Глава 5. РЕЧЬ КАК ОРУДИЕ ВОЗДЕЙСТВИЯ

Воздействие при помощи речи может быть разных типов: воздействие человека на человека (интерперсональная коммуникация), группы на группу (групповая коммуникация, пример—дипломатическая нота одного правительства другому или приказ министерства, рассылаемый по заводам), человека (группы) на широкую рассредоточенную аудиторию (массовая коммуникация) и др.

Речевое воздействие, с другой стороны, может быть трех видов в зависимости от специфики психологического механизма такого воздействия. Введем вслед за некоторыми советскими психологами коррелятивное понятие значения и смысла. А. Н. Леонтьев определяет эти понятия так: «Значение представляет собой отражение действительности независимо от индивидуального, личностного отношения к ней человека». «...Личностный смыта выражает отношение к осознаваемым объективным явлениям» ¹. Если говорить соответственно о том, что «получатель» речи (реципиент), как и ее «отправитель» (коммуникатор), располагает «полем значений», или системой значений, и «полем смыслов», то всякое речевое воздействие в конечном итоге сведется к заранее запланированным преобразованиям в «поле смыслов», проще говоря, к изменению в системе отношений человека к миру. Но достигается это разными путями.

Во-первых, мы можем ввести новые значения в поле значений и таким способом произвести изменения в поле смыслов. Человек узнает о каких-то вещах, о которых он раньше не знал, и это меняет его отношение к другим вещам. Например, подследственный узнает от следователя о том, что в советском уголовном праве есть понятие «давности привлечения к уголовной ответственности» и, следовательно, он уже не подлежит суду. Это может изменить всю систему его отношений с органами правосудия и в конечном счете облегчить уход из уголовного мира и возвращение к честному труду.

Во-вторых, мы можем, не вводя новых значений, изменить поле значений реципиента, перестроив его, т. е. сообщив что-то такое, что заставит реципиента по-новому взглянуть на взаимоотношения лиц, предметов и явлений (что, в свою очередь, должно отразиться в изменении его поля смыслов). Например, в ходе следствия или суда над бандой выясняется, что главарь банды систематически обкрадывал своих сообщников, утаивая от них часть добычи. Естественно, что это изменит и отношение к нему со стороны соучастников.

В первом случае человек получает новое знание, тем самым количественно изменяется поле значений, что и служит основой изменения отношения к некоторым действиям (т. е. изменения смыслов).

Во втором случае новое знание не изменило соотношения и иерархии внутри группы преступников, однако изменило систему отношений их между собой (т. е. без количественного изменения поля значений произошло изменение смыслов).

В-третьих, мы можем воздействовать непосредственно на поле смыслов, не сообщая реципиенту вообще ничего нового для него, но лишь соответствующим образом расставив акценты, сосредоточив его внимание на каких-то его полуосознанных эмоциях и т. д. Например, мы можем апеллировать к его чувствам к женщине, стоящей вне преступного мира (сходная ситуация описана в известном романе Ю. Германа «Один год»).

Если воздействие является со стороны коммуникатора осознанным и целенаправленным, то можно охарактеризовать воздействие первого вида как информирование, второго —как убеждение и третьего —как внушение. Конечно, граней между .ними нет.

Все три вида речевого воздействия, в особенности убеждение и внушение, широко распространены в криминалистической и судебной практике. Перечислить все случаи такого рода невозможно. Назовем лишь некоторые. Следователь убеждает подследственного в целесообразности признания, сообщая ему данные следствия, называя факты и имена. Прокурор информирует суд и присутствующих в зале судебного заседания, зачитывая обвинительное заключение. Адвокат убеждает суд и внушает суду, обращаясь не только к разуму, но и к чувствам, что обвиняемый заслуживает смягчения наказания.

Уже из сказанного здесь видно, какую огромную роль играет речь в деятельности любого юриста. В сущности, юрист вне зависимости от его узкой специализации обязан профессионально владеть навыками речи. К сожалению, в юридическом образовании этой стороне вопроса до сих пор уделяется недостаточное внимание.

Остановимся более подробно на специфике речи в особенно характерном случае: в условиях беседы следователя с подследственным или свидетелем.

Безупречное владение языком и развитые навыки речи необходимы следователю по разным причинам.

Во-первых, они обеспечивают объективность и достоверность расследования, а в дальнейшем и судопроизводства. Если следователь что-то недопонял или понял неправильно, или понял, но не сумел адекватно отразить в протоколе, это так и останется в деле и лишь с очень большим трудом может быть исправлено

Во-вторых, они обеспечивают доступность речи следователя. Этот фактор не менее важен. Ведь если даже следователь правильно понимает слова допрашиваемого, иногда достаточно одного неточного или неумело поставленного вопроса, чтобы допрос пошел по неправильному пути.

В-третьих, развитые речевые навыки и умения позволяют следователю установить с допрашиваемым живой психологический контакт, возбудить у него доверие:

для этой цели следователь может и должен уметь выбирать для собеседников разного пола, возраста, образования, социальной принадлежности разные слова, разное построение речи, уметь (в идеале) говорить с каждым на его языке.

Кстати, по той же причине следует рекомендовать следователю, постоянно работающему в иноязычной среде (например, на территории национальной республики, автономной области, национального округа), овладеть хотя бы в ограниченной степени языком местного населения: уровень доверия к человеку резко повышается, если население видит, что он если не овладел, то хотя бы старался овладеть языком и, таким образом, человек не «посторонний», не «случайный». Лучше начать допрос на местном языке и при появлении трудностей продолжить его через переводчика, чем работать с переводчиком с самого начала и тем самым сразу невольно противопоставить себя окружающим.

В-четвертых, развитые речевые навыки существенны и для профессиональной деятельности самого следователя. Они способствуют четкости и ясности мышления, помогают преодолевать сковывающее влияние профессионального языка, нередко отражающееся в некоторой шаблонности криминалистической мысли.

Несколько слов о том, какие именно особенности речи следователю полезно развивать.

Во-первых, это богатство словаря, умение в каждый момент, в любой ситуации выбрать как раз то слово, которое уместно и необходимо. Во-вторых, это дифференцированность употребляемых средств языка, не просто умение выбрать нужную форму выражения, а богатство различных стилистических и иных языковых пластов, из которых эти выражения можно черпать. Так, следователь может уметь правильно и уместно употреблять слова, но эффект его беседы будет совсем иной, если он в разговоре с крестьянином будет свободно пользоваться его словарем, в разговоре с бухгалтером — его профессиональной лексикой, а в разговоре с профессиональным уголовником покажет знание «блата». Кстати, вместе с А. Р. Ратиновым² мы считаем, что следователь обязан понимать «блат», но не должен, кроме как в самых исключительных случаях, сам его употреблять.

В-третьих, это умение адекватно понять речь свидетеля или подследственного, т. е. умение как бы поставить себя на его место и «услышать» в этой речи то, что хотел вложить в нее говорящий, а не то, что следователь сам имел бы в виду, говоря те же слова и употребляя те же выражения. Чем выше квалификация следователя, тем объективнее его понимание речи свидетеля или подследственного, тем меньше он «вкладывает» в это понимание от своего личного речевого опыта, от своих собственных, индивидуальных речевых особенностей.

Выше мы говорили о том, что следователь должен говорить с каждым человеком как бы на его языке. Это, однако, совершенно не означает, что ему следует становиться на уровень допрашиваемого, говорить так, как говорил бы допрашиваемый на его месте. Следователь—лицо официальное, и он должен и в своей речи соблюдать известную «дистанцию», не допускать фамильярности и вообще излишнего «снижения» в языковом отношении. То же касается тех сравнительно редких случаев, когда следователю приходится иметь дело с людьми, по каким-то своими профессиональным, образовательным и другим признакам превосходящими уровень самого следователя. И здесь ему не следует стремиться полностью «слиться» с допрашиваемым в речевом отношении: это почти наверняка будет производить комический эффект и дискредитирует его в глазах допрашиваемого. Вообще следует учитывать, что язык дает возможность для очень тонких социальных и социально-психологических градаций, что даже уже одно обращение (конечно, не тогда, когда оно официально регламентировано) может выразить целую гамму отношении и задать психологический «тон» всей дальнейшей беседе. Свободно владеющий всеми этими оттенками юрист облегчает себе профессиональную деятельность. Определенной спецификой характеризуются речевые умения и навыки, являющиеся профессиональным достоянием судебного оратора—прокурора или адвоката. Мы не будем на этой проблеме останавливаться подробно, потому что ораторской речи—и судебной в том числе—посвящена обширная литература³.

¹ См.: А. Н. Леонтьев, Проблемы развития психики, 3-е изд., М., 1972, с. 290—293.

² А. Р. Р а т и н о в, Судебная психология для следователей, М., 1967, с. 101.

³ Об особенностях ораторской речи см.: Е. А. Н о ж и н, Основы советского ораторского искусства, М., 1972; А. А. Леонтьев, Психологические механизмы и пути воспитания умений публичной речи, М., 1973; Е. А. М а т в и е н к о, Судебная речь, Минск, 1973.

Поиск по сайту: