Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

VI. БОРЬБА НА ДВА ФРОНТА – МЕТОД БОЛЬШЕВИЗАЦИИ ИМПЕРИИ



 

Истинная суть большевистской национальной доктрины и история зигзагов большевистской по­литики в национальном вопросе никем так безбож­но не фальсифицируется, как советскими идеоло­гами. На Западе же часто трактуют национальный вопрос в отрыве от общей большевистской полити­ки и ее стратегических целей. При этом игнорирует­ся функциональная роль национальной политики Ленина и Сталина по большевизации народов импе­рии. Надо помнить, во-первых, что большевики бо­ролись не против русского шовинизма и местного национализма как таковых, а против основного препятствия большевизации: против интеллектуаль­но-духовной элиты всех народов, с тем, чтобы изолировав ее политически, подготовить ее физи­ческую изоляцию; во-вторых, в этом вопросе су­ществует, несмотря на разногласия в тактике, не­гласное распределение ролей между Лениным и Сталиным. Русский Ленин борется против велико­русского шовинизма, а «нацмен» Сталин против местного национализма. Причем тот и другой имеют в виду не русский и национальные уклоны в поли­тике как течения мысли, а элиту наций – интелли­генцию, безотносительно к ее национальной при­надлежности. История советской власти первых лет после революции характеризуется походом против русской интеллигенции. Сигнал подал сам Ленин. Как известно, Максим Горький поссорился с Ле­ниным после Октябрьской революции из-за всеобщего, порой бессмысленного, террора чекистов против цвета русской нации – против ее интелли­генции. Когда Горький начал бомбардировать Ле­нина бесконечными жалобами на зверства чекистов по отношению к интеллигенции, Ленин в сердцах ответил Максиму Горькому в письме от 15-го октября 1919 года, что русская интеллигенция – это лишь «интеллигентики, лакеи капитала, мнящие себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно» (Ленин, ППС, т. 51, стр. 48). Институт марксизма-ленинизма не постеснялся опубликовать столь гру­бое, нецензурное письмо Ленина против русской ин­теллигенции, ибо такова была официальная полити­ка. Ленин хотел распространить террор против граж­данской интеллигенции и на интеллигенцию воен­ную, то есть изгнать из Красной Армии представите­лей бывшего царского офицерского корпуса. И это – в условиях гражданской войны против белых, когда красных офицеров еще не было. На это Лени­на толкала «военная оппозиция» против главы Крас­ной Армии – Троцкого, которую фактически воз­главлял Сталин. Только решительное сопротивление Троцкого помогло сохранить царских офицеров в рядах Красной Армии на пользу самой же власти. Вот свидетельство Троцкого в его книге «Моя жизнь». Расспрашивая Троцкого о делах на фронте, Ленин добавил: «Не лучше ли прогнать всех бывших офицеров?» Троцкий спросил Ленина: «А знаете ли вы, сколько их теперь у нас в армии?» «Не знаю».

– «Примерно?» – «Не знаю». – «Не менее 30 тысяч. Кем всех их заменить?» Эти офицеры были исполь­зованы в гражданской войне как «военные специа­листы», а после ее победоносного окончания уволе­ны из армии. В последующие годы почти все они бы­ли ликвидированы как «враги народа». Та же судь­ба постигла и русское духовенство. Начало расправе над духовенством положило письмо Ленина чле­нам Политбюро от 19 марта 1922 года.

В собраниях сочинений Ленина, в ленинских сборниках, в бесконечных «ленинианах» регистри­руется всякая мелочь, если она вышла из-под пера Ленина. Но вот это ленинское письмо кардинально­го значения до сих пор не публикуют, объявив его великой государственной тайной. И в этом наслед­ники Ленина поступают разумно. Ведь ЮНЕСКО в 1970 г. к столетию со дня рождения объявило Ле­нина (причем, единогласно) «великим гуманистом XXвека», а публикация данного письма показала бы истинное лицо «гуманиста» Ленина. Об этом письме есть указание в сочинениях Ленина с явным смягчением ленинских формулировок. Там гово­рится, что Ленин требовал «подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля об изъятии церковных ценностей». (Ленин, ППС, т. 45, стр. 666-667). Благодаря самиз­дату, теперь стал известен полный текст этого пись­ма Ленина. Вот выдержка из него: «Политбюро дает детальную директиву судебным властям, чтобы про­цесс против шуйских мятежников (в г. Шуе верую­щие не давали властям грабить церковные ценно­сти – А. А.) был проведен с максимальной быстро­той и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуя, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров» (Журнал «Вестник Русского Студенческого Христианского Движения», № 98, 1970 г., стр. 55-56).

То, что Ленин делал с русской интеллигенцией и духовенством, Сталин делал с интеллигенцией и духовенством на национальных окраинах. После смерти Ленина, но еще до того, как генсек стал единоличным диктатором, Сталин лично определил стратегию партии в национальном вопросе. В этой стратегии два этапа развития национальной полити­ки партии: первый этап – борьба на два фронта -против «великорусского шовинизма» как главной опасности (1923-1933) и «местного национализма» и второй этап – борьба против «местного» или «буржуазного национализма» как главной опаснос­ти (1934-1953), а «великорусский шовинизм» вооб­ще исчез. Таким образом началась та «вторая фаза» в национальном вопросе, о которой говорил Буха­рин на XIIсъезде партии. Как плохо понимали сами лидеры партии распределение ролей между Лени­ным и Сталиным, показывало смехотворное объяс­нение Бухарина, почему Ленин борется против шо­винизма русских, а Сталин – против шовинизма нацменов. Вот это объяснение Бухарина в речи на XIIсъезде: «Я понимаю, когда наш дорогой друг, товарищ Коба Сталин, не так остро выступает против русского шовинизма (имеется в виду вы­ступление Ленина – А. А.) и что он, как грузин, выступает против грузинского шовинизма».

Пришивать политические ярлыки своим против­никам Сталин учился тоже у Ленина. Там, где Ленин сказал «а», Сталин говорил и «б», только с той раз­ницей, что у него политические ярлыки со временем приобретали значение уголовно-наказуемого делик­та. И тогда Сталину не хватало всего алфавита для нумерации социально-политических категорий вра­гов советской власти. Сталин намечал людей к лик­видации не за содеянные преступления, а только за их политическое прошлое, социальное происхожде­ние, за мнимое или потенциальное инакомыслие в идеологии. Чтобы по-марксистски обосновать эту преступную политику, призывались на помощь не только теория «обострения классовой борьбы», но и человеконенавистническая философия большевиз­ма, которую Максим Горький сформулировал в ла­пидарном лозунге: «Если враг не сдается, его унич­тожают».

И вот на XIIсъезде партии Сталину представил­ся случай легализовать эту философию и заодно получить мандат съезда на политическую изоля­цию врагов большевизма в области национальной политики в обоих лагерях – русском и националь­ном. Если Ленин говорил, что на этом первом этапе политики в национальном вопросе опасны русские шовинисты, а «национал-уклонистов» даже поддер­живал, за что Сталин обвинил его в цитированных нами документах в «национал-либерализме», то Сталин нашел, что существует не один, как у Лени­на, а целых три шовинизма: русский шовинизм против нацменов, национальный шовинизм против русских и шовинизм в национальных республиках против их собственных национальных меньшинств. Сталин назвал последний в резолюции съезда по своему докладу так: шовинизм азербайджанский, шовинизм армянский, шовинизм узбекский против их собственных национальных меньшинств. В связи с этим в той же резолюции Сталина говорилось: «Все эти виды шовинизма, поощряемые к тому же условиями НЭПа, являются величайшим злом... Нечего и говорить, что все эти явления тормозят дело фактического объединения народов в единый государственный союз» (XIIсъезд РКП (б). Стено­графический отчет. М., 1923, стр. 647). Съезд от­метил, по предложению Украины, опасность рус­ского шовинизма в словах, которые актуально звучат как раз сегодня: «Разговоры о преимуще­ствах русской культуры и выдвижение положения о неизбежности победы более высокой русской культуры над культурами более отсталых народов (украинской, азербайджанской, узбекской, киргиз­ской и проч.) являются ничем иным, как попыткой закрепить господство великорусского национализ­ма. Поэтому решительная борьба с пережитками ве­ликорусского шовинизма является первой очеред­ной задачей нашей партии... Борьба за ликвидацию фактического неравенства национальностей являет­ся второй очередной задачей нашей партии» (там же). Обе эти задачи партии Сталин признавал только на словах. В глазах Сталина «величайшее зло» за­ключалось в многочисленных местных «шовинизмах», которые стали тормозом «единого государ­ственного союза». Не прошло и двух месяцев после съезда, как Сталин приступил к выполнению не «первой», а «второй» задачи партии, той задачи, ко­торой Ленин даже не ставил в своем письме, – к ликвидации этих «местных уклонистов». Кампания против них была объявлена на всесоюзном нацио­нальном совещании при ЦК партии (9-12 июня 1923). На повестке дня стояли два вопроса: 1) Де­ло Султан-Галиева (доклад председателя ЦКК Куй­бышева) , 2) резолюция XIIсъезда по национально­му вопросу (доклад Сталина). В центре внимания совещания стояла не Грузия, где Сталин уже успеш­но «разрешил национальный вопрос», а тюрко-татарские республики. К этому совещанию Сталин создал через органы ГПУ фальсифицированное дело на ли­дера татарских коммунистов, своего бывшего по­мощника по наркомнацу (в качестве члена кол­легии) – Султан-Галиева. Резолюция совещания, в которой коммунистических защитников интере­сов собственной национальности ставят в один ряд с врагами Советской власти, стала обвинительным ак­том против национально мыслящих коммунистов всех республик. Более того, национал-коммунистам приписывают не просто уклон в сторону от советской политики, но и прямую политическую связь с контрреволюцией. В этой резолюции говорилось, что Султан-Галиев «создал в республиках и облас­тях нелегальные организации, чтобы противодей­ствовать мероприятиям центральных органов (...), подрывал доверие ранее угнетенных национально­стей к революционному пролетариату (...), стремясь связаться со своими сторонниками в некоторых восточных государствах (Персия, Турция) и спло­тить их на платформе, противопоставленной полити­ке советской власти в области национального вопро­са (...), в попытке связаться с поддерживаемым международным империализмом бухарско-туркестанским басмачеством через одного из его вождей Заки Валидова» («КПСС в резолюциях», ч. 1, стр. 760).

Идет только 1923 год и Ленин еще жив, но тяж­ко больной и дезавуированный как раз по данному вопросу только что закончившимся съездом, он бес­помощен и лишен власти. Сталин, явно нарушая ре­шения съезда, пользуясь услугами ГПУ, над кото­рым он надзирал от имени ЦК, создает от начала до конца фальсифицированное уголовное дело против Султан-Галиева по рецептам, которые он положит в основу миллионов таких же дел во время «большо­го террора» тридцатых годов.

Во время запоздалого раскаяния зиновьевцев за их помощь восхождению Сталина к власти, Каменев рассказывал Троцкому в 1926 году: «Помните арест Султан-Галиева, бывшего председателя татар­ского совнаркома в 1923 г.? Это был первый арест видного члена партии, произведенный по инициати­ве Сталина. Мы с Зиновьевым, к несчастью, дали свое согласие. С того времени Сталин как бы лизнул крови» (Троцкий, «Сталин», т. 2, стр. 260). Даль­ше пошла цепная реакция чисток национальных республик от национально мыслящих коммунистов. Их, по примеру Грузии, Татаро-Башкирии и Турке­стана, связывали с враждебными большевизму пар­тиями, классами и движениями. Каждый раз, когда чистили, арестовывали и казнили национал-комму­нистов, их неизменно связывали либо с враждебны­ми партиями, либо прямо с контрреволюцией: гру­зинских национал-коммунистов связали с грузин­скими меньшевиками и князьями; армянских – с дашнаками, азербайджанских – с мусаватистами; татаро-башкирских и туркестанских – с басмачами; украинских с сепаратистами, белорусских – с «нацдемами»; еврейских – с сионистами. Уголовная фантазия Сталина была бездонной. Однако, кто мо­жет усомниться, что, идя против буквы последних писем Ленина по национальному вопросу, он был до конца верен ленинскому духу, когда с беспример­ной жестокостью косил врагов большевизма именно там, где стремительно росла опасность развала со­ветской империи. Всеобщий рост басмаческого дви­жения в Туркестане и начавшееся через год народ­ное восстание в Грузии, грозившее перейти во все­общее кавказское восстание, явились не только грозным сигналом, но и желанным оправданием репрессивного курса партии на национальных окраинах.

Глубинные причины разногласий между Лени­ным и его партией по национальному вопросу ле­жали в другой плоскости, чем это явствует из пи­сем Ленина и из материалов XIIсъезда партии, на котором, развернулись дискуссии по националь­ному вопросу. Речь шла, как я уже указывал, о двух тактиках при решении национального вопро­са для достижения одной и той же стратегической цели – укрепления советской империи как базы ми­ровой революции. Ленин думал, что после того, как власть оказалась в руках партии, на первое ме­сто в национальном вопросе становится метод убеж­дения «уклонистов» гибкой тактикой и метод принуждения партийных великодержавников, ко­торые дискредитируют советский интернационализм и объективно провоцируют развал советской им­перии. Сталин и вместе с ним большинство партии считали, что великодержавники в партии суще­ствуют лишь в воображении Ленина. Есть только местные «уклонисты», которых надо не убеждать, а выкидывать из партии.

Оглядки Ленина в сторону мирового пролета­риата и угнетенного Востока в интересах органи­зации «мировой революции» бесцельны, ибо миро­вую революцию может организовать только «еди­ная и неделимая» советская Россия, если она, опи­раясь на русский национализм, создаст высокораз­витую индустриальную и военную базу. Позднее свою политику индустриализации и коллективиза­ции Сталин обосновал отнюдь не стремлением под­нять уровень жизни народа, а мотивами велико­державными – сделать советскую Россию непобе­димой мировой военной державой. Сталин смотрел прямо в душу великодержавников, когда пустился в совершенно новую для большевиков философию. Сталин не ругал царский империализм за завое­вательные войны с соседями, а порицал за его воен­ную слабость. Вот философия Сталина: «Отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим. История старой России состояла, между про­чим, в том что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Би­ли шведские феодалы. Били польско-литовские па­ны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все за отсталость. За от­сталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промыш­ленную, за отсталость сельскохозяйственную... Вот почему нельзя больше отставать» («Вопросы лени­низма», стр. 338).

Только высокоразвитый СССР станет по Стали­ну «первым этапом мировой революции и могучей базой ее дальнейшего развертывания» (там же, стр. 105).

Своей индустриальной и военно-политической цели Сталин добился. Но его победа была однобо­кой. Советский Союз на крови миллионов и нищете широких народных масс стал великой военно-инду­стриальной державой. Созданные сталинской «ге­неральной линией» политическая тирания, социаль­ное неравенство и «социал-империализм» превзо­шли все худшее, что мы знаем из истории восточ­ных деспотий и древнерабовладельческих тираний. Таким ли хотел Ленин видеть советский социа­лизм? Я в этом сомневаюсь. Более того, мне ка­жется, что если бы Ленин мог обозреть плоды ра­боты его наследников от Сталина до наших дней, то он повторил бы то, что говорил о старой России за год и 9 месяцев до революции: «Нам, представи­телям великодержавной нации, неприлично было бы забывать о громадном значении национального во­проса, особенно в такой стране, которую справед­ливо называют ''тюрьмой народов''... Нам боль­нее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету, и издевательствам подвергают нашу пре­красную родину... Мы помним, как великорус­ский демократ Чернышевский сказал: ''Жалкая на­ция, нация рабов, сверху донизу – все рабы''» (Ле­нин, О национально-колониальном вопросе, стр. 232-233).

Но во всем этом Ленин должен был бы винить своего учителя Маркса, самого себя и своего ученика Сталина, ибо концепция «мировой революции» оказалась утопией. Утопией – потому, что субъек­тивные расчеты калькуляторов мировой револю­ции разбились о чудовищную действительность первого реального социализма в мире.

Какие были это расчеты? Ленин исходил из то­го, что: первое – национализация средств произ­водства в городе и деревне плюс сельскохозяй­ственная кооперация – уже означают основы созда­ния бесклассового общества;второе – созданное на этой основе социалистическое общество будет пре­восходить капитализм по производительности труда и рентабельности экономики; третье – политика сближения и слияния наций в советском государст­ве послужит доказательством того, что только при социализме можно ликвидировать шовинизм, на­ционализм и национальное угнетение. Такой социа­лизм станет, по замыслу Ленина, тем земным раем, откуда никто не бежит, но куда стремятся все, или же захотят такой же социалистический рай по­строить у себя дома. Как известно, с таким социа­лизмом ничего не вышло. На месте старых эксплуа­таторских классов появились новые эксплуататор­ские классы. Ленинский тип государства в виде «со­ветской демократии» обернулся уникальной в исто­рии тиранией. Что же касается национального вопро­са и национальных противоречий, то Сталин и его на­следники их «разрешили» тем, что военно-полицей­ским террором загнали их вглубь, предварительно уничтожив старые национально мыслящие элиты в обоих лагерях – в русском и национальном. Меня могут упрекнуть в нелогичности тезиса: Сталин возглавил партию русских великодержавников про­тив нерусских народов и в то же самое время уничтожал не только местных националистов, но и великорусских шовинистов. Где тут логика? Логика есть, и ее сами большевики называют «диа­лектической логикой», когда они не находят разум­ных аргументов для оправдания своих неразумных акций или неожиданных зигзагов «генеральной ли­нии».

Действительно, если вы проследите историю русского и национального вопроса в советской России в 20-х годах и до середины 30-х годов, то легко придете к заключению: весь этот период ха­рактеризуется, главным образом, беспрецедентным массовым террором против национально мысля­щих русских людей и диким вандализмом, направ­ленным против национально-исторических и ду­ховно-религиозных памятников старой России. Со­ответственно трактуется и вся ее старая история. Воистину «черный день» национальной России про­должался более 15 лет. Террор против местного на­ционализма на Кавказе и на мусульманском Восто­ке в этот период носит ограниченный характер, хотя бы потому, что, по официальной доктрине пар­тии, местный национализм все еще считается мень­шей опасностью, чем русский шовинизм, да и нацио­нальная интеллигенция там была немногочисленна.

«Диалектическая логика» Сталина в русском вопросе сводилась к тому, что он уничтожал вели­кодержавников с коммунистической идеологией совершенно так же, как он уничтожал старые клас­сы с монархической культурой, создавая новые классы безыдейных, но послушных исполнителей с новоклассовым великодержавным мышлением в маске интернационалистов. Новая генеральная ли­ния партии во внутренней политике потребовала радикальной ревизии ленинской тактики в нацио­нальном вопросе, как в отношении оценки разных «уклонов», так и в степени их опасности для суще­ствующего режима на данном этапе. Не кавказские, не туркестанские и не татаро-башкирские де­ла тревожили Сталина в начале 30-х годов. Он по­лагал, что если уклоны там примут более широкий масштаб и станут угрозой существованию на ме­стах советской власти, то эти народы довольно бы­стро можно привести к повиновению, как это часто и делалось экспедициями Красной Армии. Но вот грозная опасность обозначилась на окраине, где оби­тала большая и свободолюбивая нация, где нахо­дился один из важнейших индустриальных, сель­скохозяйственных и людских резервуаров совет­ской империи, на окраине, которая к тому же явля­лась важнейшим военно-стратегическим форпостом – на Украине. Если бы национальный уклон на Ук­раине перерос во всеобщее национальное движение, то существование самой советской империи было бы поставлено под вопрос. Тем более, что такое ук­раинское национальное движение немедленно пере­кинулось бы не только на соседнюю Белоруссию и Крым, но и на Кавказ и татаро-туркестанский мир. Тревожных сигналов с Украины о том, что де­ло может принять такой оборот, у центральной вла­сти было достаточно. Беда партии заключалась еще и в том, что опасность развития событий именно в этом направлении, по иронии судьбы, инспириро­вала она сама на своем Xсъезде в 1921-ом году, когда провозгласила курс на «коренизацию», то есть, иначе говоря, курс на дерусификацию нацио­нальных республик. Названный съезд дал директи­ву заполнить партийные, государственные, куль­турные, хозяйственные органы в национальных республиках представителями местной, коренной национальности, вести в республиканских учреж­дениях дело на национальном языке, как языке государственном, развивать национальную эконо­мику, национальную культуру, национальную науку, национальную литературу и искусство на на­циональных языках.

Украинцы и белорусы вполне логично и, осно­вываясь на терминологии самого Сталина, перевели понятие «коренизация» на своей собственный язык, назвав его соответственно»украинизацией» и «бело-русизацией». Курс «украинизации», «белорусизации», то есть – «коренизации» в республиках был таким образом официальной политикой партии. Очень скоро, однако, выяснилось, что такой курс партия провозгласила не для его практического осуществления, а в тех же тактических целях: для стабилизации большевистского режима, который был еще очень слаб на только что советизированных национальных окраинах. В самом деле, как реаги­ровала Москва, когда та же Украина начала плани­ровать украинизацию в соответствии с решениями Xсъезда партии по национальному вопросу? Сначала вспомним, что говорил Сталин на этом съезде, про­возглашая «коренизацию» на Украине и в Бело­руссии.

Вот выдержка из его доклада: «Я имею запис­ку о том, что мы, коммунисты, будто бы насаж­даем белорусскую национальность искусственно. Это неверно, потому что существует белорусская национальность, у которой имеется свой язык, отличный от русского. ... Такие же речи раздава­лись лет пять назад на Украине... А недавно еще го­ворилось, что Украинская республика и украин­ская национальность – выдумки немцев... Украин­ская национальность существует и развитие ее куль­туры составляет обязанность коммуниста. Нельзя идти против истории... В городах Украины преоб­ладают русские элементы, но эти города будут неизбежно украинизированы...То же самое будет с Белоруссией, в городах которой все еще преобладают небелорусы» (Xсъезд РКП (б). Стенографи­ческий отчет. М., 1963, стр. 213).

Однако директивы московского ЦК националь­ным компартиям, директивы, в которых интерпре­тировались решения Xсъезда, были прямо противо­положны установкам съезда. В духе этих директив через два месяца (в мае 1921-го года) Всеукраинское совещание при ЦК КП (б) У выдвинуло тезис о том, что проповедь национальной независимости и лозунги национального движения, прогрессивные до революции, отныне стали контрреволюционны­ми, ибо они стали «средством натравления трудя­щихся масс Украины против рабочих и крестьян России» (см. Майстренко, стр. 68).

Заметим, что Сталин еще не был тогда генсе­ком, а Ленин находился на своем посту. Подлинную цену политики «коренизации» показала травля, которая развернулась против тогдашнего наркома просвещения Украины Гринько. Его сняли с поста через год после Xсъезда – в 1922 году – по обви­нению «в слишком поспешном проведении украи­низации». Чтобы украинцы не спешили со своей украинизацией, чистка партии 1921-го года была направлена своим острием против бывших «ука-пистов» и «боротьбистов» («укаписты» – члены Ук­раинской коммунистической партии, которая, в отличии от КП(б)У, стояла на точке зрения полной независимости Украины от Москвы; «боротьбисты» – члены лево-эсеровской, национально-украинской партии, которая вошла в компартию в 1919 году).

Надо подчеркнуть, что Ленину и его партии труднее было бороться с украинскими марксиста­ми, стоящими на точке зрения государственного отделения Украины от России, чем с открытыми антимарксистскими сепаратистами. Последних мож­но объявить «буржуазными националистами» или даже австрийскими или немецкими наемниками, но объявить таковыми единомышленников марксистской идеологии было труднее, особе тех, которые находились тогда в руководящих органах партии и правительства.

Таким образом, после Xи XIIсъездов партии основной проблемой Кремля на Украине становит­ся не великодержавный шовинизм, а украинский коммунистический сепаратизм.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.