Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Как подбирали участников



Предисловие

Подчинение встречается на каждом шагу и легко может ускользнуть от внимания психологов. Однако, не оценив его роль в поведении, нельзя понять широкий спектр поведенческих моделей. Ибо в психологическом плане действие, совершенное по приказу, сильно отличается от действия спонтанного.

Человек, которому претит воровать и убивать, может без зазрения совести украсть и убить, если получит команду от представителя власти. Поступок, немыслимый для кого-то при обычных обстоятельствах, может быть совершен без колебаний, если на сей счет есть указание.

Дилемма, связанная с подчинением авторитету, очень древняя: вспомним библейский рассказ об Аврааме. В настоящем исследовании мы придали этой дилемме современную форму, сделав ее предметом эксперимента и поставив целью лишь понимание, а не нравственную оценку.

Для психологического исследования подчинения важно иметь возможность перенести концепции власти в сферу личного опыта. Одно дело абстрактно рассуждать о правах личности и власти, и совсем другое — рассмотреть нравственный выбор в конкретной ситуации. О философских проблемах свободы и власти сказано немало. Однако всюду, где проблема не носит сугубо академический характер, есть реальный человек, который подчиняется или не подчиняется, и конкретный случай неповиновения. Человек может думать что угодно, но настает момент, когда нужно делать выбор. Вокруг этого и выстроен эксперимент.

Когда мы переходим в лабораторию, проблема сужается: если экспериментатор велит испытуемому вести себя все более жестоко по отношению к другому человеку, при каких условиях субъект согласится, а при каких ослушается? Лабораторная проблема воспринимается живо, эмоционально, как реальная. Она не оторвана от жизни, но предельно заостряет некоторые тенденции, присущие обычному ходу вещей в социуме.

Возникает вопрос: есть ли аналогия между действиями испытуемых в нашей лаборатории, и теми формами подчинения, которые ужасают в нацистской эпохе? Разумеется, эти ситуации нельзя ставить на одну доску, но при всех различиях в масштабе, численности и политическом контексте, есть важные общие моменты. Ведь в чем суть подчинения? Человек рассматривает себя как орудие чужих желаний, а потому снимает с себя ответственность за поступки. Как только у него включается этот подход, возникают все ключевые особенности подчинения. Приспособительные реакции, готовность к жестоким действиям и самооправдание имеют место независимо от того, где все происходит: в психологической лаборатории или перед пультом управления межконтинентальными баллистическими ракетами. Стало быть, от аналогий нельзя отмахнуться, педантично перечислив очевидные различия между психологической лабораторией и прочими обстоятельствами. Необходимо тщательно воссоздать ситуацию, позволяющую уловить суть подчинения: когда индивид вручает себя авторитету и более не считает себя действенной причиной своих поступков.

В той степени, в которой налицо добровольность и отсутствие принуждения, подчинение приобретает оттенок сотрудничества; в той степени, в которой налицо угроза наказания или насилия, подчинением движет страх. Мы изучали лишь подчинение добровольное, построенное на утверждении, что уполномоченное лицо вправе отдавать команды и никто ничем не угрожает. По сути, давление в этом исследовании опиралось лишь на власть, которую испытуемый приписывал ее представителю сам, а отнюдь не на объективную угрозу или физические средства контроля.

Основная проблема для испытуемого состояла в том, что ему было нелегко восстановить контроль над своими поступками после того, как он вверил себя экспериментатору. Это горький и в известной мере трагический аспект ситуации: нет зрелища печальнее, чем человек, который в значимых для него обстоятельствах пытается контролировать свои поступки, — и у него не получается.

 

Благодарности

Описанные здесь эксперименты — часть семидесятипятилетней традиции экспериментов в области социальной психологии. Борис Сидис провел эксперимент по подчинению в 1898 году, и исследования Аша, Левина, Шерифа, Фрэнка, Блока, Картрайта, Френча, Рейвена, Лачинса, Липпитта и Уайта, наряду со многими другими, повлияли на мою работу даже в тех случаях, где я их специально не упоминаю. Вклад Адорно и его коллег, а также Арендт, Фромма и Вебера — часть духа времени (zeitgeist), взрастившего социальных психологов. Меня особенно заинтересовали три работы. Первая из них — интересная книга Алекса Комфорта «Власть и преступность в современном государстве» (Authority and Delinquency in the Modern State); вторая — четкий концептуальный анализ авторитета, проделанный Робертом Бирстедтом; в-третьих, книга Артура Кёстлера «Дух в машине», где идея социальной иерархии разрабатывается глубже, чем в моей книге.

Данное экспериментальное исследование было осуществлено и завершено, когда я работал на психологическом факультете Йельского университета (1960–1963). Я благодарен факультету за то, что он обеспечил меня необходимым оборудованием и полезными рекомендациями. В особенности хочу поблагодарить профессора Ирвинга Джаниса.

Ныне покойный Джеймс Макдоноу из Уэст-Хейвена (штат Коннектикут) исполнял роль «ученика», и исследование выиграло от его блестящих природных талантов. Джон Уильямс из Саутбери (штат Коннектикут) был экспериментатором и безупречно справился со своей тягостной ролью. Хочу также сказать спасибо Алану Элмсу, Джону Уэйленду, Такето Мурате, Эмилю Элджису, Джеймсу Миллеру и Майклу Россу, внесших вклад в исследование.

В большом долгу я и перед многими жителями Нью-Хейвена и Бриджпорта, которые послужили испытуемыми.

Я много думал и писал об этих экспериментах уже после того, как они состоялись. Многие люди ободряли и поддерживали меня. Среди них доктора Андре Модильяни, Аарон Гершковиц, Реа Мендоза Диамонд, а также покойный Гордон Оллпорт. А также доктора Роджер Браун, Гарри Кауфманн, Говард Левенталь, Ниеле Кудирка, Дэвид Розенхан, Леон Манн, Пол Холландер, Джером Брунер и мистер Мори Сильвер. Элоиза Сигал помогла мне продвинуться в работе над несколькими главами, а Виргиния Хилу, мой редактор в Harper & Row, выказала удивительную веру в мою книгу, а под конец предоставила мне свой офис и избавила произведение от нерадивого автора.

В Городском университете Нью-Йорка заслужили мои благодарности Мэри Энгландер и Эйлин Лидалл, которые выполняли секретарскую работу, а также научных ассистентов Уэнди Стернберга и Кэтрин Крог.

Джудит Уотерс, аспирантка и талантливая художница, выполнила рисунки для глав 8 и 9.

Хочу поблагодарить Институт еврейских проблем в Лондоне за разрешение дать развернутую цитату из моей статьи «Подчинение преступным приказам: побуждение делать зло» («Obedience to Criminal Orders: The Compulsion to Do Evil»), которая впервые была напечатана в его журнале Patterns of Prejudice.

Благодарю Американскую психологическую ассоциацию за разрешение дать развернутые цитаты из своих статей, которые впервые были опубликованы в ее изданиях, а именно: «Поведенческое исследование подчинения» (Behavioral Study of Obedience), «К вопросу об изучении подчинения: ответ Баумринд» (Issues in the Study of Obedience: A Reply to Baumrind), «Групповое давление и действия против личности» (Group Pressure and Action Against the Person) и «Раскрепощающие эффекты группового давления» (Liberating Effects of Group Pressure).

Исследование было поддержано двумя грантами от Национального научного фонда. Исследованиям 1960 года помог небольшой грант от Фонда Хиггинса в Йельском университете. Благодаря стипендии фонда Гугенхайма (1972–1973), я смог провести год в Париже, отойти от академических обязанностей и завершить книгу.

Моя жена Саша с самого начала помогала в экспериментах. Ее ум и смекалка значили очень много. В последние два месяца мы работали вдвоем — в квартире на Рю Ремюза, — посвятив себя делу, которое теперь с помощью Саши завершено.

 

Стэнли Милгрэм

Париж

2 апреля 1973 года

 

Глава 1

Дилемма подчинения

Подчинение — один из базовых элементов в структуре социальной жизни. Определенные системы власти — непреложное требование всех человеческих взаимодействий: лишь человек, живущий в изоляции, может себе позволить не реагировать (через покорность или непокорность) на приказы других людей. Для нашего же времени подчинение как одна из детерминант поведения особенно актуально. Вспомним, что между 1933 и 1945 годами миллионы невинных людей систематически истреблялись по приказу. Газовые камеры, охрана концлагерей, ежедневные квоты на смерти — весь этот механизм действовал слаженно, как завод или фабрика. Пусть эта бесчеловечная политика зародилась в уме одного человека, однако лишь подчинение огромного числа людей позволило реализовать ее в столь широком масштабе.

Подчинение есть психологический механизм, связывающий индивидуальное действие с политической целью. Это цемент, который соединяет людей с системами власти. Судя по фактам недавней истории, да и повседневной жизни, для многих людей подчинение может быть глубоко укорененной поведенческой склонностью и даже могущественным импульсом, способным перевесить усвоенные представления об этике, сочувствии и нравственном поведении. О его важности пишет Чарльз Сноу (1961):

Задумываясь о долгой и мрачной истории человечества, понимаешь, что гораздо больше мерзких преступлений совершалось во имя подчинения, чем во имя бунта. Если у вас есть сомнения на сей счет, прочитайте книгу Уильяма Ширера “Взлет и падение третьего рейха”. Немецкие офицеры были воспитаны в строжайшем кодексе послушания… и во имя послушания они стали сообщниками и помощниками в самых крупномасштабных из злодейств человеческой истории (с. 24).

Геноцид европейских евреев — крайний случай душегубства, совершаемого тысячами людей под лозунгом подчинения. Однако в меньшем масштабе подобное происходит постоянно: обычным гражданам велят убивать, что они и делают, не смея ослушаться приказа. Тем самым, покорность, столь долго считавшаяся добродетелью, обретает новый образ, когда служит дурной цели. Какая уж тут добродетель: чистой воды грех! Или все же нет?

Нравственный вопрос о том, можно ли ослушаться приказа, если он противоречит совести, обсуждался Платоном, изображался в «Антигоне» и осмыслялся философами всех времен. По мнению консервативных авторов, неподчинение угрожает самим основам общества, и даже если поступок, на который толкает авторитет, обернется злом, лучше подчиниться, чем посягнуть на его прерогативы. И вот идея Гоббса: ответственность в подобном случае несет не исполнитель, а тот, кто отдал приказ. Впрочем, гуманисты рассуждали иначе: приоритет имеет личная совесть, и если ее голос противоречит приказу, надо из нее и исходить.

Юридические и философские аспекты подчинения очень важны, но для эмпирически мыслящего ученого наступает момент, когда он хочет перейти от абстрактных рассуждений к тщательному изучению конкретных случаев. Чтобы исследовать акт подчинения, я поставил в Йельском университете простой эксперимент. Впоследствии в нем оказались задействованы более 1000 участников, и его повторили в некоторых других университетах, но поначалу идея была простой. Человек входит в психологическую лабораторию, и его просят выполнить ряд действий, которые все сильнее и сильнее конфликтуют с совестью. Основной вопрос состоит в следующем: как далеко он зайдет в подчинении инструкциям экспериментатора, прежде чем откажется слушаться?

Несколько слов о деталях эксперимента. В психологическую лабораторию входят два человека для участия в исследовании памяти и обучаемости. Один именуется «учителем», другой «учеником». Экспериментатор сообщает, что речь идет о влиянии наказания на обучаемость. «Ученика» провожают в комнату, сажают в кресло и пристегивают ремнями, чтобы не дергался, а к запястью присоединяют электрод. Ему сообщают, что он должен запоминать списки из пар слов, а в случае ошибок будет получать удары током нарастающей силы.

На самом же деле эксперимент ставится над «учителем». Ему дают увидеть, как «ученика» пристегивают к креслу, уводят в главную экспериментальную комнату и сажают перед устрашающим электрогенератором. На лицевой панели генератора расположены по горизонтали 30 рубильников от 15 вольт до 450 вольт, с шагом 15 вольт. Рядом с рубильниками даны словесные пояснения: от «Слабый разряд» до «Опасно — тяжелое поражение». «Учителю» сообщается, что он будет проверять человека, находящегося в соседней комнате. Если «ученик» отвечает правильно, «учитель» переходит к следующему пункту. В случае неверного ответа необходимо выполнить электрошок: начать с наименьшего (15 вольт), затем увеличивать на один шаг всякий раз, как «ученик» делает ошибку (30 вольт, 45 вольт и т.д.).

«Учитель» — ничего не ведающий испытуемый, который пришел в лабораторию участвовать в эксперименте. «Ученик» же — подставное лицо, которое в реальности не получает удары током. Цель эксперимента состоит в том, чтобы выяснить, сколь далеко зайдет человек в конкретной ситуации, послушно причиняя боль протестующей жертве. В какой момент откажется подчиняться?

Конфликт возникает, когда «ученик» выказывает признаки дискомфорта. После разряда в 75 вольт он кряхтит, после 120 вольт жалуется вслух, а после 150 просит остановить эксперимент. Постепенно его протесты усиливаются, становясь все более настойчивыми и эмоциональными. После 285 вольт издаваемые им звуки напоминают агонию.

Наблюдатели эксперимента согласны, что никакие слова не способны передать сложность происходящего. Ведь для испытуемого это не игра: конфликт налицо. С одной стороны, «ученик» страдает: значит, надо бы встать и уйти. С другой стороны, экспериментатор, лицо авторитетное и начальственное, велит продолжать. И всякий раз, когда испытуемый медлит, экспериментатор настаивает на продолжении. Чтобы выйти из положения, нужно порвать с авторитетом. Исследование ставило своей задачей выяснить, когда и как люди — перед лицом очевидного нравственного императива — бросят вызов.

Понятно, что одно дело выполнять приказы офицера во время войны и совсем иное — слушаться экспериментатора. Однако общая канва отношений одинакова, ведь есть главный вопрос: как ведет себя человек, когда законный авторитет велит ему причинить вред третьему лицу? Если уж на то пошло, власть экспериментатора значительно меньше власти военачальника: он не может заставить испытуемого подчиняться, да и участие в психологическом эксперименте — дело далеко не такое важное и ответственное, как участие в битве. При всех этих оговорках я решил взять для начала самую простую ситуацию в надежде на то, что это прольет свет на целый ряд других случаев и поможет выявить некоторые общие принципы, применимые к другим условиям.

Возможно, у читателя сразу появился вопрос: как человек в здравом уме способен выполнить хотя бы один электрошок? Разве не проще сразу отказаться и уйти? Но фактически так никто не поступает. Оно и понятно: испытуемый пришел в лабораторию помогать экспериментатору — вот и помогает. В этом нет ничего особенного, тем более что «ученик» поначалу не возражает и даже обнаруживает заинтересованность. Удивительно другое: насколько далеко заходят обычные люди, соблюдая инструкции. Более того, результаты опыта изумляют и тревожат. Да, многие испытуемые переживают и протестуют. И все же значительное число людей продолжают опыт до последнего рубильника на генераторе.

Многие слушаются экспериментатора, как бы отчаянно ни жаловался «ученик», неважно, насколько болезненными кажутся удары и насколько пылко «ученик» умоляет отпустить его. Это наблюдалось снова и снова в наших исследованиях, да и в других университетах, где повторяли эксперимент. Именно невероятная готовность взрослых людей слушаться почти до последнего составляет главное открытие, сделанное в ходе нашего опыта. И именно она более всего нуждается в объяснении.

Обычно предлагаются такие объяснения: до максимальной силы тока доводили удары лишь монстры, садистические маргиналы общества. Однако этот тезис очень шаток: в категорию «послушных» испытуемых попали почти две трети участников, причем самые обычные люди — рабочие, служащие, представители умственного труда. Вспоминается книга Ханны Арендт «Эйхман в Иерусалиме» (1963). По словам Арендт, попытки обвинителя изобразить Эйхмана кровожадным чудовищем были глубоко ошибочными: он лишь заурядный бюрократ, который сидел за столом и работал. За эту книгу Арендт довелось вытерпеть немало злословия и даже клеветы. Людям сложно было расстаться с мыслью, что жуткие деяния Эйхмана выдают в нем маньяка, садиста и воплощение зла. Однако понаблюдав за тем, как в моих собственных экспериментах сотни обычных людей подчинялись авторитету, я склоняюсь к выводу: представление Арендт о «банальности зла» значительно ближе к действительности, чем может показаться. Ведь почему испытуемые наносили удары тока? Дело не в природной агрессивности. Они рассуждали просто: надо значит надо.

Таков главный урок нашего исследования: самые обычные люди, просто делающие свое дело и не имеющие никаких враждебных намерений, способны стать орудием страшной разрушительной силы. Более того, даже когда губительный эффект их поступков становится предельно ясен, но их просят продолжать действия, несовместимые с базовыми принципами морали, почти никто не находит в себе ресурсов, необходимых для противостояния авторитету. Здесь играют роль многообразные запреты на непослушание, и человек благополучно сохраняет статус-кво.

Сидя в кресле, легко осуждать покорных участников эксперимента. Однако критики судят их по меркам собственной способности декларировать высокоморальные принципы. А это нечестно. Ведь на уровне рассуждений многие испытуемые знают не хуже любого из нас, что нельзя вредить беспомощной жертве. Они знают, как себя вести, и способны при случае высказать свою позицию. Но это не имеет (или почти не имеет) отношения к их реальному поведению перед лицом конкретных обстоятельств.

Если людей просят объяснить, как нужно вести себя в подобной ситуации, они всегда скажут, что правильно — не покоряться. Но в реальных жизненных условиях не все определяется ценностями. Ценности — лишь один из факторов, воздействующих на поведение человека. И многие люди не смогли соотнести свои ценности с ситуацией. Они продолжали эксперимент вопреки собственному желанию.

Влияние нравственного чувства на поступки менее значительно, чем гласит социальный миф. Хотя в списке моральных норм заповеди вроде «не убий» занимают видное место, в структуре человеческой психики их положение не столь надежно. Несколько газетных заголовков, призывная комиссия, приказ от человека в эполетах — и люди без особых колебаний идут убивать. Даже в ходе психологического эксперимента человек способен легко перешагнуть нравственные барьеры. И тем более нетрудно заставить людей отринуть моральные соображения с помощью расчетливых манипуляций на информационном и социальном поле!

Так почему же человек подчиняется экспериментатору? Во-первых, есть целый ряд «связывающих факторов», которые мешают выйти из ситуации. Здесь и вежливость, и первоначальное обещание помочь, и неловкость отказа. Во-вторых, у испытуемого формируется целый ряд приспособительных механизмов, которые тормозят его решимость дать отпор. Эти приспособительные реакции помогают испытуемому сохранить отношения с экспериментатором, одновременно снижая внутренний конфликт. Они типичны для мышления послушных людей, когда авторитет велит им причинять вред беспомощным лицам.

Один такой механизм состоит в склонности настолько погружаться в узкотехнические аспекты, что общая картина последствий выпадает из виду. В фильме «Доктор Стрейнджлав» есть блестящая сатирическая сцена, когда экипаж бомбардировщика поглощен техническими деталями процесса ядерного удара. Так и здесь: испытуемые с головой уходят в саму процедуру: как членораздельно прочесть слова и аккуратно переключить рубильник. Они хотят быть безупречными исполнителями, и в каком-то смысле им не до этики. Постановку задачи и ее нравственную оценку они доверяют экспериментатору.

Наиболее распространенная приспособительная реакция состоит в том, что человек слагает с себя ответственность за поступки и перекладывает ее на экспериментатора, представителя законной власти. Никакого нравственного долга: он воспринимает себя лишь как орудие внешнего авторитета. Когда после эксперимента испытуемых спрашивали, почему они не остановились, в ответ часто звучало: «Сам я так не поступил бы. Я лишь делал, что мне сказали». Неспособные воспротивиться авторитету, они возлагают на него всю ответственность. Эту старую песню («я лишь выполнял долг») мы вновь и вновь слышали от подсудимых в Нюрнберге. Однако не стоит думать, что это лишь жалкая отговорка, придуманная наспех к случаю. Это типичный образ мышления огромного числа людей, привыкших к своему положению в субординационной системе. И исчезновение чувства ответственности — самое далеко идущее последствие такого подчинения.

Хотя действия повинующегося идут вразрез с требованиями совести, ошибочно полагать, что он утрачивает нравственное чувство. Просто у него меняется угол зрения. Он не оценивает с нравственных позиций последствия своих действий. Свой моральный долг он рассматривает как необходимость оправдать надежды, которые возлагает на него авторитет. Во время войны солдат не думает о том, хорошо ли бомбить деревни. И не ощущает вины и стыда. Он испытывает гордость или стыд в зависимости от того, насколько хорошо выполнил задание.

Еще один психологический фактор, который действует в этой ситуации, можно назвать «контр-антропоморфизм». Десятилетиями психологи обсуждали первобытную тенденцию приписывать неодушевленным предметам и силам человеческие качества. Однако бывает и противоположное: когда силы, имеющие непосредственное отношение к человеку — и в смысле их происхождения, и в смысле их сохранения — расцениваются как безличные. Скажем, некоторые системы, созданные человеком, рассматриваются так, словно человек с его капризами и эмоциями тут ни при чем. Человеческого фактора словно бы и нет. И когда испытуемый слышит: «Эксперимент требует, чтобы вы продолжали», он воспринимает это не как приказ человека, а как более абстрактный императив. Он не задает очевидный вопрос: «Чей эксперимент? С какой стати я должен мучить жертву в угоду этому затейнику?» Желание человека — организатора эксперимента — становится частью схемы, которая оказывает на испытуемого воздействие, выходящее за личностные пределы. «Это должно продолжаться. Должно продолжаться», — твердил один участник эксперимента. Он не понял, что за этим «должно» стоит желание такого же человека, как он сам. Забыв о роли личности, он придал «эксперименту» безличное качество.

Ни одно действие само по себе не обладает неизменными психологическими качествами. Его смысл зависит от контекста. Недавно в одной американской газете приводились слова летчика, который признавал, что американцы бомбили вьетнамских мужчин, женщин и детей, но при этом считал, что делалось это «во имя благородного дела», а значит, оправданно. Аналогичным образом, большинство участников эксперимента рассматривали свое поведение в широком контексте: все ради вещи благой и общественно полезной — поиска научной истины. Психологическая лаборатория — заведение солидное, внушающее доверие. И в такой обстановке электрошок — способный в отрыве от контекста вызывать ужас — обретает совсем иной смысл. Но ведь это очень опасно: пренебрегать человеческими последствиями и целиком исходить из контекста…

Мы не изучали как минимум один фактор, который сыграл значимую роль в Германии: очернение жертв перед активными действиями против них. Более десятилетия яростная антисемитская пропаганда систематически готовила немцев к уничтожению евреев. Шаг за шагом евреев исключали из категории граждан и народа, а в итоге лишили права считаться людьми. Систематическое очернение жертвы помогает оправдывать жестокость и постоянно сопутствовало массовым убийствам, войнам и погромам. Надо полагать, наши подопечные испытывали бы еще большую легкость, нанося удары током, если бы их убедили, что они имеют дело с кровавыми преступниками или извращенцами.

Существенный интерес представляет, однако, следующее обстоятельство: многие испытуемые принижали жертву вследствие действий против нее. Нередко приходилось слышать: «Он был столь глупым и упрямым, что поделом». Совершив акт жестокости, эти люди считали необходимым опорочить жертву, чье наказание было неизбежно из-за недостатка ума и характера.

Многие испытуемые были в каком-то смысле против того, что делали с «учеником». Многие протестовали, даже когда слушались. Но между мыслями, словами и решительным шагом неподчинения лежит еще одно звено: способность претворять верования и ценности в действие. Некоторые участники эксперимента были полностью убеждены в неправильности своих поступков, но не могли заставить себя порвать с авторитетом. Некоторые испытывали удовлетворение от своих мыслей и считали — пусть лишь в глубине души, — что служат правому делу. Они не поняли, что субъективные ощущения по большому счету непринципиальны в ситуации нравственного выбора, если не влекут за собой действие. Какая разница, что думали охранники в концлагере, если потворствовали убийству невинных людей. Так и пресловутое «интеллектуальное сопротивление» в оккупированной Европе — когда людям путем самообмана удавалось думать, что они дают отпор захватчику — чистой воды защитный психологический механизм. Тирании сохраняются благодаря слабакам, у которых нет мужества поступить в соответствии со своими убеждениями. Снова и снова в ходе эксперимента люди давали негативную оценку своим поступкам, но не имели внутренних сил на то, чтобы претворить свою оценку в действие.

Одна из вариаций базового эксперимента отражает более распространенную дилемму, чем вышеописанная: человек должен был не нажимать на рубильник с током, а всего лишь выполнять вспомогательную задачу (зачитывать пары слов); рубильником же распоряжался другой. В данной ситуации 37 из 40 взрослых нью-хейвенцев доводили уровень электрошока до максимума. Предсказуемым образом они извиняли свое поведение тем, что ответственность несет тот, что управляет генератором. Пожалуй, это иллюстрирует печально типичную ситуацию: человеку легче слагать с себя ответственность, когда он служит лишь промежуточным звеном в цепи зла и удален от окончательных последствий своих действий. Даже Эйхману становилось дурно, когда он посещал концлагеря, но для участия в массовых убийствах ему всего-то и нужно было сидеть за столом и перебирать бумаги. А работник концлагеря, который подавал «Циклон Б» в газовые камеры, оправдывал свое поведение тем, что лишь выполнял приказы. Тем самым наблюдается фрагментация человеческого поступка; никто конкретно не решает совершить злодеяние и не отвечает за последствия. Человека, который берет на себя всю ответственность, просто нет. Пожалуй, это самая распространенная особенность социально организованного зла в современном обществе.

Таким образом, проблему подчинения нельзя считать чисто психологической. Во многом она связана с формой общества и тем, по какому пути оно развивается. Возможно, и были времена, когда люди были способны по-человечески реагировать в любой ситуации, так как были безраздельно поглощены ею. Однако с разделением труда все пошло иначе. Начиная с какого-то момента дробление общества на людей, исполняющих узкие и очень специфические задачи, обезличило работу и жизнь. Каждый видит не ситуацию в целом, но лишь небольшую ее часть, а потому не способен действовать без руководства. Человек подчиняется авторитету, но тем самым отчуждается от собственных поступков.

Суть проблемы уловил Джордж Оруэлл:

Пока я пишу эти строки, очень цивилизованные люди летают над моей головой и пытаются меня убить. Они ничего не имеют против меня лично, да и я ничего против них лично не имею. Как говорится, они лишь «выполняют свой долг». Без сомнения, большинство из них — добросердечные и законопослушные граждане, которым и в голову не придет совершить убийство в частной жизни. С другой стороны, если один из них сбросит бомбу, которая разорвет меня на куски, его сон от этого не ухудшится.

 

Глава 2

Метод исследования

Залог успеха научного исследования в простоте. Особенно это касается исследования психологического. Психология — дело тонкое и неоднозначное. Запутанные процедуры способны лишь усложнить понимание явлений. Чтобы упростить изучение вопросов подчинения, нужно создать ситуацию, в которой один человек приказывает другому совершить некое наблюдаемое действие, — а затем посмотреть, когда тот слушается, а когда нет.

Если нам надо выяснить степень подчиняемости, а также условия, влияющие на нее, нам необходим для противопоставления некий мощный фактор, который способствует неподчинению и общечеловеческая значимость которого очевидна.

Из всех нравственных принципов наиболее общепризнан следующий: нельзя причинять страдание беспомощному человеку, который не несет ни вреда, ни угрозы. Этот принцип у нас и будет противовесом подчинению.

Человеку, пришедшему в лабораторию, будут приказывать совершать все более жестокие действия против другого индивида. Соответственно, будет все больше и больше оснований для неподчинения. В какой-то момент испытуемый может отказаться выполнять приказы и прекратить участие в эксперименте. Поведение до этого отказа именуется подчинением. Отказ есть акт неподчинения. Он может наступить раньше или позже по ходу дела, это и есть искомая величина.

Конкретный способ, которым наносится вред жертве, не слишком принципиален. По техническим причинам мы остановились на ударах током. Соображения были такие. Во-первых, испытуемый наглядно видит, что разряды имеют разную мощность. Во-вторых, данный способ хорошо вписывается в научную ауру лаборатории. В-третьих, в лабораторных условиях легко имитировать применение электрошока.

А сейчас опишем детали исследования.

Как подбирали участников

Легче всего было бы взять для эксперимента йельских студентов. В конце концов, студенты под боком и их несложно привлечь. Тем более, в психологии опыты с участием студентов — обычное дело. Однако в данном случае учащиеся элитного вуза не годились. Уж очень велик риск, что студенты, уже поучаствовавшие в эксперименте, расскажут, в чем дело, тем, кому это предстоит. Поэтому я ориентировался на более обширный ресурс: все население Нью-Хейвена, 300 000 жителей. Была и иная причина предпочесть Нью-Хейвен университету: студенты — слишком однородная группа. Им почти всем около 20 или чуть больше; они умны и отчасти знакомы с психологическими экспериментами. Мне же требовался широкий круг людей из самых разных слоев общества.

Чтобы набрать участников, мы дали объявление в местную газету. Оно приглашало представителей любых профессий принять участие в исследовании памяти и обучаемости. За час участия полагалась плата в $4 плюс 50 центов для проезда на общественном транспорте (см. иллюстрацию). Откликнулось 296 человек. Поскольку для эксперимента этого было недостаточно, приглашения также рассылались по почте. Пригласительные письма были отправлены нескольким тысячам жителей, чьи имена мы взяли из телефонной книги. Откликнулись примерно 12% адресатов. Респонденты, о которых мы знали пол, возраст и профессию, составили круг испытуемых. За несколько дней до опыта мы проводили индивидуальные собеседования.

Типичными испытуемыми были почтовые клерки, школьные учителя, продавцы, инженеры и рабочие. Образовательный уровень — самый разный: от людей, недоучившихся в школе, до обладателей докторских и прочих профессиональных степеней. Было придумано несколько экспериментальных ситуаций (как вариации основного эксперимента), и с самого начала я счел важным задействовать в каждой из них представителей разных возрастов и разных профессий. Всякий раз разброс по профессиям был таким: 40% — рабочие, квалифицированные и неквалифицированные; 40% — белые воротнички, продавцы и бизнесмены; 20% — люди интеллектуального труда. Подобрали и возрастной состав: 20% — от 20 до 30 лет; 40% — от 30 до 40 лет; и 40% — от 40 до 50 лет.

Место и персонал

Эксперимент проводился в первоклассной Интерактивной лаборатории Йельского университета. Деталь немаловажная с точки зрения легитимности мероприятия в глазах испытуемых. Впрочем, в нескольких последующих вариациях опыт ставили не в университетских условиях (см. главу 6). Роль экспериментатора сыграл тридцатиоднолетний школьный учитель биологии. По ходу дела он держался бесстрастно и выглядел несколько сурово. Он был одет в серый рабочий халат. В качестве жертвы выступал сорокасемилетний бухгалтер, специально обученный для этой роли, американец ирландского происхождения. Большинство наблюдателей находили его мягким и симпатичным.

Процедура

В каждом эксперименте участвовали один «наивный субъект» и одно подставное лицо. Чтобы оправдать использование электрического тока, требовался хорошо продуманный предлог. (При всех ситуациях законной власти подчиненный должен ощущать связь, пусть и едва уловимую, между конкретной разновидностью авторитетного лица и указаниями с его стороны.) Экспериментатор объяснял положение дел следующим образом.

В психологии существует несколько гипотез, объясняющих, как люди усваивают информацию разного рода.

Некоторые наиболее известные гипотезы рассматриваются в этой книге. (Испытуемому показывали книгу о процессе обучения.)

Согласно одной теории, люди правильно усваивают материал, когда их наказывают за ошибки.

На практике эта теория реализуется, когда родители шлепают ребенка, если он что-то делает не так.

Предполагается, что шлепок, форма наказания, стимулирует ребенка лучше запоминать и учиться эффективнее.

Однако на самом деле мы почти ничего не знаем о том, как влияет наказание на обучаемость, поскольку по-настоящему научных исследований с участием людей не проводилось.

Например, неизвестно, какая степень наказания оптимальна для усвоения материала и насколько влияет личность наказывающего (моложе он ученика или старше и т.д.).

Поэтому в данном исследовании мы привлекаем к участию людей разных профессий и разных возрастов. И одних мы просим быть «учителями», а других «учениками».

Мы хотим выяснить, какое воздействие оказывают разные люди друг на друга в качестве учителей и учеников и каково воздействие наказания в этой ситуации.

Вот и сегодня я собираюсь попросить кого-то из вас быть «учителем», а кого-то — «учеником».

Есть у кого-либо из вас предпочтения?

[Испытуемому и сообщнику экспериментатора разрешено высказывать свои предпочтения.]

Ладно, честнее всего будет бросить жребий. На одной бумажке я напишу слово «учитель», а на другой — «ученик».

[Сначала вытягивает жребий испытуемый, потом — сообщник.]

У кого какая бумажка?

Отлично. Теперь для начала создадим условия, в которых «ученика» можно наказывать.

Пройдемте в соседнюю комнату…

Жеребьевка подтасовывалась таким образом, что испытуемый всегда оказывался «учителем», а сообщник экспериментатора — «учеником». (На обеих бумажках стояло слово «учитель».) Сразу после жеребьевки «учителя» и «ученика» отводили в соседнюю комнату, где «ученика» пристегивали ремнями к «электрическому стулу».

Экспериментатор объяснял: ремни необходимы, чтобы избежать ненужных движений при ударе током. На самом деле надо было создать впечатление, что в этой ситуации ему некуда деться. К запястью «ученика» был присоединен электрод, а «чтобы избежать волдырей и ожогов», применялась электродная паста. Испытуемому сообщали, что электроды соединены с генератором тока в соседней комнате.

Для вящей убедительности экспериментатор в ответ на сомнения «ученика» заявлял: «Хотя удары током могут быть очень болезненными, они не приведут к долговременным повреждениям тканей».

Задание

Задание состояло в запоминании взаимосвязанных слов. Сначала испытуемый зачитывал «ученику» ряд словесных пар, а затем повторял список, только первое слово пары сопровождалось уже четырьмя словами. Например, пары могли выглядеть так:

синий ящик

приятный день

дикая утка

и т.д.

А при проверке усвоения набор был следующий:

Синий небосвод — узор — ящик — светильник.

«Ученик» должен был ответить, какое из четырех слов первоначально было в паре с первым словом. Свой ответ он передавал, нажимая на одну из четырех кнопок перед собой, а та зажигала одну из четырех пронумерованных лампочек, расположенных наверху электрогенератора.

Генератор электрошока

На панели располагались по горизонтали 30 рубильников. На каждом рубильнике стояло обозначение числа вольт (с шагом в 15 вольт — от 15 до 450). Каждую группу из четырех рубильников сопровождала надпись: «Слабый разряд», «Умеренный разряд», «Сильный разряд», «Очень сильный разряд», «Мощный разряд», «Очень мощный разряд», «Опасно — тяжелое поражение». Два последних рубильника справа, расположенных за последним рубежом, были просто обозначены: ХХХ.

При включении рубильника загорался связанный с ним красный сигнал, слышались жужжание и щелчки реле, вспыхивала синяя лампа с надписью «генератор напряжения», а стрелка вольтметра отклонялась вправо.

В левом верхнем углу генератора стояла надпись: «ГЕНЕРАТОР ЭЛЕКТРОШОКА, ТИП ZLB; DYSON INSTRUMENT COMPANY, УОЛТЭМ, МАССАЧУСЕТС; ОТ 15 ДО 450 ВОЛЬТ».

Демонстрационный шок

Перед началом опыта испытуемому давали возможность проверить ощущения от воздействия тока на себе. Разряд всегда составлял 45 вольт и производился нажатием на третий рубильник. Удар тока приходился на запястье испытуемого и укреплял в последнем убежденность в подлинности генератора.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.