Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Публичная политика в современной России: тенденция к имитации



В нынешних условиях, когда политическое поле пришло в движение, мы вновь видим возвращение в свои права большой политики: политическая система об­щества в ее нынешнем виде не удовлетворяет подавляющее большинство граж­дан. Авторитарные и олигархические механизмы власти вошли в противоречие с потребностью российского общества в проведении широких социальных и поли­тических реформ, которые можно осуществить только при задействовании высо­кой социальной мотивации в преобразованиях. Динамика социологических по­казателей политического доверия свидетельствует о том, что в обществе развива­ется социально-политический и конституционно-институциональный кризис, разрешение которого невозможно без внесения коренных изменений в структу­ру власти и положение активных социально-политических групп.

Институт публичной политики выступает тем социально-политическим обра­зованием, которое по своей природе призвано выступать условием и средством, позволяющим обществу формировать стратегическую «повестку дня», создавать внутренние стимулы и ценности общественно-политического развития, перево­дить возникающие в этом процессе конфликты в позитивно-функциональное русло, превращая их тем самым в элемент социальной динамики.

Политологические исследования, более или менее охватывающие сферу пуб­личной политики, концентрируются преимущественно либо на общей теории политики, либо на политических технологиях, востребованных электоральной практикой. Редко встречаются исследования, посвященные методам формиро­вания публичной политики, механизмам реализации публичной политики, уче­ту интересов различных групп населения и т.п. Нами был разработан количест­венный инструмент исследования состояния публичной политики в регионах России[206], в ходе применения которого была выявлена типология ее реализации в регионах, особенности ее институциональных и субъектных срезов формирова- ния[207].

И фактически не представлены работы, в которых изучается весь цикл — фор­мирование, реализация, оценка и коррекция публичной политики.

От организации публичной сферы и развитости ее ключевых институтов и ме­ханизмов в значительной мере зависит характер публичной политики. Публич­ная сфера — это своеобразный «инновационный инкубатор», позволяющий обе­спечить приток «свежей крови» новых социальных технологий:

♦ оптимизировать механизм взаимодействия государства, бизнеса и граж­данского общества (развить межсекторное социальное партнерство);

♦ преодолевать с целью конструктивного реформирования закостенелость государственных институтов;

♦ подключать ресурс гражданских инициатив к формированию государ­ственной политики и контролю за деятельностью власти.

Публичная сфера выполняет четыре важнейшие функции взаимодействия власти и общества в формировании политики, выражающей публичный интерес:

♦ артикуляция общественных интересов;

♦ публичный контроль деятельности власти и состояния дел в обществе, в государстве, в экономике, в социокультурной сфере;

♦ влияние на формирование государственной политики;

♦ политическое просвещение граждан.

Разработанный нами новый инструмент для количественной оценки и мони­торинга состояния публичной политики в регионах России (далее ЯН-индекс) строился на основе показателей, характеризующих состояние субъектов публич­ной сферы и степени развитости институтов и механизмов публичной полити­ки. ЯН-индекс — составной. Он состоит из двух частных индексов, а именно: ЯН-индекса развитости субъектов публичной политики (оценивает развитость субъектов публичной сферы —представительная власть, исполнительная власть, НКО-сектор, бизнес, партии, профсоюзы и пр.) и ЯН-индекса, характеризующе­го состояние институциональной инфраструктуры публичной политики (характе­ризует степень открытости и демократичности ключевых институтов и процедур, касающихся систем и каналов участия граждан в публичной политике (выборы, верховенство закона, возможности ведения экономической деятельности, граж­данский контроль и пр.).

В целом задачи расширения рамок и качества социально-политического пред­ставительства интересов полноценно может осуществляться и функционирова­ть только в публичной сфере. Публичная сфера — это сфера диалога, общения, коммуникации, сфера договора с государством по общезначимым вопросам. Как только атрибут публичности начинает исчезать или ощутимо «уменьшаться», так сразу же на смену ему идут закрытость, коррумпированность, клановость и пр. Каналы влияния на органы государственной власти начинают монополизирова­ться сильнейшими группами давления, а гражданские институты оказываются не в состоянии донести свои интересы до власть имущих.

Основная гипотеза нашего исследования состояла в том, что чем меньше раз­виты институты и субъекты публичной политики, тем больше степень социальной напряженности и конфликтности в регионе, недовольства эффективностью госу­дарственного и муниципального управления, тем хуже показатели социального вза­имодействия с основными активными группами региона и, соответственно, испо­льзования их потенциала для решения социально значимых проблем регионально­го сообщества в условиях кризиса. При конструктивном выстраивании публичной политики граждане не только «сверху» должны воспринимать правильность прини­маемых решений, но и быть подключены к поиску и реализации административных решений и иметь институциональные каналы для взаимного интенсивного обмена информацией, снятия напряжений и урегулирования конфликтных ситуаций.

В условиях преодоления кризисных явлений и перехода к системной модер­низации страны на принципах демократии и «укоренения» ее институтов очень важной является такая функция публичной политики, как налаживание диалога между социально значимыми субъектами общественно-политического процес­са: властью, бизнесом, гражданскими организациями и самим населением, ко­торое очень чувствительно реагирует на стремительное снижение общественного благосостояния. Расширение поля публичной политики может стать механи­змом достижения консенсуса, то есть общественного согласия, среди различных активных групп общества и власти по формированию и принятию той «повестки дня», которая будет способствовать выходу общества из кризиса и перехода его к новому качественному состоянию.

Вторым нашим предположением, которое проверялось в ходе исследования, было утверждение о том, что модель «управляемой демократии» в условиях кризиса и задач созидательной модернизации не только не оправдала себя, но и показала исчерпанность своих концептуальных и технологических возможностей и низкую их эффективность. Обрыв «обратных связей» и избыточная «вертикализация» сис­темы политико-государственного управления способствуют лишь реализации мо­дели бюрократической мобилизации, что характерно для догоняющего типа раз­вития, экспансии административного начала властвования в «большую политику», нечувствительности к сигналам, идущим «снизу», и, как следствие, формированию высокого уровня социальной напряженности и конфликтности, сужению спектра горизонтальных связей и многообразия интересов, которые только и могут быть той основой, где начинают складываться условия и предпосылки формирования новых субъектов инновационного развития и посткризисного рывка. И самое главное — избыточная и жесткая вертикализация ведет к блокированию потенциала развития деловой и гражданской инициативы, что существенно тормозит развитие социаль­ного и человеческого капитала как в масштабах региона, так и в масштабах страны.

Третьим предположением проведенного исследования было то, что на харак­тер и качество публичной политики в регионе существенное влияние оказывают региональные особенности социально-политических процессов, характер поли­тико-государственного управления, сложившаяся политическая культура и реа­льная заинтересованность в развитии полноценного взаимодействия субъектов гражданского общества и власти, а также взаимная настроенность использовать обоюдный потенциал власти и гражданской и деловой инициативы.

Расчетные значения ЯН-индексов, гистограммы и «плоскостные портреты» публичной политики, полученные с помощью нашей методологии, являются
информативными и очень наглядными. Ни в одной из трех проведенных фокус- групп представители трех секторов регионального сообщества — власти, бизнеса и НКО-сектора не опровергли полученных количественных оценок, более того, давая качественные интерпретации полученных результатов, они лишь подтвер­дили правоту и объективность представленных данных. По итогам проведенных фокус-групп было сформулировано общее мнение, что разработанный количест­венный инструментарий — ЯН-индекс — позволяет наглядно сравнивать положе­ние дел с развитием публичной политики и демократизации в разных субъектах РФ и внутри того или иного региона. Более того, используя развитый инстру­ментарий, можно наладить систему мониторинга публичной политики в иссле­дуемых регионах, постепенно «опуская» его и на субрегиональный уровень.

В целом, проведя эмпирический опрос в 24 регионах России, нами было вы­явлено пять типов публичной политики в них (далее — ПП):

1. регионы с консолидированными низкими оценками — там, где респонденты из трех сектороводинаково низко оценивают состояние ПП;

2. центрированные регионы — там, гдеконсолидированно была дана средняя оценка;

3.регионы с разрывами оценок — там, где оценки ПП респондентами из раз­ных секторов характеризуются значимым разрывом;

регионы с партнерскими отношениями между секторами — там, где, по край­ней мере, респонденты из двух секторов даликонсолидированно высокие оценки состояния ПП;

регионы с неконсолидированными оценками ПП — там, где между оценками респондентов из разных секторовбольшие разрывы в зоне низких оценок.

4.
5.

К первому типу (рис. 6) относятся Республика Дагестан, Мурманская и Иркут­ская области и Республика Коми.

Сводный ЯН-Индокс публичной политики. Иркутская обл., 2009

           
           
           
  ^"осслужба (79) НКО (39)      
  ^Бизнес (40)      
           
0.4 ЯН-Индекс

0.5 институтов н

0.6 публичной

 

Рис. 6. Пример региона с консолидированными низкими оценками

На экспертной сессии в Иркутске ее участники отмечали:

НКО — «Сворачиваются партнерские отношения — прекращена деятельность Губернского собрания общественности, власть выдавливает НКО-сектор на обо­чину публичной политики».

Бизнес — «Власть давит и устрашает, бизнес в ответ не подчиняется законам, уходит от непомерных налогов, вынужденно участвует в коррупции».

Власть — «Мы не совсем удовлетворены: нормативно-правовая база не разви­та, институты и механизмы МСП слабы».

Второй тип (рис. 7) характерен для Ярославской, Нижегородской, Курской и Амурской областей и Алтайского края.

Мнения на экспертной сессии в Курске:

Власть — «В совокупности все три сектора гражданского общества работают неплохо и удовлетворены существующим балансом интересов».

Бизнес — «Нет особых барьеров для входа на уровень принятия решений. Власть поддерживает полезные начинания».

Сводный ЯН-Индекс публичной политики. Курская, 2009

           
о (О            
.4 0.5 0            
    Госслужба (72^ Бизнес *ЙКО (62) esf    
о со            
о          

н----------------- 1---------------- 1 1 V

0.3 0.4 0.5 0.6 0.7

ЯМ-Индекс состояния институтов и механизмов публичной политики


 

Рис. 7. Пример центрированного региона

НКО — «Полярные позиции отсутствуют, так как в публичной политике ра­ботает принцип золотой середины. Нет авторитаризма, но нет и бурных волн».

Третий тип (рис. 8) выявлен в Краснодарском крае, Республике Татарстан, Пензенской, Архангельской и Тюменской областях.

Сводный ЯН-Индакс публичной политики, Краснодарский край, 2009

             
О (D            
о о" ■ч-     Хос служба (44)    
    ^Бизнес (59)      
о со   ^НКО (57)        
о            

0,3 0,4 0.5 0,6 0,7

ЯН-Индекс состояния институтов и механизмов публичной политики


 

Рис. 8. Пример региона с разрывами оценок ПП

На экспертной сессии в Краснодаре отмечалось:

НКО — «В крае жесткая вертикаль власти, НКО выдавлены из процесса при­нятия решений: многие институты номинальны, имеют декоративный характер — Общественный Совет по содействию развитию гражданского общества при главе не очень активен, три года назад принят закон о создании Общественной палаты края, но она так и не появилась».

Бизнес — «У нас неэффективны антикоррупционные законы, нет независи­мых судов, работают неформальные связи. Власть — закрытая корпорация, она оторвана от понимания интересов других групп».

Власть — «Третий сектор маргинален, формально всякие "Советы при ..." не позволяют ему реально влиять на принятие решений. Признаем, что степень вза­имодействия власти и НКО слабая, НКО играют формальную роль в ПП».

Четвертый — партнерский — тип представлен на рис. 9. Сюда попали Новоси­бирская и Челябинская области, а также Республика Карелия.

г-.      
о"        
         
сГ        
    «НКО (51) ^осслужба (87)
о        
Ti­        
er        
со        
о —,-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------- ------------------------  
0.3 0.4 0.5 0.6 0.7 ЯН-Индекс состояния институтов и механизмов публичней политики

 

Рис. 9. Пример региона с партнерскими отношениями между секторами

На экспертной сессии в Петрозаводске:

НКО — «Власти привлекают НКО к решению вопросов социальной полити­ки. В Конституции РК с 1993 г. за НКО закреплено право законодательной ини­циативы. Власть поддерживает трансграничное сотрудничество НКО со сканди­навскими странами».

Бизнес — «Из-за кризиса малый бизнес разоряется. Надеемся на усиление по­тенциала частно-государственного партнерства и на развитие взаимодействия между бизнес-ассоциациями и властью».

Власть — «Республика Карелия настроена на развитие потенциала. Мнение НКО важно при подготовке решений, это надо для верной расстановки прио­ритетов, выявления острых проблем и поиска правильных вариантов решения, справедливых, отвечающих ожиданиям общества».

Пятый тип — это Хабаровский и Пермский края, Томская и Волгоградская об­ласти (рис. 10).

Сводный ЯН-Индекс публичной политики, Хабаровский край, 2009

             
О (D            
о о" ■ч-            
    ^Госслу жба (51)    
о со   НКО (51 Бизж с (48)      
о            

0,3 0,4 0.5 0,6 0,7

ЯН-Индекс состояния институтов и механизмов публичной политики


 

Рис. 10. Пример региона с неконсолидированными оценками ПП

Здесь восприятие ПП респондентами из разных секторов характеризуется большим разрывом в зоне низких оценок. Видно, что оценки власти, находясь в нижнем квадранте, тем не менее, доминируют над оценками двух других секто­ров. Из-за такого разрыва в восприятии ПП предконфликтная ситуация доста­точно вероятна.

На рис. 11 даны межрегиональные сравнения оценок состояния ПП, сделан­ных бизнесменами, представителями органов власти и НКО.

То, что представители бизнеса из 20 регионов ниже других секторов оценили состояние ПП, можно отнести к последствиям финансово-экономического кри­зиса. На экспертных сессиях с участием представителей малого и среднего пред­принимательства говорилось о серьезных масштабах разорений и сворачивании бизнеса. Однако это не исчерпывающее объяснение. Сложившаяся система ПП в регионах оказалась негибкой, практически не учитывала потребности малого и среднего бизнеса при разработке антикризисных мер и не позволяла оперативно вносить коррективы в антикризисные программы.

Это усугублялось и действием коррупционных схем. Иными словами, малый и средний бизнес оказался один на один перед проблемами сокращения спро­са, сложностями получения кредитов и не получал своевременной поддержки со стороны власти. Это и предопределило более низкие оценки состояния ПП со стороны бизнесменов из разных регионов.

Рис. 11. Межрегиональное сравнение оценок ПП бизнесменами, представи­телями органов власти и НКО

 

Чуть лучше выглядят оценки представителей НКО-сектора за счет неболь­шого числа регионов, где власти активно сотрудничают с НКО. В целом же эта картина межрегионального сравнения их оценок ПП не сильно отличается от оценок бизнеса.

По-иному выглядит межрегиональное сравнение оценок представителей вла­сти. В ряде регионов они оптимистично оценивают состояние ПП, сильно отли­чаясь от мнений бизнеса и НКО. Что за этим стоит? Самодостаточность? Дис­танцирование от общества? Или сознательное завышение своей роли в развитии ПП? Здесь нет общего знаменателя. В регионах, где выявлены сильные разры­вы в оценках, скорее всего, преобладает намеренное завышение оценки. Не син­дром ли это «потемкинских деревень»?

И, наконец, еще один интересный результат, полученный нами на основе ана­лиза результатов оценки публичной политики в динамике. На рис. 12 приведены данные расчета ЯН-индекса для Приморского края, полученные в ходе пилотаж­ного исследования 2005 г., а также проведения масштабного исследования 2009 г. Нетрудно видеть, что результаты не только сопоставимы, но хорошо интерпре­тируемы. В кризисном 2009 г. оценки бизнеса изменились существенно меньше, чем оценки госслужащих и НКО. Более того, индекс оценки деятельности субъ­ектов публичной сферы понизился, и это объяснимо тем, что в период кризи­са предприниматели имели слабую поддержку со стороны разных ветвей власти. Некоторое улучшение оценок бизнесменами состояния институтов публичной политики объясняется тем, что за прошедшие годы деятельность ряда институ­тов была улучшена. Последнее нашло отражение и в том, что индекс состояния институтов по оценке НКО вырос на один пункт.

Рис. 12. Динамика изменения ЯН-индексов ПП в Приморском крае

 

Наибольший прирост показал ЯН-индекс ПП, рассчитанный по результатам опроса госслужащих. Он вырос за пять лет на два пункта. На наш взгляд, такой прирост — это излишне оптимистичная оценка, когда желаемое выдают за дей­ствительное.

В 2011 г. в рамках проекта «Условия, факторы и индикаторы модернизацион- ного развития в регионах России: исследование с использованием количествен­ных и качественных методов», выполненного на средства государственной под­держки в виде гранта Института общественного проектирования в соответствии с распоряжением Президента РФ от 8 мая 2010 г. № 300-рп, было обследовано 12 регионов РФ, из которых шесть оказались новыми, а шесть были взяты из преж­него состава с целью проведения мониторинга состояния публичной политики. Каждый из регионов, отобранных для мониторинга в 2011 г., относился к одно­му из пяти типов ПП, выявленных в предыдущем исследовании 2009 г. Основ­ная цель проекта в этой части работы состояла в том, чтобы выяснить, насколь­ко стабильны оценки состояния ПП, сделанные в 2009—2011 гг., а также опреде­лить, произошли ли и почему какие-нибудь значимые изменения ПП в назван­ных пяти типах регионов.

Представим лишь некоторые результаты мониторинга ПП в трех из шести ре­гионов, в которых исследования были выполнены в 2009—2010 гг. и затем по­вторно в 2011 г., а именно: Иркутская и Ярославская области и Алтайский край. Согласно выявленной типологии ПП, в исследуемых 24 регионах России. Ал­тайский край и Ярославская область в 2009 г. характеризовались центрирован­ным типом ПП. По результатам мониторинга 2011 г. состояние ПП в этих двух регионах существенно ухудшилось. Из центрированного типа ПП они все боль­ше стали двигаться в сторону низких оценок, характеризующихся неконсолиди­рованным типом. Более того, можно утверждать, что складываются определен­ные предпосылки перехода к разрывному типу публичной политики, когда оцен­ки представителей государственной и муниципальной власти начинают суще­ственно отрываться от всех остальных активных групп регионального сообще­ства.

Иркутская область относилась к региону с консолидированными низкими оценками ПП, когда респонденты из всех трех секторов одинаково низко оце­нивают состояние ПП. По результатам мониторинга 2011 г. существенно ухуд­шились оценки деятельности субъектов и институтов ПП со стороны представи­телей малого бизнеса. Это привело к тому, что в обоих случаях область из реги­она с консолидированно низким типом оценок ПП, перешла в категорию реги­онов с неконсолидированным типом оценок ПП, что чревато нарастанием кон­фликтных линий разломов (рис. 13).

0.7

Рис. 13. Данные мониторинга ПП в Иркутской области, 2009—2011 гг.

 

Таким образом, обобщая результаты мониторинга состояния ПП в регионах России в 2011 г., можно отметить, что наметилось снижение качества коммуни­каций, механизмов диалога и социального партнерства: ни в одном из обследу­емых регионов не произошло позитивного приращения конструктивного по­тенциала ПП. Экспансия административного начала (непродуманное введение 34-процентной ставки налогового обложения и пр.) в поле публичного взаимо­действия власти и общества привела к искажению поля ПП. Почти полтрилли­она рублей — такова цена для бюджета РФ реформы единого социального налога и манипуляций со ставками страховых взносов (М.Э. Дмитриев, 1 ноября 2011 г.). Расцветает имитация, происходят обрыв и фальсификация обратной связи. При этом исследование продемонстрировало, что ЯН-индекс зарекомендовал себя как адекватный и чувствительный инструмент, довольно точно замеряющий из­менения в поле публичной политики.

В целом, на общий уровень и характер развития институтов, механизмов и субъектов публичной политики в регионах, безусловно, влияют все системные пороки модели «управляемой демократии», креативный потенциал которой в условиях кризиса фактически оказался исчерпан. Переход к реализации целей и задач системной модернизации требует существенного пересмотра принципов организации публичной политики как на федеральном уровне, так и на регио­нальном.

Подтвердилось наше предположение о том, что чем ниже качество и характер осуществления принципов публичной политики в регионе, тем выше недово­льство такими дисфункциональными явлениями, как коррупция, неэффективнос­ть деятельности институтов и технологий диалога между властью и обществом, высокая степень недоверия и на региональном уровне, большой потенциал недово­льства и социальной напряженности, негативное отношение к действиям власти, низкий уровень доверия и взаимопонимания всех основных акторов публичной сферы, что сказывается на качестве состояния социального и человеческого капитала региона. Стоит особо подчеркнуть: самым распространенным дисфунциона- льным явлением, существенно препятствующим формированию полноценной институциональной структуры публичной политики в регионах, является кор­рупция. Причем не в обычном понимании как взяточничество, как криминаль­но наказуемое действие, носящее чаще всего аномальный характер и восприни­маемое как издержки системы, следствие ее недостаточной прозрачности, а как системная норма отношений бюрократии и бизнеса, где скорее исключением является безвозмездное предоставление административных услуг, а правилом так называемая статусная рента[208]. Корни этого явления уходят в практику формиро­вания отношений по поводу перераспределения собственности в «лихие» 1990-е гг.: собственник, осознающий нелегитимность или крайне слабую легитимность своего состояния и своих активов, и бюрократ с психологией рантье, если они взаимодействуют в рамках системы, где «понятия» часто выше закона, обрече­ны на то, чтобы это взаимодействие продолжать на той же основе обмена: товар «административный ресурс» на товар «деньги», «товар — активы», «товар — ста­тусная рента» (недаром после коррупции на втором месте по числу негативных оценок респондентами упоминается несоблюдение принципа неприкосновен­ности частной собственности). Можно со всей определенностью сказать, что корпоративно-бюрократический «этос» отношений накладывает существенный отпечаток на всю систему общественных отношений в России и во многом пре­допределяет «правила игры», на которых она основана. Его влияние проявляется в закупорке каналов взаимодействия общества с властью и в становящемся все более очевидным отчуждении рядовых граждан и от бизнеса, и от самой власти. Процессы корпоративизации отношений между обществом и властью самым нега­тивным образом сказываются на развитии институтов и механизмов публичной политики и работают в противоположном направлении от реализации задач сис­темной модернизации.

В отношении субъектных характеристик публичной политики практически все три группы всех регионов указали на слабость и неэффективность деятель­ности профсоюзов. В условиях острого кризиса «официальные» профсоюзы, вхо­дящие в ФНПР, оказались в большинстве случаев недееспособны, а альтернатив­ные — крайне малочисленны и в силу этого слабы. Наемные работники перед угрозой увольнений или неоправданных сокращений заработной платы чувству­ют себя экономически и политически незащищенными, а предприниматели (и шире — работодатели) — свою безнаказанность и монополизм. Профсоюзов как будто нет! Как никогда сегодня нужны действенные профсоюзы, которые возь­мут на себя заботу о соблюдении законных прав и интересов наемных работни­ков и проявят способность организовывать — в случае необходимости — коллек­тивные действия и солидарность при защите прав простых людей труда. Как по­казывают наши исследования, практически все активные группы региональных сообществ в той или иной мере отказывают профсоюзам в праве считаться само­стоятельной силой, способной отстаивать и выражать интересы наемных работ­ников. К сожалению, самостоятельность профсоюзов в целом в общественном сознании россиян ставится под большое сомнение. Результаты многих исследо­ваний показывают, что наши сограждане считают большинство профсоюзных организаций зависимыми структурами, которые либо слишком слабы для того, чтобы добиться от правительства и работодателей необходимого решения, либо имитируют оппозиционность. Даже когда профсоюзы громко заявляют о своем несогласии с правительством, то все равно выглядят в глазах населения «приво­дными ремнями», начинающими действовать, только если это нужно правящим группам.

В целом, на федеральном уровне публичная политика пока не является си­стемным свойством нынешней политической системы. Продолжает сохранять­ся система принятия политических и социально значимых решений в «режиме консультаций» и «приводных ремней», при активном контроле государственно- административных структур. Но подобная практика конструирования публич­ной политики порождает опасность усиления бюрократического корпоративиз­ма. Традиционное чиновничество не готово к постоянному диалогу с партнерами, которые пытаются войти в круг общественных консультаций. Оно по-прежнему рассматривает формирование государственной политики как составную часть своих прерогатив. Участие внешних сил воспринимается как покушение на суве­ренную территорию исполнительной власти. Существующая система принятия решений демонстрирует устойчивую склонность превращать «режим консульта­ций» в декорацию традиционно бюрократической политики. Поэтому «режим консультаций» работает в той мере, в какой высшая политико-государственная власть заинтересована оказывать политическое давление на участников, при­нуждая их к лояльности и сотрудничеству. Многие перспективные обществен­ные организации и структуры, не обладая надежными каналами представитель­ства интересов и политическими связями, оказываются вне сферы «парадигмы согласования», которая пока все больше функционирует в духе бюрократически- элитистского корпоративизма.

А между тем новые вызовы общественного развития, вызванные задачами пе­рехода к политической модернизации, нацеливающей на формирование наци­ональной инновационной системы, создают повышенный спрос на функции и услуги, связанные с экспертизой и консалтингом по публичной политике, по­скольку только последняя позволяет «свежей крови» социальных инноваций взломать стагнирующий механизм «вертикализации власти». Отсюда появляется потребность в поддержке со стороны гражданского общества, центров публич­ной политики, связанных с различными гражданскими и деловыми инициати­вами. В этом, видимо, кроется глубинный настрой государства поддерживать тот формат взаимодействия с гражданскими структурами, который в последнее вре­мя оформился в виде общественных обсуждений программных статей Президен­та РФ, общественно значимых проектов. Иными словами, тот вариант стабиль­ности и порядка, который вначале нынешнего десятилетия отвел Россию от края пропасти и минимизировал угрозы безопасности государства и общества, сегод­ня показал невысокий запас прочности и особенно развития. Поскольку Путин так и не решил проблему российской бюрократии и ее экспансии в «большую по­литику», именно поэтому политическая и экономическая стабилизация как без­условное и очевидное достижение путинской политики, сняв остроту проблемы безвластия и анархии, вернула мощь и уверенность бюрократическому классу в России, который в турбулентно развивающейся кризисной ситуации оказыва­ется все более неэффективным, поскольку контролируемая «сверху» бюрокра­тия не могла быть иной, кроме как традиционной, служащей не делу и закону, а лицам, преследующим свои собственные интересы. Сформировавшаяся «пар­тия порядка» лишила себя «защиты от дурака» — политическая жизнь перестала своевременно получать подпитку «снизу». Роль оппозиции была заранее сведе­на к нулю. Отсюда стала плохо выполняться функция представительства интере­сов. Узкий политический класс замкнулся сам на себя и «закапсулировался». По­этому симптомы кризисного развития не привели к росту голоса конструктивной политической оппозиции и политической публичной дискуссии.

Но сегодня проблема стоит глубже: без расширения качества и системности публичной политики невозможно вести речь о переходе к политической модер­низации, а тем более к инновационному типу развития российского общества. Вполне можно согласиться с А.И. Соловьевым, что «публичные формы государ­ственной власти и управления выступают в качестве основного маркера демокра­тического развития общества. В настоящее время в тех странах, где гражданское общество окончательно встроило в управление государством механизмы пуб­личной политики, социальный капитал стал мощнейшим фактором отправле­ния государственной власти, показателем неуклонного расширения сферы по­литического регулирования общественных процессов. В условиях становления информационного общества, влекущих качественное обновление инструментов массового дискурса, публичная политика также претерпевает соответствующие изменения. В тех странах, где информационные каналы взаимодействия госу­дарства и общества служат демократическим целям и идеалам, общество все бо­льше становится соучастником государственного правления, партнером власти и источником обновления правящих режимов»[209]. В принципе, речь надо вести о создании условий для социальной инновации, то есть тех новых форм и техно­логий общественной жизнедеятельности, которые способствовали социальной оптимизации общества и повышению качества жизни большинства людей. Поэ­тому представляется важным, чтобы в России как можно быстрее возникла пол­ноценная среда, позволяющая реализовать эту функцию гражданского общества. Такая среда включает в себя науку (которая в контексте гражданского общества, как правило, вообще не упоминается), экспертную среду (которая без науки су­ществовать не может), собственно НКО и такой важнейший институт, как неза­висимые и квалифицированные средства массовой информации. Множествен­ность политических лидеров и институтов гражданского общества — страховка от опасностей авторитаризма и тоталитаризма, преследующих как тень едва ли не любую крупную демократию и всегда возникающих перед глазами в периоды преодоления кризисов либо затяжных трудностей. Попросту говоря, ситуация требует срочного разворота к широкому общественному диалогу, декомпрессии политического режима. Требуется возврат к реальной демократии, то есть посте­пенное «размораживание» политических процессов и гражданских инициатив. Обществу необходимо вернуть веру в работоспособность политических механиз­мов воздействия на реальную власть, на процесс принятия социально значимых решений, а следовательно, и разделения ответственности за свое будущее между обществом и властью. Большая гибкость и социальная эластичность создава­емой системы делает общественную среду менее напряженной, вовремя разря­жает скопившуюся деструктивную энергию, канализирует недовольство. А самое главное — дает пробиться новым росткам и трендам.

Е.М. Чальцева, Донецк, Украина

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.