URKNITTS’OM (ПОРЧА) В ОХОТНИЧЬЕМ БЫТУ

Понятна также связь психологического состояния человека и удачей в работе в охотничьем быту. Здесь в поведении охотника требуется полное спокойствие. Спокойный расчет всех возможных “уловок” со сторо­ны зверя, строгая ориентация по отношению к прост­ранству, учет всех возможностей, которые могут пред­ставиться в каждый момент в зависимости от поведения зверя — требуют большого напряжения ума и выдер­жанности характера. Если охотник выйдет из своего душевного равновесия, даст волю своим сомнениям или чувству, тогда он может допустить опрометчивость, упустить момент и дело может окончиться неудачей. Поэтому охотник особенно боится выразить какое-нибудь враждебное намерение, мысль или просто лег­комыслие по отношению к объекту своей охоты. Но этим вопрос не исчерпывается. Пожегодский охотник рассказывает: “Однажды я увидел белку из мелкого леса (raskys’). „Этот разобьется у меня вдребезги", — подумал я и, чтобы поберечь шкуру, несколько от­ступил назад. Выстрелил — белка не упала, а пере­скочила на другое дерево, выстрелил другой раз — то же. Так пришлось стрелять семь раз. Кишки у белки все вылезли, белка кричит, а не падает”. “Другой раз идем двое с товарищем, через тетеревиный ток. “Вот, — говорит мой товарищ,—дам я тебе: кур-ка!” — Вы­стрелил — тетерев не упал, я снова выстрелил в грудь, тетерев улетел и сел на дерево. Потом товарищ tyskalis (поколотил топором по дереву), а я снова выстрелил. Тетерев ухватился клювом за сук и повис на нем. Пришлось снять его палкой”. [Сноска: Нужно принять во внимание, что охотники коми раньше били белок из винтовки, и так метко, что старались попасть только в го­лову, чтобы не испортить шкурки.] Вообще по отношению к

С.171.

лесному зверю или дичи, по мнению охотников, нельзя относиться легкомысленно или просто пренебрежи­тельно. В результате этого зверь может испортиться “urknitts’yny” и в угодья ничто не будет попадать. Нао­борот, нужно относиться к зверю очень почтительно (“veza-vidz’ny”). На этой почве развился даже особый культ по отношению к более ценным зверям. Так, на Локчиме, когда попадается, например, куница, то, сняв с серьезным видом с нее шкуру, тушу ее хоронят в золе под костром, а шкуру вешают посреди шалаша (ts’om) к поперечному бруску (s’ог) и во время ужина приглашают зверя к еде (voshjedöny), называя его почетным гостем (ts’om-sör-gös’t). Правда, не все охот­ники соблюдают в настоящее время все предписания такого почтительного отношения к зверю и, таким образом, эти обычаи в настоящее время уже исчезают.

Может испортиться не только ценный зверь, но и мышка. Если в мышеловку попадет мышка несколь­ко раз подряд, то при соответствующей мысли, напр., выражения уверенности, что также она попадется и в следующий раз, больше не попадется уже ни одна: urknitts’e. После этого подвергают очищению самую мышеловку. Для избежания порчи к капканам и дру­гим принадлежностям охоты привязываются талисма­ны. Боязнью выразить хвастливое состояние и тем самым как бы оскорбить промысел, может быть, отчасти объясняется обычай скрывать величину улова и добычи. Тот же упоминавшийся охотник, который не проявлял особого почтения к живому зверю, одна­ко, никогда больше пяти штук белок не показывал жившему с ним старику и снимал шкуру с остальных уже тогда, когда старик куда-либо отлучался из баньки. Иногда в артель случайно попадает человек, совершенно не следящий за своими поступками, а

С.172.

также и не стесняющийся в выражениях (l'ok-voma), тогда от этого страдает вся артель. Товарищи его стараются воздействовать на него сначала воспита­тельными средствами, уговаривая соблюдать требу­ющуюся обычаем благопристойность, а также и обыч­ные нормы права. Иногда же стараются воздейст­вовать на него чародейством. В Пожегодской волости рассказывают следующий случай: “Один член артели не отличал при дневном обходе угодий своих угодий от чужих и приносил домой часто чужой промысел. Свои товарищи не раз уговаривали его оставить эту привычку, но тот не оставлял. Тогда главарь артели пригрозил ему. На другой день этот охотник вышел на охоту и все время кружился вблизи своей баньки, совершенно потеряв возможность ориентироваться (ordym voshi), и так продолжалось изо дня в день. Дальше он уже не стал ходить на охоту. Однажды он заметил, что в его сторону начала двигаться туча, потом полил такой проливной дождь, что начало за­топлять всю окрестность. Тогда он поднялся “на де­рево”. Между тем вода все прибывала. Наконец, он стал кричать, звать о помощи. Подоспевшие товарищи сняли его с крыши избушки”.

Когда охотник бывает испорчен, он должен схо­дить домой и здесь, вымывшись в бане, переменить свое белье и надеть чистое; угодья и ружье свое он должен также очистить. Как это ни странно, но очи­щение иногда производят при помощи своей мочи — мочатся на принадлежности охоты и в самое дуло ружья.

Один промышленник, — рассказывают на Печо­ре, — поставил капкан для лисицы, а попал в него заяц. В досаде на это охотник стал издеваться над зайцем: не берет его, а только колет своей пикой:

С.173.

“шкуры бы я твоей не видел” — приговаривает. После этого случая уже ни один зверь вообще будто бы не попадал ему в ловушку за всю свою жизнь. Это яв­ление называется там — “охотник ursas’is”, по Вычег­де — “зверь urkn’its’is”.

Чтобы не случилось чего-либо подобного, охот­ники не продают своего промысла до окончания охот­ничьего сезона, из опасения вместе с тем и того, чтобы их промысел в то время, когда еще не совсем подсохли шкуры зверей (имеют vir-jaj), не попал как-нибудь в руки “чорыд “-человека, который вместе с куплен­ной сырой шкурой может присвоить и самую возмож­ность удачи.

Поиск по сайту: