Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

ОБЪЕКТИВНЫЕ ПРИЧИНЫ, ВЫЗЫВАЮЩИЕ КЛИКУШЕСТВО



Что касается до объективных причин про­явления болезни, то здесь подвести все проявления шевы к одной и той же причине нет возможности. Но все же можно сказать, что характерной стороной болезни является ее нервно-патологическая сущность. Большинство случаев из них могут составлять ана­логии, если не к одному, то к различным формам истерии, сопровождаются нервной возбудимостью и психологической обезоруженностью по отношению к определенным видам внешних раздражении. Прояв­ления нервно-патологических явлений могут усили­ваться до сумасшествия, оставаясь, по воззрениям на­селения, в рамках колдовских явлений. Проявления­ми же шевы объясняется целый ряд болезненных состояний, которые не имеют ничего общего с исте­рией. Один печерский крестьянин (тот, который уча­ствовал в раскрытии могилы для проверки калечения трупа) объяснял, что у него “лишинку” выгнал фельд­шер; вывел его в поле и здесь от принятого лекарства она вышла через задний проход в виде белого чер­вячка. Таким образом, глиста была принята им за “лишинку”. Также за tsyködöma “порченную” счита­ется одна бородатая женщина из д.Puts’kömdin на Вашке. Субъективное ощущение больных, что шева хватается за “сердце” (s’ölömad kuts’is’e, s’ölömtö n’akalö), когда им становится дурно, должны быть в большинстве случаев отнесены к желудочным заболеваниям.

Что касается вопроса о существовании истерии у коми, как бытового явления, то это обусловливается рядом причин разнообразного свойства. Здесь играют

С.133.

роль: общественно-экономические условия существо­вания женской половины населения и психо-половые особенности взаимоотношения полов и т.д. В этом отношении нужно сказать, что районы, где наиболее сильно развита эта истерия, являются по преимуще­ству охотничьими (Печора, Удора). [Сноска: Доктор С. В. Мартынов на основании материалов Архан­гельского статистического Комитета 1865 г. приводит такие ста­тистические данные о распределении больных данным видом истерии на Севере. Архангельский уезд — 225 ж. 39 м. (Архангельской губ.); Холм. уезд—568 ж. 15 м.; Пинеж. уезд. — 7390 ж. 3 м.; Мезен. уезд — 389 ж. 37 м.; Онеж. уезд — — ж. — м.; Кемск. уезд — 1 ж. — м.; Шенкурск, уезд — 3 ж. — м.; (“Печорский край”, 228).]

Быт охотников, как известно, во многом отлича­ется от чисто крестьянского быта. Прежде всего в охотничьей среде существует строгая изолированность полов в течение целых сезонов. Охотники до известной степени могут считаться кочевым элементом насе­ления. Так, напр., некоторые печерские охотники из д.Петрушино бывают дома, на месте своей оседлой жизни, только 1 —2 недели, около зимнего Николина дня, все же остальное время проводят в 350 верстах, в верховьях р.Ылыча. Некоторые вымские охотники считают для себя более нормальным пребывание в лесу и тяготятся продолжительным пребыванием в деревне. На женское население в охотничьих районах ложатся все работы и по домоводству, и по полевому хозяйству и т.д. Постоянная работа на лошади, ка­ковая в земледельческих районах лежит уже на обя-

С.134.

занности мужчин, в охотничьих районах тоже счита­ется чисто женской работой.

Здесь нередко можно видеть женщину, поднимаю­щую навоз, а мужчину, сидящего на лошади, везущего навоз на поле, тогда как в земледельческих районах последний вид работы выполняется детским насе­лением. В с.Лопидин в зимние праздники мужчины, возвратившиеся с охотничьего промысла, часто пьян­ствуют, иногда картежничают, или попросту наслаж­даются бездельем по неделям, а женщины на второй же день праздников едут за сеном, соломой на под­секи, за дровами, верст за 15—30 и больше.

Еще три года тому назад одна лопидинская жен­щина родила зимой на морозе ребенка, дочь Öдю, на возу с соломой, которую везла с подсеки за 15 верст от дома. К счастью, мать и дочь и по настоящее время еще живы. Другой такой же случай был в с.Мордине, но они не единичны. Случаев, когда коми женщина рожает своего ребенка на пожне, за десяток верст от дома — сколько угодно. В этом отношении они бывают иногда просто анекдотичными. Идет жен­щина вместе со своими домашними с пожни, ощущает родовые потуги — уединяется на некоторое время в кусты для родов, а затем нередко догоняет своих домашних где-либо около перевоза уже с ребенком на руках, завернутым в какую-нибудь часть мате­ринской одежды. А то женщина, оставшаяся на один день дома, родив ребенка, наколет дров, затопит баню и парится там.

К непосильному физическому труду женщины ча­сто присоединяется и нравственный гнет. Это в тех случаях, когда иные девицы не могут выйти замуж, или вышедшие замуж попадают в чрезвычайно гру­бую обстановку. Прибавив ко всему этому более воз-

С.135.

буждающуюся натуру женщины, становится ясно, по­чему женщины подвержены порче в большей степени, чем мужчины.

Кроме того, при решении вопроса о бытовой ус­тойчивости проявлений этой своеобразной формы исте­рии нельзя не принять во внимание и бессознательного подражания. Нервные припадки производят настолько сильное впечатление на женщин, что потом они с боль­шой точностью воспроизводят это сами. Не имея ника­кого представления о законах психических, население воспринимает сложные проявления нервной болезни грубо реально, согласно своим материально-конкретным представлениям о сверхъестественном. [Сноска: См. об этом: доктор медицины Г.Попов. Русская народ­но-бытовая медицина, С. 378—382, а также: доктор медицины Н.В.Краинский. Порча, кликуши и бесноватые как явления русской народной жизни, с пред. акад. В.М.Бехтерева. Новгород, 1900.]

Таким образом, тяжесть экономического положе­ния, недифференцированная общественная жизнь, общность взглядов приводят к тому, что воззрения на шеву и объективные проявления болезни являются прочно укоренившимися в быте коми.

Что касается до тех конкретных проявлений бо­лезни именно в форме, которая представляет раз­работанную систему поверий о шеве, то они имеют очень древние первобытные источники и держатся исключительно как пережиток, но настолько цель­ный, что чрезвычайно трудно с ними бороться и найти в них уязвимое место. Я, например, однаж­ды хотел поставить в безвыходное положение жен­щину вопросом — почему нет шевы у интеллиген­тов. Она ответила, что это совсем не из-за того, что им не может быть дана порча, а из-за того,

С.136.

что “судьи” [Сноска: Для коми “судьями” были все, начиная от просфорни и кончая губернатором и выше.] далеко стоят от народа и поэтому не­доступны для колдуна.

Насколько психика субъекта, впервые испытываю­щего состояние, когда “шева” заговаривает, находится в зависимости от обычных взглядов окружающих, ка­кую большую роль играет тут момент внушения присутствующих, свидетельствует история болезни, сообщенная мне членом Мординского Волисполкома С., человеком партийным и потому сознательнее отно­сящимся к фактам окружающей жизни:

Девятилетним мальчиком С. был взят отцом в качестве пары для пилки дров на Богословских за­водах. Здесь он пилил дрова на равных правах со своим отцом, работал всю зиму. Сотни верст [Сноска: От г.Усть-Сысольска до Надеждинского завода Богослов­ского округа — около 900 верст.] при­шлось идти пешком до заводов, работать там зимой, в лесу, в самых тяжелых условиях при наличии глу­бокого снега. Условия жизни на заводах вдали от семейства являются губительными во многих отно­шениях и для взрослого, вполне здорового человека, а для 9-летнего ребенка они должны были быть кош­марными. [Сноска: Детская работа с таких лет вообще является вынужденным, но большим злом вообще в зырянском быту. Из-за тяжелого труда с 10-летнего возраста у коми детей начинает задерживаться физическое развитие (см. об этом журн. “Коми-му”, № 3, 1924 r. статью проф. В.П.Налимова. К этнологии коми, С. 43—50). Я знаю случай, когда два брата, — один 13 лет, а другой 11 — выжили медведя из его берлоги и убили там трех его детенышей.] Таков был общественно-трудовой фон бо­лезни.

Весной при возвращении домой после сезонной работы ребенок окончательно выбился из сил. Два

С.137.

дня отец тащил его на своих санках, пока сам тоже не выбился из сил. В с.Троицком решили отдохнуть. Затопили баню. В бане ребенок упал без чувств, изо рта у него появилась пена. Отец стал поднимать его словами: “поднимись! пойдем!” Тот все лежал. На­конец, как ребенок очнулся, отец, решив, что он имеет дело с шевой, спросил; “kytys’ te” (откуда ты?). Ре­бенок ответил: “pröstuditts’emys’” (от простуды). Тот, решив добиться “правильного” ответа, упорно спра­шивал: “откуда ты?”, “как твое имя?”, обещая ничего худого не сделать.

В результате бредовое сознание мальчика наст­раивается в один тон с расспрашивающим и он на­чинает говорить: “Ну вот, мы теперь вдвоем, давай поборемся”. — “Как твое имя?” — спрашивают.

— Василий Иванович (на самом деле П.О.) Продолжаются подробные вопросы, на которые даются подробные и точные ответы, в таком порядке:

— “Как ты зашла?”

— С белым хлебом — с первым куском не могла зайти, так как сказано было: “Blaslö Kristos”, а второй кусок был взят в рот раньше, чем дунули на хлеб, и я зашла. Раньше долго сидела на подоконнике, но никак не могла дождаться момента. Отец мой К.-Иван из Шешек (он работал в другой группе).

— После этого, — прибавил рассказчик, — случа­ев разговора шевы у меня не было, но боли в области сердца бывают; если перед и после мясного блюда не покурить — обязательно вырвет.

Вот другой случай. На том же заводе в день Рожде­ства К.-Jak напился так, что совершенно потерял со­знание: не движется, не дышит. Предположили, что человек отравился водкой. Нужно дать рвотное. В та­ких случаях, за неимением других средств, заставляют

С.138.

какого-либо чистого юношу, не имевшего еще половых сношений, мочиться больному в рот. Тот же способ вы­звать рвоту применили и в данном случае. “Опп! — говорит, — задушили”. Потом спрашивают: “Что с то­бой?” — “Простудился”, — был отвег. “Давай, скажи правду, ничего не сделаю”, — говорит его брат, распо­знав уже шеву. — “Нет, тебя боюсь”, — отвечает тот. “Как твое имя?” — “Василий Прокопьевич”! (Прокö — знахарь из Корткероса). А на самом деле его имя было совсем другое. В дальнейшем, говорят, у него также не было случаев разговора.

Таким образом, истерия шевы у отдельных лиц развивается, несомненно, при условии глубокого фи­зического истощения — это во-первых. Из приведен­ных рассказов ясно выступает роль бессознательного внушения, настраивания полубодрствующей психики на определенный лад, применительно к господству­ющим взглядам, — это во-вторых.

Меры борьбы с шевой, как с весьма мучительной и сложной формой истерии, должны быть направле­ны, с одной стороны, против порождающих ее условий и, с другой, против влияния общественного внушения. Корни ее лежат глубоко в общественно-трудовых и культурно-исторических условиях жизни коми народа и потому борьба это очень трудная. Трудность эта усугубляется тем обстоятельством, что местные куль­турные работники поневоле сами поддаются непонят­ным и весьма эффектным проявлениям патологиче­ского состояния “одержимых” шевой.

Нужно пожелать, чтобы врачебный персонал в пер­вую очередь занялся изучением и лечением чрезвы­чайно распространенного среди коми народа недуга.

 

С.139.

IV. VOMIDZ’

 

Болезнь, порча и вообще неблагоприятные резуль­таты для здоровья могут получиться не только в силу колдовского акта, т.е. введения в тело данного че­ловека злого инородного начала или манипуляций по принципу симпатической магии, но они иногда мо­гут быть причинены без наличия какого-либо кол­дуна, человеком совершенно случайным, исключи­тельно при одном условии откровенного выражения этим человеком своего эмоционального состояния по отношению к чьим-либо достоинствам.

Человек, вышедший из равновесия, становится ис­точником или причиной болезненного начала по отно­шению к окружающим. [Сноска: Выйти из состояния душевного равновесия вообще считается предосудительным. Женщина, у которой вырвалось восклицание: “ой!” — сразу же спохватывается и выражает сожаление для того, чтобы не вызвать в противном случае осуждения со стороны собе­седников.] Так, достаточно выразить удивление, восторг, зависть и т. п. по поводу, на­пример, красоты того или другого лица, чтобы это лицо, о качествах которого идет речь, серьезно за­болело, и притом так специфически, что никакими естественными средствами, никакими обычными ме­дикаментами подействовать на болезнь в сторону бла­гоприятную, по общепринятому воззрению, совершен­но невозможно. Иногда выражение гнева влечет за

С.140.

собой такое же заболевание. Обычно такое эмо­циональное состояние выражается в каком-либо просто неосторожном слове, в восклицании, например:

“Ах, какой ты красивый!”, “Какой ты милый!”, “Какие у тебя умные глаза!”, “Ты румян, красив, как колобок!” и т.п. Указанное условие является непременным, но нужно сказать, не всегда достаточ­ным.

Другим очень важным условием нужно считать фиксацию своего внимания на факте выра­жения кем-либо такого неуравновешенного чувства. Этот субъективный момент констатирования наличия первого элемента, могущего причинить болезнь, враж­дебного слова, уже совершенно достаточен для того, чтобы объективно, с точки зрения общепризнанного, наступило заболевание человека, о котором сказано слово.

Во всех случаях мы, по-видимому, имеем дело с проявлением недоброжелательного чувства или на­строения, вообще с враждебным моментом для дан­ного лица. Упомянутое обстоятельство очень ясно вы­ступает на обычае пермяков — не подпускать близко к детям постороннего, только что зашедшего в дом человека, прежде, чем успеют ему подать или воды для питья, или кусочек хлеба для еды. Данный обы­чай, по-видимому, имеет тот смысл, что чужой, пос­торонний человек по самому своему положению явля­ется опасным. Тогда как тот же посторонний человек, нашедший для себя в данном доме пищу и питье, становится как бы своим и потому уже не таким опас­ным.

Немедленно после проявления второго момента, т.е. фиксации внимания субъекта на опасности, может наступить эффект — человек в той или другой части

С.141.

своего организма почувствует острую боль, как бы простреливается: tsukis (вонзилось) — как выражают­ся в таких случаях. Весь процесс этого явления хорошо передается местным русским выражением: “слово — пуще стрела”, т.е. “слово хуже стрелы”.

Существует много различных вариантов сочетаний двух субъектов, необходимо участвующих в этом процессе порчи, при условии участия тут еще и кате­гории третьих существ, или предметов, которые, не участвуя в порче ни активно, ни пассивно, могут быть все-таки испорченными, например, дети, животные и т. п. Различают несколько видов порчи данного типа:

“Vomidz’” — более общее, родовое название порчи. Термин “vomidz’” имеет корнем vom — рот. Источником порчи, таким образом, считается рот. Невоздержанный на язык человек (l’ok-voma) является в то же время опасным человеком, несущим порчу.

Существует другой термин, “urknitts’öm”, корень его тот же, что и в русском “урок”. Обычно последнее слово анализируется в связи со словами “речь”, “рок”. [Сноска: А.Преображенский. Этимологический словарь русского языка. 1916, С.201-202; H.В.Горяев. Сравнительно-этимо­логический словарь русского языка. Тифлис, 1896, С.97; В.Даль. Толковый словарь русского языка.] Если слово “urknitts’öm” расчленить можно иначе, при­нимая за корень “ur”, то можно допустить в этой части самобытность, так как корень “ur” в пределах языков неславянских сохранился в словах с довольно разнооб­разным и достаточно конкретным и близким зна­чением, напр., удмурт, ur, коми оr — гной, нечистота; чуваш, ur — беситься; [Сноска: Т.Тимофеев.] якут. ir — сумасшедший; коми urös (в. вычегод. говор) — паршивый, недоразвив­шийся, ненормальный, (печер. говор) — человеческий

С.142.

двойник; коми ursas’ny— предвещать, (печор.) ис­портиться; коми uröd — грязный, неряшливый и т.д.

Есть термин dz’ugyl’tts’öm. Корень этого слова — dzug (силок), dz’ugs’iny, запутаться в силке — прямое значение [Сноска: Вотяцкое dzugyny — закрутить, завернуть.] и запутаться вообще, попасть в беду, ис­портиться — косвенное.

Имеется еще термин kidtyny, ki-me^fitny, но они скорее всего должны быть отнесены к колдовству во­обще, к магии, так как связаны с определенными манипуляциями, как видно из самого корня этих двух слов kid, ki — рука.

Как было уже упомянуто, непременным и обяза­тельным условием для заболевания является субъ­ективная мысль лица о возможности заболеть, о том, что при данных обстоятельствах имеется опасность за­болевания.

Таким образом, здесь налицо два момента: субъ­ективный и объективный. Объективный заключается в наличии внешних условий, могущих испортить. Субъективный — в осознании опасности наступления vomidz’. “Тетка принесла ребенка из бани голым и стала одевать его дома, в избе. Одна из домашних подумала: “почему это она посадила ребенка рядом с чужим человеком и там в присутствии его одевает?” (она сознавала возможность пагубных последствий). В результате ребенок стал безудержно плакать. При­шлось обратиться к помощи присутствовавшей при одевании соседки”.

Как было указано выше, причиной vomidz’ обычно является рот, то, что выходит изо рта, т.е. слово. Несмотря, казалось бы, на такой безобидный источ-

С.143

ник, vomidz’ считается очень тяжелой формой порчи, которая при запущении, — если своевременно не об­ратить на нее внимания и не излечить, — может окон­читься смертью и очень часто, по мнению коми, действительно так и оканчивается.

Момент заболевания наступает внезапно. Обычно это воспринимается, как поражение стрелой, ощуща­ется боль, получающаяся, когда какой-либо острый предмет вонзается в тело (tsukas). Во всем дальней­шем описании это сходство vomidz’ с травматическим заболеванием, наступающим в результате физичес­кого поранения, проявляется с большой наглядностью. Но такое сходство с поранением совмещает, однако, возможность дальнейшего протекания болезни в раз­ных формах и разных степенях.

Обыкновенно, острая боль при vomidz’ локали­зуется в каком-либо определенном месте, в каком-либо органе, на который был направлен возглас. В дальнейшем, подобно воспалению и чаше всего в форме воспаления, болезнь начинает распространять­ся вширь и вглубь и может дойти до внутренностей, до “сердца”, иногда же она ограничивается пределами одного органа. Когда болезнь доходит до “сердца”, наступает смерть. Этот процесс протекает иногда до­вольно медленно, — месяцами, и даже годами, — иног­да чрезвычайно быстро, один день. Характер остроты зависит от степени ранения или места поражения. Если “зараза” началась в не важном органе, тогда болезнь развивается более медленно, протекает не в такой острой форме. Если же поражены органы более глубокие, ближе к сердцу — то в этом случае болезнь развивается быстро и решительно.

“У С.-М.-И. в Палевицах vomdz’as’ema двухлетняя девочка из-за того, что деревенские знакомые вы-

С.144

сказали свой восторг по поводу того, что девочка рас­тет очень быстро (taja-pö lovz’an n'an' moz lunys’-lun bydmö), сказали, что она похожа на всхожее тесто. После этого у девочки появились в груди острые боли (kots’ög bos’tis). Затем она стала кричать, вся посинела и к утру умерла”. Объясняют такую крутую расправу порчи тем, что болезнь проникла глубоко “до сердца”, потому и выразилась в такой острой форме.

Процесс развития болезни одна женщина сравнила с тем, как поднимается тесто в квашне. Воспаленное место так же начинает пухнуть и расширяться, как на глазах пухнет и прибывает в посуде квашеное тесто. Другая женщина сравнила vomidz’ прямо с по­жаром: как здание воспламеняется от одной спички, а затем пламя, быстро развиваясь, начинает пожирать деревянные вещи со стихийной жадностью, так и тут болезнь воспламеняется, как пожар.

Примеры: “Две невестки жили в одном семействе. Одна, более усердная, после окончания дневной рабо­ты в сумерках садилась за рукоделие и работала в потемках в то время, когда другая невестка поджида­ла на печке, — скоро ли зажгут огонь. — “Какие у тебя глаза! Можешь работать в темноте” — сказала своей kev [Сноска: На Удоре так называют друг друга жены двух братьев.] невестка, любившая после работы отдох­нуть. С этого времени у первой глаза начали мерк­нуть, тускнеть. Как полдень, она уже и чувствует приближение темноты, глаза начинают заволакивать­ся пленкой. Пришлось в конце концов идти к знаха­рю”.

“Какие у тебя ноги красные!” — воскликнула одна женщина, увидев у другой покрасневшие от холода босые ноги. Та посмотрела на свои ноги, подумала:

С.145

“на самом деле, какие красные, что — если заболе­ют?” Действительно, через несколько часов она на­чинает чувствовать в ногах боли. Ноги начинают пух­нуть. Поднимается температура. Приходится ей окон­чательно убеждаться, что женщина, сказавшая слова: “какие у тебя ноги красные” — испортила. При этом не считается, что она испортила только потому, что она была колдунья, — это не обязательно.

Порча наступает в результате ска­занного слова, — с одной стороны, и мыс­ли о возможности порчи — с другой сто­роны. Таким образом, теоретически одна сторона в наступлении порчи играет активную роль, а другая — пассивную. Степень заболевания, правда, зависит еще от многих привходящих обстоятельств: так, не всякий может одинаково причинять vomidz’ и, в свою очередь, не всякий одинаково легко поддается порче. Кроме того, большее значение имеет момент, состояние ор­ганизма во время получения порчи, а также возраст, пол участников и т.д.

Который из этих двух моментов важнее — субъ­ективный или объективный? В настоящее время, по-видимому, тот и другой момент играют одинаковую роль. Бывают случаи, что иногда теряются из памяти обстоятельства, при которых наступил vomidz’. При­ходится в таких случаях гадать, какого происхож­дения болезнь: “от бога или от людей”. Тем не менее, несмотря на такой малозаметный для субъективного сознания объективный момент, он считается доста­точным для появления заболевания. С другой сторо­ны, бывают случаи, что vomidz’ наступает при одном только присутствии посторонних. В те моменты, когда организм считается особенно поддающимся порче, на­пример, при акте рождения, когда требуется безус-

С.146

ловная тайна, за исключением самых близких для роженицы лиц, тогда один факт гласности процесса рождения становится губительным для роженицы (“jözas’as”).

Суммируя вышеизложенное, можно сказать, что vonьdz может наступить, как результат своей собст­венной мысли, т.е. одного констатирования возмож­ности заболевания при непременном, однако, при­сутствии постороннего человека. Человек, находящий­ся в данный момент в одиночестве, сам себя не может испортить в разбираемом смысле. Таким образом, субъективная мысль констатирования возможности порчи, как источника и причину порчи, по-видимому, нужно считать более важным основным моментом в наступлении порчи. Это не исключает, однако, воз­можности, по представлениям более древним, появ­ления порчи и без субъективного момента в результате одного выражения враждебного чувства или настро­ения. Первоначально этот субъективный момент мог и не сознаваться.

Возникает вопрос — кто и что может испортиться от vomidz’? Главным образом vonudz’ губительно влия­ет, по мнению коми, на те предметы, которые имеют “vir-jaj” (кровь-тело), т.е. живые предметы, как-то: человек, животные и их отдельные органы. Но могут пострадать от слова и растения и даже многие не­одушевленные предметы. Может быть испорчено даже действие со всем комплексом относящихся сюда пред­метов. Так, например, если кто-либо недоброжелательно заметил рыбаку, с удачей возвращаемуся с рыбной ловли, как много ему попало или вообще в какой-бы то ни было форме выразит свое не лояльное отношение к удаче рыбака, — последнему в дальней­шем рыба попадать уже не будет, если он не произве-

С.147.

дет соответствующего окуривания самого себя и всех своих рыболовных угодий и т.д.

Как выше было уже указано, vomidz’ может на­ступить в результате всякого выражения зависти о пре­восходстве, о силе, о здоровье, об удаче, о каком-либо достоинстве того или иного человека, или живого суще­ства. “Увидели однажды двое мужчин девицу, несу­щую на своем плече большой мешок, набитый травой, и сказали: “задавишься!”, девица пришла домой и сра­зу же почувствовала боль в том плече, на котором несла мешок. Дальше лицо распухло так, что глаза едва стали заметны”. Если позавидовать успешности рабо­ты, то эта работа немедленно расстраивается. “Кузнец натягивает шину на колесо. Работа идет быстро, “как по маслу”. Один из участвующих говорит кузнецу — “вот и заработал рубль”. В этот момент шина лопается, разрывается на части”.

Вполне понятно, что завистливое, враждебное от­ношение и соответствующие этому слова чаще всего исходят от посторонних людей, но испортить может и член своего семейства, если он по отношению к кому-либо из домашних выразит свое враждебное отноше­ние. Так: “Муж с женой работают в поле. Там же на­ходится их корова. Не имея пастуха, корова то и дело идет на потраву. Хозяин, постоянно отрываясь от рабо­ты, сначала отгоняет ее спокойно, а затем, все более раздражаясь, начинает на нее кричать, бранить вся­чески, бросать камнями и т.п. Жене пришло в голову, что такое отношение к домашней скотине совсем не естественно и подумала, что она может испортиться. Немедленно же, как только женщина успела подумать об этом, корова остановилась, помочилась, а потом женщине показалось, что будто бы кто-то изнутри 3 раза ткнул корову в пах. В дальнейшем корова упала,

С.148.

начала издыхать. Пришлось хозяйке взять кусочки одежды с того и другого участника порчи, т.е. с обоих супругов, и окурить корову”.

Vomidz’ может наступить при всяком враждебном крике на кого-либо. Особенно остерегаются кричать на глаза. Вместе с тем досада на кого-либо особенно у детей всегда выражается выкриком “s’inmys!” (глаза-то!) Глаз вообще считается более уязвимым местом. [Сноска: Глаз, по языческим пережиткам, представлялся коми в виде отверстия sin-ruz’ (“глазное отверстие”). Все пористые предметы называются sinma-pela, т.е. “имеющие глаза-уши”.] В то же время глаз является наиболее ясным выра­жением внутреннего состояния человека.

Враждебные чувства и намерения могут быть выра­жены во взгляде и поэтому можно испортить не только словом, но и взглядом. В с.Палевицах — рассказыва­ют — одна женщина родила ребенка, через несколько дней после этого, как почувствовала себя уже достаточ­но сильной, села за швейную машину, за шитье пеле­нок; в это время под окном заметила она свою соседку, обратившую на нее недружелюбный взгляд. В резуль­тате женщина слегла и через несколько дней умерла. Как все остальные соседи, так и умирающая были уве­рены в том, что дело в данном случае было несомненно в порче. Умирая, женщина повторяла: “Съели меня, съели”.

 

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.