Я закончил последнюю главу той мыслью, что с помощью нравственногозакона кто-то или что-то за пределами материальной Вселенной наступает нанас. И я подозреваю, что когда я дошел до этого пункта, некоторые из васпочувствовали определенное беспокойство. Вы даже могли подумать, что ясыграл с вами злую шутку, что я старательно маскировал религиозное"нравоучение", чтобы сделать его похожим на философию. Быть может, вы готовыбыли слушать меня до тех пор, пока думали, что я собираюсь сказать что-тоновое; но если это "новое" обернулось просто-напросто религией - что ж, мируже испробовал это, и вы не можете повернуть время вспять. Если кто-нибудьиз вас испытывает подобные чувства, мне хотелось бы сказать такому человекутри вещи. Первое -- относительно поворота времени вспять. Подумали бы вы, что яшучу, если бы я сказал, что надо бы перевести стрелки часов? Ведь когда часыидут неверно, такая мера зачастую разумна. Но оставим пример с часами истрелками. Все мы стремимся к прогрессу. Однако прогресс означаетприближение к тому месту, к той точке, которую вы хотите достигнуть. И еслимы повернули не в ту сторону, то продвижение вперед не приблизит нас к цели.Прогрессом в этом случае был бы поворот на 180 градусов и возвращение направильную дорогу; а самым прогрессивным человеком окажется тот, которыйскорее повернет назад. Мы все могли убедиться в этом, когда занималисьарифметикой. Если я с самого начала неправильно произвел сложение, то чемскорее я признаю это и вернусь назад, чтобы все начать сызнова, тем скореенайду правильный ответ. В ослином же упрямстве, в отказе признать своюошибку нет ничего прогрессивного. Если вы задумаетесь над современным состоянием мира, вам станетсовершенно ясно, что человечество совершает великую ошибку. Мы все -- наневерном пути. А если это так, то всем нам необходимо вернуться назад.Возвращение назад -- это скорейший путь вперед. Второе: заметьте, что мои рассуждения -- еще не совсем религиозное"нравоучение". Мы еще далеки от Бога какой-либо конкретной религии, темболее от Бога религии христианской. Мы лишь подошли к кому-то или чему-то,что стоит за моральным законом. Мы не прибегаем пока ни к Библии, ни к тому,о чем говорится в Церкви; мы стараемся понять, не можем ли мы узнатьчто-либо об этом таинственном "Некто" своими собственными силами. И тут я совсей откровенностью хочу сказать: то, что мы обнаруживаем, действует на нас,как шок. Два факта свидетельствуют об этом "Некто". Первый -- созданная Им Вселенная. Если бы Вселенная была единственнымсвидетельством о Нем, то из наблюдения за ней мы должны были бы сделатьвывод, что Он, этот загадочный "Некто" -- великий художник (потому чтоВселенная воистину прекрасна). Но в то же время мы вынуждены были быпризнать, что Он безжалостен и враждебен к людям (потому что Вселенная --очень опасное место, внушающее неподдельный ужас). Второй факт, указывающий на Его существование, -- это нравственныйзакон, который Он вложил в наш разум. И это второе свидетельство болееценно, нежели первое, поскольку оно дает нам информацию внутреннегохарактера. Из нравственного закона вы больше узнаете о Боге, чем изнаблюдения за Вселенной, точно так же как вы больше узнаете о человеке,слушая, как и что он говорит, нежели созерцая построенный им дом. На основании этого второго факта мы делаем заключение, что Существо,пребывающее за видимой Вселенной, горячо заинтересовано в правильномповедении людей, в их "честной игре", в бескорыстии их, храбрости, искреннейвере, честности и правдивости. В свете этого нам приходится согласиться сутверждением христианства и некоторых других религий, что Бог добр. Но небудем спешить. Нравственный закон не дает нам никаких оснований считать, чтоБог добр в том смысле, что Он снисходителен, мягок, благожелателен. В нравственном законе не чувствуется никакой снисходительности. Онтверд как алмаз. Он приказывает идти прямыми путями и, кажется, вовсе незаботится о том, насколько болезненно, опасно или трудно следовать этомуприказу. Если Бог таков же, как этот нравственный закон, то Он едва лимягок. На данном этапе нам нет смысла говорить, что под "добрым" Богом мыпонимаем такого Бога, который способен прощать. Ведь прощать способна тольколичность. Но мы еще не вправе утверждать, что Бог -- личность. Пока мыпришли к заключению, что сила, которая скрывается за нравственным законом,скорее похожа на разум, чем на что-то другое. Но это еще не значит, что этасила должна быть личностью. Если это просто безличный, бесчувственный разум,то, вероятно, нет смысла просить его о помощи или о поблажке, как не имелобы смысла просить таблицу умножения простить вас за неправильный счет.Неверного ответа вам в этом случае не избежать. И бесполезно говорить, чтоесли Бог таков, если Он -- безличное абсолютное добро, то Он вам не нравитсяи вы не собираетесь обращать на Него внимания. Бесполезно это, потому чтоодна часть вас самого стоит на стороне этого Бога и искренне соглашается сЕго осуждением человеческой жестокости, жадности, бесчестности и корысти.Вы, быть может, хотели бы, чтобы Он был снисходительнее на этот раз. Но вглубине души вы сознаете, что, если сила, стоящая за Вселенной, не будетбезоговорочно обличать недостойное поведение, она перестанет быть добром. Сдругой стороны, мы знаем: если существует абсолютное добро, оно должноненавидеть большую часть того, что мы с вами делаем. Вот в каком ужасном, безвыходном положении оказываемся мы с вами. ЕслиВселенной не правит абсолютное добро, то все наши усилия в конечном счетенапрасны. Если же абсолютное добро все-таки правит Вселенной, то мыежедневно бросаем ему враждебный вызов, и непохоже на то, чтобы завтра мыстали сколько-нибудь лучше, чем сегодня. Таким образом, и в этом случае нашаситуация безнадежна. Мы не можем жить без этого добра, и не можем жить всогласии с ним. Бог -- наше единственное утешение, и ничто не вызывает в нас большегоужаса, чем Он: в Нем мы сильнее всего нуждаемся и от Него же больше всегохотим спрятаться. Он -- наш единственный возможный союзник, а мы сделалисебя Его врагами. Послушать некоторых людей, так встреча лицом к лицу сабсолютным добром -- одно удовольствие. Им следовало бы хорошенькозадуматься; они все еще играют в религию. Надмирная доброта несет с собойлибо великое облегчение, либо -- величайшую опасность, в зависимости оттого, как вы ей отвечаете. А мы с вами отвечаем неправильно. Теперь я подошел к третьему пункту. Избирая этот окольный путь, чтобыподойти к тому предмету, который меня действительно интересует, я не хотелразыгрывать вас. Я избрал его вот по какой причине: всякий разговор охристианстве лишен смысла для людей, не познакомившихся предварительно сфактами, которые я описал выше. Христианство призывает людей покаяться,чтобы получить прощение. Ему нечего (насколько мне известно) сказать темлюдям, которые не знают за собой ничего такого, в чем следует покаяться, икоторые не чувствуют, что нуждаются в прощении. Только после того, как выосознаете, что нравственный закон действительно существует, как существует исила, стоящая за ним, и что вы нарушили этот закон и повели себя неверно вотношении этой силы, -- только тогда, и ни секундой раньше, христианствостанет обретать для вас смысл. Когда вы знаете, что больны, вы следуете советам доктора. Когда выосознаете всю безысходность вашего положения, вы начнете понимать, о чемговорят христиане, потому что они предлагают объяснение нашимобстоятельствам: как это случилось, что мы одновременно ненавидим добро илюбим его. Они предлагают объяснение того, каким образом Бог может бытьбезличным разумом, стоящим за нравственным законом, и в то же самое времяЛичностью. Они говорят вам, как невыполнимые для нас требования закона быливыполнены за пас, как Бог Сам стал человеком, чтобы спасти человека отБожьего осуждения. Это старая история, и, если вы пожелаете углубиться внее, вы, несомненно, обратитесь к тем, кто более компетентен, чем я. Все,чего я прошу от вас, - это взглянуть в лицо фактам, чтобы понять вопросы, накоторые христианство предлагает ответы. И это - пугающие факты. Я хотел бысказать что-нибудь более радужное; но должен говорить то, что считаюправдой. Я, конечно, целиком согласен с тем, что христианская религия, вконечном счете -- источник несказанного утешения. Но начинается она не сутешения. Она начинается с тревоги и смятения, которые я описал выше, и неимела бы смысла попытка прийти к этому утешению, минуя стадию тревоги. Врелигии -- как на войне, как в других ситуациях: покой (утешение) нельзяобрести, если искать только его. Вот если вы будете искать истину, то,возможно, в конце концов обретете и покой; а если все ваши поиски направленына покой, вы не найдете ни его, ни истины. Все, что вы найдете, -- этопустые речи да помышления, которые будут вам казаться истиной в начале пути,в конце же его вас ждет безнадежное отчаяние. В большинстве своем мыизлечились от предвоенных розовых мечтаний о согласованной международнойполитике. Настало время излечиться от них и в религии.
