Исторические истоки психологической войны.

В библейской легенде упоминается о том, что Гедеон, ведя войны со своими многочисленными противниками, регулярно прибегал к военным хитростям и запугиванию врага, Однажды он смог так запугать противника, что тот, впав в смятение, ударил по своим войскам. Древние рукописи сообщают вам о том, что римляне, перед тем как совершить

[43]

поход на врага, распространяли слухи о превосходстве своих легионов, невиданной храбрости римляни их неодолимой решимости добыть победу.

Еще в древности применялись самые различные приемы духовного воздействия на противника, иногда весьма оригинальные, необычные. Так, в сочинениях древнегреческого философа и историка Плутарха содержится один любопытный и поучительный фрагмент, суть которого сводится к следующему. Когда в Риме узнали о том, что царь этрусков готовится совершить нападение на земли римлян, в лагерь этрусков был направлен патриций Муций Сцевола. Прибыв во враждебный лагерь, Сцевола долго отговаривал этрусков от намерения напасть на Рим и даже соглашался принести дары воинственному противнику. Царь этрусков был непреклонен: «Рим должен пасть!» Тогда Муций Сцевола, исчерпав все доводы, использовал в переговорах последний аргумент: он вытянул руку над огнем очага и хладнокровно сжег ее. Царь этрусков был потрясен силой духа посланца римлян. Его решимость напасть на Рим была поколеблена: ведь он увидел, как сильны духом и мужественны те, на кого он собирается напасть.

В этой внешне бесхитростной древней легенде заключен глубокий философский смысл: высокая моральная стойкость своих войск является одновременно и фактором, парализующим волю противника к борьбе и победе.

В сочинении историка древности Геродота говорится, что афиняне, чтобы не допустить выступления эллинов (выходцев из Эллады), находившихся под владычеством персидского царя Ксеркса, против своих соплеменников, обращались к ним с воззваниями, высеченными на камнях, куда ионийцы ходили за водой. Надписи гласили: «Ионяне! Вы поступаете несправедливо, идя войной на своих предков и помогая варварам поработить Элладу. Переходите скорей на нашу сторону! Если же это невозможно, то, по крайней мере, хоть сами не сражайтесь против нас и упросите карийцев поступить так же. А если не сможете сделать ни того, ни другого, если вы скованы слишком тяжелой цепью принуждения и не можете ее сбросить, то сражайтесь, как трусы, когда дело дойдет до битвы». Геродот писал, что афиняне действовали, рассчитывая, во-первых, на то, что их бывшие соплеменники перейдут на их сторону, и, во-вторых, если об этих воззваниях станет известно Ксерксу, то он просто не пустит их в сражение.

Нетрудно видеть, что в расчете афинян прослеживался замысел существенно ослабить моральный дух части персидского

[44]

войска или вынудить владыку Персии вывести из возможного сражения часть его боевых сил. Здесь мы встречаемся с типичной диверсией в древнем исполнении. В рабовладельческом обществе уже просматриваются элементы психологической войны как способа ослабления морального духа противостоящей стороны. По существу, психологическая война[29] того времени являлась формой военной хитрости и не носила ярко выраженной классовой окраски, так как проявлялась главным образом в борьбе однотипных социальных организаций.

В эпоху феодализма духовное воздействие на противника было облачено преимущественно в религиозные формы и выражало мысли господствующей идеологии. Светская власть и в мирное, и особенно в военное время расправлялась с политическими противниками под флагом борьбы с «ересью», за «чистоту веры». Воздействие на вооруженные силы обеих сторон велось распространением письменных и устных сообщений с перечислением всех возможных небесных и земных кар, которые могут пасть на головы тех, кто «выступает против истинной веры».

Периоды церковной инквизиции, Реформации, распространение католицизма в Европе были полны примерами внушения массам, сражающимся армиям соответствующих моменту религиозных догм, постулатов, воззваний. Но все они были далеки от истины. С. Цвейг, говоря о том далеком времени, метко заметил, что «правда так густо пересыпана ложью, а факты — выдумкой, что можно, в сущности, обосновать любую точку зрения...»[30].

Широко использовались в политической и вооруженной борьбе религиозные фальсификации, обличительные памфлеты. В XVII веке Ватикан с помощью буллы папы Григория XV оповещает верующих католиков о том, что делами распространения религиозных идей и борьбы с инакомыслящими будет заниматься специальный орган — Конгрегация пропаганды веры[31]. Нетерпимость и духовная жестокость освящали любые действия во имя веры. Все, что провозглашалось достойным веры, бралось под защиту, и наоборот — на ком лежал штамп «врагов божьих», те подвергались не просто остракизму, но и часто физическому уничтожению.

[45]

Страх, мистификация, замутненное сознание масс были той почвой, на которую церковь и светская власть бросали нужные им семена ненависти, покорности, фанатизма. Один слух о приближающихся бедствиях, карах, напастях парализовывал волю людей к сопротивлению. Роль слухов (которыми управляла в значительной мере церковь) хорошо показал В. Шекспир в образе Молвы:

Я сшила плащ себе из языков,

Чтоб ими лгать на всех наречьях мира.

Нет выдумки такой и клеветы,

Которой я б ушей не засорила.

Я говорю про мир в канун войны

И я вооруженьями пугаю

В дни тишины, когда земля полна

Какой-нибудь совсем другой заботы.

Молва — свирель. На ней играет страх,

Догадка, недоверчивость и зависть.

Можно сказать, что в эпоху феодализма борьба в духовной области носила ярко выраженный религиозный характер. Политическое противоборство, феодальные войны сопровождались ожесточенными религиозными сражениями, захватывавшими в свою сферу практически все население враждующих сторон. Интересы церкви совпадали с интересами феодалов, что особенно наглядно проявлялось при подавлении крестьянских восстаний, выступлений ремесленников, испытывавших двойной гнет — светской и духовной власти. Эпоха феодализма породила специфические формы духовного подавления масс, войск противоборствующей стороны с помощью религиозных догм, в которых господствовала слепая, фанатичная вера, но не было места истине.

С победой капиталистической общественно-экономической формации борьба в духовной области враждующих группировок государств, а также эксплуататоров с эксплуатируемыми стала характеризоваться рядом новых моментов.

Во-первых, пролетариат впервые получил истинную научную марксистскую идеологию, сформировавшуюся в середине XIX века. Выступления трудящихся против своих классовых угнетателей стали носить все более осмысленный характер. Антагонизм между буржуазной идеологией и идеологией коммунистической четко выразил глубокий водораздел, существующий между классовыми интересами капитала и трудящихся.

Во-вторых, борьба идей, сопровождавшая политические схватки, военные кампании, стала широко опираться на материальную базу: печать, а позднее, в XX веке, и на радио.

[46]

Бурное развитие средств печати в XIX и особенно в начале XX века создало широкие возможности целенаправленного воздействия на миллионные массы. Общественное мнение, эффект гласности, возможность манипулировать сознанием приобрели такую силу, с которой не могли уже не считаться ни монархи, ни премьеры, ни полководцы. Известно, например, суждение Наполеона о роли газет: «Четыре газеты смогут причинить врагу больше зла, чем стотысячная армия»[32]. Правящие классы получили широкие возможности для фальсификации событий, фактов, умолчания о нежелательных явлениях, умышленной дезинформации читателей. Пресса превратилась в мощное оружие буржуазии в классовой борьбе, а также стала использоваться и в войнах, постоянно сопутствующих капиталистическому развитию.

По существу, первая мировая война 1914—1918 гг. была тем военным столкновением, где впервые были широко использованы печатные средства воздействия на противника. Именно в этой войне были использованы средства и методы психологической войны, которую стали вести друг против друга империалистические коалиции. Одновременно англо-франко-русская и австро-германо-итальянская коалиции с целью усиления шовинизма, ура-патриотизма в своих странах широко прибегали к социальной, национальной, религиозной демагогии. Каждая из коалиций изображала свое участие в войне как вынужденное, носящее сугубо оборонительный характер. Социальная ложь буржуазии была призвана скрыть действительное возникновение и причины мировой войны, коренящиеся в эксплуататорском способе производства, межимпериалистических противоречиях и стремлении к переделу мира.

По мере затягивания войны руководство коалиций приходило к выводу о необходимости усиления духовного воздействия на противника. При штабах воюющих армий создавались соответствующие отделы и подразделения, призванные организовать «войну слов» — агитацию противника. Особенно активно вела психологическую войну с помощью печатной продукции Англия. Были выпущены миллионы листовок, которые разбрасывались авиацией и с помощью воздушных шаров над позициями противника. Кроме того, английское правительство создало специальные органы, снабжавшие печатные издания других стран британскими версиями о ходе войны. Было налажено издание журнала «Война в иллюстрациях»,

[47]

информационных бюллетеней, выпускались военные фильмы о положении на фронтах.

По распоряжению французского командования распространялись листовки среди населения и войск противника. За время действия службы пропаганды французской армии в первой мировой войне было сброшено на германские города и позиции войск около 30 млн. экземпляров листовок, газет и брошюр[33]. В конце войны Антанта сделала первые шаги по координации своих пропагандистских усилий: возник специальный штаб по разложению вражеских войск. Россия в этой пропагандистской войне участвовала с меньшим размахом, так как была слабо технически подготовлена. Тем в менее психологическая война, которую вели страны Антанты, сыграла определенную роль в поражении кайзеровской Германии и ее союзников.

В свою очередь Германия также пыталась вести пропагандистскую войну против франко-англо-русской коалиции, широко используя методы запугивания, обмана, дезинформации. Так, в листовках, которые разбрасывались с германских цеппелинов на восточном фронте в 1915 г., утверждалось, что англо-французские войска на западе разгромлены и такая же участь уготована русским войскам, поэтому, чтобы избежать «ненужного кровопролития», русским солдатам предлагалось организованно сдаваться в плен. Немцы, как и их противники из Антанты, распространяли «пораженческие» листовки, в которых сообщалось о бедствиях в тылу, голоде, массовых болезнях населения стран противоборствующей коалиции.

В целом, несмотря на достаточно широкое применение печатных средств дезинформации противника, психологическая война не сыграла большой роли в подрыве морального духа сражавшихся войск. Тем не менее первая мировая война была первой войной, в ходе которой широко использовались подрывные средства для деморализации войск и населения противника. Впервые были использованы специальные подразделения пропаганды, стала создаваться техника распространения печатной агитации, формировались органы «войны слов», масштабы действия которых в ряде случаев были значительными.

Однако правительственные органы фактически не вели организованной контрпропаганды, целенаправленного противоборства с пропагандистскими акциями вражеской стороны. Их больше беспокоили антивоенные, антиимпериалистические

[48]

настроения в среде своих войск. Эти настроения вызывались агитационной работой и пропагандистской литературой, распространявшейся в России, например, большевиками среди солдат на фронте. Идейная опасность тревожила официальные органы власти и военное командование неизмеримо больше пропагандистских акций империалистического противника.

Наиболее ожесточенную форму психологическая война приняла при прямом военном столкновении империализма и нового строя, родившегося в Советской России,— социализма. Духовное противоборство, в том числе и в психологической сфере, отразило глубокий классовый антагонизм двух диаметрально противоположных социальных систем.

Поиск по сайту: