный пост британского посла в Венеции. Монтегю поручил вызывающему умилению сэру Исааку Ньютону надзирать за жульничеством с выпуском новых монет, и Ньютон взамен оказал ему любезность, отдав в любовницы Монтегю свою родную племянницу.

Сочинитель реклам для Английского банка Джон Локк более известен как популяризатор гнусного представления о человеческом разуме как «чистом листе», пассивном регистраторе животных ощущений. Он определенно больше уважал счетчик казны, чем человека, и открыто защищал ростовщичество как необходимый институт для защиты интересов тех, чьи состояния «вложены» в деньги. Его теория государственного управления напоминает суждения владельца казино, для которого закон — это условия для того, чтобы озверевшие игроки дрались за денежные суммы, размер которых затем определит из значимость в обществе. «Свобода» Локка существует во имя «собственности». Его понятие «социального договора», которое определяет права игроков посещать казино, фактически служило оправданием узурпации трона Вильгельмом Оранским. Фактически Яков II обвинялся в том, что он якобы отказал своим наиболее «спекулятивным» подданным в этих правах, тем самым «нарушая контракт». Локк доказывал, что венецианская клика поэтому должна заключить новое соглашение.

В 1697 г. заговор венецианцев в Англии одержал почти абсолютную победу, и его организаторы заполнили «государственный корабль» Вильгельма от носа до кормы. Теперь они устремили взоры к новой проблеме — к английским колониям Северной Америки. Им не давало покоя стремление поселенцев построить независимое государство. Это стремление взбесило венецианцев еще в 1630-х годах, когда была основана колония у залива Массачусетс. В 1701 году Джон Локк, будучи членом Британского совета по торговле, выступил за отмену всех хартий самоуправления североамериканских поселений, взятие под королевский контроль их экономической деятельности, и запрет на производство любых готовых товаров.

Деятельность Лейбница

Но хотя венецианцы и вкушали плоды очевидной победы, возникла оппозиция — мощная республиканская оппозиция, вырастающая вокруг более возвышенного взгляда на природу и предназначения человека, которая и вдохновляла последующее основание Соединенных Штатов и практически открыла к нему путь. Ее возглавил немецкий ученый и государственный деятель Готфрид Вильгельм фон Лейбниц. Эту оппозицию можно назвать движением к счастью — конечной цели свободы, отраженной в американской Декларации независимости.

Перед лицом нового венецианского наступления в Англии Лейбниц сформулировал свое представление о человеческом счастье, исходя из постулата о создании Человека как образа Божьего. В труде «О понятиях правоты и справедливости» Лейбниц в 1693 г. дает определение милосердия как «универсальной добродетели», которую он называет «привычкой любить», то есть «рассматривать счастье другого человека как свое собственное». Первое приближение этого счастья, утверждает он, проявляется, например, при созерцании великолепных полотен Рафаэля тем, кто «переживает это, даже если это не приносит выгоды, таким образом, что испытывает восторг и не может оторвать глаз — как от символа любви».

Когда предмет восхищения «в то же время сам способен переживать счастье, его чувство переходит в настоящую любовь», утверждает Лейбниц. «Но небесная любовь превыше других любовей, поскольку Господа можно любить с наибольшим результатом: нет ничего счастливее Бога, и нет ничего красивее и достойнее счастья». И, поскольку Бог обладает высшей мудростью, «мы лучше всего удовлетворим человеческие представления, если скажем, что мудрость — это наука счастья», пишет Лейбниц.

Как ведущий ученый и философ своего времени, Лейбниц был широко известен во всей Европе и за ее пределами, в том числе и среди республиканских лидеров Новой Англии. Его оценили Уинтропы и Мэдеры, а позднее, что наиболее важно, Бенджамин Франклин. Начиная с 1690-х годов, основным союзником Лейбница в Англии, Шотландии и Ирландии стал блестящий анти-венецианский полемист Джонатан Свифт, который подвергал убийственной критике бестиальную философию Бэкона, Гоббса, Декарта, Ньютона и Локка на протяжении более сорока лет.

Аристотелевский эмпиризм в модификации Декарта-Локка низводит сущность человека на уровень обычного животного, что вполне соответствует тому идеалу империи, которого венецианцы то и дело пытались достичь. Когда Джонатан Свифт стал сторонником Лейбница в борьбе с эмпиризмом, он высмеял своих врагов, изобразив их бесноватыми. «Экскурс в идиотизм» — так и писал он в 1696 году в «Сказке бочки». Древние и современные ему авторы «новейших философский схем», писал он, «толкут в ступе один и тот же бред в академиях нынешнего бедлама».

К 1701 году последнее поколение «венецианской партии» довело до вырождения целый набор олигархических фамилий, которые породнились со Спенсерами, Годольфинами, Черчиллями — вплоть до Джона Черчилля, будущего герцога Мальборо.

Черчилль вырос пажом при дворе Карла II, держась за юбку сестрицы Арабеллы, любовницы Якова II. Тогда за свои услуги Черчилль получил 10 тысяч фунтов от фаворитки Карла II.

Успешно устроив свои дела в Англии, венецианцы нацелились на следующую добычу — Францию. В бытность премьер-министром Жан-батиста Кольбера, покровителя академии наук в Париже, где в начале 1670-х работал и Лейбниц, Франция успешно развивала свою промышленность и инфраструктуру. И вот в 1701 г. Британия объявляет ей войну. Прошло более десятилетия кровопролития и разрушений — для населения обеих стран и их европейских союзниц. Это была еще одна договорная игра, в которой выиграть могла только Венеция. В любом грязном деле остаются свободные «ниточки». Королева Мария умерла в 1694 г., оставив Вильгельма без прямого наследника. Следующей претенденткой на трон была ее сестра Анна, но смерть ее единственного ребенка в 1700 г. привела к новому кризису престолонаследия. В 1701 г. был подписан Закон о престолонаследии. 71-летняя внучка Якова I, София, глава Ганноверского дома в Германии, стала наследницей Анны. Король Вильгельм умер в 1702 г., оставив Анну на троне.

Как и ожидала «венецианская партия», Анна пожаловала все придворные привилегии герцогу и герцогине Мальборо, которые плели сети влияния вокруг нее уже многие годы. Проблемой венецианцев было то обстоятельство, что главным советником Софии был Готфрид Вильгельм фон Лейбниц.

Поскольку Лейбниц был на расстоянии шага от руководства лондонской политикой, борьба с диктатурой венецианской партии в Англии разразилась не на шутку. Это был конфликт между идеалом стремления к счастью и вожделением империи.

Герцоги Мальборо прибегали к обману, убийствам и измене ради разрыва политических и даже личных связей между Королевой Анной и Софией Ганноверской. Свифт открыл шквальный огонь по Мальборо — как своей публистической деятельностью, так и негласными усилиями, пока не освободил двор Анны от господства венецианской банды. В конечном итоге, используя свое личное влияние на все окружение Анны, в 1710-1711 гг. он выставил герцога и всех его дружков из королевского двора.

Лондон отчаянно ринулся на подмогу, отправив против Лейбница сэра Исаака Ньютона, распространяя старую ложь о том, будто бы это он, а не Лейбниц, изобрел дифференциальное исчисление. Лейбниц и Свифт, в свою очередь, договорились поселить в Лондоне великого немецкого композитора Георга Фридриха Генделя, желая развить английскую музыкальную культуру.

В это время двое союзников Свифта стали королевскими губернаторами американских колоний. Назначение Роберта Хантера в Нью-Йорк, а Александра Спотсвуда в Вирджинию в 1710 г. открыло дорогу к будущей республике в Северной Америке. В том же 1710 году в Массачусетсе Коттон Мэдер опубликовал свою книгу о создании республики — «Очерк о добре», которая более чем на век укрепила в Америке лейбницевское понимание науки счастья. Бенджамин Франклин писал, что эта книга оказала влияние на всю его жизнь.

Свифт писал об этом периоде: «Вряд ли будет еще в истории время, настолько таинственное и любопытное для потомков». Венецианцы не любят рассказывать о влиянии Лейбница и Свифта на создание Американской Республики. В Британии, однако, после того как Англия в 1707 г. навязала Шотландии унию, стало ясно, что их война с «венецианской партией» была проиграна.

Покровительница Лейбница, София Ганноверская, объявленная наследницей Королевы Анны, умерла в мае 1714 г. в возрасте 84 лет. Наследником британского трона стал ее сын Георг. Его кумиром был Вильгельм Оранский, и герцоги Мальборо неоднократно оказывали ему знаки внимания. Буквально спустя два месяца после смерти Софии умерла и Анна, в возрасте 49 лет, по-видимому от отравления. Герцог Мальборо, много лет в ссылке строивший козни против нее, в тот же день очутился в Англии, и Георг Ганноверский был провозглашен королем Великобритании Георгом I. Джонатан Свифт был вынужден бежать в Ирландию, а Лейбниц вскоре был удален с ганноверского двора.

Серьезна ли была угроза, которую Лейбниц и Свифт представляли для заговорщиков-венецианцев? Стоит посмотреть хотя бы на их сатанинскую ненависть к умершей Королеве Анне, которая при всех своих грехах научилась искать в жизни кое-что лучшее, им вовсе неизвестное: не было ни публичной панихиды, ни официальных похорон; ее труп разлагался три недели, пока несколько слуг Георга I не захоронили ее тайком, ночью. Она покоится в Вестминстерском аббатстве, рядом со своей прапрабабушкой Марией, королевой Шотландии. По сей день ни камень, ни табличка не обозначает ее могилу.

Лейбниц умер в 1716 году. Джонатан Свифт продолжал борьбу уже в Ирландии. Там, будучинастоятелем Собора Св.Патрика в Дублине, он стал известным политическим деятелем в 1720-е годы, учредив массовое движение на принципах права на свободу, данного Богом, и права на национальный суверенитет, построенный на основе естественного закона. Продолжая дело Лейбница, он оказал неизмеримо большое влияние на республиканскую идею в Америке XVIII века.

Под правлением Георга I британский режим между тем начал деградировать. Ранее секретные колдовские общества, наподобие Хельфайр-клуба (Клуб Адского Пламени) теперь функционировали легально. Их легализации предшествовала публикация «Басни Пчел» Бернарда Мандевиля (1714). Мандевиль утверждал, что интересы государства — не более чем интересы максимального удовлетворения гедонистических потребностей его индивидуумов: больше частных пороков — больше общественного блага. Англия превращалась в венецианское торжище коррупции. В период премьер-министра Роберта Уолпола (начиная с 1721 года) Хельфайр-клубы не только размножились — они стали «внутренним святилищем» дегенерирующей британской элиты. Самый крупный из них, основанный в 1720 Лордом Уортоном, включал в обеденное меню: «Пунш адского пламени», «Пирожок святого духа», «Чертовы чресла» и «Груди Венеры» (украшенные вишенками вместо сосков). В 1760-х годах, когда американские колонии открыто порвали с Британией, большинство придворных короля были членами Хельфайр-клуба. Один из клубов возглавлял сэр Фрэнсис Дэшвуд — официальный начальник Бенджамина Франклина (так как Франклин в то время возглавлял почтовую службу)!

Убийственный груз развращенного режима всей тяжестью лег на английское население. Пока знать услаждала свои похоти, катастрофически падала рождаемость: с 1738 по 1758 было зарегистрировано только 297 тыс. рождений при 486 тыс. смертей. «Мораль» тогдашней Британской империи кратко выразил Роберт Уолпол: «Каждому человеку своя цена».

