Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

СИКАЙН — ГОРОД МАСТЕРОВ



 

— Куда теперь? — спросил Тюнтин.— В какую пагоду?

— Ни в какую. Куда-нибудь к ювелирам. Посмотреть, как чеканят серебряные ковши и чаши.

У каждого города своя слава, которую создают ему мастера. В Магуэ живут лучшие кузнецы, на озере Инле — ткачи, в Ман­далае — каменотесы и ювелиры, в Сикайне — чеканщики.

Издавна завоевали славу кустарные ремесла и народные про­мыслы. Бирманское прикладное искусство народно в истинном значении слова: оно делается руками народа и адресуется наро­ду. В редком доме не найдется керамической посуды, деревян­ной поделки или бамбуковой плетенки. Из раковин жемчужных устриц бирманцы делают редкостной красоты чаши, светильники, тарелки с ажурной резьбой.

Часами можно смотреть на шелковые ткани ручной работы — «ламе» с золотым и серебряным шитьем. Прежде из этой изысканной ткани шили одежды королю и его свите, теперь в нее обла­чаются артисты балета.

Под руками народных мастеров оживают нехитрые материа­лы — глина, тростник, тыква, превращаются в полные очарова­ния вещи.

Никого не оставит равнодушным лаковая миниатюра: на зер­кально-черном фоне светится золотая вязь рисунка. Секрет из­готовления лаковых подносов и шкатулок бережно пронесли мастера через многие поколения до наших дней.

Технология промысла сложна. Сначала готовят лак. В него входит сок тропического дерева, твердеющий на воздухе и сме­шанный с различными добавками. Лак наносят на основу, дают высохнуть, тщательно полируют. Повторяют этот процесс не­сколько раз, пока черная поверхность не заблестит, как зеркало. Тогда на нее наносят тонкий рисунок золотом. Основа изделий чаще всего бамбуковая. Это придает вещам легкость и прочность.

Бирманцы очень любят и очень дорожат всем национальным. «Колониальное мышление», годами насаждавшееся англичанами, не нашло здесь благодатной почвы. Молодежь (за редким исклю­чением) не стремится одеваться на иностранный манер, не стре­мится жить, «как на Западе».

Бирманцы предпочитают традиционную одежду, матерчатые сумки через плечо, казаны для варки риса, глиняные горшки для воды. Кстати, в условиях жары глиняная посуда удобнее, чем фарфоровая.

Раньше талант ремесленников служил пагодам, монастырям и королевским дворам. Изделия мастеров чеканки предназнача­лись как для почитания Будды, так и для мирских целей. Чаши для риса, ковши для воды, цветочные вазы, коробочки для бете­ля — все это издревле изготовлялось для королевского двора из серебра, реже — из золота. Ими короли одаривали верноподдан­ных министров и храбрых военачальников.

Свадьбы, шинпью, натвин — ничто не обходилось без посу­ды из чистейшего серебра, настолько мягкой, что она прогиба­лась в руках.

Духовенство не одобряло такую роскошь, не очень-то соче­тавшуюся с буддийским правилом быть воздержанным во всем. Оно признавало лишь серебряные алтари, вазы для цветов или чаши для риса, предназначавшиеся Будде.

И сегодня бирманские ювелиры работают так же, как их деды и прадеды. Все делается вручную, буквально на коленях. Внача­ле будущее изделие имеет вид бесформенного тусклого куска серебра. Его многократно нагревают, карандашом наносят чер­новой рисунок, а потом с помощью маленьких резцов-молоточ­ков получают сосуд нужной формы. Все зависит от фантазии и ис­кусных рук мастера. Готовое изделие погружают в кипящую воду с квасцами. Ополаскивают в холодной воде с отваром специаль­ного масла, полируют — и работа закончена.

Узоры на серебряных сосудах необыкновенно выразительны. Здесь сцены из джатак, из народного быта, сюжеты легенд. Па­хари с буйволами, танцовщицы, рыбаки — обычные герои рисун­ков. Не забыты и сказочные персонажи — билу, чинте, Галоун. Стук молоточков, доносящихся со двора дома, остановил нас. Ворота были распахнуты, и мы вошли. В тени под крышей длин­ного сарая сидели два мастера — старик и юноша.

— Вам не повезло,— сокрушался Тюнтин.— Уже поздно, работа закончена, все разошлись.

Но нам вполне хватило и этих двоих. С большим интересом мы наблюдали, как они, сидя на корточках, точными и быстрыми движениями чеканили серебряные кружки.

— Здесь есть человек, который может вам кое-что предло­жить,— шепнул наш верный водитель.

А «человек» уже открывал замок неказистого деревянного ам­бара. На грубых, неструганых полках блеснуло несколько под­носов и ваз филигранной чеканки.

Но когда мы услышали цену, то даже не попытались торго­ваться. И наверное, зря...

Кстати, сегодняшние чеканные вещи уже не прогибаются в руках. А возникающий на них со временем темный налет красно­речиво свидетельствует, что их давно уже не делают из чистого серебра.

АРХИТЕКТОРЫ БУДУЩЕГО

 

— А теперь назад, в Мандалай,— только и смогли мы выдох­нуть и в изнеможении плюхнулись на горячие от жары сиденья «голдена».

— Нет, погодите,— возразил Тюнтин, улыбаясь так широко, что видны были все его, без единого дефекта, зубы.— Еще Акедми. Мне сказали, чтобы я обязательно отвез вас туда! — И он обернулся в сторону нашего «почетного эскорта».

Что это — Акедми? Еще одна пагода? Не хватит ли на сего­дня?

Но Тюнтин твердо стоял на своем, н мы, смирившись, покор­но согласились. Пусть везет, куда хочет.

Через несколько минут он притормозил у внушительного вида здания. Видимо, нас здесь ждали. Навстречу вышла симпа­тичная, средних лет бирманка и представилась: «Заместитель ру­ководителя института».

Института? Да, об этом говорит вывеска у входа на бирман­ском и английском языках: «Академия по развитию националь­ных меньшинств».

Так вот что значило «Акедми» Тюнтина.

Гостеприимная, полная достоинства хозяйка на превосходном английском языке участливо спрашивала, не устали ли мы в доро­ге? Предложила отдохнуть, немного подкрепиться.

И вот уже мы сидим в прохладной, кондиционированной ком­нате — рай после знойной улицы — в удобных креслах, за длинным столом. Пол в комнате натерт до зеркального блеска, тихо жужжит кондиционер, на полках у стен настоящая выставка при­кладного искусства — вышивки, ткани, шкатулки, ожерелья, сумки и много других работ народных умельцев из самых глухих уголков страны.

Принесли еду. Сэндвичи в белых салфетках (очень кстати, потому что руки у нас не мыты, по локоть в пыли), чашки и чай­ник зеленого чая.

Две девушки — одна в бирманском лоунджи, другая в одеж­де народности кая — потчуют нас, а хозяйка рассказывает о целях и задачах Академии.

Все очень интересно, но мы чувствуем себя неловко: вид у нас с дороги отнюдь не парадный... А рассказ продолжается. Затем нам показывают учебные аудитории, ведут на спортивные пло­щадки и наконец знакомят с прелестными девушками в красоч­ных национальных костюмах. Их пятеро — бирманка, чинка, кая, каренка и качинка. Мы фотографируемся на добрую память и дружески прощаемся.

Теперь, уже сидя в машине, можно обменяться мнениями.

— Наверное, они заранее подготовились к нашему визиту, знали, что приедем.

— А впрочем, может быть, и нет. Тогда это просто замеча­тельно!

Во всяком случае очень хотелось, чтобы всё, что мы видели, было не показным, а отражало реальное положение вещей.

Предмет особой заботы правительства — просветительская работа, улучшение здравоохранения и образования в глухих угол­ках страны, где живут национальные меньшинства.

На развитие окраинных районов выделяется средств в несколь­ко раз больше, чем до 1962 года. Но и их все же недостаточно.

Сохранить единство Бирманского Союза, не допустить сепа­ратистских тенденций и в то же время дать простор развитию собственной экономики, культуры всех этнических групп — задача сложная.

Основанная в 1964 году Академия по развитию национальных меньшинств делает немало для решения национальной проблемы. Здесь учатся юноши и девушки — посланцы почти всех народно­стей страны.

За четыре года учебы они становятся квалифицированными специалистами, чтобы потом нести свет знаний в те края, откуда они родом. Выпускники Академии должны стать, как нам сказа­ли, «архитекторами будущего и служить делу объединения всех народов Бирманского Союза». И это прекрасно!

ЛЕТНЯЯ СТОЛИЦА БИРМЫ

 

Англичане умели выбирать. Меймьо — горный курорт на вы­соте более тысячи метров, с каскадами водопадов, обильной зе­ленью. Когда-то тут отдыхали колониальные чиновники, теперь сюда выезжают на каникулы студенты, школьники, проводят досуг военные.

Места здесь благодатные — плантации ананасов, клубники, мандаринов. Но нам не советовали останавливаться: дороги не совсем безопасны.

Из Мандалая в Меймьо ездят отдохнуть от жары. Хотя это в каких-то семидесяти километрах, климат и растительность сов­сем иные: воздух чист, как вода из горного источника, растут высокие эвкалипты, царственные каштаны, дубы и даже необык­новенно пахучая сосна.

Ползут по шоссе старенькие, перегруженные грузовики и битком набитые автобусы. Люди висят на подножке, устраиваются на капоте, на крыше кабины водителя, наконец, рядом с ним умудряются втиснуться пять-шесть человек. Что делать? Тран­спорта не хватает, а ехать надо!

Иногда мы замечали высокие рыжие конусы на земле, на кус­тах и даже на ветвях деревьев. Это термитники. Если растрево­жить гнездо, оттуда поползет скопище белесых насекомых. Тер­миты — настоящий бич для бирманцев. Горе тому дому, где они появятся: все будет превращено в труху.

В Меймьо ведет широкая асфальтированная дорога. И все равно Тюнтин был крайне предусмотрителен. Не проехав и кило­метра, он вырулил на обочину, вышел из машины и отряхнул лоунджи.

— Что случилось?

— Ничего. Но лучше подождать, пока они проедут,— кив­нул он на дорогу.

Мимо шла колонна тяжелых грузовиков, с трудом одолевая витки крутого подъема. Впереди двигалась машина с солдатами в зеленых касках, с автоматами наизготовку. Остальные грузо­вики везли технику.

— Едут вверх, в Лашо,— сказал Тюнтин.— Сильно перегру­жены. Боюсь, не повисла бы какая-нибудь машина.

Мы тоже с опаской взглянули на колонну. Это казалось поч­ти невероятным, но она уверенно, метр за метром преодолевала подъемы и шла вперед.

Переждав, мы двинулись следом. И дорога раскрывала нам свои тайны. Вот длинные ровные ряды невысоких колючих ку­стов — ананасы! А когда последние повороты сменились у верши­ны маленьким плато, мелькнули такие же ровные ряды... дере­вянных святилищ. Их, вероятно, было около тридцати, и в каж­дом лежали цветы, фрукты.

«Плато патов!» — не успела я подумать, как оно исчезло так же быстро, как возникло. Нет, это был не мираж. Когда мы возвращались, они стояли па том же месте — десятки деревян­ных, совершенно одинаковых домиков на четырех столбах. Лишь слегка потемнели с тех пир, как мы увидели их утром,— свечи внутри догорели.

Меймьо преподнес нам несколько приятных сюрпризов. По­казались первые дома. Не бамбуковые, а кирпичные и, заметьте, с самыми настоящими, дымящими трубами.

Куда теперь? Конечно, в ботанический сад. Знаменитая кол­лекция растений — около трех тысяч видов — самая большая гордость Меймьо. Одних фикусов в саду сорок разновидностей. Фикус еще называют баньяном или индийской смоковницей.

Но наверное, все ботанические сады воздействуют на непо­священных одинаково. Мы отдали должное красивым клумбам, ухоженным аллеям, аккуратным табличкам с латинскими назва­ниями... Но главной прелестью для нас был зеленый простор, свежий горный воздух, тенистые уголки со скамейками — бла­женство!

Лилии, флоксы, астры — все это растет и у нас. К чему уче­ные латинские названия, если это так похоже на чешские сады! Вдруг я увидела бледно-желтый цветок нарцисса на стройном стебле и склонилась над ним почти так же благоговейно, как бир­манцы перед своим божеством.

Ну а как не побывать на базаре в незнакомом городе? Дело даже не в покупках. В этих краях базар означает нечто большее. Он барометр общественной жизни, своеобразный культурный центр. С первого же взгляда базары скажут вам о многом.

Крытый рынок Меймьо показался через минуту. Было до­вольно рано, и в ремесленных рядах каждая вторая лавка пусто­вала. Зато шумел под открытым небом фруктовый базар. И он удивил нас.

Бетонированная площадь была тщательно вымыта. Нигде ни соринки. В центре площади блестел, отражая солнце, водоем. Лавки, окружавшие его, радовали опрятностью. Желтели связ­ки бананов, аккуратно подвешенные на шнурках; теснились на прилавках ананасы, корзины с апельсинами, лукошки с клубни­кой, свежие, еще влажные от росы овощи. Все это было заботливо выложено на мытых прилавках, все радовало глаз.

Мы уже как-то привыкли к тысячам Будд и сотням пагод, но такое аккуратное изобилие земных даров видели впервые.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.