Что касается до объективных причин проявления болезни, то здесь подвести все проявления шевы к одной и той же причине нет возможности. Но все же можно сказать, что характерной стороной болезни является ее нервно-патологическая сущность. Большинство случаев из них могут составлять аналогии, если не к одному, то к различным формам истерии, сопровождаются нервной возбудимостью и психологической обезоруженностью по отношению к определенным видам внешних раздражении. Проявления нервно-патологических явлений могут усиливаться до сумасшествия, оставаясь, по воззрениям населения, в рамках колдовских явлений. Проявлениями же шевы объясняется целый ряд болезненных состояний, которые не имеют ничего общего с истерией. Один печерский крестьянин (тот, который участвовал в раскрытии могилы для проверки калечения трупа) объяснял, что у него “лишинку” выгнал фельдшер; вывел его в поле и здесь от принятого лекарства она вышла через задний проход в виде белого червячка. Таким образом, глиста была принята им за “лишинку”. Также за tsyködöma “порченную” считается одна бородатая женщина из д.Puts’kömdin на Вашке. Субъективное ощущение больных, что шева хватается за “сердце” (s’ölömad kuts’is’e, s’ölömtö n’akalö), когда им становится дурно, должны быть в большинстве случаев отнесены к желудочным заболеваниям.
Что касается вопроса о существовании истерии у коми, как бытового явления, то это обусловливается рядом причин разнообразного свойства. Здесь играют
С.133.
роль: общественно-экономические условия существования женской половины населения и психо-половые особенности взаимоотношения полов и т.д. В этом отношении нужно сказать, что районы, где наиболее сильно развита эта истерия, являются по преимуществу охотничьими (Печора, Удора). [Сноска: Доктор С. В. Мартынов на основании материалов Архангельского статистического Комитета 1865 г. приводит такие статистические данные о распределении больных данным видом истерии на Севере. Архангельский уезд — 225 ж. 39 м. (Архангельской губ.); Холм. уезд—568 ж. 15 м.; Пинеж. уезд. — 7390 ж. 3 м.; Мезен. уезд — 389 ж. 37 м.; Онеж. уезд — — ж. — м.; Кемск. уезд — 1 ж. — м.; Шенкурск, уезд — 3 ж. — м.; (“Печорский край”, 228).]
Быт охотников, как известно, во многом отличается от чисто крестьянского быта. Прежде всего в охотничьей среде существует строгая изолированность полов в течение целых сезонов. Охотники до известной степени могут считаться кочевым элементом населения. Так, напр., некоторые печерские охотники из д.Петрушино бывают дома, на месте своей оседлой жизни, только 1 —2 недели, около зимнего Николина дня, все же остальное время проводят в 350 верстах, в верховьях р.Ылыча. Некоторые вымские охотники считают для себя более нормальным пребывание в лесу и тяготятся продолжительным пребыванием в деревне. На женское население в охотничьих районах ложатся все работы и по домоводству, и по полевому хозяйству и т.д. Постоянная работа на лошади, каковая в земледельческих районах лежит уже на обя-
С.134.
занности мужчин, в охотничьих районах тоже считается чисто женской работой.
Здесь нередко можно видеть женщину, поднимающую навоз, а мужчину, сидящего на лошади, везущего навоз на поле, тогда как в земледельческих районах последний вид работы выполняется детским населением. В с.Лопидин в зимние праздники мужчины, возвратившиеся с охотничьего промысла, часто пьянствуют, иногда картежничают, или попросту наслаждаются бездельем по неделям, а женщины на второй же день праздников едут за сеном, соломой на подсеки, за дровами, верст за 15—30 и больше.
Еще три года тому назад одна лопидинская женщина родила зимой на морозе ребенка, дочь Öдю, на возу с соломой, которую везла с подсеки за 15 верст от дома. К счастью, мать и дочь и по настоящее время еще живы. Другой такой же случай был в с.Мордине, но они не единичны. Случаев, когда коми женщина рожает своего ребенка на пожне, за десяток верст от дома — сколько угодно. В этом отношении они бывают иногда просто анекдотичными. Идет женщина вместе со своими домашними с пожни, ощущает родовые потуги — уединяется на некоторое время в кусты для родов, а затем нередко догоняет своих домашних где-либо около перевоза уже с ребенком на руках, завернутым в какую-нибудь часть материнской одежды. А то женщина, оставшаяся на один день дома, родив ребенка, наколет дров, затопит баню и парится там.
К непосильному физическому труду женщины часто присоединяется и нравственный гнет. Это в тех случаях, когда иные девицы не могут выйти замуж, или вышедшие замуж попадают в чрезвычайно грубую обстановку. Прибавив ко всему этому более воз-
С.135.
буждающуюся натуру женщины, становится ясно, почему женщины подвержены порче в большей степени, чем мужчины.
Кроме того, при решении вопроса о бытовой устойчивости проявлений этой своеобразной формы истерии нельзя не принять во внимание и бессознательного подражания. Нервные припадки производят настолько сильное впечатление на женщин, что потом они с большой точностью воспроизводят это сами. Не имея никакого представления о законах психических, население воспринимает сложные проявления нервной болезни грубо реально, согласно своим материально-конкретным представлениям о сверхъестественном. [Сноска: См. об этом: доктор медицины Г.Попов. Русская народно-бытовая медицина, С. 378—382, а также: доктор медицины Н.В.Краинский. Порча, кликуши и бесноватые как явления русской народной жизни, с пред. акад. В.М.Бехтерева. Новгород, 1900.]
Таким образом, тяжесть экономического положения, недифференцированная общественная жизнь, общность взглядов приводят к тому, что воззрения на шеву и объективные проявления болезни являются прочно укоренившимися в быте коми.
Что касается до тех конкретных проявлений болезни именно в форме, которая представляет разработанную систему поверий о шеве, то они имеют очень древние первобытные источники и держатся исключительно как пережиток, но настолько цельный, что чрезвычайно трудно с ними бороться и найти в них уязвимое место. Я, например, однажды хотел поставить в безвыходное положение женщину вопросом — почему нет шевы у интеллигентов. Она ответила, что это совсем не из-за того, что им не может быть дана порча, а из-за того,
С.136.
что “судьи” [Сноска: Для коми “судьями” были все, начиная от просфорни и кончая губернатором и выше.] далеко стоят от народа и поэтому недоступны для колдуна.
Насколько психика субъекта, впервые испытывающего состояние, когда “шева” заговаривает, находится в зависимости от обычных взглядов окружающих, какую большую роль играет тут момент внушения присутствующих, свидетельствует история болезни, сообщенная мне членом Мординского Волисполкома С., человеком партийным и потому сознательнее относящимся к фактам окружающей жизни:
Девятилетним мальчиком С. был взят отцом в качестве пары для пилки дров на Богословских заводах. Здесь он пилил дрова на равных правах со своим отцом, работал всю зиму. Сотни верст [Сноска: От г.Усть-Сысольска до Надеждинского завода Богословского округа — около 900 верст.] пришлось идти пешком до заводов, работать там зимой, в лесу, в самых тяжелых условиях при наличии глубокого снега. Условия жизни на заводах вдали от семейства являются губительными во многих отношениях и для взрослого, вполне здорового человека, а для 9-летнего ребенка они должны были быть кошмарными. [Сноска: Детская работа с таких лет вообще является вынужденным, но большим злом вообще в зырянском быту. Из-за тяжелого труда с 10-летнего возраста у коми детей начинает задерживаться физическое развитие (см. об этом журн. “Коми-му”, № 3, 1924 r. статью проф. В.П.Налимова. К этнологии коми, С. 43—50). Я знаю случай, когда два брата, — один 13 лет, а другой 11 — выжили медведя из его берлоги и убили там трех его детенышей.] Таков был общественно-трудовой фон болезни.
Весной при возвращении домой после сезонной работы ребенок окончательно выбился из сил. Два
С.137.
дня отец тащил его на своих санках, пока сам тоже не выбился из сил. В с.Троицком решили отдохнуть. Затопили баню. В бане ребенок упал без чувств, изо рта у него появилась пена. Отец стал поднимать его словами: “поднимись! пойдем!” Тот все лежал. Наконец, как ребенок очнулся, отец, решив, что он имеет дело с шевой, спросил; “kytys’ te” (откуда ты?). Ребенок ответил: “pröstuditts’emys’” (от простуды). Тот, решив добиться “правильного” ответа, упорно спрашивал: “откуда ты?”, “как твое имя?”, обещая ничего худого не сделать.
В результате бредовое сознание мальчика настраивается в один тон с расспрашивающим и он начинает говорить: “Ну вот, мы теперь вдвоем, давай поборемся”. — “Как твое имя?” — спрашивают.
— Василий Иванович (на самом деле П.О.) Продолжаются подробные вопросы, на которые даются подробные и точные ответы, в таком порядке:
— “Как ты зашла?”
— С белым хлебом — с первым куском не могла зайти, так как сказано было: “Blaslö Kristos”, а второй кусок был взят в рот раньше, чем дунули на хлеб, и я зашла. Раньше долго сидела на подоконнике, но никак не могла дождаться момента. Отец мой К.-Иван из Шешек (он работал в другой группе).
— После этого, — прибавил рассказчик, — случаев разговора шевы у меня не было, но боли в области сердца бывают; если перед и после мясного блюда не покурить — обязательно вырвет.
Вот другой случай. На том же заводе в день Рождества К.-Jak напился так, что совершенно потерял сознание: не движется, не дышит. Предположили, что человек отравился водкой. Нужно дать рвотное. В таких случаях, за неимением других средств, заставляют
С.138.
какого-либо чистого юношу, не имевшего еще половых сношений, мочиться больному в рот. Тот же способ вызвать рвоту применили и в данном случае. “Опп! — говорит, — задушили”. Потом спрашивают: “Что с тобой?” — “Простудился”, — был отвег. “Давай, скажи правду, ничего не сделаю”, — говорит его брат, распознав уже шеву. — “Нет, тебя боюсь”, — отвечает тот. “Как твое имя?” — “Василий Прокопьевич”! (Прокö — знахарь из Корткероса). А на самом деле его имя было совсем другое. В дальнейшем, говорят, у него также не было случаев разговора.
Таким образом, истерия шевы у отдельных лиц развивается, несомненно, при условии глубокого физического истощения — это во-первых. Из приведенных рассказов ясно выступает роль бессознательного внушения, настраивания полубодрствующей психики на определенный лад, применительно к господствующим взглядам, — это во-вторых.
Меры борьбы с шевой, как с весьма мучительной и сложной формой истерии, должны быть направлены, с одной стороны, против порождающих ее условий и, с другой, против влияния общественного внушения. Корни ее лежат глубоко в общественно-трудовых и культурно-исторических условиях жизни коми народа и потому борьба это очень трудная. Трудность эта усугубляется тем обстоятельством, что местные культурные работники поневоле сами поддаются непонятным и весьма эффектным проявлениям патологического состояния “одержимых” шевой.
Нужно пожелать, чтобы врачебный персонал в первую очередь занялся изучением и лечением чрезвычайно распространенного среди коми народа недуга.
С.139.
IV. VOMIDZ’
Болезнь, порча и вообще неблагоприятные результаты для здоровья могут получиться не только в силу колдовского акта, т.е. введения в тело данного человека злого инородного начала или манипуляций по принципу симпатической магии, но они иногда могут быть причинены без наличия какого-либо колдуна, человеком совершенно случайным, исключительно при одном условии откровенного выражения этим человеком своего эмоционального состояния по отношению к чьим-либо достоинствам.
Человек, вышедший из равновесия, становится источником или причиной болезненного начала по отношению к окружающим. [Сноска: Выйти из состояния душевного равновесия вообще считается предосудительным. Женщина, у которой вырвалось восклицание: “ой!” — сразу же спохватывается и выражает сожаление для того, чтобы не вызвать в противном случае осуждения со стороны собеседников.] Так, достаточно выразить удивление, восторг, зависть и т. п. по поводу, например, красоты того или другого лица, чтобы это лицо, о качествах которого идет речь, серьезно заболело, и притом так специфически, что никакими естественными средствами, никакими обычными медикаментами подействовать на болезнь в сторону благоприятную, по общепринятому воззрению, совершенно невозможно. Иногда выражение гнева влечет за
С.140.
собой такое же заболевание. Обычно такое эмоциональное состояние выражается в каком-либо просто неосторожном слове, в восклицании, например:
“Ах, какой ты красивый!”, “Какой ты милый!”, “Какие у тебя умные глаза!”, “Ты румян, красив, как колобок!” и т.п. Указанное условие является непременным, но нужно сказать, не всегда достаточным.
Другим очень важным условием нужно считать фиксацию своего внимания на факте выражения кем-либо такого неуравновешенного чувства. Этот субъективный момент констатирования наличия первого элемента, могущего причинить болезнь, враждебного слова, уже совершенно достаточен для того, чтобы объективно, с точки зрения общепризнанного, наступило заболевание человека, о котором сказано слово.
Во всех случаях мы, по-видимому, имеем дело с проявлением недоброжелательного чувства или настроения, вообще с враждебным моментом для данного лица. Упомянутое обстоятельство очень ясно выступает на обычае пермяков — не подпускать близко к детям постороннего, только что зашедшего в дом человека, прежде, чем успеют ему подать или воды для питья, или кусочек хлеба для еды. Данный обычай, по-видимому, имеет тот смысл, что чужой, посторонний человек по самому своему положению является опасным. Тогда как тот же посторонний человек, нашедший для себя в данном доме пищу и питье, становится как бы своим и потому уже не таким опасным.
Немедленно после проявления второго момента, т.е. фиксации внимания субъекта на опасности, может наступить эффект — человек в той или другой части
С.141.
своего организма почувствует острую боль, как бы простреливается: tsukis (вонзилось) — как выражаются в таких случаях. Весь процесс этого явления хорошо передается местным русским выражением: “слово — пуще стрела”, т.е. “слово хуже стрелы”.
Существует много различных вариантов сочетаний двух субъектов, необходимо участвующих в этом процессе порчи, при условии участия тут еще и категории третьих существ, или предметов, которые, не участвуя в порче ни активно, ни пассивно, могут быть все-таки испорченными, например, дети, животные и т. п. Различают несколько видов порчи данного типа:
“Vomidz’” — более общее, родовое название порчи. Термин “vomidz’” имеет корнем vom — рот. Источником порчи, таким образом, считается рот. Невоздержанный на язык человек (l’ok-voma) является в то же время опасным человеком, несущим порчу.
Существует другой термин, “urknitts’öm”, корень его тот же, что и в русском “урок”. Обычно последнее слово анализируется в связи со словами “речь”, “рок”. [Сноска: А.Преображенский. Этимологический словарь русского языка. 1916, С.201-202; H.В.Горяев. Сравнительно-этимологический словарь русского языка. Тифлис, 1896, С.97; В.Даль. Толковый словарь русского языка.] Если слово “urknitts’öm” расчленить можно иначе, принимая за корень “ur”, то можно допустить в этой части самобытность, так как корень “ur” в пределах языков неславянских сохранился в словах с довольно разнообразным и достаточно конкретным и близким значением, напр., удмурт, ur, коми оr — гной, нечистота; чуваш, ur — беситься; [Сноска: Т.Тимофеев.] якут. ir — сумасшедший; коми urös (в. вычегод. говор) — паршивый, недоразвившийся, ненормальный, (печер. говор) — человеческий
С.142.
двойник; коми ursas’ny— предвещать, (печор.) испортиться; коми uröd — грязный, неряшливый и т.д.
Есть термин dz’ugyl’tts’öm. Корень этого слова — dzug (силок), dz’ugs’iny, запутаться в силке — прямое значение [Сноска: Вотяцкое dzugyny — закрутить, завернуть.] и запутаться вообще, попасть в беду, испортиться — косвенное.
Имеется еще термин kidtyny, ki-me^fitny, но они скорее всего должны быть отнесены к колдовству вообще, к магии, так как связаны с определенными манипуляциями, как видно из самого корня этих двух слов kid, ki — рука.
Как было уже упомянуто, непременным и обязательным условием для заболевания является субъективная мысль лица о возможности заболеть, о том, что при данных обстоятельствах имеется опасность заболевания.
Таким образом, здесь налицо два момента: субъективный и объективный. Объективный заключается в наличии внешних условий, могущих испортить. Субъективный — в осознании опасности наступления vomidz’. “Тетка принесла ребенка из бани голым и стала одевать его дома, в избе. Одна из домашних подумала: “почему это она посадила ребенка рядом с чужим человеком и там в присутствии его одевает?” (она сознавала возможность пагубных последствий). В результате ребенок стал безудержно плакать. Пришлось обратиться к помощи присутствовавшей при одевании соседки”.
Как было указано выше, причиной vomidz’ обычно является рот, то, что выходит изо рта, т.е. слово. Несмотря, казалось бы, на такой безобидный источ-
С.143
ник, vomidz’ считается очень тяжелой формой порчи, которая при запущении, — если своевременно не обратить на нее внимания и не излечить, — может окончиться смертью и очень часто, по мнению коми, действительно так и оканчивается.
Момент заболевания наступает внезапно. Обычно это воспринимается, как поражение стрелой, ощущается боль, получающаяся, когда какой-либо острый предмет вонзается в тело (tsukas). Во всем дальнейшем описании это сходство vomidz’ с травматическим заболеванием, наступающим в результате физического поранения, проявляется с большой наглядностью. Но такое сходство с поранением совмещает, однако, возможность дальнейшего протекания болезни в разных формах и разных степенях.
Обыкновенно, острая боль при vomidz’ локализуется в каком-либо определенном месте, в каком-либо органе, на который был направлен возглас. В дальнейшем, подобно воспалению и чаше всего в форме воспаления, болезнь начинает распространяться вширь и вглубь и может дойти до внутренностей, до “сердца”, иногда же она ограничивается пределами одного органа. Когда болезнь доходит до “сердца”, наступает смерть. Этот процесс протекает иногда довольно медленно, — месяцами, и даже годами, — иногда чрезвычайно быстро, один день. Характер остроты зависит от степени ранения или места поражения. Если “зараза” началась в не важном органе, тогда болезнь развивается более медленно, протекает не в такой острой форме. Если же поражены органы более глубокие, ближе к сердцу — то в этом случае болезнь развивается быстро и решительно.
“У С.-М.-И. в Палевицах vomdz’as’ema двухлетняя девочка из-за того, что деревенские знакомые вы-
С.144
сказали свой восторг по поводу того, что девочка растет очень быстро (taja-pö lovz’an n'an' moz lunys’-lun bydmö), сказали, что она похожа на всхожее тесто. После этого у девочки появились в груди острые боли (kots’ög bos’tis). Затем она стала кричать, вся посинела и к утру умерла”. Объясняют такую крутую расправу порчи тем, что болезнь проникла глубоко “до сердца”, потому и выразилась в такой острой форме.
Процесс развития болезни одна женщина сравнила с тем, как поднимается тесто в квашне. Воспаленное место так же начинает пухнуть и расширяться, как на глазах пухнет и прибывает в посуде квашеное тесто. Другая женщина сравнила vomidz’ прямо с пожаром: как здание воспламеняется от одной спички, а затем пламя, быстро развиваясь, начинает пожирать деревянные вещи со стихийной жадностью, так и тут болезнь воспламеняется, как пожар.
Примеры: “Две невестки жили в одном семействе. Одна, более усердная, после окончания дневной работы в сумерках садилась за рукоделие и работала в потемках в то время, когда другая невестка поджидала на печке, — скоро ли зажгут огонь. — “Какие у тебя глаза! Можешь работать в темноте” — сказала своей kev [Сноска: На Удоре так называют друг друга жены двух братьев.] невестка, любившая после работы отдохнуть. С этого времени у первой глаза начали меркнуть, тускнеть. Как полдень, она уже и чувствует приближение темноты, глаза начинают заволакиваться пленкой. Пришлось в конце концов идти к знахарю”.
“Какие у тебя ноги красные!” — воскликнула одна женщина, увидев у другой покрасневшие от холода босые ноги. Та посмотрела на свои ноги, подумала:
С.145
“на самом деле, какие красные, что — если заболеют?” Действительно, через несколько часов она начинает чувствовать в ногах боли. Ноги начинают пухнуть. Поднимается температура. Приходится ей окончательно убеждаться, что женщина, сказавшая слова: “какие у тебя ноги красные” — испортила. При этом не считается, что она испортила только потому, что она была колдунья, — это не обязательно.
Порча наступает в результате сказанного слова, — с одной стороны, и мысли о возможности порчи — с другой стороны. Таким образом, теоретически одна сторона в наступлении порчи играет активную роль, а другая — пассивную. Степень заболевания, правда, зависит еще от многих привходящих обстоятельств: так, не всякий может одинаково причинять vomidz’ и, в свою очередь, не всякий одинаково легко поддается порче. Кроме того, большее значение имеет момент, состояние организма во время получения порчи, а также возраст, пол участников и т.д.
Который из этих двух моментов важнее — субъективный или объективный? В настоящее время, по-видимому, тот и другой момент играют одинаковую роль. Бывают случаи, что иногда теряются из памяти обстоятельства, при которых наступил vomidz’. Приходится в таких случаях гадать, какого происхождения болезнь: “от бога или от людей”. Тем не менее, несмотря на такой малозаметный для субъективного сознания объективный момент, он считается достаточным для появления заболевания. С другой стороны, бывают случаи, что vomidz’ наступает при одном только присутствии посторонних. В те моменты, когда организм считается особенно поддающимся порче, например, при акте рождения, когда требуется безус-
С.146
ловная тайна, за исключением самых близких для роженицы лиц, тогда один факт гласности процесса рождения становится губительным для роженицы (“jözas’as”).
Суммируя вышеизложенное, можно сказать, что vonьdz может наступить, как результат своей собственной мысли, т.е. одного констатирования возможности заболевания при непременном, однако, присутствии постороннего человека. Человек, находящийся в данный момент в одиночестве, сам себя не может испортить в разбираемом смысле. Таким образом, субъективная мысль констатирования возможности порчи, как источника и причину порчи, по-видимому, нужно считать более важным основным моментом в наступлении порчи. Это не исключает, однако, возможности, по представлениям более древним, появления порчи и без субъективного момента в результате одного выражения враждебного чувства или настроения. Первоначально этот субъективный момент мог и не сознаваться.
Возникает вопрос — кто и что может испортиться от vomidz’? Главным образом vonudz’ губительно влияет, по мнению коми, на те предметы, которые имеют “vir-jaj” (кровь-тело), т.е. живые предметы, как-то: человек, животные и их отдельные органы. Но могут пострадать от слова и растения и даже многие неодушевленные предметы. Может быть испорчено даже действие со всем комплексом относящихся сюда предметов. Так, например, если кто-либо недоброжелательно заметил рыбаку, с удачей возвращаемуся с рыбной ловли, как много ему попало или вообще в какой-бы то ни было форме выразит свое не лояльное отношение к удаче рыбака, — последнему в дальнейшем рыба попадать уже не будет, если он не произве-
С.147.
дет соответствующего окуривания самого себя и всех своих рыболовных угодий и т.д.
Как выше было уже указано, vomidz’ может наступить в результате всякого выражения зависти о превосходстве, о силе, о здоровье, об удаче, о каком-либо достоинстве того или иного человека, или живого существа. “Увидели однажды двое мужчин девицу, несущую на своем плече большой мешок, набитый травой, и сказали: “задавишься!”, девица пришла домой и сразу же почувствовала боль в том плече, на котором несла мешок. Дальше лицо распухло так, что глаза едва стали заметны”. Если позавидовать успешности работы, то эта работа немедленно расстраивается. “Кузнец натягивает шину на колесо. Работа идет быстро, “как по маслу”. Один из участвующих говорит кузнецу — “вот и заработал рубль”. В этот момент шина лопается, разрывается на части”.
Вполне понятно, что завистливое, враждебное отношение и соответствующие этому слова чаще всего исходят от посторонних людей, но испортить может и член своего семейства, если он по отношению к кому-либо из домашних выразит свое враждебное отношение. Так: “Муж с женой работают в поле. Там же находится их корова. Не имея пастуха, корова то и дело идет на потраву. Хозяин, постоянно отрываясь от работы, сначала отгоняет ее спокойно, а затем, все более раздражаясь, начинает на нее кричать, бранить всячески, бросать камнями и т.п. Жене пришло в голову, что такое отношение к домашней скотине совсем не естественно и подумала, что она может испортиться. Немедленно же, как только женщина успела подумать об этом, корова остановилась, помочилась, а потом женщине показалось, что будто бы кто-то изнутри 3 раза ткнул корову в пах. В дальнейшем корова упала,
С.148.
начала издыхать. Пришлось хозяйке взять кусочки одежды с того и другого участника порчи, т.е. с обоих супругов, и окурить корову”.
Vomidz’ может наступить при всяком враждебном крике на кого-либо. Особенно остерегаются кричать на глаза. Вместе с тем досада на кого-либо особенно у детей всегда выражается выкриком “s’inmys!” (глаза-то!) Глаз вообще считается более уязвимым местом. [Сноска: Глаз, по языческим пережиткам, представлялся коми в виде отверстия sin-ruz’ (“глазное отверстие”). Все пористые предметы называются sinma-pela, т.е. “имеющие глаза-уши”.] В то же время глаз является наиболее ясным выражением внутреннего состояния человека.
Враждебные чувства и намерения могут быть выражены во взгляде и поэтому можно испортить не только словом, но и взглядом. В с.Палевицах — рассказывают — одна женщина родила ребенка, через несколько дней после этого, как почувствовала себя уже достаточно сильной, села за швейную машину, за шитье пеленок; в это время под окном заметила она свою соседку, обратившую на нее недружелюбный взгляд. В результате женщина слегла и через несколько дней умерла. Как все остальные соседи, так и умирающая были уверены в том, что дело в данном случае было несомненно в порче. Умирая, женщина повторяла: “Съели меня, съели”.