ЗВЕРСКАЯ БРИТАНСКАЯ РАЗВЕДКА,
ОСНОВАННАЯ ШЕЛБУРНОМ И БЕНТАМОМ

Как появился на свет британский эмпиризм? Он был переписан Ф. Бэконом из трактата Сарпи «Арте дель бен Пенсаре» (в нем утверждается, что человеческое познание происходит исключительно через органы чувств). После Бэкона, ученика Сарпи и Паруты, является Томас Гоббс, описывающий человеческую историю как «войну всех против всех», по необходимости управляемую тираническим режимом Левиафана. За ним следует Джон Локк, для которого человеческий разум — tabula rasa (чистый лист), заполняемый продуктами чувственного восприятия. Гедонизм Локка вел его к умозаключению, что человеческая свобода — абсурдная логическая несообразность. За Локком следует солипсист Джордж Беркли, который вообще отрицает существование основы для чувственных переживаний в окружающем мире: в наших головах будто бы какое-то сверхъестественное агентство прокручивает видеопленку. Он считал, что существует только восприятие.

Для Дэвида Юма, шотландского юриста и дипломата, тоже не существовало человеческой души — только связка меняющихся восприятий. В «Исследовании человеческого познания» и более ранних трудах Юм подвергает критике понятия причины и следствия. Мы, мол, только смутно предполагаем, в силу привычки, что за одним явлением должно следовать другое. Но в тех же ранних работах Юм хотя бы признавал важность заполнения «чистого листа» каждого нового человеческого ума набором полученных эталонов поведения, сваленных в одну кучу под названием «морали или привычки», куда была отнесена и религия.

Когда Шелбурнская «венецианская партия» стала доминировать в британской аристократии, скептицизм Юма стал более дерзким и радикальным. Поздний Юм, особенно в «Диалогах о естественной религии», полностью отрекается от самих понятий традиции и морали в пользу необузданного гедонизма, уходит в омут педерастии и разврата; в такой «концептуальной среде» затем воспитывается Бентам.

Иммануил Кант, преподававший в Кенигсберге, много лет популяризировал идеи Юма. Два либерала, Кант и Юм нашли общую цель в искоренении влияния Лейбница. Но когда Юм отказался от всех понятий о традициях и бытовой морали, даже Кант не смог это переварить. Он ответил «Критикой чистого разума», защищая аристотелевские представления о причине и следствии от юмовского нигилизма. Юм же опустился ниже Аристотеля. На этой основе, Кант умел защищать обывательские понятия о религии и морали — то, что в немецком называется das Sittengesetz.

Расхождение Канта с Юмом объясняет, почему британский либеральный эмпиризм на несколько порядков порочнее своих континентальных аналогов.

Джеффри Стейнберг

В октябре 1776 г. 28-летний адвокат Иеремия Бентам презрительно отзывался об американской Декларации независимости, провозглашенной 4 июля этого года: «И это они считают за истину самоочевидную... Да ведь чтобы обеспечить эти права, им придется учредить Правительство. Они не видят, что ни одно из когда-либо существовавших правительств не существовало иначе как за счет этих прав — то одно, то другое из этих якобы неотчуждаемых прав отчуждается... В этих установках они перещеголяли всех прежних фанатиков».

Излив этот яд из своего пера, Бентам затем еще больше раскрыл идейную пропасть между собой и американскими республиканцами в пространном трактате, озаглавленном: «Введение в принципы морали и законодательства» (1780). Этот манускрипт не только обозначит основные принципы британского философского радикализма. Он также откроет Бентаму двери в самое сердце возникающей тогда новой Форин Оффис (Министерство иностранных дел) и Форин Интеллидженс Сервис (внешняя разведка), объединенных под руководством Уильяма Петти, Лорда Шелбурнского, человека, бывшего если не де-юре, то де-факто, Дожем Британии.

Бентам категорически отрицает любое отличие человека от низших существ, определяя человека как организм, движимый чисто гедонистическими побуждениями. Он писал: «Природа поместила человечество под власть двух разных хозяев — Боли и Удовольствия. Только они указывают нам, как мы должны поступать, только они предопределяют наши поступки; каждое усилие избежать подчинения только его подчеркивает. Принцип полезности, принцип величайшего удовлетворения или величайшего наслаждения, признает это подчинение и принимает его за первооснову... Любая система, подвергающая сомнению этот принцип, принимает каприз за разум, а тьму — за свет»...

Лорд Шелбурнский был в таком восторге от Бентама, что поселил его в своем Бовудском поместье, точно тот был новым воплощением сэра Фрэнсиса Бэкона или сэра Исаака Ньютона в области моральных наук. Шелбурн предоставил Бентаму английского и швейцарского редакторов, чтобы обеспечить распространение его писаний во всех англо- и франкоговорящих странах. Позже книжки Бентама будут еще активнее распространяться в Латинской Америке, во время его тесного сотрудничества с изменником США Аароном Бэрром и революционерами-авантюристами — генералом Франсиско Мирандой, венесуэльцем и участником (в качестве наемника Британской Ост-Индской компании) якобинского террора во Франции, и Симоном Боливаром. [4]

Когда Бентама взяли на службу в Форин Оффис, лорд Шелбурн как раз разрабатывал одну из самых дерзких политических интрижек.

В июне 1780 г., раздосадованный неуспешным ходом войны в Северной Америке, и убежденный, что министерство лорда Джорджа Норта окончательно разрушит его мечты о вечной империи, лорд Шелбурн через Ост-Индскую компанию и союзный Бэринг-Банк устроил в Лондоне якобинский мятеж, очевидно, в знак протеста против пожалования ирландцам реформы. Так называемая «реформа» заключалась лишь в том, что ирландцев заставляли сражаться в британской армии в Северной Америке — шаг, который, как надеялся Шелбурн, позволил бы также расправиться с проамериканским республиканским движением в Ирландии, которое чуть было не обернулось против самой Британии в 1779 r.

Толпа протестантов по главе с лордом Джорджем Гордоном штурмовала Вестминстер, спуская с лестниц парламентариев и лордов, выкидывая их из окон на улицу. Восемь дней Лондон грабили, особенно после штурма Ньюгейтской тюрьмы, откуда бунтовщики выпустили всех уголовников.

Лорд Шелбурн, глава комитета внутренних дел в Палате Лордов, лично обеспечил разгул террора — тем, что медлил с провозглашением Закона об охране общественного порядка, который призывал бы лейб-гвардию на помощь, пока насилие не распространилось по всем уголкам города. Когда огонь угас, министерство лорда Норта также было сожжено. Норт ушел в отставку с поста премьер-министра, и спустя месяцы Шелбурн сам оказался в новом рокингемском кабинете в должности секретаря по иностранным делам (Северный округ), ответственным за контроль над американскими колониями. На этом посту он будет вести прямые переговоры с Бенджамином Франклином в Париже.

К этому времени король Георг III окажется в полной зависимости от возглавляемой Шелбурном «венецианской партии», владеющей Ост-Индской компанией.

В результате этих событий «теневое правительство» уже формально встало у государственного руля. Разведывательные операции, прежде осуществляемые под эгидой Ост-Индской компании, в дальнейшем стали компетенцией Министерства иностранных дел и Интеллидженс Сервис.

Шелбурновский провокатор лорд Гордон недолго находился в Тауэре. Освобожденный по прямому ходатайству Шелбурна, он нашел себе благодатную почву в Нидерландах, где, к изумлению своих приятелей — шотландских протестантов, обратился в иудаизм, взяв себе имя Израиль бар Авраам. В скором времени он всплыл в Париже, где был оккультным советником Марии Антуанетты, и в этом качестве помогал Шелбурну в его интригах против французских Бурбонов. Якобинское восстание в Париже 1791-1793 гг. было вторым расширенным изданием гордоновского мятежа, вплоть до штурма Бастилии и освобождения заключенных.

Поиск по сайту: