Власть кормит и кормится

Каковы возможности власти в пространстве гастрономических практик чело­веческого существования? Для власти гастрономическое становится средством ее реализации и выражения в следующем:

Кормовая функция власти, базирующаяся на том, что власть монополизирует сферу гастрономических практик — продуктов, рецептуры, производства и при­готовления пищи; а также пространство культурной символизации гастрономи­ческого — ее контролирует и насыщает, прежде всего, власть. В свою очередь, кормовая функция власти имеет два значения:

1.1. Кормовая функция власти в ее первичном значении — как регламентация гастрономического режима. В этом контексте власть устанавливает с индивидом особую, так называемую кормовую связь^[117], которая обеспечивает их отношения, при которых власть сакральна, обладает тотальным характером и стремится к аб­солютному влиянию на жизнь конкретного человека; и самое главное — человек не может предъявлять к ней никаких требований, в кормлении представлена ло­гика своеобразного обмена — еда обменивается на свободу, которая экспропри­ируется в пользу власти.

1.2. Кормовая функция власти в ее вторичном значении связана с установле­нием особого контроля над содержимым продуктовых подач — эта идея также прослеживается уже в классических социальных утопиях, где не только органи­зация коллективных трапез, но и контроль над содержимым приготавливаемых блюд является важным делом власти. Например, в «Новой Атлантиде» Ф. Бэкона государственный контроль за качеством пищи связан с необходимостью ее обра­ботки с научной точки зрения, дабы еда была усилена привитыми ей лекарствен­ными возможностями; в «Городе Солнца» Т. Кампанеллы пища для коллектив­ной трапезы заказывается поварам Главным врачом, чтобы также инициировать ее приготовление с точки зрения полезности, рациональности и не допустить потенциальной избыточности удовольствия. Такую же функцию, помимо соб­ственно распределения, присваивает себе советская власть в рамках идеологи­ческих риторик касательно преобразования быта в России 1920-1930-х гг. — не только повсеместный контроль посредством установления совместных трапез, но и нормирование в отношении состава блюд и качества питания — установле­ние медикалистских требований и такая рационализация питания, которая бы определяюще сформировала новую телесность строителя коммунизма, к тому же оказав влияние и на его сознание.

Гастрономическое самопрезентирование власти, куда входят практики пре­имущественного гастрономического потребления, с помощью которых власть устанавливает свое отличие. Это потребление, прежде всего, статусное — пищи праздничной, пищи пира, не характерной для повседневного стола даже сред­него класса, но властью используемой в качестве повседневной, так как она ут­верждает свой статус на уровне телесного опыта. Изобилие пира демонстрирует также масштабность, объемы, изысканность пищи, которую может потребить власть. Если грандиозность блюда может выглядеть репрессивной по отношению к обычному человеку, то она, эта грандиозность, вполне приемлема для власти. Необычность и многообразие и даже количество блюд символизируют особую природу власти, ее колоссальную способность к интеграции и переработке иного, которое переставало быть собой и становилось внутренним содержанием власти. Поэтому сопутствующая задача — преодоление действующего гастрономического нормирования (изобилие во время крайнего дефицита либо редкая и недоступ­ная пища)^[118]. Ф. Бродель^[119] отмечает, что мясо^[120] составляло основу практик пита­ния власти, характерную для большинства культур.

Голод является экстремальной формой властного дисциплинирования, созда­ющей тело максимальной лишенности, так называемое тело заключенного, по словам М. Фуко^[121], тело с истончающейся плотью, с распадом которой все более проявляется метафизичность души. Исследование феномена голода может стать грандиозной задачей, требующей своего разрешения в рамках междисциплинар­ного подхода — начиная с ключевой философской концептуализации голода и заканчивая осмыслением действия голода в контексте конструирования иден­тичности узника тоталитарного режима^[122]. Голод создает тело заключенного — уз­ника власти, которое, в отличие от тела власти, как правило, избыточного, наобо­рот, выражает недостаток власти. Желая подчинить человека способом открытого и жестокого дисциплинирования его на гастрономическом уровне, тоталитаризм, по сути, применил пытку голодом — если обобщить всю совокупность тоталитар­ных стратегий в гастрономической сфере, то они сводятся к голоду, который явля­ется пыточным орудием и способом сконструировать человека, минимизировав его частное присутствие в мире, используя его индивидуальность в качестве стро­ительного материала для решения глобальных задач.

Поиск по сайту: