Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

III Исследование функционального развития чувствительности 8 страница



 

 

 

Все наши опыты были внешне построены по схеме опытов с условными двигательными рефлексами. Мы стремились получить у испытуемого оборонительную двигательную реакцию, нормально вызываемую действием электрического удара в ответ на ранее индифферентный агент. Самые условия получения этой реакции совпадали — опять-таки со своей внешней стороны — с условиями образования условного рефлекса: то же предшествование во времени действия индифферентного агента действию безусловного раздражителя, та же повторяемость сочетаний.

Но в этих опытах было и нечто отличное от классических опытов с образованием условного рефлекса. Это отличие, заключалось в особом характере индифферентного агента.

«Условным раздражителем, — говорит И. П. Павлов, — может сделаться всякий агент природы, для которого только имеется рецепторный аппарат у данного организма...» «Здесь предел определяется совершенством, тонкостью рецепторных аппаратов»[42]. Но как возможно судить о работе самих этих аппаратов? «Всякое колебание окружающей животное среды,— читаем мы далее,— влечет за собой если не специальные, врожденные или приобретенные реакции, то вообще ориентировочную реакцию, исследовательский рефлекс. Он, этот рефлекс, прежде всего и может служить для констатирования того, в какой степени нервная система данного животного может отличать одно от другого»[43].

Задача нашей работы требовала, наоборот, чтобы в результате опытов оборонительная реакция испытуемого вызывалась агентом, который до того был не способен вызывать ни специального ни ориентировочного рефлекса. Можно ли было при этих условиях ожидать, что оборонительный условный рефлекс все же возникнет? Мы этого не ждали, хотя и начали свое исследование именно с такой попытки. Напомним, что соответствующие эксперименты дали, как это было и у других исследователей, отрицательные результаты.

Смысл наших опытов заключался не в этом. Само собой разумелось, что задача получить условный рефлекс могла стоять при созданных нами условиях только как вторая, последующая задача. Прежде же нужно было превратить раздражитель, который обычно не вызывает никакой ориентировки, в раздражитель «отличаемый», т. е. могущий вызвать ориентировочный рефлекс (мы можем также сказать: превратить обычно не ощущаемое воздействие в воздействие ощущаемое).

Со своей внешней стороны условия проведенных опытов могут казаться совмещающими в себе условия обеих этих задач, которые соответственно могут выглядеть как выражающие содержание двух сторон принципиально единого процесса. С этой точки зрения то изменение, которое было нами введено в эксперимент, может казаться малосущественным; тем не менее, как показывают полученные нами фактические данные, именно это изменение условий оказалось решающим.

Мы вынуждены отложить анализ этих специальных условий опытов до обсуждения итогов последнего — четвертого — исследования. Поэтому сейчас, ограничившись констатацией их фактической роли, мы должны будем перейти к рассмотрению самого изучаемого нами процесса.

Происходит ли действительно в наших опытах образование условного рефлекса? Является ли тот предварительный процесс, который отвечает первой задаче, качественно отличным от процесса, отвечающего второй задаче?

Проведенные нами исследования специально не преследовали цели дифференцировать между собой процесс возникновения чувствительности и процесс образования условнореф-лекторных связей. Для решения этой задачи их методика оказалась недостаточно пригодной. Нужно было поставить новые опыты, введя в них специальный методический прием.

Основной недостаток с этой точки зрения нашей прежней методики состоял в том, что реакция испытуемого одинаково могла быть как простым, чисто рефлекторным ответом на данный раздражитель, так и произвольным, т. е. очень сложно обусловленным процессом. Даже отмечавшееся нами в некоторых, относительно редких, случаях достаточно ясное изменение характера реакции, происходившее в самом конце серии опытов («Я снял руку непроизвольно», «Даже не заметил, как снял»), не могло служить основанием для скольконибудь определенных выводов. Необходимо было разделить оба эти процесса и таким образом снять создавшуюся методикой наших экспериментов альтернативу.

Это можно было сделать только одним, единственно возможным способом: введя в эксперимент вторую, легко регистрируемую реакцию, которая оставалась бы для испытуемого совершенно непроизвольной и неподконтрольной. Мы разрешили эту задачу, воспользовавшись результатами исследований так называемых сенсорных условных рефлексов, возможность образования которых, как и главнейшие их закономерности, были почти одновременно показаны А. И. Богословским, А. О. Долиным и Г. X. Кекчеевым[44]. Работами этих авторов было установлено, что чувствительность органов чувств человека может изменяться под влиянием образующихся так называемых интерсенсорных условных связей. Для образования такой связи нужно несколько раз сочетать тот или иной агент, индифферентный для исследуемой сенсорной функции, с раздражителем, непосредственно изменяющим эту функцию, т е. нужно создать такие же условия, как и для образования двигательного или секреторного условного рефлекса.

Более подробное изучение условных сенсорных рефлексов показало, что законы их образования ничем существенно не отличаются от законов образования обычных условных рефлексов. Таким образом, условные сенсорные рефлексы могут с полным основанием рассматриваться как процессы, совершенно адекватно представляющие условнорефлекторную деятельность коры вообще. Вместе с тем огромное с известной точки зрения приемущество метода условных сенсорных рефлексов по сравнению с двигательными рефлексами состоит в том, что при исследовании на человеке изменение функции органа чувств представляет собой процесс, независимый, как правило, от прямого влияния со стороны высших процессов. Очевидно также и его преимущество по сравнению с методом секреторных рефлексов, изучение которых у человека, несмотря на изобретение всевозможных капсул и проч., чрезвычайно осложнено.

Введя в наши опыты в качестве второго индикаторного процесса изменение сенсорной функции, мы получали возможность исследовать образование условного рефлекса в ситуации действительной непроизвольности и неподконтрольности получаемых результатов. Чистоте опытов содействовало и то, что испытуемые вообще не знали смысла производившихся дополнительных измерений, которые ничем для них не отличались от всяких других измерений, температурных и прочих, постоянно встречающихся у нас в ходе экспериментов.

В качестве изучаемого сенсорного процесса мы избрали процесс изменения остроты зрения[45]. Безусловным раздражителем было повышение общей освещенности лаборатории, а индифферентным агентом — воздействие видимых лучей на кожу руки. Опыты проводились на той же установке, что и опыты второго исследования, с той, однако, разницей, что в ней дополнительно использовались: устройство для измерения остроты зрения путем экспозиции (в зеркале) колец Лан-дольта и источник постоянного света в виде группы низковольтных лампочек, помещенных в матовом баллоне, в цепь которых были включены для контроля напряжения реостат и вольтметр; такое устройство освещения лаборатории было необходимо для того, чтобы исключить колебания освещенности, которые могли иметь место в случае, если бы питание лампочек производилось городским током, т. е. от того же источника, который питал также и мощные лампы наших осветителей; далее использовалась лампа дополнительного освещения, включение которой вслед за действием индифферентного раздражителя служило безусловным раздражителем. Лаборатория была, разумеется, затемнена, и все опыты шли при искусственном свете.

Исходным для этого, третьего, исследования[46] послужил следующий основной опыт. Он был поставлен с испытуемым, уже прошедшим через первую и третью серии нашего второго исследования и давшим в обеих сериях весьма отчетливые результаты (испыт. К.). Продолжая опыты по методике третьей серии, мы усложнили их введением второй регистрируемой функции — изменения остроты зрения. Эксперимент протекал в таком порядке: в начале опыта, после того как испытуемый адаптировался к наличным условиям освещения, у него изучалась острота зрения сначала при этих постоянных условиях, а затем в условиях увеличенной освещенности (дополнительная лампа). Эти измерения, как и последующие, не требовали никакого перемещения испытуемого в лаборатории и производились в то время, когда испытуемый сидел за установкой. Далее испытуемый получал предупреждающий сигнал, после которого — в том случае, если было дано действие видимых лучей на кожу,— испытуемому давалось в качестве безусловного раздражителя дополнительное освещение (1 мин. 30 сек.). Через некоторое время (в среднем 4 мин.) испытуемый снова получал предупреждающий сигнал и т. д.

В тренировочных опытах (т. е. в опытах, которые все шли с подкреплением) было дано около 160 сочетаний. Такое большое число сочетаний, во много раз превышающее число сочетаний, требовавшееся для образования условного сенсорного рефлекса в опытах А. И. Богословского, объясняется тем, что, во-первых, интервалы между раздражителями были у нас значительно короче, что отзывается на результатах неблагоприятным образом, и, во-вторых, тем, что сами условия образования условного рефлекса были у нас весьма усложнены.

После этих тренировочных опытов мы перешли к опытам с собственно условным рефлексом, которые отличались от обычных тем, что в некоторых случаях мы прерывали испытуемого на 25 сек. действия раздражителя просьбой посмотреть на экспонируемые кольца Ландольта, отмечая при этом порог остроты его зрения. В контрольных целях мы проводили измерения также и после «пустых» интервалов. Результаты этих опытов показывают, что сенсорный условный рефлекс на воздействие видимых лучей на кожу руки образовался.

Приведем подробные данные последнего опыта (№65/16а)[47] (табл. 4).

Таким образом, мы имеем следующий суммарный итог.

Острота зрения до начала опыта: при нормальной освещенности — 9 усл. ед.; при увеличенной освещенности — 13.

 

 

Острота зрения во время опыта: после воздействия на кожу видимыми лучами — 13 — 12 — 12 усл. ед.; после сигнала, но без воздействия на кожу — 10 усл. ед.

Для того чтобы иметь возможность так или иначе понять эти результаты, требовалось прежде всего установить, возможно ли образование сенсорного условного рефлекса на действие видимых лучей также и у тех испытуемых, которые предварительно не прошли через специальные длительные опыты с воспитанием кожной чувствительности.

Так как предпринятые нами в этом направлении попытки дали отрицательный результат, то мы, естественно, должны были сделать — предположительно — тот вывод, что, во-первых, неощущаемое воздействие видимых лучей на кожу, неспособное определить произвольно-двигательную реакцию испытуемого, не может стать для него и условным раздражителем и, во-вторых, превращаясь в воздействие, ощущаемое испытуемым и способное определить его произвольную реакцию, оно может также становиться и условным раздражителем.

Отсюда и возникла основная проблема исследования: обстоит ли дело таким образом, что раньше происходит особый специфический процесс, в результате которого у испытуемого образуется чувствительность по отношению к данному, прежде не ощущаемому воздействию, что и составляет предпосылку для последующего процесса образования условнорефлекторных связей, или же оба эти процесса представляют собой по существу один и тот же процесс, т. е. что само воспитание чувствительности и есть не что иное, как процесс постепенного образования условных связей?

Для своего экспериментального разрешения эта проблема оказалась наиболее трудной. Отыскать общий методический принцип было просто: очевидно, для того чтобы доказать, что оба процесса хронологически не совпадают друг с другом, достаточно соединить их в эксперименте во времени. Практически это означало бы требование начать образование условного рефлекса вместе с воспитанием фоточувствительности кожи и вести то и другое параллельно в одних и тех же экспериментах. Осуществление этого требования в конкретной методике наталкивалось, однако, на многочисленные затруднения. Потребовался целый год работы с 14 испытуемыми для того, чтобы наметились первые выводы.

Мы снова вернулись к методике первой серии второго исследования. На этот раз, однако, мы соединили опыты с выработкой чувствительности с опытами по образованию условного сенсорного рефлекса. В одних случаях мы давали в качестве безусловного раздражителя двойное воздействие: ток плюс изменение освещенности; в других — только изменение освещенности. Первый способ имел тот недостаток, что, сочетая между собой оба методических приема механически, он создавал весьма сложную картину процесса, плохо поддающуюся анализу. Второй способ, как оказалось, обладал другим крупным недостатком: у испытуемых трудно было создать активную установку, они часто «выпадали» — в психологическом смысле — из опыта, т. е. отвлекались от задачи констатировать до зажигания лампы дополнительного освещения наличие кожного ощущения. Поэтому мы все же предпочли первый способ, который мы и сделали основным для большинства наших испытуемых.

Общие итоги исследования выразились в следующем распределении испытуемых по полученным у них результатам.

Трое испытуемых по разным внешним причинам выпали из опытов еще в первой половине серии, так что мы оставляем полученные у них данные вовсе без рассмотрения.

У троих испытуемых (Вор., Стеф., Губ.) чувствительность к воздействию видимых лучей на кожу возникла, и они дали достаточно выразительные результаты, хотя это потребовало несколько большего, сравнительно с другими сериями, количества сочетаний. Четвертый испытуемый дал очень быстро высокие результаты (например, в одном из опытов — 9 правильных реакций, 2 ошибки и ни одного пропущенного раздражителя), но затем в контрольных опытах значительно их снизил, так что из осторожности мы воздержались от учета данных, полученных у этого испытуемого в общих итогах исследования.

Результаты по возникновению чувствительности у других испытуемых мы рассматриваем как отрицательные (испыт. Маят., Ком., Григ.). По-видимому, процесс шел у них исключительно медленно: так, испыт. Маят. было дано в течение 52 экспериментальных дней около 500 сочетаний; в результате до 46-го опыта — ни одной правильной реакции и ни одной ошибки, хотя начиная с 34-го опыта испытуемый неоднократно заявлял, что он испытывает достаточно ясные ощущения: «Чувствую,— говорит испытуемый после опыта,— но никак не рискну снять руку»; последние 6 опытов дали две-три правильных реакции. У двух других испытуемых в итоге 30 — 35 опытов — единичные правильные реакции, остающиеся в общем в пределах вероятности. Таким образом, из этой группы испытуемых могли быть использованы только данные опытов с первым испытуемым — Маят.

Остальные испытуемые были взяты для специальных контрольных опытов, которые мы рассмотрим ниже.

Обратимся теперь к анализу данных этого исследования с точки зрения стоявшей перед ним специальной задачи. Для этой цели могут быть использованы опыты с шестью испытуемыми, составляющими две различных группы по количеству сочетаний и три группы — по признаку возникновения чувствительности. Мы получаем в результате такой группировки данных следующее распределение испытуемых (табл. 5).

 

 

То, что двое из испытуемых (Вор. и Губ.) оказались одновременно в двух группах, объясняется тем, что данные, полученные у этих испытуемых, составляют как бы две фазы: фазу первого появления правильных реакций и фазу ясно выраженной чувствительности, что совпадает с различным количеством проведенных с ними опытов.

Как правило, мы впервые ставили контрольные (без подкрепления) опыты с испытуемыми лишь после того, как они впервые давали заметное превышение числа правильных реакций по отношению к ошибкам. Только у двух испытуемых — Кам. и Григ., у которых чувствительность кожи к действию видимых лучей вовсе не могла быть констатирована, опыты с условным сенсорным рефлексом все же в конце серии были проведены. Однако результаты, как и следовало ожидать, получились у них отрицательные: несмотря на весьма большое число сочетаний, сенсорный рефлекс у них не образовался.

С испыт. Вор. контрольные опыты с условным рефлексом были впервые поставлены после 150 сочетаний, когда испытуемая дала три правильных реакции, не сделав ни одной ошибки; с испыт. Губ.— после 210 сочетаний, при тех же точно условиях. В обоих случаях результаты отрицательные.

Тогда мы продолжили серию опытов с обеими этими испытуемыми и вновь перешли к контрольным опытам после приблизительного сочетаний, когда чувствительность испытуемых к воздействию на кожу видимых лучей не оставляла сомнения. Контроль, как и в опытах с другими испытуемыми, проводился и после правильных реакций и после «пропущенных» раздражителей.

Результаты всех этих опытов оказались также отрицательными. Только у одного испытуемого в самых последних экспериментах отмечается устойчивое, но незначительное повышение остроты зрения под влиянием условного раздражителя.

Понятно, что полученные в этом исследовании результаты не могли быть обсуждены до проведения таких экспериментов, которые могли выяснить самую возможность образования в данных условиях сенсорного условного рефлекса. Поэтому мы провели вслед за описанными выше опытами специальную контрольную серию.

Эта серия была проведена на четверых испытуемых и отличалась от предшествующей тем, что неадекватный условный раздражитель был заменен раздражителем адекватным, нормально ощущаемым испытуемыми (метроном). Уже на 8—10-й экспериментальный день мы получили отчетливые положительные результаты. Так, например, для испыт. Вор. в восьмом опыте мы имеем: в условиях нормальной освещенности 1,1 —1,2 усл. ед., после действия условного раздражителя—1,65 усл. ед.; у испыт. Пуст. соответствующие данные (на 10-й день) выражаются в следующих величинах: без действия условного раздражителя—1,0 усл. ед., после действия условного раздражителя — 1,35 усл. ед. Аналогичные результаты мы получили и у других испытуемых.

Итак, на основании сопоставления как вышеприведенных данных, так и материалов, полученных в предшествующих исследованиях, мы можем сделать следующий предварительный вывод: если нейтральный агент не ощущается (не отличается) испытуемым, то и условный рефлекс на него не может быть выработан. В этом случае раньше должен осуществиться процесс превращения этого агента под влиянием специальных условий в агент, по отношению к которому организм является не только раздражимым, но также и чувствительным, т. е. в агент, «отличаемый», по выражению И. П. Павлова, испытуемым и способный вызвать у него ориентировочную реакцию. Лишь затем становится возможным также и процесс образования условного рефлекса на данный, теперь «отличаемый» испытуемым агент. Значит, процесс, в результате которого возникает чувствительность по отношению к обычно не ощущаемому агенту, и процесс образования условнорефлекторной связи не являются тождественными процессами, но представляют собой процессы различные.

Это вывод, хотя и нуждается еще в дополнительной экспериментальной проверке, так как мы не считаем методику последнего исследования достаточно совершенной, однако хорошо согласуется с данными других исследований. Из их числа следует особенно отметить данные исследований

А. И. Богословского, который в ходе опытов с образованием сенсорных рефлексов тренировал испытуемых на все более и более тонкое различение раздражителей (длина линий и темп метронома). В результате этих опытов оказалось, что выработка дифференцировки условных рефлексов при сукцессивном процессе ни разу нё была получена иначе, как при условии уже субъективно замечаемого испытуемым различия раздражителей.

Общее представление о процессе в целом, к которому мы приходим, может быть выражено следующим образом.

Всякий организм существует в непрерывно изменяющейся внешней среде. Однако организм относится к различным изменениям среды по-разному. Одни из них вообще не вызывают никакого активного и, если можно так выразиться, «встречного» процесса, т. е. не вызывают в организме вообще никакой биологической реакции. Другие вызывают ту или иную реакцию организма. Эти изменения и суть агенты, представляющие внешнюю среду как один из полюсов процесса взаимодействия. Но сами эти изменения, эти агенты могут иметь для организма двоякое значение: или значение прямое, непосредственно витальное, или же значение ориентирующее, в широком смысле слова сигнальное. Для последнего необходим, во-первых, процесс, связывающий в организме биологический эффект

 

данного воздействия с центральной координационной системой организма (системой, разумеется, различной для разных ступеней развития организмов). Во-вторых, необходим процесс, в результате которого эта роль осуществляется. Поэтому, когда мы специально изучаем в опытах с образованием условного рефлекса этот второй процесс, то мы всегда исходим из допущения о наличии процесса первого рода — процесса чувствительности, ощущения[48]. Отсюда и возникает, с одной стороны, представление об ориентировочной реакции как о реакции, выражающей наличие этого первого процесса еще до образования условного рефлекса и исчезающей, как только он образуется, а с другой стороны — представление о работе организма, раздражимого по отношению к воздействиям, вызывающим процессы первого рода, т. е. представление о работе самого рецептора, самого органа чувств.

Что касается ориентировочной реакции, то она является не более чем необходимым выражением первого процесса в тех случаях, когда второй замыкательный процесс еще не произошел. Сами же по себе движения ориентировочной реакции, как это с очевидностью показано И. П. Павловым в его ответе Лешли, отнюдь не обусловливают процесс образования условного рефлекса[49].

Следовательно, мы должны признать, что этот первый процесс в своей существенной по отношению к вызывающему его агенту характеристике завершается в вызываемом им состоянии центральной координационной системы (в состоянии коры, если иметь в виду высших животных). Последующий Же эффект специфически характеризует собой действие уже другого агента, заменителем, «суррогатом» которого, в случае образования условной связи, этот первый агент становится.

Что же касается самих рецепторов, то при изучении второго, замыкательного процесса вопрос об их работе опять-таки выступает как специальный вопрос, отнюдь не сливающийся, например, с вопросом о дифференцировке условного рефлекса. Так, рассматривая проблему дифференцировочного торможения, И. П. Павлов пишет: «Необходимо прийти к заключению, что между констатированием нервною системою разницы между внешними агентами вообще и дифференцированием тех же агентов при помощи условных рефлексов есть существенная разница. Первое обнаруживается раздражительным процессом в виде ориентировочной реакции, исследовательского рефлекса, только вторично влияющим на условные рефлексы или тормозящим, или растормаживающим образом. Вопрос выражается в развитии тормозного процесса, являющегося в результате борьбы между раздражением и торможением. Как увидим это позже, эта борьба часто бывает очень трудна. Мыслимо, что иногда она и непосильна, и тогда при этой борьбе не всегда дело может доходить до полной утилизации для общей деятельности организма результата действительного анализа внешних агентов. Если это так, то изучение анализаторной деятельности нервной системы с помощью условных рефлексов также будет иметь свой недостаток. Во всяком случае это — интересный вопрос»[50].

Таким образом, вульгарное смешение этих процессов, с которыми нам приходилось сталкиваться в психологической дискуссии о генезисе чувствительности, решительно ничем не оправдано и зависит от простого непонимания приведенной мысли И. П. Павлова. Исследования условных рефлексов в соответствии со своей специальной задачей неизменно исходят как из своей предпосылки из факта рецепции нейтрального агента. Вопрос же о генезисе и о динамике самой рецепторной функции является особым вопросом, требующим изучения. Поэтому концепция условных рефлексов не только не снимает этого вопроса, но, наоборот, требует его специальной разработки.

Конечно, речь идет здесь лишь о различении, а не о разделении. Современные физиологические взгляды на деятельность рецепторных аппаратов исключают представление о рецепторе как о раз навсегда фиксированном в своей функции органе, дающем начало независимому от центральных влияний центростремительному процессу. Существуют также обратные связи — связи нервных центров с рецептором, определяющие его функциональные свойства. Следовательно, проблема рецепции представляет собой лишь одну из сторон общей проблемы адаптации организма к условиям внешней среды.

 

 

 

Продолжим изложение хода нашей экспериментальной работы.

Четвертое исследование, посвященное проблеме чувствительности, было поставлено под нашим руководством В. И. Лениным (лаборатория кафедры психологии Харьковского педагогического института). Здесь мы ограничимся лишь описанием постановки проблемы, методики и главнейших результатов этого исследования[51].

Оно возвращает нас к первому из установленных фактов: возникновение чувствительности к обычно не ощущаемому воздействию возможно только при том условии, если испытуемый активно направляет свое внимание на задачу отыскания «сигнализирующего» воздействия. Отсюда проистекает и полученное различие в результатах полностью «законспирированной» серии опытов и тех серий, когда испытуемый знал о существовании какого-то воздействия, предваряющего удар индукционного тока, и стремился избежать последнего.

В этом факте в той его форме, в какой он нашел свое выражение в наших опытах, можно усмотреть непосредственное влияние на исследуемый процесс сознательной активности испытуемого. Попытки объяснения явлений ссылкой на активную роль сознания, произвольного внимания и т. п. принадлежат к числу тех, к которым и до сих пор еще прибегают в психологии, когда хотят наивно оправдать «психологичность» данного явления и подчеркнуть его «несводимость» к физиологическим процессам. Нет нужды специально доказывать, что такого рода объяснения вместо реального преодоления субъективно-феноменалистического, параллелистиче-ского взгляда на психику лишь маскируют этот взгляд. В сущности они могут иметь смысл единственно в системе донаучных психологических воззрений. В основе своей навеянные субъективистскими традициями, эти толкования ничего решительно не объясняют в конкретных фактах; обнаруживая полную теоретическую беспомощность, они уходят под прикрытие общих положений о действенности, об активности сознания. Сами по себе эти положения — бесспорны; мы также настаиваем на активной роли сознания. Но что вытекает отсюда с точки зрения задачи конкретно-научного психологического исследования? Конечно, не простая отсылка к этому положению, но требование научного объяснения соответствующих конкретных фактов.

Изучаемый нами процесс возникновения чувствительности к неадекватным раздражителям возможен лишь при условии знания испытуемым ситуации эксперимента. Чем, однако, объясняется эта роль знания, сознавания испытуемыми экспериментальной ситуации? Действительно ли дело заключается именно в самом факте сознавания или же сознавание ситуации представляет собой лишь ту особенную форму, в которой общее условие возникновения чувствительности обнаруживается в данных конкретных экспериментах? Последний вопрос имеет особенно важное значение в свете главной — генетической — проблемы нашего исследования, так как, пытаясь проникнуть на обходных путях лабораторного эксперимента в реальный генезис чувствительности, мы, конечно, не можем допустить на границах зарождения психики никакого фактора этого рода.

Таким образом, мы снова встречаемся с одной из многочисленных трудностей, неизбежно связанных с экспериментально-генетическим методом. Снова при анализе результатов исследования приходится держать в уме, прежде всего представление об общем пути развития и при построении частной гипотезы исходить именно из него.

Мы не случайно обозначили ситуацию наших экспериментов термином «поисковая ситуация». Вводя соответствующую инструкцию, мы вызываем у испытуемого определенным образом направленную деятельность. Эта деятельность в наших экспериментах на человеке имеет форму внутреннего процесса, процесса сознания; это — внутренний поиск, это — действие внимания. «Трасса» этого своеобразного процесса неизбежно проходит через воздействие экспериментального агента, ведь внутренний поиск испытуемого направляется нашей инструкцией именно в эту сторону. Этот внутренний процесс и есть то, что соединяет, соотносит между собой воздействие посредствующее и воздействие посредуемое, в нашем случае — свет и ток. Существенна здесь не форма процесса, существен сам процесс, в какой бы форме — внутренней или внешней — он ни протекал.

 

 

Эта гипотеза могла быть проверена экспериментально. Для этого нужно было лишить процесс, соотносящий между собой оба воздействия, формы внутреннего поиска, внутреннего внимания, которую он имел. Ему нужно было придать форму внешнего действия — генетически исходную форму всякой деятельности. Это — во-первых. Во-вторых, нужно было снять возможность апеллировать при анализе фактов к сознанию испытуемого, т. е. нужно было снова полностью «законспирировать» истинную Ситуацию опытов, полностью исключив знание испытуемым о том, что он подвергается какому-то специальному воздействию, на которое он может ориентироваться в эксперименте.

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.