ПРИЧИНЫ ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНЫХ , ОСОБЕННОСТЕЙ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

Констатация реальности национальных особенностей творче­ского мышления не представляет значительных трудностей. Однако поиск факторов, детерминирующих формирование этих особенностей, не всегда приводит к успеху. При анализе данной проблемы необходи­мо прежде всего ответить на вопрос: объясняется ли национальный стиль мышления генетическими факторами или обусловливается ис­ключительно социально-экономическими условиями? Однозначный ответ вероятен, поскольку игнорирует диалектическую взаимосвязь, взаимообусловленность генетических (биологических) и социально-экономических факторов. Начиная с 70-х гг. нашего столетия, в психо­логической литературе появился ряд работ, где национальные особен­ности стиля мышления и даже коэффициент интеллекта объясняются диалектическим единством генетического (биологического) и социаль­но-экономического. Утверждается, например, что «дефицит питания в детстве меняет биохимию мозга настолько, что последующая нормаль­ная диета ничего уже не может исправить»¹. По наследству могут пере­даваться изменения биохимии мозга, и низкий коэффициент интеллекта (КИ) испытуемого может быть объяснен неблагоприятными условиями,

¹ Urbach P. Progress and degeneration in «IQ. Debate» (II) //"British J. for The Philosophy of Science. L., 1974. Vol. 25. № 3. P. 252.

в которых жили его предки в неопределенно далеком прошлом. Утвер­ждается, что, даже «забирая детей из дому и помещая в специальные учреждения»', при проверке КИ скажутся различия, в которых жили их близкие и даже далекие предки.

На первый взгляд, обращение к диалектике единства генетического и социально-экономического при анализе национальных особенностей мышления представляется перспективным. Однако в реальности такой подход малопродуктивен в силу ряда обстоятельств:

1) нельзя реконструировать даже теоретически условия, в которых

жили наши предки в неопределенном прошлом;

2) нации являются не биологическими, а социально-культурными

образованиями, результатом смешения различных племен, народностей и т.д.

Как отмечалось выше, нация может состоять из групп с различными физическими признаками. Следовательно, при анализе национальных особенностей мышления приходится обращаться исключительно к социально-историческим факторам.

О невозможности объяснения особенностей национального стиля мышления генетическими (биологическими) факторами свидетельству­ет тот факт, что некоторые выдающиеся философы и ученые по происхождению не принадлежат к этносу, в среде которого они творили, но в реальности им был присущ стиль мышления данного этноса. Так, выдающийся немецкий философ, родоначальник немецкой классической философии И. Кант, по происхождению был шотландцем. Его дед был выходец из Шотландии, переселившийся в Пруссию, по-видимому, в конце XVII или начале XVIII в. Однако Кант часто служит в истории науки примером «типичного» немецкого исследователя. Многие известные русские философы и ученые также имели предков -представителей различных этносов. Так, Густав Густавович Шпент, известный русский .ученый, внесший значительный вклад в отечест­венную философию, психологию, эстетику и языкознание, по проис­хождению поляк. Известный русский философ Николай Онуфриевич Лосский также имел предков польского происхождения. Предки выдающегося русского ученого Владимира Ивановича Вернадского были выходцами из Литвы. При желании наш список можно продолжать, и в нем окажутся имена сотен известных русских ученых-философов и т.д. Однако все они, выросшие в атмосфере русской <ультуры,, являлись носителями русского национального характера. 1роблема национального характера изучается как психологами, так и

¹ Urbach P. Progress and degeneration... P. 251.

философами. Большинство исследователей утверждают, что националь­ный характер формируется под влиянием исторических и социально-экономических условий, но при этом не исключается определенное влияние географического фактора. Рассматривая национальный харак­тер как совокупность более или менее устойчивых психологических черт и свойств, присущих большинству представителей данной нации, в то же время эти особенности нельзя абсолютизировать. В любом нацио­нальном характере проявляется диалектика национально специфическо­го и общечеловеческого. Национальный характер наций проявляется в культуре народа, в его поведении, обычаях, традициях и т.д.

Автор данной монографии солидарен с исследователями, высту­пающими против отождествления понятий «национальный характер» и «национальный темперамент», поскольку «отождествление националь­ного характера и национального темперамента приводит к упрощению, схематизации столь сложного социального феномена, каким является национальный характер»¹. Несмотря на родственность данных понятий, между ними существует различие. Национальный темперамент выража­ется через эмоционально-волевые аспекты реакции. На формирование национального темперамента, как и на формирование национального характера, значительное воздействие оказывают социальные факторы. Однако в отличие от национального характера формирование нацио­нального темперамента в значительной степени детерминируется гео­графическими и генетическим факторами. На наш взгляд, не правы А. И. Горячева и М. Г. Макаров, рассматривающие национальный тем­перамент как «чисто социальное явление, зависящее от истории и обще­ственных условий (семья, церковь, быт, воспитание), обусловленное не генетически (хотя абсолютно скидывать со счета этот момент нет пока достаточных оснований), а особенностями общественных отношений»². Детерминированность в определенной степени национального темпера­мента генетическими факторами подтверждается тем обстоятельством, что человек, воспитываемый с младенческого возраста вне «родного» этноса, все же оказывается носителем некоторых элементов темпера­мента «родного» этноса. И наоборот, человек является носителем на­ционального характера того этноса, среди которого он формируется. Разумеется, с течением времени, живя в среде определенного этноса, через несколько поколений постепенно происходит ассимиляция как национального характера, так и национального темперамента. Однако национальный темперамент, более детерминированный генетическими

' ГнатенкоП.И. Национальный характер: Мифы и реальность. Киев, 1984. С. 108. ² Горячева А.И.. Макаров М.Г. Общественная психология. Л., 1979. С. 215.

факторами, нежели национальный характер, оказывается более консер­вативным.

Наш краткий экскурс к проблемам национального характера и на­ционального темперамента объясняется тем обстоятельством, что ана­лиз национальных особенностей творческого мышления не мыслим без обращения к названным проблемам. Особенности национального стиля мышления нельзя отрывать от национального характера и национально­го темперамента. В этой связи нельзя согласиться с Георгием Гачевым, который при исследовании национальных образов мира заявляет: «Нас интересует не национальный характер, а национальное воззрение на мир, не психология, а, так сказать, гносеология, национальная логика, склад мышления: какой «сеткой координат» данный народ улавливает мир, и, соответственно, какой космос (в древнем смысле слова: как строй мира, миропорядок) выстраивается перед его очами и реализуется в его стиле существования, отражается в созданиях искусства и теориях науки»¹. В данном утверждении, если и не отрицается взаимосвязь на­ционального характера и национального темперамента с национальны­ми особенностями творческого мышления, то «целенаправленно, осоз­нанно» игнорируется.

Разумеется, нельзя отождествлять абсолютно национальный стиль
мышления ни с национальным характером, ни с национальным темпе­
раментом, однако взаимосвязь между ними очевидна. В одном случае, в
одной связи национальные особенности творческого мышления могут
объясняться преимущественно национальным темпераментом. Напри­
мер, как отмечалось выше, материализм XVIII в. романских народов
Энгельс объяснял их «жизнерадостным свободомыслием»², т.е. их на­
циональным темпераментом. В другом случае, в другой связи особенно­
сти национального стиля мышления могут объясняться национальным
характером. Национальные особенности творческого мышления могут
объясняться также одновременно как национальным характером, так и
национальным темпераментом. При объяснении национальных особен­
ностей творческого мышления психологи и биологи чаще обращаются к
национальному темпераменту, к генетическому фактору, и наоборот,
большинство социологов и философов национальные особенности сти­
ля мышления объясняют национальным характером, социально-истори­
ческими условиями. .•,-;.

Примечательно, что даже различия коэффициента интеллектуально­сти у представителей различных рас и этносов объясняются психолога-

¹ ГачевГ. Национальные образы мира. М, 1998. С. 14.

² Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 346.

ми и биологами с одних позиций, а социологами и философами с дру­гих, часто диаметрально противоположных позиций. Преподаватель Манчестерского университета (Англия) Д. Харвуд в работе «Спор о свя­зи интеллекта с расовой принадлежностью. Социологический подход» (1976 г.) отметил, что сторонники наследственной гипотезы - «это чаще биологи или люди, исследования которых связаны с изучением органи­ческих переменных»¹, в то время как сторонники гипотезы решающей роли внешних условий - «чаще социологи или педагоги»². При этом сторонники генетической гипотезы (в большинстве своем биологи и психологи) нацелены на количественные методы и измерения, они рас­сматривают интеллект статически, как абсолютно сформированный. Их исследования характеризуются абстрактным теоретизированием, редук­ционизмом.

В противоположность сторонникам генетической теории, привер­женцы гипотезы решающей роли внешних условий (социально-исторических факторов) более интуитивны, они интересуются больше единичными, конкретными людьми, чем усредненными этническими популяциями. Одновременно они рассматривают этносы не как простые суммы входящих в них индивидов, а как определенную целостность. Интеллектуальные способности, по их мнению, - результат постоянного процесса развития, а не некая статическая данность.

Работы как сторонников первой (генетической), так и второй ги­потезы (социально-исторической) имеют свои сильные и слабые сто­роны. Анализ работ показывает, что в работах сторонников генетической гипотезы (А. Дженсен, Г. Айзенк, П. Урбах, Р. Херрнс-тайн, У. Шокли и др.) интеллект в определенной степени мистифи­цируется, при этом игнорируется генетическая неоднородность не только расы, но и различных этносов. Как писал Дж. Лолер, в рабо­тах сторонников генетического истолкования интеллектуальных раз­личий интеллект окружает «тайна и благоговейный страх»³. Разуме­ется, упрощать проблему интеллекта так же недопустимо, как и ее мистифицировать. Однако при анализе конкретных ситуаций часто оказывается, что проблемы на первый взгляд представляющиеся не­объяснимыми с рациональной точки зрения, могут быть объяснены внешними условиями. Так, долгое время казались необъяснимыми очень высокие результаты тестирования канадских эскимосов на КИ

¹ Harwood J. The race-intelligence controversy. A Sociological. 1. - Professional factors //
Social Studies of Science. L., 1976. Vol. 6, № 3-4. P. 371.

² Там же. Р. 372.

⁵ Лолер Дж. Коэффициент интеллекта, наследственности и расизм. М., 1982. С. 33.

(более высокий, чем у белых канадцев), несмотря на плохие соци­ально-экономические условия. Однако известный психолог П. Меда-вар объяснил это тем, что воспитание в снежной хижине (иглу) дает как раз необходимый уровень уюта, чувства безопасности и взаим­ных контактов, чтобы обеспечить высокие результаты интеллекту­ального тестирования. Таким образом, высокие результаты интел­лектуального тестирования детерминируются не высоким уровнем социально-экономических условий жизни, а особенностями уклада жизни, ценностными ориентациями, доминирующими в укладе жиз­ни того или иного этноса. В значительной обоснованности таких вы­водов сомневаться не приходится, хотя сторонники гипотезы генетической обусловленности уровня интеллекта считают подобные выводы бездоказательными, «словесным жонглированием»¹. Однако сторонники гипотезы решающей роли внешних условий приводят' убедительные экспериментальные данные, показывающие, как на­циональные особенности уклада жизни могут оказать влияние на поведение испытуемых во время решения тестов и как игнорирова­ние этого момента может привести к необъективным оценкам их ин­теллекта. Известные психологи Кляйнберг, Вильяме, Риверс и другие на экспериментальном материале показали, что отставание негров и индейцев при интеллектуальном тестировании обусловливается тем обстоятельством, что в задачах тестирования отражается исключи­тельно жизненный опыт белых европеоидов². В экспериментах, где при составлении задач тестирования учитывался конкретный жиз­ненный опыт испытуемых негров и индейцев, они показывали сред­ний коэффициент интеллекта, а нередко их показатели превосходили показатели белых.

Преподаватель психологии в штате Теннесси (США) Б. Кальцонис обследовал группу из 52 негритянских и 59 белых детей. Негритянские школьники были детьми рабочих и фермеров, а родители белых детей принадлежали к среднему классу (бизнесмены, собственники, управ­ляющие предприятиями, представители свободных профессий). Тести­рование по системе Торренса показало, что негритянские -_; дети превосходили белых по речевой и идеаторной легкости, оригинально­сти. В отношении гибкости мышления отклбнения были несуществен­ными. Исследователь объяснил различия не расовыми признаками, а социально-экономическими. Было обнаружено, что дети из высоких

¹ Urbach P. Progress and degeneration... P. 242.

² См.: Рощин С.К. Психологическая наука и расизм // Расы и общества. М., 1982.
С. 147-190. . • . • . .,_

социально-экономических групп показали лучшие результаты лишь на некоторых несловесных тестах. Дети из низких социально-экономических групп населения «более спонтанны, менее конформны, более самостоятельны; у них более развиты различные двигательные навыки»¹. По мнению американского исследователя, эти черты выра­жают высокие творческие возможности, и при соответствующем обуче­нии эти дети будут лучше генерировать идеи, чем дети из обеспеченных слоев населения.

Различия в коэффициенте интеллекта, которые сторонники расовой неполноценности цветных рассматривают как важный аргумент в ут­верждении генетического превосходства белых, на самом деле часто объясняются совокупностью материальных, культурных, психологиче­ских и других факторов. При этом различия интеллекта по результатам тестирования невозможно истолковать однозначно: уступая по опреде­ленным показателям, та или иная группа в то же время опережает ос­тальные группы по другим показателям.

В последние два десятилетия в социологии, философии и психо­логии произошла существенная переориентация в подходе к данной проблеме. Если в 70-е гг. ряд исследователей (П. Урбах, А. Дженсен и др.) делали уверенный (и, казалось, аргументированный) вывод о «вырождении» исследовательских программ, основанных на теории, согласно которой умственные способности от рождения у всех оди­наковые и разница в КИ зависит только от внешних условий, то в конце 80-х гг. сложилась другая ситуация. Исследования Кальцони-са, Роуза, Медавара и других убедительно показали невозможность иерархии различных рас и этносов по интеллектуальным способно­стям. Обнаруженные при тестировании интеллектуальные различия нельзя истолковать однозначно. Результаты тестирования часто де­терминированы не генетическими факторами, а условиями социаль­ной среды. Тестирование, проведенное по одной системе, не дает оснований для выводов о степени умственной одаренности предста­вителей различных рас и этносов. Такой подход характеризуется уп­рощением человеческого мышления, граничит с вульгаризмом. Результаты тестирования часто свидетельствуют не о степени умст­венной одаренности, а, прежде всего, об особенностях мышления. Так, исследования Кальцониса, Медавара и других показали, что ес­ли одна группа исследуемых доминирует в отношении гибкости мышления, то другие показывают лучшие показатели в художест-

' Kaltsounis В. Race, socioeconomic status and creativity // Psycho!. Reports. Missouly. 1974. Vol. 35, № 1, part 1. P. 164.

21L

венном воображении и т.д. В этой связи нельзя не согласиться с ут­верждением французского антрополога Фр. Ла Плантина, что «...об­щим у людей является их способность отличаться от других, создавать в корне отличные друг от друга обычаи, языки, способы познания, институты. Если в человеке как виде и сохраняется нечто природное, то это, прежде всего, его способность к культурному варьированию»¹.

Реальное единство человеческого мышления - в его разнообраз­ных специфических проявлениях. Этнос может выделяться среди других этносов интеллектом, успехами в творческом мышлении и т.д. Разложить четко и однозначно факторы интеллектуального успе­ха этноса невозможно, однако при научном исследовании всегда об­наруживаются главные, основные факторы такого успеха. Например, как в прошлом, так и в наше время в научной и публицистической литературе часто отмечается «гибкость еврейского ума», «рацио­нальность и логичность евреев». Утверждение, что «евреи умны» не вызывает возражений не только сионистов, но и антисемитов. Еще в 1944 г. Ж. П. Сартр отмечал, что «для антисемита ум, интеллигент­ность - признаки еврея»². Еврейская диаспора, рассеянная по всему миру, характеризуется успехами в науке, искусстве, бизнесе и т.д. Статистические данные показывают значительные различия в обра­зовательном уровне еврейского меньшинства и аборигенного насе­ления в большинстве стран мира. Весьма разительными оказывались различия в образовательном уровне еврейского меньшинства и або­ригенного большинства в некоторых союзных республиках бывшего СССР по итогам всесоюзных переписей населения.

Согласно «Итогам Всесоюзной переписи населения 1970 года»³ составлена табл. 3.3, отражающая уровень образования по РСФСР (на 1000 человек в возрасте 10 лет и старше приходится лиц с обра­зованием).

Лиц с высшим образованием среди русских согласно переписи -4,3%, а среди евреев - 34,4%. Лиц же с начальным образованием среди русских - 29,6%, а среди евреев - 11,6%. Поскольку речь идет об итогах всесоюзной переписи населения (т.е. охватывает как все русское насе­ление РСФСР за 1970г. - 107747630, так и все еврейское население РСФСР - 807915), а не о выборочном опросе, то о случайностях речи быть не может.

¹ La Planline F. L'AnthropoIogie. P., 1987. P. 22.

² Сартр )K.fl. Размышления о еврейском вопросе// Нева. 1991. № 7. С. 438.

³ Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. М., 1973. Т. IV. Табл. 37-39.

Таблица 3.3

Уровень образования населения различных национальностей по Ук­раинской ССР в 1970 г. отражен в табл. 3.4. (на ЮОО человек в возрасте 10 лет и старше приходится лиц с образованием):

Таблица 3.4

Лиц с высшим образованием среди украинцев согласно переписи — 3,6%, а среди евреев - 12,6%. Различие в образовательном уровне (выс­шее образование) между украинцами и еврейским меньшинством не такое разительное, как между русскими и евреями в РСФСР (восьми­кратное), но все же существенное (более чем шестикратное).

Уровень образования населения отдельных национальностей по Лат­вийской ССР согласно итогам всесоюзной переписи населения 1970г. отражен в табл. 3.5 (на 1000 человек в возрасте 10 лет и старше прихо­дится лиц с образованием).

Таблица 3.5

Вполне естественно, что высокое образование в совокупности с мно­говековыми интеллектуальными и коммерческими традициями создаю! такие высокие профессиональные критерии, что этносы, не имевшие подобного культурно-экономического опыта, оказываются неконкурен­тоспособными с евреями. Разумеется, каждый конкретный человек реа­лизует себя не как представитель определенной нации, а исключительно как индивидуальная личность. Однако это положение не является отри­цанием того факта, что именно в-действиях множества индивидуальных личностей проявляются, реализуются национальные особенности твор­ческого мышления. Возможно ли рациональное объяснение успехов евреев в образовании и научном творчестве?

В последнее десятилетие, когда стало возможным говорить об отли­чиях евреев (как и о национальных особенностях любого этноса), в оте­чественной научной литературе появился ряд работ, где анализируется данная проблема (Л.И. Лойко, Д.Е. Фурман, А.Д. Шахтина др.). Л.И. Лойко и А.Д. Шахтина стремление евреев к образованию объясня­ют историческими традициями. «В еврейской среде, - пишут они, -наиболее ценимы всегда были знатоки Торы и Талмуда. Примат учено­сти, впоследствии усиленный ограничениями дозволенного евреям рода деятельности, был перенесен и на образованность вообще»¹. В объясне­нии национальных особенностей творческого мышления евреев Л.И. Лойко и А.Д. Шахтина существенное место отводят религиозному фактору. По их мнению, именно Тора - духовная основа еврейского народа - «формировала особый, скорее не рациональный, а ассоциатив­ный склад мышления, приучивший разум к гибкости в нахождении не­ожиданных решений при освоении действительности»². Подобное объяснение проблемы представляется в целом аргументированным. Аналогичной точки зрения при объяснении успехов евреев в образова­нии и науке придерживается также Д.Е. Фурман.' «Иудаизм - религия Писания, - пишет он,- в которой знания имеют громадное значение, и когда в еврейских гетто и местечках молодой толмудист женился на дочке богача, не богач оказывал ему милость, а он сам оказывал честь богачу, поднимая его социальный статус. В ходе секуляризации это почтение,- к толмудической учености легко. переходит в высокий пре­стиж светских науки и .образования»³. Детерминирующее воздействие

¹ Лойко Л.И., Шахтина А.Д. Еврейская ментальность и проблемы антисемитизма на Украине//Национальная психология. Днепропетровск, 1992. С. 93. - •

²Тамже._1гС.93. •'- ---- ---- •— *~ -

³ Фурман Д.Е. Массовое сознание евреев и антисемитизм // Свободная мысль. 1994. № 9. С. 40.

религиозного фактора на уровень образования и на национальные осо­бенности творческого мышления не вызывает сомнений. Особенно убе­дительной такая точка зрения представляется в связи с тем, что этносы (не семитского происхождения), принявшие в различное время иудаизм, также характеризуются значительными достижениями в образовании. Так, караимы - малочисленный этнос (около 6 тыс. человек), живущий в Крыму, Литве и на Западной Украине - характеризуются, как и евреи, стремлением к образованию. Среди караимов значительно больше лю­дей с высшим образованием по сравнению с этносами, среди которых они проживают. Караимы считаются потомками древних тюркских племен, которые в средневековье в Хазарском каганате приняли иуда-изм - в форме караимистической секты. Наименование секты стало эт­нонимом этноса. Среди караимов всегда значительная прослойка торговцев и предпринимателей, интеллектуалов. Обладая гибкостью мышления, караимы, как и евреи, характеризуются повышенной при-

- способляемостью и активностью в интеллектуальной и предпринима­
тельской деятельности. ^{:................................}

Обращение к религиозному фактору (иудаизму) при объяснении

-упорного стремления евреев к образованию и научной деятельности не является чем-то новым. Еще-в конце XIX - начале XX столетия известный еврейский писатель, этнограф, фольклорист и обществен-ный деятель Шломо Раппопорт (литературный псевдоним С.А. Ан-ский) при анализе еврейского национального характера писал: «В то время, когда¹ в основании всего фольклора христианских народов лежит языческое начало, построенное на материализации и взаимной борьбе сил природы и на культе личности; - еврейское творчество всецело проникнуто идеей единобожия, которое в основе своей вра­ждебно всякой борьбе, не допускает никакого культа личности и ста­вит духовное совершенство выше материального и, в особенности, физического»¹. На первый взгляд представляется, что стремление евреев к образованию и успехи в научном творчестве объясняются прежде всего идеализацией образования, познания в иудаизме. Тора, регламентирующая все стороны жизни верующих евреев, не могла не внедрить в их сознание примат учености: -

Однако, не подвергая в целом сомнению, детерминирующее воздей­ствие иудаизма на формирование национальных особенностей творче-

¹ Ан-скии С.А. Характер и особенности еврейского народно-поэтического
творчества // Еврей в Российской Империи XVIII-XIX веков. М.; Иерусалим,
1995. С. 644. ' -.'-^: •• • •..••-• .,-. ; , ;

ского мышления евреев, обратим внимание на тот факт, что не менее правоверными иудаистами по сравнению с другими евреями являлись п являются грузинские и среднеазиатские евреи, но уровень образования среди них значительно ниже аборигенного большинства. Справедливо­сти ради следует заметить, что в далеком прошлом положение было качественно другим. Евреи, поселившиеся в Средней Азии предполо­жительно в начале нашего летоисчисления, характеризовались стремле­нием к образованию. Известный путешественник средневековья Вень-ямин Тудельский, посетивший Среднюю Азию в конце XII столетия, собрал различные сведения о евреях, живших на реке Аму-Дарья, и, в частности, упомянул город Самарканд, «где число 50000 евреев, среди которых были люди известные богатством и ученостью»¹. Об успехах среднеазиатских евреев в деле образования в далеком прошлом свиде­тельствуют различные памятники умственной деятельности (интерес­ный словарь бухарского еврея Соломона бен Самуила и др.). Однако с течением времени в силу различных факторов (в данном случае их не анализируем) ситуация существенно меняется. Иосиф бен Моисей, по­сетивший данный регион в конце XIX столетия, «застал бухарских ев­реев в состоянии полного невежества»². Аналогичное положение . зафиксировано «Обществом распространения просвещения между ев­реями в России» в конце XIX столетия и среди грузинских евреев. В отчете указанного общества отмечается, что «родители из опасения, чтобы дети их не сделались вероотступниками, всячески избегают по­сылать детей в училища»³. При этом необходимо отметить, что ни сред­неазиатские, ни грузинские евреи не перестали почитать Тору, не перестали быть ревностными иудаистами.

Нельзя утверждать о радикальном изменении положения в советское время: ни среднеазиатские евреи, ни грузинские евреи не проявляли особого стремления к образованию и научной деятельности. Так, со­гласно «Итогам Всесоюзной переписи населения 1970 года» в Грузии проживали 55382 еврея⁴ (в подавляющем большинстве - грузинские евреи, для которых родным языком с древнейших времен является гру­зинский язык). По своему уровню образования они значительно уступа­ли другим этносам, населявшим Грузию. Лиц, получивших высшее образование, среди грузинских евреев было настолько мало, что при

¹ Еврейская энциклопедия: Свод знаний о еврействе и его культуре в прошлом и на­
стоящем. М., 1991. Т. 5. С. 119.

² Там >¥е.

³ Там же. С. 67.

⁴ См.: Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. М., 1973. Т. 4.

подведении итогов всесоюзных переписей никогда не давались отдель­но показатели уровня образования евреев, хотя они по численности за­нимали восьмое место среди других этносов, проживающих в Грузци.

По данным тех же «Итогов Всесоюзной переписи населения 1970 го­да» в Узбекистане проживали 102855 евреев. Около четверти из них -среднеазиатские евреи, для которых родным языком является таджик­ский язык. Среди среднеазиатских евреев уровень образования также был ниже уровня образования других этносов, населявших Узбекистан. Показатели уровня образования среднеазиатских евреев также не пуб­ликовались, по всей вероятности, ввиду низких показателей.

Чем объяснить отсутствие стремления к образованию у среднеазиат­ских и грузинских евреев? Утверждения о генетическом «перерожде­нии» евреев нам представляются не только не обоснованными, но в принципе не заслуживающими внимания. Как уже отмечалось, невоз­можно также утверждать о меньшем религиозном рвении среднеазиат­ских и грузинских евреев по сравнению с остальными евреями.

Разумеется, низкий уровень образования среднеазиатских и грузинских евреев детерминирован определенными историческими факторами, однако выявление этих факторов весьма сложно. Если низкий уровень образования среднеазиатских евреев возможно объяснить в определенной мере их тяже­лым экономическим и социальным положением - повторяющимися еврей­скими погромами в городах Средней Азии, открытым экономическим грабежом, различными запретами и т.д., то в Грузии положение изначально было существенно иным. История Грузии не знает широкомасштабных еврейских погромов. В определенном смысле можно даже говорить об ис­торическом пиетете к семитам, поскольку царская династия Багратионов (IX-XTX вв.) для возвеличивания своего авторитета содействовала распро­странению версии своего происхождения от израильско-иудейского царя XI в. Давида. Угроза антисемитизма в Грузии всегда была относительно слаба, поскольку, в силу специфических особенностей истории Грузии, евреи в свойственной им сфере деятельности - бизнесе и предпринима­тельстве - конкурировали не с грузинами, а с армянами, с которыми запол­няли одну экономическую лакуну. Разумеется, картина грузино-еврейских отношений была далеко не идеальна. Евреи всегда рассматривались в Гру­зии как реально чужой народ, хотя и принявший в роли родного языка гру­зинский язык, но в значительной степени сохранивший иной (не грузинский) культурный облик и прежде всего религию - иудаизм. В силу этого в Грузии также сформировался антисемитизм, но он никогда не при­нимал патологическую форму. Можно говорить о «мягком» характере ан­тисемитизма в Грузии.

8—2804

Как видим, положение среднеазиатских и грузинских евреев истори­чески было различным. Однако различие в данном случае не является отрицанием наличия множества факторов, которые были характерными как для положения среднеазиатских, так и грузинских евреев. Как для первых, так и для вторых доступ к административно-политической ие­рархии большей частью был закрыт. Надо отметить, что даже в револю­ции 1917 г. ни среднеазиатские, ни грузинские евреи, в отличие от своих европейских соплеменников, не принимали активного участия. Положение существенно не изменилось и в советское время, поскольку в Средней Азии и Закавказье престижные партийно-административные должности занимали в подавляющем большинстве случаев представи­тели коренных этносов, в выдвижении которых существенное значение имели клановые связи.

По данным Госкомстата СССР и материалам всесоюзной переписи населения 1989 г. в Грузии процент основной национальности (грузин) среди руководящего звена был значительно выше доли этой националь­ности во всем населении (табл. 3.6).

Таблица 3.6

Ни в одной из республик бывшего СССР не был так непропор­ционально высок процент основной национальности среди руково­дящего звена по отношению к доле этой национальности во всем населении, как в Грузии (разрыв составлял 19,2 %). Вхождение гру­зинских евреев, как и представителей других этносов (негрузин), в руководящее звено традиционно было затруднительным. Нельзя иг­норировать и тот факт, что поступление в вузы Грузии для предста­вителей некоренных этносов было также сопряжено со значи­тельными трудностями. В силу указанных факторов нам пред­ставляется, что низкий уровень образования грузинских евреев невозможно объяснить генетическими или исключительно рели­гиозными факторами. Такое явление (низкий уровень образования) детерминировалось целым комплексом социально-исторических факторов.

Данное утверждение не является отрицанием детерминирующе­го воздействия религиозного фактора на стиль творческого мышле-

ния и уровень образования, как и на другие сферы жизни любого этноса. Как отмечалось, религия является важным элементом куль­туры любого народа, оказывая существенное воздействие на его образ жизни. Проблема детерминации религиозной психологией и идеологией всех сфер жизни народов (и, в частности, познаватель­ной сферы) прекрасно изложена в работе М. Вебера «Социология религии». В ней Вебер аргументированно показал значение религи­озной ориентации любого этноса в его хозяйственной и идеологи­ческой жизни'.

Исследования М. Вебера в области социологии религии Р. Бендикс дает в виде таблицы" (табл. 3.7).

Таблица 3.7

Проблема этнического рационализма стала основной для иудаизма.

Для восточных религий (конфуцианство, даосизм, индуизм, буд­дизм) главной, основополагающей проблемой стало совершенство­вание светской этики. Весь познавательный пафос религии Востока обращался к этическим ценностям. Надо отметить, что этические ценности доминировали в общественном сознании многих восточ­ных народов до Конфуция, Лао-цзы и Гаутамы, и когда Конфуций говорил, что он не создает, а только передает потомкам забытые тра­диции великих древних мудрецов, то это соответствовало истине.

¹ См.: Вебер М. Социология религии // Избранное. Образ общества. М., 1994.

- Там же. С. 574.

Так, уже до Конфуция быть образованным означало владеть шестью видами искусств: «выполнять ритуалы, понимать музыку, стрелять из лука, управлять колесницей, уметь читать и знать математику, то есть уметь считать»¹. Многое совпадает с ценностями древних гре­ков, но имеются и весьма существенные различия. Обратим особое внимание на тот факт, что в Древнем Китае по ценностной иерархии на первом месте значится выполнение ритуалов - т.е. этические цен­ности. Конфуций в новых условиях подчеркивал значимость этиче­ских ценностей. При анализе работ Великого Учителя создается впечатление, что значение этических ценностей гипертрофировано. В небольшом поэтическом произведении «Ты на крысу взгляни», рассуждая о ценности человеческой жизни, он писал: «Ты не знаешь обряда и не славен ты чином -

Коль ни чина нету тебя, ни обряда, _ Что же ранняя смерть для тебя - не награда?»'.

Жизнь человека, не знающего обряда и, следовательно, не приоб­ретшего чина (одно зависело от другого непосредственно), не имеет никакой ценности. Социальный- статус грамотного, образованного чело­века в Китае всегда был высок, можно говорить о культе ученых. Одна­ко под образованием понималось прежде всего познание норм этики. Познание истины становится целью жизни. Однако под истиной подра­зумевалось знание строго фиксированных и обязательных для всех пра­вил поведения на любой случай жизни, каким бы неординарным не оказался случай.

Соперником конфуцианства в Китае долгое время (V-III вв. до н.э.) выступал легизм - учение, проповедующее почтение к закону и администрации. Однако постепенно осуществлялся синтез конфуци­анства и легизма, несмотря на их, казалось бы, непримиримый анта­гонизм. В результате такого синтеза конфуцианство эволюциони-зируется идеологически. Уважение к традициям и патриархально-клановым связям оно стало сочетать с идеей абсолютной святости и непреложности древних канонов. Конфуцианство для китайцев нечто более значимое, чем религия. Китаец, даже будучи христианином, буддистом, даосом и т.д., в поведении и мышлении остается подсоз­нательно конфуцианцем. Независимо от вероисповедания «каждый китаец по рождению и воспитанию должен был прежде всего быть

¹ Конфуг/ий. Уроки мудрости. М; Харьков, 1998. С. 8-9.

² Там же. С. 159.

конфуцианцем» . Конфуцианство наложило огромный отпечаток на особенности китайского национального мышления .

Как в средневековье, так и в Новое время в Китае доминирует инте­рес к нравственно-правовой проблематике. Разумеется, нельзя утвер­ждать, что китайцы не проявляли познавательный интерес к другим сферам бытия, однако познавательный пафос был направлен прежде всего на постижение «китайских церемоний». Система конкурсных эк­заменов всех степеней, которая давала возможность доступа к должно­сти чиновника любого ранга, поощряла тщательное изучение канонов и игнорировала познание законов природы, математики и т.д. Побочные открытия китайских алхимиков, астрологов и медиков теоретически не осмыслялись. Познания в области естественных и технических наук для конфуцианства, господствующей религии Китая, не обладали самоцен­ностью. Для конфуцианства только знания нравственно-правового ха­рактера обладали ценностным значением.

Разумеется, объяснение исключительно религиозной системой кон­фуцианства национальных особенностей творческого мышления стра­дало бы односторонностью, упрощением столь сложной проблемы. При исследовании национальных особенностей творческого мышления ки­тайцев необходимо учитывать также целую совокупность различных детерминирующих факторов. Например, особый интерес к нравственно-правовым проблемам объясняется также относительно устойчивым раз­витием политической системы Китая при любых политических измене­ниях, какими бы радикальными они не были, правовой вакуум не образовывался. Даже при свержении императорской власти восставши­ми крестьянами старые правовые нормы, хотя и модернизировались, но никогда полностью не пересматривались. Так, после победоносного вступления восставших крестьян во главе с Хуан Чао в столицу (881 г.), императорская власть была свергнута, но объявленный императором вождь восставших сохранил в неприкосновенности основные законы

¹ ВасильевЛ.С. История религий Востока М., 1983. С. 273.

² Идеалом конфуцианства выступает не любознательность, а скромность. Марко Поло
в своей «Книге», восхищаясь скромностью китайских девушек, писал: «В присутствии
старших они в высшей степени скромны, никогда не скажут лишнего слова, вообще не
скажут ни слова иначе, как в ответ на поставленный им вопрос. Они сидят в своей комна­
те, занимаясь своей работой, редко встречаются с отцом и братьями или с кем-нибудь из
старших в доме. И они не прислушиваются к словам своих поклонников. То же следует
сказать относительно мальчиков и юношей, которые никогда не осмеливаются говорить в
присутствии старших иначе, как для ответа на вопрос. Они до такой степени стесняются
друг друга, т.е. своих родственников и близких, что им никогда в голову не пришло бы
отправиться в баню вдвоем» (Поло М. Книга. М., 1955. С. 300).

империи. Нравственно-правовые нормы представлялись в сознании ки­тайца как нечто вечное, табуированное. Даже монгольские захватчики, занявшие Китай в XIII в. и введшие вначале свои законы, через некото­рое время вынуждены были «капитулировать» в нравственно-правовой сфере. Уже в начале XIV в. монголы, правившие Китаем, восстановили конфуцианскую систему образования и старые китайские нравственно-правовые нормы, и даже экзамены на замещение чиновничьих должно­стей. Вполне естественно, что в- таких условиях должно было прояв­ляться энергичное стремление к познанию нравственно-правовых проблем.

Как уже отмечалось, национальные особенности творческого позна­ния носят исторический характер и с изменением социально-истори­ческих условий претерпевают значительную эволюцию. Но в то же время они обладают относительной самостоятельностью, развиваются, по своим «автономным» законам, и изменения в социально-эконо­мической сфере не вызывают немедленную эволюцию национальных особенностей творческого мышления.

Сказанное с полным основанием подтверждается анализом на­циональных особенностей творческого мышления китайцев. Хотя еще в начале нашего столетия европейские исследователи характери­зовали китайцев большей частью как население, «которое по своей инертности и глубокому консерватизму питает отвращение ко вся­ким глубоким потрясениям»¹, именно на долю Китая выпали в на­шем столетии самые глубокие потрясения: многолетняя гражданская война, японская оккупация значительной части страны, социалисти­ческая революция, культурная революция и т.д. При анализе различ­ных научных направлений и отдельных научных дисциплин современного Китая нельзя не заметить значительных изменений в национальных особенностях творческого мышления китайцев. Но в то же время подобный анализ подтверждает значительный консерва­тизм, большую жизнеспособность национальных особенностей твор­ческого мышления, поскольку в основе своей национальные черты творческого мышления в Китае сохранились как ни в одной другой стране, однако, как уже отмечалось выше, абсолютизация консерва­тизма как национальной черты китайского общества представляется необоснованной. К тому же нельзя не обратить внимания, что китай­цам в значительно большей степени, чем другим этносам, характерна привязанность к старым традициям. Национальные реалии китайско-

¹ Род Ж. Современный Китай. СПб., 1912. С. 5.

222

го общества таковы, что борьба противоположностей не исключает, а предполагает определенную преемственность традиций.

Весьма показательными в этой связи представляются наблюдения Жана Рода, анализирующего эволюцию умственных течений в Китае в начале нашего столетия: «Консерваторы в момент своего неоспоримого торжества никогда не настаивали на устранении программы реформ, точно так же и реформисты, в случае своей победы, лишь очень умеренно пользовались выгодами своего положения»¹. Китайские мыслители, начиная с древней­ших времен, критикуя пороки общества, искали нужные образцы в древней культуре Китая. Поиск был обращен не в будущее, а в прошлое. Так, Кон­фуций по преданию, считал примером для всех времен правление мифиче­ского царя глубокой древности Яо и его преемника Шуня (ХХШ-XXII вв. до н.э.). Приверженностью к старым традициям и нормам жизни объясня­ется тот факт, что «в прошлом все революционные бои в Китае приносили лишь очень незначительные результаты»². Программа восставших, как правило, была изначально направлена не на обновление общества, а на рес­таврацию старых традиций.

Нельзя утверждать, что китайцы не осознавали необходимости ре­форм и, в частности, изменения старинной экзаменационной системы, которая искусственно сужала с древнейших времен круг знаний, отвле­кала от насущных вопросов, диктовавшихся жизнью. Выдающийся ре­форматор XI в. Ван Аньши, заняв высокую должность, приступил к осуществлению весьма радикальных реформ, в результате чего сущест­венно изменилась вся система образования. Реформаторы покусились на «святая святых» - конкурсные экзамены. В экзаменационные требо­вания вносились конкретные знания, они теряли формальный характер. Однако после низвержения власти реформаторов (1077 г.) все реформы были отменены и вновь введена старинная экзаменационная система, которая функционировала еще много столетий.

Несмотря на значительный успех Китая в сфере науки и техники, ов­ладение новейшими технологиями, особый интерес все же проявляется к нравственно-правовой проблематике. Большинство китайцев убежде­но в превосходстве китайской духовной культуры над европейской. Ве­ликий китайский мыслитель - революционер Сунь Ят-Сен - утверждал, что Китай намного опередил Европу в развитии нравственных норм человеческих отношений. Анализируя проблемы коммунизма и анар­хизма, он замечал, что «такие теории были распространены в Китае уже

' Род Ж. Современный Китай... С. 17.

² Мао Цзэдун. Избр. произведения: В 4 т. М, 1952. Т. 1. С. 15.

более тысячи лет назад» . Он был убежден, что в разработке и осущест­влении таких высоких морально-этических принципов, как верность долгу и почитание родителей, гуманность и любовь, честность и спра­ведливость, миролюбие и стремление к спокойствию, китайцы стоят намного выше европейцев. Признавая необходимость овладения науч­но-техническими достижениями Европы, он в то же время считал, что европейцы должны учиться основам духовной культуры Китая. Благо­даря высокой духовной культуре, утверждал Сунь Ят-Сен, история воз­ложила на Китай особую миссию в освобождении всего человечества и достижении всеобщего счастья.

После прихода в Китае к власти коммунистов, и в особенности в годы
культурной революции, неоднократно проводились кампании критики и
осуждения старых традиций и идей Конфуция. Однако в 80-е гг. ситуация
качественно меняется. В китайской печати все чаще отмечается непрехо--
дящее значение ценностей традиционной морали. На международном сим­
позиуме, состоявшемся в сентябре 1987 г. на родине Конфуция в ЦюЙфу,
посвященном 2583-й годовщине со дня рождения великого мыслителя,
большинство выступавших отмечало, что «конфуцианство, будучи основой
традиционной китайской культуры, оказывает серьезное влияние на строи­
тельство социализма с китайской спецификой. Необходимо поэтому кри­
тически наследовать идеи конфуцианства, чтобы трансформировать их,
поставив на службу модернизации страны»². Надо отметить, что кампании
критики и осуждения конфуцианства и традиций седой старины в годы
культурной революции и даже деятельность специально созданных коми­
тетов сельского населения по борьбе с традициями прошлого оказались
малопродуктивными. Прошлое невозможно бесследно ликвидировать. При
анализе особенностей китайского общества и морально-этических учений с
древности до современности исследователи-китаеведы приходят «...к вы­
воду о сложном, чаще всего опосредованном влиянии прошлого, причем
отнюдь не одной какой-то черты, учения, института, а всего их многообра­
зия в целом»³. -. , '•-. ......

Особенно рельефно национальные особенности процесса познания проявляются в обществознании. Как в прошлом, так и в настоящем в Китае особой ценностью обладают утилитарные знания, которые могут практически служить обществу. Именно утилитарное знание почитается

¹ Цит. по: Делюсин Л.П. Идеи паназиатизма в учении Сунь Ят-Сена // Китай: традиции и современность. М., 1976. С. 178.

^г Китайская народная республика: политика, экономика, культура. М., 1989, С. 250.

³ Кюзаджян Л.С., Сорокина Т.Н. Влияние традиций на маоизм в оценке зарубежного китаеведения // Юггай: традиции и современность. М., 1976. С. 314.

как истинное. Что же касается внеутилитарного знания, то, по словам известного китаеведа К. Гупты, «его называют ревизионистским заблу­ждением»'. Другой существенной особенностью китайского обшествоз-нания является приоритет нравственных ценностей над интеллекту­альными ценностями.

В целом нельзя абсолютизировать статичность и консерватив­ность китайских национальных особенностей процесса познания, однако преемственность между прошлым и настоящим очевидна. В этой связи вспомним известное замечание Гегеля, что «созданное каждым поколением в области науки и духовной деятельности есть наследие, рост которого является результатом сбережений всех предшествовавших поколений, святилище, в котором все человече­ские поколения благодарно и радостно по.местили все то, что им по­могло пройти жизненный путь, что они обрели в глубинах природы и духа. Это наследование есть одновременно и получение наследства, и вступление во владение этим наследством. Оно является душой каждого последующего поколения, его духовной субстанцией, став­шей чем-то привычным, его принципами, предрассудками и богатст­вом»². Преемственность между прошлым и настоящим в той или иной степени характерна для духовной культуры любого этноса, и Китай не является в этой связи неким исключением.

Как уже отмечалось, М. Вебер считал, что как для конфуцианства и даосизма (Китай), так и для индуизма и буддизма основополагающей проблемой стало совершенствование светской этики. В этой связи воз­никает вопрос: аналогично ли воздействие индуизма и буддизма на формирование национальных особенностей творческого познания ин­дийцев и других этносов воздействию конфуцианства и даосизма в Ки­тае? Однозначный ответ на поставленный вопрос невозможен, поскольку речь идет о сложных и противоречивых процессах. Между религиозными системами Китая и Индии наряду со сходством имеются также значительные гносеологические различия. Как по сравнению с ближневосточно-средиземноморскими монотеистическими религиями, так и даосизмом и конфуцианством — религиозные системы Индии в объяснении природы и человека, онтогенеза представляются более глу­бокими и философски насыщенными.

В религиозных системах Индии «разум (пусть слитый с интуицией и эмоциями) явно господствовал над свойственной.монотеизму слепой

¹ Кюзаджян Л.С., Сорокина Т.Н. Влияние традиций на маоизм... С. 329.

² Гегель Г.В. Лекции по истории философии: В 14 т. М., 1932. Т. 9. С. 11.

верой во всемогущество великого Бога» . Для религий Индии с древ­нейших времен характерен постоянный поиск истины. Постижение ис­тины становится главной задачей для всех без исключения религиозных систем Индии. Подобная традиция закрепилась уже в «великом начале» всех религиозных систем Индии - в «Ригведе». Однако между поиском истины в индийских религиях и в древнегреческой философии изна­чально существует качественное различие. Античные философы стре­мились постичь истину с помощью рационалистического анализа. В религиозных системах Индии изначально доминируют магия и аскеза. Как отмечает Т. Я. Елизаренкова, «в древней Индии между религией в чистом виде и магией невозможно провести твердой грани. Например, вера в магическую роль слова, представление, что достаточно провоз­гласить истину, чтобы сбылось желаемое...»". Уже в «Ригведе» пред­ставлены как белая, так и черная магия. Со временем магия и аскеза начинают доминировать во всех религиозных системах Индии. Поиск истины по сути сводится к длительным усилиям и напряженным раз­думьям в процессе медитации, к освобождению от тягот бренной жизни и достижению страстно желаемой Нирваны.

Мистицизм религиозных систем Индии наложил отпечаток на национальные особенности творческого мышления индийцев. Научный поиск истины вне аскезы и магии порицался. Хотя мыслителям древней и средневековой Индии и не угрожали костры инквизиции, однако, по мнению религиозных догматов, вольнодумцев-мыслителей ждала жестокая кара в процессе перерождений. Так, один из персонажей «Махабхараты» заявляет: «Причина моего перерождения шакалом заключается в том, что я был мнимым ученым, подвергавшим все суду разума... оратором на собраниях, недоброжелательным критиком и противником священников в споре о Брахмане, неверующим...»³. Подвергать окружающий мир и свое бытие «суду разума» объявляется страшным преступлением. Поиск истины, к которому призывают так страстно уже веды, не связан с рациональным познанием мира.

Значительный интерес представляет сравнение ведийской религии и индуизма с «Авестой» Зороастризма - учением пророка Заратустры (VII-VI вв. до н.э.)- Исследователи религии древних индоариев обычно отмечают удивительное сходство, общие черты Вед и «Авесты», что объясняется индоиранским единством в древности. Так, Г. М. Бонгард-Левин и Э. А. Грантовский отмечают общность культовых опьяняющих

' Васильев ДС. История религий Востока... С. 174-175.

² Елизаренкова Т.Я. «Ригведа» - великое начало // Ригведа. М., 1989. С. 488-489.

³ Радхакришнан С. Индийская философия: В 2т. М., 1956. Т. I. С. 412.

напитков сомы («Ригведа») и хаумы («Авеста»). Отмечая общность ри­туала жертвоприношения сомы-хаумы, они приводят следующую па­раллель: «О сома - царь, продли нам сроки жизни, как солнце -весенние дни. Продли нам жизненный срок, о сома, чтобы мы жили» («Ригведа»). «Я призываю Опьянение тобой, о золотистый хаума, - си­лу, победоносность, исцеление, энергию для тела, всестороннее знание» («Авеста»)¹. Сходство более чем очевидное, но и различие существенно. Если в «Авесте» наряду с другими «дарами» от хаумы ждут также «Все­стороннее знание», то в «Ригведе» такая деталь отсутствует. На основа­нии этих различий нельзя строить далеко идущие выводы, но нам они представляются все же существенными.

Сведение поиска истины к магии и аскезе уже в древности наложило свой отпечаток на творческое мышление индийцев. Даже в средневеко­вье, когда мистика расцветала повсеместно, путешественников поража­ло крайнее суеверие и мистицизм индийцев. Так, Марко Поло, описывая нравы и обычаи индийцев, отмечал: «В приметы никто в свете больше их не верит, знают они и хорошие и дурные. Пошел ли кто в дорогу и заслышал скворца, он идет далее, а если нет, так он присядет, не то и совсем вернется. В этом царстве, скажу вам еще, как только родится ребенок, мальчик или девочка, тотчас отец или мать приказывают запи­сать его рождение - день, месяц, в какую луну и в какой час, и все это оттого, что крепко верят в астрономию, да в тех звездочетов, кто знает колдовство, магию, геомантию»². Если в древнейшие времена индийцы, интересовавшиеся предсказанием будущего, основывались на физиог-номастике и толковании снов, то со временем на первое место выходит астрология. Астрология, а также практическая необходимость установ­ления дат регулярных жертвоприношений содействовали зарождению астрономии в древней Индии. Достижения индийцев в астрономии были заимствованы другими народами (в том числе и европейцами). «Уже в VIII в., - пишет А. Б. Бэшем, - сирийский астроном Север Себохт знал о великих достижениях индийцев в астрономии и математике, и багдад­ские халифы держали на службе индийских астрономов»³. Индийский астроном Арьябхата уже в V в. высказал предположение, что Земля вращается вокруг Солнца и своей оси.

Неменьшим было детерминирующее воздействие индийских нацио­нальных религий на познания в физиологии и медицине. Повышенный интерес к физиологии, обусловленный йогическим и мистическим опы-

¹ Бонгард-Левин Г.М., Грантовский Э.А. От Скифии до Индии. М., 1983! С. 115.

- Поло М. Книга. М., 1955. С. 186.

³ Бэшем А. Чудо, которым была Индия. М., 1977. С. 516.

том, явился важнейшим фактором развития медицинских знаний в древ­ней и средневековой Индии. Эти знания способствовали развитию эмпирической хирургии, и индийцы опережали европейцев в некоторых отраслях хирургии (пластической хирургии, вправлении костей, кесаре­во сечение) вплоть до XVIII в. Примечательно, что в отличие от Европы врач в Индии (вайдья) был высокоуважаемым человеком и занимал вы­сокое положение в кастовой иерархии. (В некоторых странах средневе­ковой Европы врачи приравнивались к брадобреям и входили с последними в один корпоративный цех.)

Мистицизм и аскеза религиозных систем Индии не могли не тормо­зить научный поиск, однако, как показывает анализ, они не привели в целом к отказу от творческого познания окружающей реальности. Нега­тивное воздействие индуизма на творческое мышление особенно на­глядно ощущается при сопоставлении индуизма и сикхизма. Хотя основоположникам сикхизма и не удалось полностью исключить из но­вой религии аскетическую практику, однако никакая оккультная йоги-ческая (или Тантрическая) практика сикхизму не свойственна. Для сикхизма «высшее состояние - не состояние транса, а состояние непре­кращающегося, ежесекундного помышления о Боге, когда человек - в миру, но не от мира сего, как не мокры лотос или птица в воде»¹.

Не отказавшись окончательно и полностью от аскетизма, основопо­ложник сикхизма Нанак, как и последующие гуру, главным в своем учении считал прагматический взгляд на окружающий мир. Путь к спа­сению (прекращению бесконечной цепи рождений вновь и вновь) осно­воположники сикхизма видели не в совершении религиозных обрядов, а прежде всего в активной мирской деятельности в повседневной жизни. Нанак одинаково высоко оценивал как достоинства физического труда, так и духовной деятельности. Идеалом Нанака был не аскет, а тот, кто есть, что он заработал трудом рук своих и делится с другими. В сикхиз­ме каждый труд считается благородным, если он совершается правиль­но. Подобное отношение к практической деятельности способствовало формированию трудолюбия у сикхов. Мы уже отмечали успехи в про­изводственной деятельности тех регионов

Поиск по сайту: