КОРРЕЛЯЦИЯ МЕЖДУ НАЦИОНАЛЬНО-РАСОВОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬЮ И ОСОБЕННОСТЯМИ ТВОРЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

3.1. НАЦИОНАЛЬНО-РАСОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПОЗНАВАТЕЛЬНОГО ПРОЦЕССА

Исследование влияния национальной и расовой принад-

:ежности человека на особенности его познавательной творческой Деятельности затрудняется тем обстоятельством, что любое исследо­вание в этой сфере чаще всего интерпретируется в духе шовинизма и нацизма. Как в прошлом, так и в нашем столетии предпринимались попытки научно обосновать дифференциацию человечества в зави­симости от национально-расовой принадлежности на творчески ода­ренные и лишеннее творческих, познавательных способностей расы И нации.

:,„ Все человечество по определенным антропологическим признакам подразделялось на умственно развитые и малоспособные к умственной деятельности нации и расы. Решающее значение имели при подобной классификации форма черепа и особенно объем мозга. Уже упоминав­шийся немецкий анатом и антрополог И.Ф. Блуменбах (1752-1840), пер­вый положивший основание точному методу исследований в антропологии, считал форму черепа представителей кавказской (евро­пейской) расы нормальным типом и сравнивал с ним черепа представи­телей других рас. Признавая родственность черепов представителей sicex рас, он все же считал «центром» череп европеоида, поскольку он представлялся ему самым красивым, составленным из «гармонически

развитых частей». Блуменбах соотношение черепов представителей раз-

!ичных рас выразил в схеме (рисунок).

В* —2804

Монгольская*

(азиатская)

раса

Американская раса •

ейская)раса-:кая раса

• Малайская раса

Не отвергая родственность всех рас на основании черепов, вместе с тем Блуменбах предполагал наличие определенной иерархии между расами и доминирующее положение отводил представителям кавказ­ской (европеоидной) расы. Формы черепов представителей неевропео­идных рас характеризовались определенной аномальностью, дисгармо­нией. Место формы черепов различных рас в иерархии зависело исключительно от большего или меньшего сходства с формой черепон европеоидов. В работах Блуменбаха отсутствует какая-либо аргумента­ция в подтверждение подобной иерархии. Классификация форм черепов по степени большего или меньшего совершенства носит произвольный, не научный характер.

В отличие от Блуменбаха, другой краниолог XIX столетия - Мор-тон - в основу классификации человечества положил величину мозга. В своих многочисленных исследованиях он установил, что мозг европео­идов в среднем имеет большую величину, нежели мозг представителей других рас. Наименьшей величиной мозга, по данным Мортона, харак­теризовались негроидные народы, стоящие на очень низкой ступени развития (табл. 3.1)¹.

Таблица 3.1

Негроиды, характеризующиеся наименьшей величиной мозга, рас­сматривались как люди менее способные к умственной деятельности. Европеоиды же, обладавшие наибольшей величиной мозга, - как наибо­лее одаренная в умственном отношении раса. Умственные способности ставились в прямую зависимость от величины мозга.

¹ Цит. по: Ранке И. Физические различия человеческих рас. СПб., 1902. С. 254.

На первый взгляд, подобная аргументация представляется объектив-й. Объем черепной коробки не может служить точным критерием лвития мозга, но, как известно, у сходных по величине животных ви­ды с более крупным мозгом обычно характеризуются большей сообра­зительностью. Другим важным аргументом выступает тот факт, что в процессе формирования человека важным признаком выступало увели­чение объема черепной коробки. У такой крупной человекообразной обезьяны, как горилла, объем черепной коробки не превышает 500 ку­бических сантиметров. Объем же черепной коробки австралопитековых, По-видимому, уже колебался между 400 и 660 кубическими сантимет­рами, хотя размерами тела они уступали современным гориллам. «Объ­ем же черепа человека прямоходящего (связующее звено между лвстралопитековыми и неандертальцами. - Т.Х.) колебался между 750 и 1400 кубическими сантиметрами, т.е. самые мозговитые представители угого вида были вполне сравнимы с современным человеком, объем черепной коробки которого составляет 1000-2000 кубических санти­метров. Неандерталец же по объему мозга приближается к современно­му человеку. Он обладал мозгом почти современной величины. Однако большинство исследователей однозначно утверждает, что размеры че-:пной коробки неандертальца вовсе не означают, что его интеллекту-ъное развитие достигло современного уровня. Нельзя игнорировать факт, что неандертальцы были массивнее и тяжелее своих предше-:нников. Хотя большинство специалистов по эволюции и поныне ут-что между величиной мозга и интеллектом существует прямая кимость, однако такую зависимость нельзя абсолютизировать. Сущест-в такой зависимости представляется бесспорным, но при этом нельзя юрировать детерминирующее воздействие других факторов. По меткому выражению Джорджа Констэбла, «...мерить интеллект по объему мозга в какой-то степени то же самое, что пытаться оценить возможности элек­тронной вычислительной машины, взвешивая ее»¹.

Уже в середине XIX столетия было установлено, что большей вели­чине тела соответствует мозг большей величины и, следовательно, большая вместимость черепа. Подобная пропорция нарушается лишь у великанов и у карликов.

. В XIX столетии было установлено, что по мере того, как величина тела достигает своего максимума, постепенное увеличение мозга замет­но уменьшается, и наоборот, с приближением тела к минимуму, умень­шение мозга совершается в менее значительной степени. При этом

¹ Конспгэбл Дж. Неандертальцы. М., 1978. С. 52. .

величина вместимости черепа определяется не общей величиной тс. и (массой), а прежде всего длиной туловища. Но и в этих случаях пропор ции между ростом тела и величиной мозга не всегда абсолютно сопи,» дают. Многочисленными исследователями было установлено, «чг<> емкость черепов с крутым лбом приблизительно на 100 кубических сан-тиметров больше емкости черепов с покатым лбом. При остальных ран ных условиях - круглоголовые черепа отличаются большей вмесги мостью, чем длинноголовые»¹. В целом уже в XIX столетии 6i.i:i" установлено, что вес мозга никак не связан с расовыми различиями Также стало очевидным, что индивидуальные колебания величины мш га внутри каждой расы или этноса носят не менее значительный харак тер, чем межрасовые различия этого показателя.

В XX столетии исследование мозга привело к значительным успе­хам, а в последние два десятилетия нейробиология стала одной из са­мых активных отраслей науки. «В настоящее время, - пишет лауреат Нобелевской премии Ф. Крик, - мозг изучается на многих уровнях - or молекул в его синапсах до сложных форм поведения - и путем различ­ных подходов - химического, анатомического, физиологического, эм бриологического и психологического»², и хотя множество проблем, связанных с работой мозга «по-прежнему окутано глубокой тайной», одно несомненно - существенных различий в строении мозга предста­вителей различных рас не существует. Число нервных клеток, или ней­ронов, из которых состоит примерно полтора килограмма человеческого мозга, достигает порядка 10" (сто миллиардов), или же на порядок-больше или меньше. «Мозг, - писал другой лауреат Нобелевской пре­мии, известный нейрофизиолог Д. Хьюбел, - не подчиняется чему-либо подобному линейной программе, во всяком случае те его части, о кото­рых нам хоть что-нибудь известно»³. При характеристике мозга чисто количественные показатели не всегда имеют решающее значение. Большее значение имеют структурные показатели. Исследование борозд извилин мозга не обнаруживает никаких постоянных различий между расами.

Статистический материал нейрофизиологии XX столетия свидетель­ствует, что мозг исключительно одаренных людей не всегда превосхо­дит ни по своему весу, ни по объему мозга других людей. Разница в массе мозга в 150 граммов у людей не имеет существенного значения. Масса мозга современного человека в среднем составляет примерно

¹ Ранке И. Физические различия человеческих рас... С. 262.

² Крик Ф. Мысли о мозге // Мозг. М., 1984. С. 257-258.

'Хьюб<ЯД. Мозг//Там же. С. 12.

?375 граммов. Мозг исключительно одаренных людей может по своему «су и объему значительно превосходить этот средний показатель, но а*ожет и уступать. Так, вес мозга лорда Байрона составлял 2200 грам­мов, а мозг Анатоля Франса - известного французского писателя, мыс-штеля, лауреата Нобелевской премии - составлял всего 1100 граммов. >Мозг выдающегося Альберта Эйнштейна также не отличался большой величиной.

-;•, Все перечисленные факты показывают, что не существует жесткой корреляции между величиной мозга и умственными способностями.

Разумеется, существует предел минимума объема мозга. Если объем мозга ниже этого предела, то наблюдается резкое нарушение его функ­ций по сравнению с нормальным мозгом взрослого человека. В таком случае речь идет об аномалии - существенном отклонении от специфи­ческого типа, или иначе всякой органической, особенности, которую Представляет данная особь по сравнению с большинством особей этого же вида, возраста и пола. Однако не всякая аномалия считается уродст­вом. Уродливость - прирожденная и весьма важная аномалия, которая делает трудным или невозможным отправление одной или многих функций (в данном случае умственных) и вызывает у особей, представ­ляющих данную аномалию, появление такой конфигурации, которая уже при наружном наблюдении является с явственными пороками и Весьма отличной от того, что представляет данный вид вообще¹. Однако граница между простым индивидуальным отклонением, аномалией и уродством весьма неопределенна и условна. Природа не знает наших классификационных подразделений, и то, что в одном случае, в одной связи, у одного индивида, выступает лишь простым индивидуальным отклонением, у другого индивида выступает резко выраженной анома­лией - уродством. В силу названных факторов трудно определить пре­дел минимума мозга, за которым начинается резкое нарушение его функции по сравнению с нормальным мозгом. Известно, что мозг ново­рожденного имеет в норме массу 350 граммов. Если масса мозга мла­денца значительно меньше указанного веса, то познавательные способности ребенка весьма ограничены. Однако микроцефалия - бо­лезнь, когда дети рождаются с мозгом значительно меньшей массы - не является признаком какой-либо расы или этноса. Этой болезнью стра­дают дети представителей всех без исключения рас. Также кретинизм -особенный вид уродства, характеризующийся недостаточным психиче­ским развитием - является уделом представителей всех рас.

¹ См.: Шимкевич В.М. Уродства и происхождение видов. СПб., 1902.

Кретинов и микроцефалов еще в XIX столетии ряд исследователе» (Аккерман, Фохт и др.) считали представителями особого вида чслинс честна, остатками выродившейся ветви человека, стоявшего на омой низкой ступени развития. К. Фохт, в частности, доказывал, что микро цефалы не только очень похожи на обезьян, но и в действительности представляют собою вид людей-обезьян, низшую стадию развития че ловека в смысле дарвиновского учения об эволюции. Микроцеф.» лия объяснялась атавистической основой. Утверждалось, что микроне фалы — существа низшей организации, из которых когда-то состоял тхь человеческий род.

Однако со временем было установлено, что у микроцефалов отсут­ствует способность к размножению, и до сих пор не удалось проследи!ь ни одного микроцефала, который оставил бы потомство. Стало couqv шенно очевидно, что микроцефалия носит не атавистический характер, а патологический.

В отличие от микроцефалов, некоторые кретины не лишены способ­ности к размножению, хотя у кретинов, находящихся на наиболее ти-кой ступени развития - идиотов, она если и существует, то во всяком случае исключает возможность сохранения индивида в потомстве. Сле­довательно, кретинов нельзя считать отдельной популяцией. Известный немецкий патолог Р. Вирхов (1821-1902) еще в XIX столетии убеди­тельно доказал, что кретины представляют болезненные отклонения от нормального человека, а ни в коем случае не самостоятельную расово-этническую группу.

Карл Линней именовал кретинов «альпийскими обитателями», по­скольку они часто попадались в высокогорных альпийских местностях. Со временем стало очевидным, что кретины у других (неевропеоидных) рас также чаще встречаются в высокогорных местностях. Было доказа­но, что кретинизм - эндокринное заболевание (недостаточная функция щитовидной железы, проявляется в виде задержки физического и пси­хического развития, встречается главным образом в горных районах с недостатком йода в воде, хотя бывает и наследственная патология).

Известный исследователь заболеваний человеческого мозга С. Кити утверждает, что при «исследовании различных психических заболева­ний важны отклонения между генетическими факторами и факторами внешней среды»¹. Хотя этнология многих заболеваний мозга еще не выяснена, «выдвинуто несколько вероятных гипотез относительно воз­можного взаимодействия между факторами среды и биологическим

¹ Кити S. Заболевания человеческого мозга// Мозг. М., 1984. С. 241.

ПО

предрасположением к психической болезни»¹. Определенно можно ут­верждать, что частота психических заболеваний не зависит от расово-этннческой принадлежности. Колебания частоты этих болезней детер­минируются исключительно факторами среды: как природной, так и социальной. Анализ работ ведущих специалистов по нейропсихоло­гии²- относительно новой отрасли психологической науки, возникшей в 60-70-е гг. нашего столетия на стыке психологии, медицины и физио­логии и изучающей мозговую основу психических процессов, - показы­вает, что такие болезни мозга, как нарушения восприятия, памяти,

{^мышления и т.д., носят «интернациональный» характер и не являются

1/уделом одной расы или этноса.

Вместе с тем нельзя отрицать «возможность влияния генетических .факторов ... на интеллект, личностные особенности и поведение»³. Но

Ц суть проблемы заключается в том, что генотип всех представителей од-

|рюй расы или этноса нельзя считать исключительным, превосходящим

f.'генотипы всех представителей других рас и этносов.

В этой связи возникает необходимость краткого анализа проблемы вероятного соотношения генетических причин и факторов среды в ко-

ьэффициенте интеллекта. Проблема наследственности интеллекта как в прошлом, так и в настоящее время, часто интерпретируется с диамет­рально-противоположных позиций. Так, уже упоминавшийся профессор психологии университета в Беркли А.Р. Дженсен утверждал, что коэф­фициент интеллекта на 80 % обусловлен генетическими причинами и только на 20 % факторами среды⁴. Свой вывод Дженсен аргументирует психологическим и статистическим материалом. Однако аргументация

| не представляется абсолютно убедительной. Произвольность названно­го конкретного соотношения генетических факторов и факторов среды в

| коэффициенте интеллекта представляется очевидной.

Другие исследователи, в первую очередь отечественные, сомневают­ся или абсолютно отрицают генетические причины в уровне интеллекта. Так, Н. В. Видинеев утверждает, что «интеллект как специфически че-

|, ловеческая способность к мышлению и общению людей возникает в

I социальных условиях, в процессе овладения детьми устной речью. В

| объяснении интеллекта как врожденной способности человека, развер-; тывающейся в социальных условиях, игнорируется существенный факт:

¹ Китч С. Заболевания человеческого мозга... С. 254.

² См_;: Нейропсихология. Тесты. М., 1984.

³ Фогель Ф., Мотульски А. Генетика человека. М., 1989. С. 30-31.

⁴ См.: Jensen A.R. How Much Can We Boost IQ and Scholastic Achievement? // Harvard
Educational Review. 1969. № 39. .

I

ни речь, ни интеллектуальные способности не передаются через гены Они - явления социальные по своему происхождению и развитию»¹. И отличие от Дженсена, наш соотечественник свои выводы не аргументп рует конкретным материалом. В работе Видинеева доминирует чисто эмоциональное, нравственное неприятие возможности влияния наслед­ственных факторов на коэффициент интеллекта. Примечательно, чти Видинеев не отрицает, «что врожденная морфология мозга-биологиче­ская предпосылка возникновения и развития интеллекта»". На наш взгляд, признание генетического характера морфологии мозга означай косвенное признание влияния генетических факторов на коэффициеш интеллекта. Представляются неправомерными крайностями как абсолю­тизация наследственных факторов, так и их прямое отрицание, какими бы «благими» намерениями не обусловливалась подобная позиция, по­скольку уровень развития современной генетики не дает однозначного ответа на вопрос: «обусловлен коэффициент интеллекта генотипом или является результатом факторов среды?».

Надо отметить, что основоположник евгеники Ф. Гальтон подходил к этой проблеме диалектично. Будучи уверенным, что большие способ­ности интеллекта сильно зависят от наследственности, он в то же время подчеркивал большое значение социальной среды. Анализируя ее роль п развитии интеллекта, Ф. Гальтон писал: «Когда отец достиг высокого положения, его сын будет поставлен в более благоприятные условия для его продвижения, чем если бы он был сыном обычного человека»³. Свои выводы о наследственности коэффициента интеллекта он обосновал анализом статистического материала, обнаружив высокий процент близких родственников среди людей, ставших известными.

Как отрицание генетической обусловленности коэффициента интеллек­та, так и абсолютизация результатов биометрических сравнений близнецов и других родственников, когда в такого рода исследованиях провозглаша­ется очень высокая степень наследуемости интеллекта, представляются упрощенческим подходом к исследованию личности. Нам представляется оправданным утверждение психоневролога В.А. Файвишевского о том, что надо исходить «из представления о личности человека как о многослойном образовании, в котором с определенной степенью огрубления можно раз­личать три уровня: 1) допсихический биологический; 2) психический эмо­циональный, тесно связанный с биологическим уровнем; 3) сознание,

¹ Видинеев Н.В. Природа интеллектуальных способностей человека. М., 1989. С. 165.

² Там же. •

³ Гальтон Ф. Наследственность таланта. СПб., 1875. С. 36.

связанное, с одной стороны, с эмоциональным уровнем, а с другои - с со­циальными факторами»'.

Подобная точка зрения, разумеется, носит вероятностный характер, поскольку в сложной структуре мозга еще много неизвестного. Она учитывает диалектический характер человеческого интеллекта, детер­минированный в определенной степени как генетическими факторами, так и факторами социальной среды. При современном уровне изученно­сти человеческого мозга и интеллекта невозможно установить точное соотношение генетических причин и факторов среды в формировании коэффициента интеллекта. Признание влияния генетических факторов на интеллект не может служить доказательством превосходства одной расы или этноса над другими, поскольку индивидуальные колебания ятеллекта (как и величины мозга) имеют место внутри любой расы или гноса. Следовательно, каждое новое поколение любой расы и этноса юлучает в «наследство» различную морфологию мозга - биологиче­скую предпосылку «возникновения и развития интеллекта»². Исследо-Цвание структуры мозга (борозд и извилин мозга) показывает, что нет Цкаких-либо существенных, постоянных различий между расами. Оче-\ видно, что нет анатомо-краниологических оснований для дифференциа-|дии человечества в зависимости от национально-расовой принад-Глежности на творчески одаренных и лишенных творческих, познава­тельных способностей.

*' В Новое время и в особенности в XX столетии часто предпринима-тся попытки дифференцировать человечество на творчески одаренных | и лишенных творческих, познавательных способностей рас и этносов на ^: основе историко-статистических данных.

В современной расистской литературе важным аргументом в доказа-Ц- тельстве интеллектуального превосходства того или иного этноса или : расы считается количество выдающихся ученых - выходцев из этого этноса или расы. Такой аргумент обычно характеризуется как абсолют­но объективный.

Можно ли признать безупречной подобную аргументацию? В 1979 г.

немецкие ученые А. Людвиг, Г. Петцольд и Д. Шульце проанализирова-

I ли результаты изучения лауреатов Нобелевских премий в области науки

¹ Файвишевский В.А. Биологически обусловленные бессознательные мотивации в
-структуре личности // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Тбили­
си, 1985. С. 318.

² Видинеев Н.В. Природа интеллектуальных способностей... С. -165.

за период 1901-1975 г. Они дали статистический обзор Нобелевских премий в области науки и полный перечень лауреатов с указанием го;и присуждения премии, года открытия, возраста, когда было сделано i>i крытие, национальности и т.д. Распределение по странам Нобелевских премий отражено в табл. 3.2.

Таблица .1 ,'

Более половины лауреатов - граждане англосаксонских стран. Дан­ные подобного рода часто используются как аргументы в обосновании теории о «превосходстве англосаксов». В частности, множество приме­ров подобного рода приводят научные сотрудники Научно-исследовательского центра массовых коммуникаций при Лестерском

¹ См.: Людвиг А., Петцольд Г., Шульце Д. Анализ на лауреатите на Нобелова награда и областта на науките // Проблеми на научния талант. София, 1979.

университете (Великобритания) Пол Хартман и Чарльз Хазбанд в статье «Расизм и средства массовой пропаганды». «Многолетние британские расовые предрассудки, - писали они, - несмотря на наличие противопо­ложных направлений мысли, превратились в составную часть,британ­ской культуры. Существо этих предрассудков состоит в том, что принимаются на веру, как само собой разумеющееся такие понятия, как «превосходство» белого и «неполноценность» черного» . Казалось бы статистический материал подтверждает интеллектуальное превосходст­во европеоидов (и в особенности англосаксов) над монголоидами и нег­роидами. Показательно полное отсутствие в этом списке негроидов. Весьма небольшое количество в списке лауреатов представителей мон­голоидов - всего 4 лауреата (Япония - 3 и Китай - 1). Страны Азии (на­селение свыше 2 млрд человек (1975 г.)), наряду с 3 японцами и 1 китайцем, имеют еще только одного лауреата-индийца. Небольшое количество в списке лауреатов представителей восточно-европейских этносов. Так, СССР (включая дореволюционную Россию) представлен 10 лауреатами, уступая даже маленькой Голландии (11 лауреатов) и Швеции (12 лауреатов). Более 90% всех лауреатов имеют страны Запад­ной Европы и США. Примечательно, что среди представителей США отсутствуют негроиды, хотя чернокожее население составляет около 12% всего населения США.

Конкретный анализ данных о происхождении лауреатов показывает, что превалирование в списке лауреатов представителей Западной Евро­пы и США не дает никаких оснований для утверждения об интеллекту­альном превосходстве населения этих стран. Примечательно, что не менее 25 % общего числа лауреатов США являются выходцами из дру­гих стран или подданными других государств. Это объясняется тем по­ложением, что ученые из экономически слаборазвитых стран не могут себя реализовать как исследователи у себя на родине (слабое финанси­рование науки, невостребованность многих научных идей) и вынужде­ны эмигрировать в США для успешной научной карьеры. А. Людвиг, Г. Петцольд и Д. Шульце, анализируя концентрацию носителей премий в промышленно развитых странах, отмечали наличие связи между уров­нем промышленного развития страны и значимостью ее вклада в науч­ный прогресс².

Более «грандиозный документ» по сравнению с таблицей распреде­ления Нобелевских премий по странам попытался создать американский исследователь Уолтер Бауэрман. После второй мировой войны он вы-

м

н

¹ Hartmann P., Husband С. Rasism and the Mass Media. L., 1974. P. 28.

² См. : Людвиг А., Петцольд Г., Шульце Д. Анализ на лауреатмте ...

пустил книгу «Исследование гениев», где был составлен список гениев всех времен и народов. В книге поименно названы имена 1000 гениев' (число очень приблизительное, как отмечает сам автор). Гении по сто­летиям нашей эры распределяются следующим образом: I столетие - 13; II - 8; III - 8; IV - 10; V - 4; VI - 4; VII - 4; VIII-X - 4; XI - 3; XII - 9; XIII - 13; XIV - 22; XV - 66; XVI -113; XVII - 106; XVIII - 258; ХГХ - 290.

Особый интерес представляет «распределение» гениев по этниче­ской принадлежности. По расчетам У. Бауэрмана гении «распределяют­ся» по странам и континентам следующим образом: Великобритания -397; США, Канада и Южная Америка - 112; Греция - 44 (все предста­вители эпохи античности); Россия и Польша - 20; Западная Европа (без Великобритании) - 259; Китай, Индия, Персия, Малая Азия, Арабские страны и Африка, включая Египет, - 37; Индия - 2 и т.д.

Надо отметить, что Бауэрман гениями именует не только ученых, но. также ряд государственных деятелей, политиков, дипломатов, деятелей искусства, религии, военачальников, педагогов, врачей и т.д. Ученых среди 1000 гениев Бауэрман насчитал 178 человек. Гениальные ученые в подавляющем большинстве по классификации Бауэрмана являются представителями Западной Европы. В списке гениальных ученых доми­нируют британцы.

Классификация гениев весьма любопытна, но возникает вопрос об объективности критериев выделения гениев². Хотя Бауэрман неодно­кратно заявляет о стремлении к абсолютной объективности, однако уже при первом знакомстве со списком гениев возникают сомнения в его объективности. Многие выдающиеся ученые, политики, деятели искус­ства и т.д. из стран Азии и Африки, а также Восточной Европы не зна­чатся в списке Бауэрмана. Достаточно напомнить, что не включен в список гениев выдающийся русский ученый М.В. Ломоносов, нет там всемирно известного Ибн Сины (Авиценны), хотя его работы пользова­лись успехом не только в Азии, но и в средневековой Европе. Подобных упущений и даже неточностей в работе Бауэрмана огромное множество. И все же данные американского исследователя представляют значи­тельный интерес при анализе историй и этничности гениев. Нельзя не обратить внимания на исторический характер «одаренности» того или иного этноса. «Превосходство» любого этноса ограничено историче-

¹ Bowerman W. Studies in Genius. N.Y., 1947. P.294-308.

² На наш взгляд, верно утверждение Н. В. Гончаренко о невозможности составления
объективного рписка гениев в связи с «отсутствием полной информации, неимением чет­
ких критериев их отбора и относительностью наших мнений о гениальности личности».
(Гончаренко Н.В. Гений в искусстве и науке. М., 1991. С. 66).

скими рамками. Возникает вопрос: каковы закономерности, ограничи­вающие эти исторические рамки? Обратимся к фактам. В списке Бауэр-мана Греция представлена 44 гениями и значительно опережает по этому показателю не только этносы Азии и Восточной Европы, но и большинство наций Западной Европы. Однако гении Греции представ­ляют эпоху античности, когда Греция лидировала в области научного и художественного творчества.

В Новое и Новейшее время картина радикально меняется. Греция не дает гениев мирового масштаба. Так, в списке Нобелевских премий Греция вообще не представлена. Чем объяснить подобную историче­скую метаморфозу? Можно ли утверждать об изменении творческих, познавательных способностей греков? Или-же имеются другие факторы, убедительно объясняющие подобные изменения?

Прямой исторической противоположностью греков представляются британцы. Не только в древности, но и в раннее средневековье британ­цы не дали ни одного гения. Известно, что Цицерон в письме своему другу Аттику не советовал ему использовать британцев в качестве ра­бов - «так они тупы и неспособны к обучению»¹. Однако в Новое и Но­вейшее время англичане доминируют в любом списке гениев. Однако, как уже отмечалось, даже крайние расисты в наше время редко объяс­няют творческую одаренность англичан исключительно врожденным интеллектом британцев.

Современный расизм по данному вопросу больше представлен рабо­тами либерального направления, выдержанными в научно-объекти­вистском духе. В них представлен обильный фактический материал, призванный подтвердить национально-расовые различия в области аб­страктного мышления. Так, анализируя тот факт, что «черные социоло­ги составляют менее 1 % от всего количества американских социо­логов»², а негритянское население составляет более 11% населения США, расисты заявляют о неспособности большинства негров к теоре­тическому мышлению. Подобное утверждение является научно несо­стоятельным, поскольку игнорирует действительные причины возникшей диспропорции между численным соотношением черных и

¹ Нельзя согласиться с концепцией, считающей Англию чисто англосаксонской стра­
ной. При этом утверждается, что тевтонские племена уничтожили при своем вторжении в
Британию всех аборигенов в победоносном генеральном сражении. В реальности была
уничтожена лишь часть аборигенов, а остальные смешались с завоевателями. Следова­
тельно, современные англичане являются потомками не только тевтонских завоевателей,
"но также и аборигенов.

² Evans A. The importance of race among black sociologists // Sociol. guart. Columbia,
1980. Vol. 21,/fe l.P. 26.

белых социологов в США - отсутствие равных возможностей в получе­нии образования. Основываясь на проведенном в США в 1964-1966 гг. исследовании «Равные образовательные возможности» под руково­дством Дж. Колмена, охватившем 570000 учащихся, 60000 преподава­телей и свыше 4000 учебных заведений во всех штатах страны, сделан вывод, что ни общие средние училища, ни университеты и колледжи не обеспечивают равного образования для всех учащихся и студентов. Ис­следование Дж. Колмена является радикальным документом, которым разрушает миф о равных образовательных возможностях в США. Оно показывает, что учебные заведения США не только не уничтожают, но еще более углубляют различия между детьми бедных и богатых. В чис­ле тех, которые не имеют возможности получить образование, большей частью оказывается негритянское население - беднейшая часть амери­канского населения. Следовательно, анализируемая диспропорция объ. ясняется не расовыми причинами, а социальными. Примечательно, что в 70-80-е гг. с формированием значительной прослойки состоятельных негров расовые диспропорции в численности социологов уменьшились. Это обстоятельство показывает, что место человека в обществе, его на­учные успехи зависят не только от его способностей и компетенции, но также и от социального положения, от тех социальных условий, в кото­рых он формировался как личность.

Современная наука не располагает возможностями точной оценки коэффициента интеллекта¹. Как уже отмечалось, количественные пока­затели уровня интеллектуального развития, измеряемые с помощью тестов интеллекта, не могут служить показателем врожденных и неиз­менных умственных способностей человека. При таком тестировании по сути происходит подтасовка фактов, подмена социального нацио­нально-расовым. Результаты тестов не могут служить аргументом в пользу «врожденных расовых различий в области абстрактного мышле­ния, не поддающихся корректировке с помощью социально-экономических или культурных факторов»². Нет оснований для диффе­ренциации человечества на расы творчески одаренные и расы недееспо­собные к продуктивной творческой, познавательной деятельности. Однако невозможность дифференциации людей на одаренных и неспособных к

¹ Данная проблема прекрасно обыграна в произведении известного отечественного
(итератора, герой которого создал небывалый аппарат, «дуромер», точно определяющий
ровень умственных способностей человека.

² Jensen A.R. How Much Can We Boost IQ and Scholastic Achievement? // Harvard Educa-
onal Review. 1969. № 39. P. 19.

абстрактному мышлению по этнорасовому признаку не означает полного отрицания этнорасовых особенностей познавательного процесса.

Другая интерпретация проблемы состоит в том, что особенности жиз­ненного уклада, истории традиций, религии и т.д. той или иной стра'ны или этнорасовой общины накладывают некоторые специфические черты на стиль мышления исследователя, которые способны как положительно, так и отрицательно детерминировать динамику познавательного процесса. На­личие национальных черт стиля мышления не дает никаких оснований для расистских, социал-дарвинистских выводов. Истории различных научных дисциплин известно множество фактов, которые подтверждают влияние специфики общественного развития той или иной страны, нации и т.д. на стиль мышления исследователей. Например, давно установлено в истори­ческой науке, что историки некоторых стран (Германии, Турции и т.д.) час­то изображают историю мира как военную историю, или как историю войн. (Наиболее показательными в этом отношении являются: «Всемирная исто­рия» Х.Г. Дельбрюка; «История Рима» Т. Моммзена; «Всемирная история» Ф. Шлоссера; «Римские древности» Г.Б. Нибура; «История Александра Великого» и «История диадохов» И.Г. Дройзена; «История древности» Эд. Мейера и др. В перечисленных работах, как и в большинстве исследо­ваний других немецких историков, при объяснении исторического процес­са развития общества роль военной истории непомерно преувеличивается.)

Конечно, невозможно отрицать значение войн в истории, и в осо-^бенности в древней истории. Однако достаточно сопоставить описание исторических событий в работах большинства немецких историков с работами историков других этносов, чтобы убедиться: у первых значе-яие войн превалирует, хотя при этом описываются исторические собы-одной эпохи, одного региона. Весьма показательна в данном тошении огромная (и замечательная) работа Т. Моммзена «История Рима». Приблизительно 70 % объема этой работы посвящается либо ясанию военных действий, либо подготовке к ним. Все, что не отно­ся к военной сфере, описывается лишь эпизодически. Указанную пецифику работы Т. Моммзена отметил в свое время известный совет-историк С.И. Ковалев (1886-1960), который в предисловии к пер-эму тому «Истории Рима» писал, что в работе Т. Моммзена «явления анемической и культурной жизни излагаются отдельно, обычно в онце каждой книги, и стоят в очень слабой связи с политической жиз-ыо. Экономика привлекается для объяснения лишь эпизодически» .

.' Ковалев С.И. Теодор Моммзен и его «Римская история» // Момизен Т. История Рима. 1936. Т. 1.С. 19-20.

Большинство событий и процессов римской древности, которые нельзя было описать по достоверным историческим источникам, Мом-мзен объяснял военно-стратегическими факторами. Так, описывая воз­никновение латинских поселений в Лациуме, он отмечал, что «до нас не дошло никаких рассказов о том, как латины заселили ту местность, ко­торая с тех пор носила их имя, и все наши заключения об этом предмете могут быть только косвенными»¹. Однако в дальнейшем, в объяснении возникновения этих поселений, доминирует фактор военно-стратеги­ческой целесообразности. Факторы хозяйственно-экономической, при-родно-географической и т.д. целесообразности либо игнорируются, либо рассматриваются как нечто несущественное.

Описание древнейшей истории Рима в работах большинства истори­ков других стран (Англии, Франции, России и др.) существенно отлича­ется прежде всего тем, что при объяснении различных процессом военно-стратегический фактор не является столь существенным. Так, работа известного русского (советского) историка Н.А. Машкина «Ис­тория древнего Рима» начинается не с описания войн и переселений, а с обстоятельной характеристики природных условий древней Италии. При описании возникновения древних поселений в Лации Н.А. Маш-кин, как и Т. Моммзен, отмечает, что они возникали в «естественных укреплениях»². Но в отличие от Моммзена Машкин, характеризуя глав­ные факторы в выборе места под поселения, говорит о «плодородии почвы, богатой растительности и прекрасном климате»³. Таким обра­зом, в работе нашего соотечественника «военно-стратегический» фак­тор не игнорируется, но не считается главным, а тем более единст­венным фактором.

Описывая распространение латинов по Италии, Моммзен упоминает о «большом сопротивлении» местного автохтонного населения, об «упорной борьбе» с пришельцами. Эти события, утверждает Моммзен. «совершенно изгладили там следы более древней цивилизации»⁴. В описании процесса расселения латинов по Италии Машкин также не исключает определенного сопротивления автохтонного населения при­шельцам, но эта борьба не носит такого упорного характера. «Пришель­цы, - пишет Н.А. Машкин, - неоднократно вторгавшиеся в Италию, не разрушали того, что уже было создано, а смешивались с местным насе-

' Моммзен Т. История Рима... Т. 1. С. 35.

² Машкин Н.А. История древнего Рима. М., 1956. С. 67.

³ Там же.

⁴ Моммзен Т. История Рима. М., 1936. Т. 1. С. 32.

лением и создавались новые этнические образования» . Во втором слу­чае описывается не тотальное противоборство пришельцев с автохтонным населением, а процесс их сближения, взаимной этно-культурной адапта­ции, в результате чего формируется новый этнос. Культура аборигенного населения не пропадает бесследно, а в синтезе с культурой пришельцев служит фундаментом культуры нового этнического образования. Примеча­тельно, что хотя Т. Моммзен и Н.А. Машкин писали свои работы в разные исторические эпохи (Моммзен - в середине XIX столетия, Машкин - в се­редине XX столетия), но пользовались они почти одними и теми же источ­никами. Таким образом, различное изложение одних и тех же исторических событий в данном случае объясняется исключительно субъективными осо­бенностями мышления исследователей.

., Роль военной истории Т. Моммзеном непомерно преувеличивается

, не только при описании формирования основ древней Римской государ­ственности, но также и при изложении истории эпохи империи. Разуме­ется, Рим, будучи военной державой, вел почти бесконечные войны на протяжении всей своей истории, но Т. Моммзен большинство сторон жизни римского общества объясняет исключительно военно-стратегическими факторами.

Оценка любого императора Рима в работе Т. Моммзена зависит в значительной степени от его воинственности. Любое действие, ограни­чивающее завоевательную политику империи, он порицает. Например, известно, что первый император - Август и его наследник Тиберий, -вели бесконечные завоевательные войны и на Севере, и на Востоке им­перии. Однако они вынуждены были из-за финансовых трудностей от­казаться от покорения всей Германии. Описывая это историческое событие, Моммзен с горечью замечает: «...проблема из чисто военной превращалась в проблему внутриполитическую, главным образом, фи­нансовую. Ни Август, ни Тиберий не решались еще более повысить из­держки на содержание армии. Эту политику можно поставить им в

, упрек»². Звучит парадоксально, как обвинение Августа и Тиберия в па­цифизме.

Степень «воинственности» выступает главным критерием не только

-при оценке римлян, но также их противников - германских вождей. Моммзен не жалеет прекрасных эпитетов при характеристике неприми­римого врага римлян Арминия - вождя племени херусков, но весьма

, негативно отзывается о Марободе - вожде маркоманов, сторонника ми-

' Машкин И.А. История древнего Рима... С. 72. |. ² Моммзен Т. История Рима. М„ 1949. Т. V, С. 63.

* 18!

pa с Римом. Он обвиняется в трусости и отсутствии патриотизма¹. Mi> литаризм вождя, императора, целого государства, племени характерит. ется как достоинство, отсутствие милитаризма не достойно уважения п • Моммзену.

Непомерно преувеличивается влияние «военного фактора» на рачнн тие культуры и искусства. Так, историческим источником римских та и цев, музыки, пения и поэзии Моммзен считает «римские победные празднества»², справляемые с древнейших времен после успешных т> енных действий.

Моммзеновское преувеличение роли войны в истории человечестнл не является чем-то исключительным для немецкой историографии. Н этом легко убедиться при анализе работ немецких историков. Весим показательна в этом отношении работа Ф.К. Шлоссера (1776-1861) «Всемирная история». В ней автор, анализируя ход Пелопоннесской войны (431-404 гг. до н.э.), утверждал о невозможности прекращения войны до полной победы одной из воюющих сторон. «При разнообра­зии греческих государственных учреждений, - писал он, - при сущест­вовании наследственных симпатий и антипатий, при отсутствии всякою национального средоточия и при множестве горячих голов спокойствие в Греции было конечно невозможно. Можно даже сказать, что волнение было необходимо для того, чтобы от бездействия силы народа не осла­бели или не получили вредного направления»³. Война рассматривается как нормальное состояние общества и наоборот: мирное состояние объ­является фактором деморализующим, разлагающим людей. В девятна­дцати томах «Всемирной истории» Шлоссер излагает историю бесконечных войн. Все сферы жизни общества,'непосредственно не свя­занные с войной, или не удостаиваются внимания исследователя, или излагаются кратко, без глубокого анализа. В то же время любое военное действие подвергается обстоятельному, всестороннему разбору. Досто­инство любого общественного деятеля в оценках Шлоссера определяет­ся в первую очередь его военным талантом. Даже характеристика римских пап зависит в значительной степени от их военно-стратегических способностей. Весьма высоко оценивает Шлоссер в сво­ей работе достоинства папы Римского Григория VII (годы правления: 1073-1085 гг.), одержавшего победу над императором «Священной Римской империи» Генрихом IV. Побежденный император, «в одежде кающегося и с голыми ногами, не принимал пищи, как обыкновенный

¹ См.гМоммзен Т. История Рима. М., 1949. Т. V. С. 65.

² Там же. Т. I. С. 210.

³ Шлоссер Ф.К. Всемирная история: В 19 т. СПб., 1861. Т. I. С. 461-462.

грешник просил папу о разрешении» . В противоположность Григорию VII последующие папы (Виктор III, Урбан II) характеризуют­ся Шлоссером весьма посредственными деятелями, поскольку проигра­ли в военном противоборстве императору.

Военный фактор явно доминирует в работах известного немецкого ис­торика И.Г. Дройзена (1808-1884). В «Истории Александра Великого» он в панегирических тонах излагает бесконечные завоевательные войны маке­донского царя Филиппа и его преемника Александра. «Захватнические войны Александра Македонского, - писали известные советские историки А.Г. Бокщанин и Н. Н. Пикус, - И.Г. Дройзен описывал с упоением, не жа­лея слов для восхваления подвигов своего героя»². В работах «История диадохов», «История эпигонов» Дройзен ярким выразительным языком излагает подвиги древнегреческих завоевателей, в- «Истории эллинизма»³ описывает распространение греческого господства и греческой культуры среди отживших культурных народов Востока.

Все явления жизни в названных работах объясняются военным фак­тором. Все многообразие общественной жизни часто сводится к военно-стратегической целесообразности.

Примеров преувеличения и даже абсолютизации военного фактора в |истории немецкими учеными можно привести огромное множество. Это По сути национальная черта немецкой историографии. Причем речь Еидет не о фальсификации истории, а лишь о преувеличении или абсо-Шпотизации одного фактора (в данном случае военного) в истории чело-Ьечества. Разумеется, можно привести примеры, когда в работах Цугдельных немецких историков подобная односторонность отсутствует. Шри этом речь идет не об отдельной исторической эпохе или истории ^отдельных регионов, а об исследовании истории человечества в целом. |Преувеличение военного фактора в истории человечества стало для не-лецких историков по сути национальной чертой восприятия и объясне-яия исторического процесса.

Определенное сходство с немецкой историографией обнаруживается |при анализе работ турецких историков (Ш. Абдурахмана (1853-1925); |О. Н. Эргина (1883-1964); А. Лютфи (1815-1907) и др.). Хотя немецкая Ей турецкая историографии существенно различны и трудно между ними [[проводить исторические или методологические параллели, однако пре-величение военного фактора в истории характерно как большинству немецких, так и большинству турецким историкам. Так, известный ту-

¹ Шлоссер Ф.К. Всемирная история: В 19т. СПб., 1861. Т. VI. С. 283.

- Бокщанин А.Г., Пикус Н.Н. История древней Греции. М., 1972. С. 397.

³ Именно И. Г. Дройзен впервые ввел в историческую науку термин «эллинизм».

редкий историк Д. Эссад в замечательной работе «Константинополь, Or Византии до Стамбула»¹ излагает преимущественно военную историю Стамбула с древнейших времен. Разумеется, Византия - Константино­поль - Стамбул (столица и центр агрессивной завоевательной политики) неоднократно подвергался осаде вражескими войсками. Однако Визан­тия - Константинополь - Стамбул не менее известен как культурный, экономический центр. В работе Эссада социально-экономические, куль­турные факторы в истории города по сути не рассматриваются или рас­сматриваются как нечто несущественное для истории.

Примечательно, что чрезмерная «милитаризация» характерна не только для историографии, но также и для ряда других научных дисци­плин турецких исследователей. В этом отношении весьма показательна «Книга путешествий» видного турецкого географа и путешественника XVII в. Эвлии Челеби, побывавшего во многих странах Европы и Азии. В десятитомных путевых заметках содержится большой фактический материал по истории многих районов и нашей страны. В землеописани­ях Челеби много исторического материала по истории Кавказа, Нижне­го Поволжья, Крыма XIII-XVII вв. Однако описание земель часто подменяется историей военных действий, имевших место как в недав­нем прошлом, так и в глубокой древности. «Книга путешествий» (несо­мненно, очень важный источник по исторической географии) с полным основанием может считаться замечательным исследованием по военной истории. Описывая различные города, Челеби в первую очередь и глав­ным образом оценивает их стратегическое значение и военное прошлое, а не экономическое, культурное или торговое значение. Он главным образом интересуется боевыми качествами различных этносов, их воо­ружением и военной историей. Больше симпатий он высказывает тем этносам, которые как в прошлом, так и в XVII в. (эпоха Челеби) облада­ли значительным военным потенциалом. Хотя в XVII столетии главным военным противником Османской империи является Россия, Челеби с большим уважением относится к мужеству русских воинов. Принимая личное участие в безуспешной осаде Азова турецкой армией в 1641 г., Челеби последовательно описывает детали всех баталий. Именуя каза­ков «проклятыми кяфирами», он в то же время с определенной симпа­тией описывает мужество «воинственных храбрых, как быки, казаков»². Челеби отдает дань уважения не только мужеству казаков, но и их воен­но-инженерному искусству. «Осажденные в крепости кяфиры, - писал он, — зарылись в землю и устроили там свою ставку, они укрылись та-

¹ См.: Эссад Док. Константинополь. От Византии до Стамбула. М., 1919.

² Челеби Э. Книга путешествия. М., 1979. Вып. 2. С. 32.

ким образом от нашего (турецкого. - Т.Х.) пушечного огня и обеспечили неприступность крепости. С какой бы стороны к ним ни подбирались с подкопом и миной, они, как кроты, отыскивали подкопы и за ночь за­брасывали вырытую из подкопов землю обратно. Наконец, их знатоки минного дела прибегали ко всяким ухищрениям и сами устраивали под­копы. В искусстве делать подкопы они проявили гораздо большее уме­ние, чем земляные мыши»¹. Разумеется, симпатии Челеби на стороне своих соотечественников - турок, но, как знаток и ценитель военного искусства, он не может не восхищаться мужеством и военным искусст­вом казаков. Создается впечатление, что для Челеби главное не в том, кто с кем и за что воюет, а кто как сражается, каково его мужество и умение. Для Челеби главное предназначение человека - быть прекрас­ным, бесстрашным воином. Война - главное содержание истории чело­вечества. В силу этого как при землеописаниях, так и при анализе •.исторической хроники для Челеби стержневым моментом выступает гвоенный элемент. Даже при описании природных явлений Челеби ис­пользует военную терминологию. Путешествуя по Черкесстану (Север­ный Кавказ), Челеби стал свидетелем грозы необычайной силы. Мест­ные жители поведали ему легенду о том, что в такие грозовые ночи происходят битвы на земле и на небе между абхазскими и черкесскими оюзами - степными колдунами. Под впечатлением этих легенд и силь­ной грозы Эвлия Челеби описывает ожесточенную битву между абхаз­скими и черкесскими оюзами, которую якобы наблюдал собственными глазами². И это несмотря на то, что он не страдал мистицизмом. О Доминирование «военно-стратегического» мышления при описании -любых процессов и явлений в работах Челеби не носят случайного ха-•рактера. Это мышление станет понятным, если обратимся к целям и , обязанностям путешественника, как их понимает сам автор. Эвлия Че­леби приводит наказ, полученный от своего отца: «Навести, повидай и опиши места паломничества - гробницы великих святых...степи и пус­тыни, высокие горы, удивительные деревья и камни, города, примеча-- тельные памятники, крепости. Напиши об их завоевателях и строителях, о размерах окружности крепостей и создай сочинение, которое назо­вешь «Книгой путешествия»³. В силу наличия такого «наказа» стано­вится понятным, почему Челеби, как и большинство других турецких историков и географов, при описании любого города особое внимание уделял укреплениям города, крепости, истории имевших место боях за

¹ Челеби Э. Книга путешествия. М., 1979. Вып. 2. С. 31-32.

² См.: Там же. С. 66.

³ Челеби Э. Книга путешествия. М„ 1983. Вып. 3. С. 7.

7—2804 185

его овладение, о походах и сражениях и лишь бегло описывает все, что находится вне крепостного вала, т.е. не имеет военного значения.

С другой стороны, историками некоторых стран часто преуменьша­ется роль войны в процессе развития общества. Это характерно, в част­ности, для швейцарской историографии (А. Мец, Я. Буркхардт, И. Бахо-фен, Г. Люти и др.). Так, например, известный швейцарский историк А. Мец (1869-1917) в работе «Мусульманский Ренессанс»', анализируя историю мусульманского мира IX-XI вв., рассмотрел все аспекты поли­тической, социальной, экономической и культурной жизни, за исключе­нием одного - войны. Хотя именно в это время начинаются бесконечные вторжения тюрок-огузов в мусульманский мир. В резуль­тате этих вторжений политическая карта арабо-мусульманской империи была перекроена. В восточной части халифата воцарились Сельджуки-ды, изменилась не только экономическая и социально-политическая сферы жизни, но и сфера культуры. Возникло новое искусство, которое условно называют «сельджукским». В результате тюркских вторжений изменилась в целом мусульманская цивилизация.

Работа Адама Меца посвящена прежде всего истории культуры
арабского халифата IX-XI вв., т.е. его задачей не был анализ военной
истории халифата. Однако любое общество развивается как структурное
целое, где все сферы диалектически взаимосвязаны, взаимообуслов­
лены. Вполне естественно, что вторжения тюрок-огузов и изменение
политических реалий не могли не сказаться на развитии культуры. Если
на Востоке целостность халифата была нарушена вторжением тюрок-
огузов, то на Западе кажущаяся монолитность арабо-мусульманской
империи нарушалась быстрым распадом на почти независимые государ­
ства, границы которых совпадали с исторически сложившимися грани­
цами древних государств и регионов. Такой распад некогда монолитной
державы происходил в результате бесконечных вооруженных столкно­
вений противоборствующих сторон. • •-"• • •"• •

Однако в работе Адама Меца воздействие военного фактора на эво­люцию халифата игнорируется. Профессор Принстонского университе­та (Великобритания) Соломон Гойтейн, исследующий социально-эконо­мическую историю; мусульманского мира_т высоко оценил • работу «Мусульманский Ренессанс», но отмечал, что «Адам Мец -просмотрел один фактор,¹ воздействие которого уже сильно ощущалось-в ту эпоху, а в последующий, XI век, стало преобладающим, - приход тюрок; кото­рые, как бы то ни было, без перерыва правили Востоком вплоть до

¹ См.: Мец А. Мусульманский Ренессанс. М., 1973.

XX века. Этот недосмотр педантичного историка происходит из друго­
го, еще более странного упущения в его великой книге: в ее 22 главах
(на самом деле их 29. - Т.Х.) рассмотрены все «аспекты политической,
социальной, экономической и культурной жизни, за исключением одно­
го - войска, которое, несомненно, было главной заботой каждого му­
сульманского правителя»'. В справедливости замечаний Гойтейна не
приходится сомневаться при тщательном анализе работы А. Меца. Так,
.например, образование персидской монархии при Бундах (династия
персидских государей в 935-1055 гг.) и взятие ими в 945 г. Багдада
(столицы халифата) А. Мец описывает как абсолютно мирный процесс²,
который не вызвал значительного вооруженного столкновения. Однако
признанный знаток сложных источников по истории Ирана профессор
X. Буссе в работе «Возрождение персидской монархии при Бундах»
убедительно доказал, что Бунды захватили власть силой в результате
успешных войн. Именно в результате успешных боевых действий пред­
ставитель династии Бундов - Адуд ад - Даула «победно вступил в Ба­
гдад в 977 г. и стал верховным господином всей Буидской империи и
большей части Месопотамии»³. , • •.

Нельзя утверждать, что Адам Мец сознательно или бессознательно игнорирует вообще военные столкновения, имевшие место в IX-XI вв. в арабо-мусульманском мире. Мец слишком скрупулезный исследова­тель, чтобы «просмотреть» какой-либо фактор в развитии общества, но он упоминает военные действия как нечто не существенное, не способ­ное оказать значительного воздействия на ход исторических процессов.

Примечательно, что Адам Мец в своей работе не описал в подробно­стях ни одно боевое сражение. Известно, что в X в. наряду с халифатом ; Аббасидов образуется в Северной Африке халифат Фатимидов. Адам Мец эти события описывает весьма лапидарно: Фатимиды «пожелали \ • быть не только светскими правителями, но и подлинными наследника­ми пророка, и в 297/909 г. (одновременно даются мусульманское и хри-стианское летоисчисление. _r TJC.), после захвата Кайравана, присвоили < себе этот титул»⁴. Факт боевых действий не игнорируется, но не описы-'. вается. При этом нет речи о постоянном военном противостоянии Вос-I? точно-Аббасидского халифата Ие Западно-Фатимидского халифата.

¹ Гойтейн С.Д. Изменения на Ближнем Востоке в свете документов каирской Гени-
зы//Мусульманский мир. 950-1150. М., 1981. С 39-40.

² См.: Мец А. Мусульманский Ренессанс... С. 84-85.

³ Буссе Г. Возрождение персидской монархии при Бундах // Мусульманский мир. 950-
1150. М., 1981. С. 74.

⁴ Мец А. Мусульманский Ренессанс... С. 14-15.

Противостояние двух арабских халифатов в работе А. Меца исчерпыва­ется захватом Фатимидами Кайравана. Однако известный исследова­тель, историк Фатимидского халифата, руководитель Фустатской (Еги­пет) археологической экспедиции Американского исследовательского центра в Каире Дж. Т. Скэнлон утверждает, что в X-XI вв. наблюдалась постоянная вооруженная экспансия независимого исмаилитского хали­фата Фатимидов против Восточно-Аббасидского халифата¹. В результа­те неоднократных боевых действий Фатимиды завоевали в X в. всю Северную Африку с Египтом и Сицилию, а в XI в. отвоевали у Аббаси-дов также Сирию. Однако в работе швейцарского исследователя эти бесконечные войны не анализируются и не только потому, что он счи­тает объектом своего исследования исключительно историю культуры. Мец не рассматривает в принципе войну как существенный историче_: ский фактор. Именно таким подходом к значению военного фактора в истории можно объяснить весьма лапидарное описание истории войн, или их полное игнорирование.

Как уже отмечалось, особенности изложения истории (игнорирова­ние или преуменьшение военного фактора) характерны не только А. Мецу, но и другим известным швейцарским историкам. Это относит­ся, в первую очередь, к выдающемуся швейцарскому историку и фило­софу Якобу Буркхардту (1818-1897). Именно Я. Буркхардт, по словам К. Ясперса, «впервые возвестил», «что человек может потерять себя, человечество незаметно для самого себя или в результате страшных катастроф - вступить в стадию нивелирования и механизации, в жизнь, где нет свободы и свершений, в царство черной злобы, не знающей гу­манности»².

Примечательно, что Буркхардт учился в Берлинском университете у известного немецкого историка Л. Ранке, который оказал большое воз­действие на своего ученика. Однако восприятие и оценка истории ока­зались у учителя и ученика существенно различными. Ранке при анализе исторических событий подчеркивал прежде всего факты поли­тической истории, явно преувеличивая фактор войны в истории. В от­личие от своего учителя, Буркхардт на первый план выдвигал не политическую историю, а историю духовной культуры. В силу этого школу Буркхардта именуют «культурно-исторической», где фактор войны либо игнорируется, либо сводится к минимуму. В этом отноше­нии наблюдается удивительное сходство работ Буркхардта с известной

¹ См.: Скэнлон Дж. Т. Заметка о фатимидско-сельджукской торговле // Мусульман­ский мир. 950-1150. М., 1981.

^гЯсперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С. 160.

работой «Мусульманский Ренессанс» его соотечественника - Адама Меца, при всех прочих различиях их работ. Буркхардт (старше Меца на 51 год) проводил исследования (как и его младший современник _Мец) истории культуры, в частности, Древней Греции. Как исследователь истории культуры, Буркхардт получает известность после публикации в 1860 г. работы «Die Kultur der Renaissance in Italien»¹. Название работы Адама Меца - «Мусульманский Ренессанс», - «конечно же, родилось по образцу заглавия книги его знаменитого соотечественника Якоба Бурк-хардта «Культура Ренессанса в Италии», где подчеркивалось возрожде­ние искусства, литературы, науки и идеалов древних греков и римлян в Италии XV-XVI вв.»². Доминирующее положение в работе Буркхардта занимают понятия культуры и личности. Описывая яркие картины куль­турной жизни рассматриваемой эпохи, он приходит к выводу, что имен­но культура определяет развитие человеческого общества в целом. Если в начальный период своей научно-исследовательской деятельности Буркхардт оптимистично оценивает будущее человечества, то со време­нем он все пессимистичнее относится к перспективам его развития. Ве­ра в прогресс, ожидание от более глубокого познания

Поиск по сайту: