Присяжные уголовных судов. -- Общий характер присяжных. -- Статистикауказывает, что их решения независимы от их состава. -- Как производитьвпечатление на присяжных. -- Слабое действие рассуждений. -- Способыубеждения, к которым прибегают знаменитые адвокаты. -- Характерпреступлений, относительно которых присяжные проявляют снисходительность илистрогость. -- Польза учреждения присяжных и величайшая опасность, которуюпредставила бы замена их судьями. Не имея возможности рассмотреть здесь все категории присяжных, яостановлюсь лишь на той, которую считаю наиболее важной, на присяжныхуголовного суда. Эти присяжные представляют собой превосходный образчиктолпы разнородной, неанонимной. Мы находим тут и восприимчивость к внушению,и преобладание бессознательных чувств вместе со слабым развитием способностирассуждать, и влияние вожаков, и т.д., и т.д. Изучая эту категориюприсяжных, мы можем наблюдать интересные образцы ошибок, которые могут бытьсделаны людьми, не посвященными в психологию масс. Присяжные прежде всего дают нам прекрасный пример того, как мало имеетзначение, с точки зрения принятых решений, умственный уровень отдельныхиндивидов, входящих в состав толпы. Мы уже раньше говорили, что ум не играетникакой роли в решениях совещательного собрания, касающихся общих, а неисключительно технических вопросов. Суждения, высказанные относительно общихвопросов собранием каменщиков и бакалейщиков, мало отличаются от сужденийученых и артистов, когда они соберутся вместе для совещания по этимвопросам. В разное время, а именно до 1848 года, администрация делала оченьтщательный выбор лиц, призванных исполнять обязанности присяжных,останавливаясь преимущественно на людях просвещенных, профессорах,чиновниках, литераторах и т.д. Теперь же присяжные набираютсяпреимущественно из мелкого купечества, лавочников, хозяев, рабочих ислужащих. И к величайшему удивлению специалистов, статистика указала, чтокаков бы ни был состав присяжных, решения их бывают тождественны. Самисудьи, как бы они ни относились враждебно к учреждению присяжных, не моглине признать справедливости этого факта. Вот как высказывается по этомуповоду бывший председатель уголовного суда Берар де Гляже в своих"Воспоминаниях". "В настоящее время выбор присяжных находится в действительности в рукахмуниципальных советников, которые записывают одних и исключают других пожеланию, руководствуясь политическими и избирательными соображениями,связанными с их положением... Большинство . выбранных состоит изкоммерсантов, не столь крупных, как те, которые выбирались в прежнее время,и из служащих в разных ведомствах... Но все мнения и все профессии сливаютсяв лице судей, причем некоторые из них обнаруживают горячность неофитов; духприсяжных, таким образом, не подвергся изменениям и приговоры их остались теже". Из этой цитаты мы удерживаем лишь выводы, вполне справедливые, но необъяснения, так как они не верны. Удивляться тут нечему, ибо психологиятолпы, а следовательно, и присяжных, большей частью не известна ни судьям,ни адвокатам; доказательством тому может служить, например, следующий факт,изложенный автором вышеприведенной цитаты. Один из самых знаменитыхадвокатов уголовного суда, Лашо, систематически пользовался своим правомотвергать присяжных и всегда исключал из списка присяжных всех образованныхлюдей. Однако опыт доказал в конце концов всю бесполезность такого родаисключений, и мы видим теперь, что министерство юстиции и адвокаты, покрайней мере в Париже, совершенно отказались от этой системы, и несмотря наэто, как справедливо замечает де Гляже, приговоры присяжных не изменились,"они не стали ни лучше, ни хуже после этого". Присяжные, как и толпа, легко подчиняются влиянию чувств и очень мало-- влиянию рассуждения. "Они не могут устоять, -- говорит один адвокат, --при виде женщины, кормящей грудью своего младенца, или при дефилированиисирот перед ними". "Чтобы снискать расположение судей, женщине достаточнобыть симпатичной", говорит де Гляже. Безжалостные к таким преступлениям, которые могут коснуться их личнойбезопасности, действительно наиболее опасным для общества, присяжные оченьснисходительны к преступлениям, совершенным под влиянием страсти. Они оченьредко бывают строги к девушкам, виновным в детоубийстве, или к покинутойдевушке, облившей серной кислотой своего соблазнителя. Во всех таких случаяхприсяжные инстинктивно понимают, что преступления эти не очень опасны дляобщества, и что в стране, где не существует законов, покровительствующихпокинутым девушкам, преступление той, которая мстит за себя, скорее дажеполезно, нежели вредно, так как оно служит предостережением длясоблазнителей. Заметим вскользь, что это различие, которое инстинктивно делаетсяприсяжными между преступлениями опасными для общества и не опасными длянего, не лишено справедливости. Цель уголовных законов должна, конечно,состоять в том, чтобы защищать общество от опасных преступников, а никак нсв том, чтобы мстить им. Но наши уголовные кодексы и особенно наши судьи досих пор проникнуты духом мщения старинного первобытного права, и термин"vindicta" почти ежедневно употребляется ими. Доказательством такойсклонности наших судей служит отказ большинства применять превосходный законБеранже, разрешающий осужденному отбывать свое наказание тогда только, когдаон совершит рецидив. Между тем, каждый из судей прекрасно знает, так как этодоказывается статистикой, что применение наказания в первый раз неминуемовлечет за собой рецидив преступления. Но судьям всегда кажется, что обществоосталось не отомщенным, если они освобождают осужденного, и потому онипредпочитают создавать опасных рецидивистов, нежели оставлять общество безнадлежащего отмщения. Присяжные, как и всякая толпа, легко ослепляются обаянием, и хотя, каксовершенно верно замечает де Гляже, они очень демократичны по своемусоставу, но тем не менее они всегда аристократичны в своих пристрастиях. "Имя, происхождение, большое состояние, репутация, защита знаменитымадвокатом, и вообще все то, что отличает и блестит, составляют дляобвиняемых очень выгодное условие". Всякий хороший адвокат должен больше всего заботится о том, чтобыдействовать на чувства присяжных, как действуют на чувства толпы; он недолжен много рассуждать, если же он захочет прибегнуть к этому способу, тодолжен пользоваться лишь самыми примитивными формами рассуждений. Одинанглийский адвокат, славившийся своим успехом в уголовном суде, указал, какследует действовать. "Он внимательно следил за присяжными во время своейречи. Это самый благоприятный момент. Благодаря чутью и привычке, адвокатчитал на лицах присяжных впечатление, произведенное каждой его фразой,словом, и выводил отсюда свои заключения. Прежде всего ему нужно былоразличить тех, кто уже заранее был на его стороне. Укрепив за собой ихсодействие в один миг, он уже переходил к тем, кто казался ему расположеннымне в пользу обвиняемого, и старался угадать, что восстанавливает их противнего. Это самая трудная часть работы, так как ведь могут существоватьмножество причин, порождающих желание осудить человека помимо всякогочувства справедливости". В этих нескольких строках резюмируется весь механизм ораторскогоискусства, и нам становится ясно, почему речи, приготовленные заранее,всегда так плохо действуют. Надо менять выражения ежеминутно, постояннообращая внимание на производимое впечатление. Оратору нет нужды привлекать на свою сторону всех присяжных -- ондолжен привлечь только вожаков, которые дают направление общему мнению. Какво всякой толпе, так и тут, существует лишь небольшое число индивидов,которые ведут за собой других. "Я убедился на опыте, -- говорит адвокат,которого я цитирую, -- что в момент произнесения приговора достаточно бываетодного или двух энергичных людей, чтобы увлечь за собой остальных присяжных. Этих-то двух-трех вожаков и надо постараться убедить адвокату припомощи искусных внушений. Прежде всего надо постараться им понравиться. Есливы сумели понравиться индивиду в толпе, то он уже готов проникнуться всякимвашим убеждением и находит превосходными все ваши доводы, каковы бы они нибыли. Привожу следующий анекдот, заимствованный мной из одной интереснойкниги о Лашо: "Известно, что во время своих защитительных речей, произносимых в суде,Лашо постоянно не теряет из виду двух или трех лиц из присяжных, казавшихсяему влиятельными, но несговорчивыми. Обыкновенно ему удавалось смягчить этихупрямцев, но однажды в провинции он наткнулся на такого, на которого недействовала никакая аргументация, несмотря на то, что Лашо расточал ее передним в течение целых трех четвертей часа. Это был первый из сидевших навторой скамье, седьмой по счету присяжный. Было отчего прийти в отчаяние!Вдруг, в самый разгар своих страстных убеждений, Лашо останавливается и,обращаясь к председателю суда, говорит: "Господин председатель, не можете ливы приказать спустить занавес там, напротив: господин седьмой присяжныйсовсем ослеплен солнцем". Седьмой присяжный, покраснев, улыбнулся ипоблагодарил. С этой минуты от уже был привлечен на сторону защиты". Многие писатели, и даже из очень выдающихся, в последнее время сталисильно нападать на учреждение присяжных, служащее, однако, для насединственной защитой против заблуждений и ошибок (притом весьма частых)такой касты, которая не подлежит никакому контролю. Некоторые из этихписателей желали бы, чтобы присяжные выбирались лишь из образованныхклассов. Но мы доказали уже, что решения присяжных и при подобных условияхостанутся те же, как теперь, при нынешнем составе присяжных. Другие же,основываясь на ошибках в приговорах присяжных, желали бы совершенно отменитьэтих последних и заменить их судьями. Однако те ошибки, в которых теперь такобвиняют присяжных, прежде всего делаются самими же судьями, так как ведьесли какой-нибудь из обвиняемых предстает перед присяжными, то это значит,что его уже раньше признали виновным сами судьи: следственный судья,прокурор и др. Магистратура в самом деле является единственным ведомством, действиякоторого не подлежат никакому контроля). Несмотря на все революции,демократическая Франция не обладает все-таки правом "Habeas Corpus", которымтак гордится Англия. Мы изгнали всех тиранов, но в каждом городе мы посадилисудью, который по своему усмотрению распоряжается честью и свободой своихсограждан. Самый ничтожный следственный судья, едва успевший соскочить сошкольной скамьи, получает возмутительное право отправлять по своемуусмотрению в тюрьму самых почетных граждан, и притом на основании лишьпростых личных подозрений, в которых он не обязан никому отдавать отчета. Онможет продержать их в тюрьме полгода, год под предлогом следствия и затемотпустить их без всякого вознаграждения или извинений. Приказание привести всуд совершенно равносильно знаменитому "Lettre de cachet", с той лишьразницей, что этим последним средством, которое так справедливо ставили вупрек прежней монархии, могли пользоваться лишь очень важные лица, а теперьэто средство находится в руках целого класса граждан, которых ни в коемслучае нельзя причислить к разряду наиболее просвещенных и независимых. Разве не следует из этого, что если бы обвиняемого судили судьи, а неприсяжные, то он лишился бы своего единственного шанса на оправдание? Вовсяком случае, ошибки присяжных являются лишь последствием ошибок судей.Только эти последние и бывают виновны в чудовищных судебных ошибках вроденедавнего случая с доктором Л., который был привлечен к ответственностиодним довольно-таки ограниченным следственным судьей на основании лишьпоказаний полуидиотки, обвинившей доктора в том, что он сделал ей выкидыш за30 фр. Доктор, конечно, был бы отправлен на каторгу, если бы не взрывнегодования общественного мнения, вынудивший главу государства немедленнопомиловать его. Честность подсудимого, засвидетельствованная всеми егосогражданами, казалось, должна была доказать грубость ошибки, и сами судьидаже признавали это, но следуя духа касты, сделали все от них зависящее,чтобы помешать помилованию. Во всех подобных делах присяжные, ничего непонимающие в технических подробностях, естественно, прислушиваются к тому,что говорит обвинение, и в конце концов успокаиваются тем, что дело былорасследовано судьями, уже искушенными во всяких тонкостях. Кто же в такихслучаях является истинным виновником ошибок -- судьи или присяжные? Будем жетщательно охранять институт присяжных, так как он составляет, наверное,единственную категорию толпы, которая не может быть заменена никакимиотдельными личностями. Только этот институт в состоянии смягчить строгостизаконов, которые уже потому что они одинаковы для всех, должны быть слепы впринципе и не могут принимать во внимание частных случаев. Недоступныйсостраданию и признающий только текст закона, судья со своейпрофессиональной строгостью приговорит к одинаковому наказанию грабителя,убийцу и бедную девушку, брошенную на произвол судьбы своим соблазнителем,которую довела до детоубийства нужда. Присяжные же инстинктивно чувствуют,что соблазненная девушка го раздо менее виновна, нежели ее соблазнитель, неподлежащий, однако, каре законов, и поэтому оказывают ей снисхождение. Хорошо зная психологию каст, а также психологию других категорий толпы,я решительно не вижу ни одного случая, когда бы я мог не пожелать лучшеиметь дело с присяжными, нежели с судьями, если бы мне пришлось бытьнеправильно обвиненным в каком-нибудь преступлении. С первыми я все-такиимел бы некоторые шансы на оправдание, тогда как со вторыми этого бы небыло. Будем опасаться могущества толпы, но еще более мы должны страшитьсявласти некоторых каст. Первую можно всетаки убедить, вторые же остаютсянепреклонными.
