Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории 27 страница



С изрядной долей условности (вообще характерной для графических иллюстраций сложных закономерностей) можно показать названные связи при помощи приводимого ниже графика, где точки А, Б, В показывают ограничение прав частной собственности (например, срока действия патента) на «А», «Б», «В» (например, 3, 5, 10) лет.

 
 

 

 

 

 

 

 


О А Б В

 

Названная противоречивая взаимосвязь вновь показывает, что частная собственность и конкуренция являются внешними ограничениями развития креатосферы.

Развивая это суждение, мы можем вывести и более общую закономерность: мера развития рыночных (и, шире, вообще основанных на отчуждении) механизмов организации и мотивации деятельности постепенно «убывает» (речь идет опять же о единстве качественных и количественных характеристик) по мере продвижения от репродуктивного труда к творческому.

Эту связь довольно легко проиллюстрировать и эмпирическим материалом. При всем том, что рыночная атмосфера в целом господствует в современном мире, даже сегодня роль рыночных стимулов и конкурентных начал, ориентация на прибыль больше (а социальные ограничения и роль государства, творческих коллективов, не денежных стимулов – меньше) в массовом производстве, чем в прикладной науке, а в прикладной науке – чем в фундаментальной. То же можно сказать о связях: массовое производство – шоу-бизнес – подлинное искусство; или обучение специалистов – профессиональное образование – формирование свободно и гармонично развивающейся личности и т.п.

Как и выше, весьма условно мы можем проиллюстрировать названные связи при помощи приводимого ниже графика.

 

 

 


О А Б В

 

 

Комментируя схему, мы можем (опять же с известной доли условности) предположить, что на отрезке [О-А] будет располагаться массовое производство, шоу-бизнес и иные сферы фиктивного сектора, требующие определенных творческих усилий от их агентов; на отрезке [А-Б] – прикладная наука, профессиональное образование, дизайн и декоративно-прикладное искусство и т.п.; на отрезке [Б-В] – фундаментальная наука, воспитание, образование и культура, ориентированные на гармоничное развитие личности и т.д.

К числу закономерностей «заката» рынка относится и нелинейное вытеснение качеств «рационального экономического человека» по мере прогресса креатосферы и адекватных ей социальных отношений, типа личности.

Как и в двух предыдущих случаях, мы можем предложить в качестве графической иллюстрации простейшую кривую, которая указывает на снижение роли утилитарных потребностей (от уровня «X» к уровню «Y», но не ниже уровня «Z» – уровня рационального потребления) по мере развития творческого содержания деятельности.

 

       
   
 
 

 

 


X_ _ _ _

Y_ _ _ _ _ _ _ _

Мера развития творческих начал в жизнедеятельности общества, индивида

Z_ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _ _

       
   
 
 


О А Б В

 

Существенно, что господство тотального рынка и других форм отчуждения может существенно модифицировать эту связь, приводя к тому, что творческая деятельность, осуществляемая в мире отчуждения, является лишь одним из детерминантов поведения человека. В той мере, в какой субъект такой деятельности подчинен рынку, деньгам, капиталу, его потребности, ценности и мотивы будут оставаться по преимуществу утилитарными. Мы еще вернемся к этой проблеме ниже, а сейчас прокомментируем названную выше закономерность.

Несложно зафиксировать, что генезис креатосферы уже в 60-70-е гг. бросил человеческому миру вызов: черты homo economicus стали вытесняться рождающимися ценностями и мотивами homo creator, развернулась не только научно-техническая, но и «человеческая революция»[238].

Более того, эпоха 60-х годов даже в жесткой атмосфере СССР породила новый феномен «шестидесятников» – людей, для которых на первом месте были прогресс науки и искусства, освоение нового пространства (романтика, престиж профессий геологов, летчиков, космонавтов, полярников).

Откат в этих сферах и ренессанс homo economicus, начавшийся в 80-е годы, оказался порожден усилением гегемонии глобального капитала и жестко связан с развитием превращенных форм индивидуализации творческого труда и развитием процессов, довольно подробно раскрытых в теории «общества профессионалов». Возникающее общество профессионалов становится реакцией, с одной стороны, на невозможность имманентного прогресса креатосферы в условиях господства современной корпоративно-капиталистической рыночной экономики; с другой – оно тормозит прогресс креатосферы и развивает широкий круг ее субститутов и превращенных форм. Но эта попятная тенденция временна, неоднозначна (не-рыночные мотивы и ценности и ныне остаются среди доминирующих у лиц, хотя бы частично занятых творческой деятельностью, что показывают практически все современные социологические исследования).

Таковы некоторые комментарии по поводу противоположности мира креатосферы и тотального рынка.

Подведем некоторые итоги нашего анализа.

Выше мы постарались, во-первых, дать критику господствующей ныне в экономической теории «рыночноцентрической» парадигмы как не только теоретически-ограниченной, но и а-креативной, тормозящей исследование наиболее значимых процессов современной экономики, в том числе – проблем исторических границ рынка и генезиса пострыночных отношений; во-вторых, показать основные изменения, которые претерпевает система отношений товарного производства в условиях современного позднего капитализма и, в-третьих, раскрыть противоречия рынка и возникающей креатосферы. Тем самым мы пострались в меру своих сил аргументировать тезис об исторической ограниченности товарных отношений, что и было одной из важнейших задач данного текста.


 

3.5. Деньги XXI века: виртуальный фиктивный финансовый капитал[239].

 

Процессы генезиса нового качества экономики в XXI веке неслучайно оказались «завязаны» на два феномена – глобализацию и развитие новых технологий. Соответственно оба эти процесса неслучайно вызвали к жизни феномен виртуального фиктивного финансового капитала, генезис его как продукта развития тотальных сетевых рынков и глобальной гегемонии капитала. На поверхности эти процессы проявили себя как прогрессирующее развертывание виртуальной экономики, финансовая глобализация и итожащая все это «финасиализация».

Автор оставляет за пределами данного текста выведение нижеследующих тезисов, ибо это сделано в его книге «Глобальный капитал», написанной совместно с А.И.Колгановым.

 

* * *

 

Развивая тотальный корпоративно-сетевой рынок как адекватную всеобщую форму своей гегемонии, современный корпоративный капитал порождает и адекватные средства для этого. Деньги как всеобщий эквивалент – мера стоимости (ценности) и средство обращения (жизнедеятельности) всякого товарного производства – в нынешнюю эпоху приобретают новые свойства, которые являются продуктом их предшествующей эволюции. Последняя, напомним, проходит следующие ступени.

1. Исходный пункт: деньги как особый товар (золото, серебро), выполняющий функцию всеобщего эквивалента в рамках простого товарного производства.

2. Деньги как кредитные деньги в условиях сохранения золотого стандарта (деньги выражают цену товаров, причем преимущественно товаров в материальном производстве), дополняемые фиктивным капиталом, в частности банковскими и государственными ценными бумагами, курс («цена») которых выражается деньгами как относительно независимым товаром – всеобщим эквивалентом (хотя и представленным в виде активов банковской системы).

3. Эволюция денег в условиях империализма: возрастание влияния монополий на цену (но не деньги, как таковые), развитие финансового капитала до роли основной формы капитала, подрыв золотого стандарта и т.п.

4. Эволюция денег в условиях социально-государственного регулирования: подрыв объективных основ денег как товара-всеобщего эквивалента вследствие мощного государственного регулирования, развитие различных нормативов, форм ассоциирования трудящихся и граждан как альтернатив власти денег, отказ от золотого стандарта и окончательный переход к «долларовому» стандарту (Бреттон-Вудская система).

5. Современное положение, на котором остановимся подробнее.

Начнем с некоторых эмпирических характеристик[240]:

· до 80 процентов трансакций, обслуживаемых деньгами, связано с движением не товаров и услуг, а денежных агрегатов и суррогатов;

· процессы эмиссии (особенно – кредитной) находятся в сильной зависимости от конъюнктуры финансового рынка (а он стал глобальным) и, следовательно, определяются фиктивным капиталом как конкретно-всеобщим феноменом;

· информационные технологии и электронные деньги создают адекватную технологическую форму для сращивания денег «в узком смысле слова» (агрегат М1) и фиктивного капитала в мировом масштабе, рождая виртуальный фиктивный капитал (ниже автор особо прокомментирует значительное обратное влияние этой новой формы на содержание – капитал);

· функции меры стоимости, средства обращения и средства платежа выполняют преимущественно не деньги «в узком смысле слова», а новый экономический феномен – синтез денег как М1 и различного рода форм фиктивного капитала[241], «живущих» в финансовых информационных системах, – «виртуальные деньги»;

· финансовый рынок (а в данном случае, точнее, фиктивный капитал), где живут «виртуальные деньги», является мировым и лишь отчасти зависит от регулирования движения денег «в узком смысле слова», которое осуществляется преимущественно на национальном уровне;

· роль мировых денег выполняет сложно организованная система некоторых национальных валют и их агрегатов (евро). Прилагательное «сложно» здесь значимо – степень сложности системы такова, что она становится принципиально «закрытой» для отслеживания ее жизнедеятельности и сознательному воздействию поддается только как «черный ящик», причем с лишь вероятностно прогнозируемым «выходом» в ответ на определенный «вход». При этом «качество» (в частности, устойчивость, курс и т.п.) таких денег зависит в определяющей степени от мирового финансового рынка;

· роль сокровища выполняют преимущественно денежные вклады в крупнейшие банки и др. финансовые институты, где эти вклады «сращиваются» с фиктивным капиталом и оказываются под определяющим воздействием последнего (в том смысле, что их движение зависит и от вложений в ценные бумаги, осуществляемых банками, и от котировки ценных бумаг, эмитируемых самим банком, в конечном счете, от конъюнктуры мирового финансового рынка).

Опираясь на эти факты, можно сделать вывод: в целом в современных условиях функционирование денег в узком смысле слова качественно и количественно определяется глобальным (общемировым) виртуальным капиталом.

Это новое качество финансового капитала, которое последний обретает в результате диалектического соединения как своих прежних качеств (фиктивного и снимающего его финансового капитала), описанных еще К.Марксом, Р.Гильфердингом, В.Лениным и др., так и новых качеств, порожденных развертыванием (1) информационных технологий (качество виртуальности); (2) корпоративно-сетевого рынка и (3) процессов сращивания транснациональных финансовых (и иных…) корпораций, национальных государств и международных финансовых институтов; этот капитал в отличие от «обычного» фиктивного капитала XIX века уже (4) «в себе» содержит процесс сращивания с производственным монополистическим капиталом; но в отличие от «обычного» финансового капитала, пройдя спираль «отрицания отрицания», он (5) вновь оторвался от жизнедеятельности реального капитала (производственного, торгового и даже ссудного) и образовал особое пространство своей виртуальной жизни (отчасти оно может быть соотнесено с мировым финансовым рынком) и к тому же, пройдя стадию социально-государственного контроля середины XX века, он (6) преодолел эту власть, вырвавшись на простор глобальных финансовых спекуляций.

Существенно, что, как таковой, глобальный виртуальный капитал предстает перед исследователем, как «черный ящик». Да и не только перед исследователями. В последнее время внимание акцентируется на том, что глобальный виртуальный капитал приобрел такие масштабы, что стал неподконтролен никому в отдельности. Вот такого вот джинна выпустили из бутылки.

В этих условиях основные функции денег (при рассмотрении их на сущностном, глубинном уровне – уровне действительных детерминантов, а не превращенных форм) выполняются также этим капиталом, который при этом является многократно опосредованной и оторванной от материального производства превращенной формой капитала как основы капиталистического способа производства.

Тем самым мерой ценности и главным средством жизнедеятельности корпоративно-сетевого рынка становится виртуальный капитал (финансовый капитал особого рода), скрывающийся за формой виртуальных денег (эмпирически эта научная абстракция может быть соотнесена, но не отождествлена, с агрегатом М4, «живущим» преимущественно в информационных компьютерных системах и отчасти в виде бумаг).

Тем самым деньги становятся виртуальными и по своей технологической природе, и по социальной форме.

В первом случае – это продукт развития информационных технологий, создающих (1) вид виртуальной реальности, заменяющей золото (металл), и (2) возможность неограниченного перемещения и преобразования форм в информационных сетях и финансовых системах.

Во втором случае деньги виртуальны как продукт тотального корпоративно-сетевого рынка (последний находит в виртуальных деньгах адекватную меру ценности товаров – тоже все более виртуальных – и средство своего функционирования) и виртуального финансового капитала, «живущего» в информационных сетях.

Виртуальность денег в данном случае означает не только их электронную форму, но и их вероятностное, неустойчивое, случайное бытие. Деньги из «абсолютного» всеобщего эквивалента (продукта всеобщего труда), сращенного с устойчивой натуральной формой (золота или серебра), превращаются в аморфную совокупность продуктов жизнедеятельности виртуального капитала, причем совокупность качественно разнородную и лишь вероятностно (виртуально) выполняющую роль и меры стоимости, и средства обмена, и уж тем более средства накопления. Каждый из особых видов этих виртуальных денег (а они мировые по своей природе) с той или иной вероятностью выполнит завтра или послезавтра ту или иную из своих функций[242]. Это касается и национальных валют (они же существуют почти исключительно в виде электронных записей на одном из счетов одного из банков), и облигаций, и любых других слагаемых агрегатов М3 и М4.

Соединение названного носителя и социальной формы превращает виртуальные деньги в особую (финансовую) суперсеть, «паутину паутин» (у которой, естественно, есть и свои «пауки»). Так виртуальный капитал как «суперсеть» (сеть – «всеобщий эквивалент») обретает особую роль – всеобщего полустихийного регулятора «сетевого рынка», ибо он играет роль универсального «оценщика» (NB! он же выполняет функцию меры стоимости) компаний-сетей и, опосредовано, всех товаров, плюс универсального средства (механизма, посредника, властителя) трансакций.

При этом переход таких денег из виртуального бытия в реальное, мера выполнения ими своих функций (в частности, мера ликвидности) оказываются связаны с троякими проблемами.

Во-первых, с огромным риском (это неизбежное следствие их виртуальной социально-экономической формы, являющейся продуктом виртуального капитала), что (NB!) генерирует систему финансовых спекуляций (а это наиболее быстро растущая сфера бизнеса).

Как таковые, виртуальные деньги (а значит, и «сетевой рынок», мерой и средством развития которого они являются), во-вторых, оказываются в потенции неустойчивы, ибо зависят от стихийного развития конъюнктуры мирового виртуального капитала. Названная выше двойная виртуальность денег (по их носителю и социальной форме), порождаемые этим спекулятивность и неустойчивость финансовой сферы – все это требует гигантских трансакционных издержек (на содержание страховых институтов, охрану прав собственности и т.п. вплоть до защиты информации от хакеров).

В-третьих, такие деньги находятся в реальной зависимости от функционирования отдельных институтов глобального капитала. Последнее требует особого комментария.

Едва ли не впервые за предшествующие столетия эволюции капитала некоторый ограниченный круг крупнейших корпоративных структур (финансовые корпорации, центральные банки ряда государств, МВФ, МБ и некоторые другие[243] сращенные друг с другом системы) приобретает поистине фантастическую властьвласть, которая ранее была сконцентрирована лишь в объективном безличном феномене мировых денег. Между тем эти структуры (1) все более попадают (вследствие неоприватизации) в руки «новых частных собственников» (повторю: они приватизируют реальные права собственности, власть, а не [только] акции и т.п.); в то же время (2) все менее подконтрольны каким-либо социальным силам вследствие как глобализации, снижающей роль национального государственного контроля, так и общей деградации социального государства, реальной демократии, снижения роли профсоюзов и других ассоциаций и (3), оперируют во все более адекватной среде, создаваемой тотальным сетевым рынком. Такие структуры, представляющие глобальный виртуальный капитал, повторю, становятся (как «снятые» деньги) всеобщей мерой и основным средством жизнедеятельности глобальной экономики и общества.

Таким образом, новое качество виртуальных денег в отличие от денег эпохи классического и даже раннемонополистического капитализма состоит в:

· новом «носителе», что, как было указано, существенно изменяет их экономическую роль;

· в том, что они представляют собой особую суперсеть, «паутину паутин» (финансовый рынок), имеющую своих «пауков»;

· неустойчивости, вероятностном характере реализации ими своих функций вследствие их бытия как продукта глобального виртуального капитала;

· сопряженности функционирования денежной системы со значительными (в развитых странах – близкими к производственным) трансакционными издержками;

· зависимости мировой денежной системы от особо мощных глобальных финансовых институтов.

Как таковые, виртуальные деньги-капитал, с одной стороны, создают возможность превращения сферы финансовых трансакций в особую, оторванную от производства и ускоренно разбухающую (вследствие возможностей как получения спекулятивных, так и роста трансакционных издержек) сферу экономики, а с другой – являются адекватными механизмом и формой экспансии этой сферы.

В качестве комментария позволю себе некий образ: деньги – этот единственный универсальный и всеобщий «джинн» рыночного мира – ныне оказался в новой 2бутылке». Первоначально ею было золото, и всем золотом не владел никто; затем роль «бутылки» выполняли казначейские билеты и другие бумаги, эмитируемые национальным государством, лишь временно выпускавшим заменители золота и представлявшим интересы широкого круга обособленных капиталов в их противоречии с остальным обществом (и при этом мировыми деньгами оставалось лишь золото). Ныне же, на рубеже ХХ – XXI веков, роль «бутылки» (NB! В мировом масштабе) переходит к электронным феноменам, продуцируемым ограниченным кругом частных транснациональных корпоративных структур.

Еще более близким может быть даже иной образ: на наших глазах все быстрее происходит диффузия этой «бутылки», растворяющейся в компьютерных системах мировых финансовых институтов, а контроль за этой тающей на глазах «бутылкой» (деньгами, «снятыми» в виртуальном капитале) находится в руках относительно узкого круга все более приватизируемых структур, но и от них он ускользает, поскольку «джинн» все растет и растет. При этом самое главное состоит в том, что эти структуры находятся в состоянии активной борьбы друг с другом и сами же пытаются устанавливать правила этой борьбы.

Итак, корпоративный капитал обретает универсальный механизм проведения в жизнь своей гегемонии – виртуальные деньги[244].

Однако сам джинн – развитые до своего наиболее могущественного (во всяком случае, из известных ныне) вида мировые виртуальные деньги – вообще по природе своей неподконтролен чьему-либо субъективному сознательному воздействию[245]. В результате финансовые корпорации, с одной стороны, оказываются функцией малоподвластного им процесса стихийного движения (в компьютерных сетях и, гораздо реже, на реальных рынках) мирового капитала; с другой, – они являются персонификацией и частными собственниками этого капитала.

Так на новом витке и в новом качестве в снятом виде воспроизводится (не раз пройдя по спирали «отрицания отрицания») закон стоимости, когда цена отдельных товаров на рынке определяется не соотношением спроса (покупателей) и предложения (продавцов), а конъюнктурой конкуренции различных многообразных мировых сетей. В результате цена становится выражением стоимости не в (золотых) деньгах, а в сложном агрегате, где за видимостью старой денежной формы (доллара, рубля) скрыта неопределенная конъюнктура мировых финансовых сетей.

На место единого и целостного всеобщего эквивалента (денег как товара, который объективно всегда всем нужен, ибо является продуктом всеобщего общественно необходимого труда) приходит стихийный, подвластный неведомой конъюнктуре (а с другой стороны – зависимый в каждом своем конкретном звене от субъективных сил – той или иной финансовой корпорации) мировой рынок виртуальных денег, или, что не совсем одно и то же – финансовый рынок, наполненный к тому же финансовыми «пузырями»[246]. На место золота как универсального регулятора и стабилизатора (якоря и предохранительного клапана одновременно) рынка приходят виртуальные деньги-капитал – неустойчивая, стихийная, приватизированная неопределенным кругом корпораций, но никому не подконтрольная суперсеть.

Эта стихийность финансового рынка (сердцевины жизнедеятельности современного рынка) находится в сущностном противоречии с глубоко упорядоченным, взаимозависимым (точнее – высоко обобществленным) в мировом масштабе производством. Последнее в своей технологической основе уже давно функционирует не столько стихийно (восстанавливая пропорциональность через постоянные диспропорции, кризисы перепроизводства), сколько на базе постоянно поддерживаемой пропорциональности, которая относительно редко, но чрезвычайно мощно взрывается всемирными системными (затрагивающими основы власти капитала) кризисами.

Эти системные кризисы ныне (начиная с Великой депрессии) возникали и будут возникать в результате переходящей определенную границу экспансии (перенакопления) виртуального финансового капитала. С качественной стороны эта граница может быть определена (пока что это не более чем гипотеза) как такое перенакопление виртуального капитала (субститута денег), которое не позволяет ему выполнять функции, аналогичные деньгам, на современном рынке. Предпосылка этого – чрезмерный (эту меру опять же следует определить) отрыв такого капитала от (1) реального производства и (2) регулирующих воздействий со стороны общества, в частности государственного регулирования денежного обращения (не случайно монетаристы так боятся этого разрыва и так стремятся его предотвратить).

Учитывая, что тотальная маркетизация углубляет и глобальные проблемы человечества, а средством относительной стабилизации и регулирования этой системы являются лишь виртуальные деньги, – учитывая все это, несложно сделать вывод, что вполне вероятный в обозримом будущем кризис мировой финансовой системы может оказаться детонатором серии глобальных катаклизмов[247].

Здесь, на мой взгляд, вполне уместна образная параллель Бодрийяра, сравнившего глобальную угрозу финансового кризиса с глобальной угрозой термоядерного взрыва. И крупный финансовый капитал, и средства массового уничтожения, по мнению этого автора, «супер-реализованы»; они как бы находятся на орбите над нашими головами, могут в любой момент привести к катастрофе. И хотя сама эта катастрофа пока лишь вероятностна, угроза финансового коллапса, как и угроза ядерной войны, является реальным глобальным фактором сегодняшней жизни[248]. Более того, можно считать, и это мнение все чаще развивается и теоретиками, и финансистами-практиками, что кризисы конца 90-х в Юго-Восточной Азии, России и Латинской Америке были своего рода микроинсультами глобального виртуального капитала.

До настоящего времени этот кризис предотвращался прежде всего за счет мощных контртенденций. Начнем с того, что описываемые выше процессы пока лишь развертываются, но не обрели полную силу. Отчасти сохраняется (хотя во все меньшей степени) золотой базис денег. Еще важнее то, что крупнейшие государства пока все еще контролируют движение значительной части денежных агрегатов внутри стран и на мировом рынке в интересах не только корпоративных элит, но и общей стабильности, а приватизация государственных функций не зашла чрезмерно далеко. Власть частных ТНК пока еще недостаточна для соперничества на равных с крупнейшими государствами первого мира, а международные финансовые структуры подчинены пока что в большей мере последним, чем первым. Но равновесие крайне шаткое (на что указали первые толчки – локальные финансовые кризисы) и экспансия тотального рынка вкупе с монетаристскими тенденциями свертывания социального демократического контроля и регулирования рынка могут окончательно выпустить джинна финансового кризиса из (и без того тающей) «бутылки» контроля за мировым финансовым рынком. Ipse fecit[249].

Генезис тотального «рынка сетей» и виртуальные деньги в условиях неолиберального этапа подрыва собственных основ капитализма (этапа, на котором мы и находимся сегодня) порождает следующий – один из важнейших и наиболее решительных шагов в подрыве этих основ, скрытых, повторю, за видимостью восстановления «классических» черт капитализма. Этот шаг (весьма половинчатый, непоследовательный) – подрыв собственно формы капитала как производственного отношения.

Для знатоков «Капитала» не секрет, что таковой является всеобщая формула капитала (Д – Т – Д+Д), противоречие которой, формулируемое К.Марксом в виде антиномии (Д возникает и не возникает в обращении), имеет, как было отмечено в первой главе, историческим прообразом допотопные формы капитала (купеческий и ростовщический капиталы, действующие вне непосредственного материального производства). В теории К. Маркса показывается, что противоречие всеобщей формулы капитала разрешается так, что товар рабочая сила в материальном производстве создает не только эквивалент стоимости своей рабочей силы, но и прибавочную стоимость.

Разрыв этой связи ныне происходит как бы (это объективная видимость) путем «возврата» к извлечению Д вне материального производства, в рамках обращения, где трансакции (используем этот модный термин неоинституционализма), сделки с товарами (Т) и деньгами (Д) как бы (опять объективная видимость) сами по себе приносят дополнительные деньги (Д; выражаясь языком economics, – прибыль).

Но нынешний этап – это не просто возврат к спекуляциям торгового и ростовщического капитала. Это нечто большее. Накладываясь на гигантский рост обобществления в мировом масштабе (высокоэффективные и дешевые транспортные и телекоммуникационные системы и т.п.) и, главное, генезис информационных технологий, «рынка сетей» и виртуальных денег, капитал порождает в процессе своего самоотрицания новое пространство и время своего доминирования – сферу трансакций[250]. Прежде всего – это пространство и время жизнедеятельности международного виртуального (фиктивного, финансового) капитала, которые могут быть соотнесены с формой финансового рынка. Именно здесь сегодня сосредоточены основные (по своей роли) и гигантские (по своим масштабам, сравнимым с бюджетами государств) капиталы современного мира.

Этот фиктивный капитал оторван от материального производства по самой своей природе и лишь в конечном итоге (после сложнейшей системы опосредствований) обязан своей жизнью (1) капиталу, накопленному за столетия своего господства и (2) собственно материальному производству, где наемные работники создают прибавочную стоимость. (Существенно, что последняя производится ныне многочисленным как никогда ранее мировым классом наемных работников, сосредоточенных преимущественно в странах «третьего мира» в материальном производстве и других отраслях, где создается стоимость).

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.