Миф о правовом нигилизме

Уже не секрет, что в качестве безнадежно «отсталого», примитивного воспринимается Западом, а также правящей политической и экономической элитой и российский народ. Непонимание правовой ментальности российского народа, нежелание замечать идеологический компонент рецепции западного права в России, да и просто «нелюбовь» к россиянам приводит политиков и исследователей к уникальному для России мифу о правовом нигилизме россиян как основном факторе, препятствующем благостным реформам. Этот миф прячет истинные причины отторжения русским народом западной правовой культуры, перекладывая всю вину за правовой геноцид с плеч правящей элиты на плечи «неблагодарного» русского народа.

Основная «заслуга» в предательстве интересов русских как нации лежит даже не на компрадорской правящей элите, а именно на интеллигенции, на научном мире гуманитарной направленности (это, прежде всего, философия, политология, юриспруденция).

Вообще, необходимо признать факт, что феномен правового нигилизма в России всегда занимал умы российских ученых в моменты государственно-правового кризиса, когда подготавливается почва для массовых инокультурных заимствований, в том числе и правовых. Исследователи просто поголовно убеждены, что Россия – это страна правового невежества, отрицания любого права. Правовой нигилизм сравнивается с «лакмусовой бумажкой», показателем здоровья общества и государства[1].

Идеологическая установка, содержащаяся в мифе, позволяет при ее усвоении обществом быстрее отойти от традиционного отечественного правового сознания, усвоив западные правовые ценности в необходимом для правящей элиты аспекте. Основу рассматриваемого мифа составляет демонстрация отсутствия как такового права и правосознания в целом в России, при одновременной идеализации западной модели правового развития общества. Такое «сравнение» должно убедить общественность в перспективности и выгодности правовых заимствований.

О правовом нигилизме рассуждал в свое время Президент Российской Федерации В.В. Путин, считающий, что «недостатки и ошибки нашей судебной системы способствуют росту правового нигилизма. По данным социологических опросов, люди все чаще стремятся уйти от сложных судебных процедур. Они боятся, “как бы их не засудили”. И что самое опасное – теряют уважение к закону...»[2].

Принципиальное неверие в российский народ демонстрирует и новый российский Президент России Д. Медведев. Он считает, что одна из проблем – «это правовой нигилизм, который заселил Россию»[3]: «Я неоднократно высказывался об истоках правового нигилизма в нашей стране, который продолжает оставаться характерной чертой нашего общества. Мы должны исключить нарушение закона из числа наших национальных привычек, которым наши граждане следуют в своей повседневной деятельности»[4].

В своем выступлении на V Красноярском экономическом форуме будущий Президент России Д. Медведев уже заклинал население, чиновничий аппарат, судейское сообщество отказаться от правового нигилизма: «По сути, мы стоим перед историческим выбором. Первый вариант – продолжить жить по принципу известного афоризма, что в России “жестокость законов компенсируется необязательностью их исполнения”. Но такой подход, в моем представлении, ни в коей мере не соответствует задаче построения современного общества. Неуважение к закону всегда приводит к неуважению прав других людей и несоблюдению собственных обязанностей. Какие уж тут равные возможности, если все знают, что прав всегда окажется тот, у кого “зубы острее”, а не тот, кто соблюдает закон? Второй, и, очевидно, единственный позитивный вариант состоит в том, чтобы радикально изменить ситуацию в правоприменении. И начинать надо с себя. Чиновникам и милиционерам, судьям и прокурорам, предпринимателям – нам всем, каждому на своем рабочем месте. Тогда граждане почувствуют себя хозяевами своей страны. Всегда смогут защитить свою честь и достоинство, свободу и безопасность. И будут знать, что государство оберегает их от произвола, от беспредела, который творится в обществе. Для этого нужна и политическая воля, и гражданское мужество. И такая политическая воля и у меня, и у руководства страны есть. И так должно быть. Другого пути у нас с вами нет. Без этого не будет никакого нормального общества, никакой нормальной жизни. Это тот минимум, тот фундамент, на котором мы будем продолжать строительство России, России настоящего и будущего. В основе этого пути должно лежать видимое для всех улучшение работы судебной системы. Надо сделать все, чтобы люди поверили, что суды – это то место, где принимаются справедливые решения, где они могут найти защиту от нарушителей закона, будь то уличный хулиган или чиновник. Ведь чиновник, не исполняющий закон, подрывает доверие к власти, а значит – к демократическим устоям в целом»[5]. Любопытно, почему он не начал с себя… Кстати, министры и остальные чиновники также остались глухи к этому призыву.

Вообще-то фиксация «неправового» характера российского народа, выражающегося в феномене правового нигилизма, нашла отражение на законодательном уровне.

Так, Конституционный суд в 1992 г. зафиксировал следующую ситуацию в российском обществе: «Конституционный строй нашего государства – под угрозой. Противостояние различных политических сил приближается к крайней черте. Усиливается правовой нигилизм, попираются основополагающие конституционные принципы, разрушаются гражданский мир и согласие. Отдельные должностные лица и политические лидеры различной ориентации выступают за устранение конституционных органов власти. Все чаще раздаются призывы к насильственному свержению конституционной власти, к разжиганию социальной, национальной и религиозной розни, нередко сопровождаемые насильственными действиями. Возникла опасность втягивания армии в разрешение внутренних конфликтов. Огромный размах приобрела преступность, лишившая граждан чувства безопасности. Падает доверие людей к власти. Принимаемые законы, акты Президента и Правительства не выполняются либо не достигают желаемых результатов»[6].

Разгул преступности, по мнению законодателей, является основным следствием правового нигилизма, охватившего российское общество: «Основные причины разгула преступности кроются в кризисном состоянии и нестабильности общества, в правовом нигилизме, охватившем и властные структуры на всех уровнях, отсутствии системы предупреждения, несовершенстве правовой базы, серьезных просчетах в правоприменительной практике, низкой раскрываемости тяжких преступлений»[7].

Концепция национальной безопасности, утвержденная Указом Президента, определяет, что «отсутствие эффективной системы социальной профилактики правонарушений, недостаточная правовая и материально-техническая обеспеченность деятельности по предупреждению терроризма и организованной преступности, правовой нигилизм, отток из органов обеспечения правопорядка квалифицированных кадров увеличивают степень воздействия этой угрозы на личность, общество и государство»[8].

Постановление Правительства РФ от 20.02.2006 г. № 100 "О федеральной целевой программе "Повышение безопасности дорожного движения в 2006-2012 годах" определило основной проблемой совершения преступлений правовой нигилизм россиян: «Государственное и общественное воздействие на участников дорожного движения с целью формирования устойчивых стереотипов законопослушного поведения осуществляется на недостаточном уровне. Ситуация усугубляется всеобщим правовым нигилизмом, осознанием юридической безответственности за совершенные правонарушения, безразличным отношением к возможным последствиям дорожно-транспортных происшествий, отсутствием адекватного понимания участниками дорожного движения причин возникновения дорожно-транспортных происшествий, недостаточным вовлечением населения в деятельность по предупреждению дорожно-транспортных происшествий»[9].

Одним из основных направлений перспектив развития системы мониторинга законодательства и правоприменительной практики в РФ является «преодоление сложившихся традиций правового нигилизма с помощью формирования у людей чувства сопричастности к законотворческому процессу и ответственности за его результаты, повышения доверия к законодателю и закону»[10].

Даже в Федеральной целевой программе по усилению борьбы с преступностью на 1999-2000 гг., утвержденной постановлением Правительства Российской Федерации от 10.03.1999 г. №270, говорит, что сложившаяся в обществе криминогенная ситуация явилась следствием ряда причин, в том числе и углубляющегося правового нигилизма.

Конечно, серьезно воспринимать такую информацию нельзя. Господствующий класс и обслуживающий его государственный аппарат никогда не будет делиться с населением чем-либо материальным, не говоря уже о том, чтобы жить по общим законам. Популистские лозунги правящей элиты лишь демонстрируют безнадежное положение вещей для большей части населения Российской Федерации.

Показательно, что на «низкую правовую культуру граждан» сетует даже Уполномоченный по правам человека[11], рассуждая о неких проблемах «доступа к правосудию». Интеллектуальный «рупор» же Генеральной прокуратуры Российской Федерации, заместитель Генерального прокурора А. Звягинцев с горечью сообщает, что все «наши беды не от дураков и плохих дорог, а от того, что во все времена законопослушание было не самой большой добродетелью на Руси. Наше Отечество еще и сегодня во многом остается страной обычаев. Поэтому очень непросто дается строительство правового государства»[12].

Это неверие в русский народ, зачастую – презрение к нему является наследием реформаторства 90-х годов. Показательно, что реформаторы российского государства рассматривали русский народ как основное препятствие в реализации задуманных прозападных реформ.

Достаточно привести хорошо известные фразы-лозунги недавнего прошлого: «Россия – сука!» (А. Синявский); «Россия – тысячелетняя раба» (В. Гроссман); «Россия должна быть уничтожена» (Т. Щербина); «Русские дебильны в национальном отношении» (Р. Озолас); «Русский народ – народ с искаженным национальным самосознанием» (Г. Старовойтова) и пр.[13]

Как идеологическое обоснование, с 1987 года внедрялись идеи откровенного социал-дарвинизма. Например Н.М. Амосов откровенно рассуждал на тему человека российского так: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу – ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых»[14].

Внутренний расизм российских «радикал-реформаторов» закономерно превратился на Западе во внешний расизм: существует расистское отношение к России в целом как к стране, недостойной тех бесценных ресурсов, которые лежат на ее территории. Образ плохо управляемой страны, начиненной саморазрушающимися ядерными складами, наводненной экстремистами, непредсказуемой и невменяемой, – все это выступает как объективная необходимость внешнего вмешательства и внешнего управления. Наши «реформаторы» вовремя не заметили радикального изменения своего имиджа на Западе: вместо респектабельных реформаторов-романтиков свободы там уже сложился образ насквозь коррумпированной, вороватой и вероломной шайки, все практики которой находятся вне цивилизованного поля и поля легитимности. Иными словами, образ России начинает складываться по той же модели, что и образ Африки, нуждающейся, как сегодня вполне откровенно говорят, в «реколонизации»[15].

В принципе, от обвинений в правовом нигилизме до утверждения овредоносности российского общества в целом даже не один, а полшага. И они уже почти сделаны…

Правовой нигилизм рассматривается как истинное бедствие российской цивилизации.

Так, В.Б. Ткаченко считает правовой нигилизм одним из факторов, представляющих угрозу национальной безопасности: «Правовой нигилизм в наши дни получил широкомасштабное распространение в российском обществе: его проявления можно наблюдать в сфере повседневных взаимоотношений между людьми, в деятельности высших законодательных органов и федеральных органов исполнительной власти, в практике осуществления своих полномочий органами власти субъектов Федерации и т.п. Это обстоятельство заставляет на государственном уровне рассматривать правовой нигилизм в качестве одного из негативных факторов, представляющих угрозу национальной безопасности…»[16].

Е.В. Михайлова рассматривает правовой нигилизм как проблему системного характера. По ее мнению, право признается гражданами России номинально, как важный общественный институт, но далеко не всегда используется ими в качестве реального инструмента удовлетворения коллективных и индивидуальных особенностей[17].

О.Р. Гулина считает, что правовой нигилизм российского общества мешает ему полноценно войти в «единое правовое поле европейского сообщества»: «Проблема правового нигилизма актуализируется вхождением Российской Федерации в единое правовое поле европейского сообщества. Правовая система России находится на распутье, ее еще нельзя отнести к системе европейского права. Но стоит заметить, что российское законодательство уже отошло от своего «социалистического якоря» и развивается в направлении европейской правовой семьи. Член правового поля европейского сообщества должен выполнять непреложные требования, предъявляемые ко всем участникам данной правовой общности. К таковым, несомненно, относятся: внедрение в правовую систему страны основных предпосылок для создания правового государства и создание юридической базы для процветания правовой культуры. Уровень ее развития должен адекватно отражать такие ценности, как верховенство права, принцип разделения властей, народовластие, права человека и гражданские свободы. Именно по этим критериям современное российское общество еще далеко от правового государства в его европейском понимании»[18]. Она убеждена, что «европейское правосознание, базирующееся на идеях правового государства и гражданского общества, свободного рынка, не воспринимается большинством россиян в силу исторически сложившейся контркультуры права»[19].

Г.Н. Утенков эмоционально вопрошает, «не является ли политико-правовой нигилизм той спрятанной частью айсберга общественного беспредела, которую мы не видим или не хотим замечать?»[20]

Утверждается, что правовой нигилизм – это именно русский феномен, особая черта русского менталитета.

Г-н О. Г. Щедрин вполне откровенно пишет: «Русскому правосознанию в современной России присущи следующие этнические особенности: государственно-правовой нигилизм, преобладающий во всех слоях российского общества, духовная ослабленность русского народа, отсутствие национального единства, национальной гордости и стремления отстаивать собственные права»[21].

Даже само отрицание этого факта звучит именно как подтверждение. О.Р. Гулина считает, что «никто не осмелится утверждать, что даже в европейских странах право опосредует все общественные отношения. Это дает нам возможность утверждать, что правовой нигилизм – неотъемлемая часть всех правовых систем. Но на Западе правовой нигилизм – фоновый элемент правовой системы, а в России – базальный. Именно поэтому о России естественно устоявшееся представление societas ius (общество без права)»[22].

Совершенно не слышно о существовании, скажем, армянского, азербайджанского, еврейского, бурятского, эвенкийского, чукотского, чеченского, удмуртского правового нигилизма. Наоборот, в российской литературе доказывается, что это именно те самые правовые общества с давней, многовековой историей права. В российской литературе мы можем найти множество восторгов по этому поводу (например, по чеченскому обычному праву). И такое же количество интеллектуальной грязи в отношении русского, с отрицанием какого-либо позитивного правового прошлого, хоть даже и тысячелетнего. Отчетливо просматривается феномен российской научной гуманитарной мысли – «правовой нигилизм» российских ученых в отношении правосознания русского народа. Здесь, видимо, работает пресловутый закон «отрицания отрицания»: унижая других, возвышаешься сам.

В современной российской научной литературе утвердилось как данность положение, что лишь «в западных цивилизациях право является основной социальной ценностью»[23], в отношении же России признанным и «научно» доказанным является факт «низкой степени развития правовой активности граждан России», «низкого уровня правовой культуры»[24], «правового нигилизма русского народа»[25].

Особенно в обличении русского народа, в выражении к нему презрения, в откровенном русофобстве искренне усердствуют молодые аспиранты и ученые. Это свидетельствует о тревожной тенденции отрыва от корней российской цивилизации будущего пласта интеллигенции и чиновничества. Чем это чревато для России? Прежде всего, геноцидом научным и политическим. Это уже наступило и начинает развиваться с пугающим размахом. Армия «обличителей» кропотливо трудится над фальсификацией истории, над выдумыванием особенных, национальных черт, свидетельствующих о неспособности русского народа быть таковым. О том, что данная позиция активно поддерживается государством, свидетельствует сама возможность утверждения таких диссертаций. Достаточно привести наиболее яркие примеры любви к российскому народу.

Так, М.Б. Смоленский заявляет, что «нигилистическое отношение к праву как тенденция укоренено в специфике правового менталитета россиян, составляя одну из характеристик отечественной культурной традиции»[26].

Н.С. Токарь выявляет в русской правовой ментальности «как минимум, две особенности»: «Первая особенность связана со спецификой юридического менталитета российского общества, который изначально отличался небрежным, отрицательным отношением к праву. Вторая особенность – этатизм, включающий чрезмерную, неоправданную ориентацию на государственную власть и сопровождающийся бесправностью личности в ее отношениях с государством»[27].

А.В. Куликова пишет, что «правосознание большинства россиян характеризуется доминированием размытых представлений о праве, правовой сфере, недоверием к учреждениям права, в особенности к законодательным и правоохранительным органам»[28].

И.В. Головина считает, что «современное правосознание россиян неустойчиво и эклектично, основным доказательством чему является правовой нигилизм, рассредоточение содержания и объектов права, имеющие исторические корни»[29].

О.Р. Гулина убеждена, что «особенность российского правового нигилизма обусловлена исторически сформировавшимся общинно-соборным образом жизни в противовес либерально-индивидуалистическому на Западе. В России – приоритет общественных интересов, а на Западе – господство индивидуальных прав и свобод»[30].

О.А. Долгополов отмечает, что «в современных российских условиях нигилизм выражается в самых различных формах: неприятие определенными слоями общества курса реформ, нового уклада жизни и ценностей, недовольство переменами, несогласие с теми или иными политическими решениями и акциями, неприязнь или даже вражда по отношению к государственным институтам и структурам власти, их лидерам; отрицание несвойственных российскому менталитету нравственных ориентиров»[31].

Другой достаточно известный в научном мире россиянин, Р.С. Байниязов, в солидном научном журнале пишет следующие строки: «… Российский менталитет неадекватно воспринимает ценности правовой культуры общества, что правовой менталитет дистанцируется от правовой культуры, от ее общечеловеческих ценностей и начал, таких, как неотчуждаемые права человека, правовая автономия индивида в рамках юридического сообщества, доминанта права над государством и т.д. Это происходит, поскольку данные социально-правовые ценности для российской ментальности нетрадиционны. Они не стали “родными” для российского сознания, что объясняется его нерациональностью»[32].

Доктор юридических наук, профессор В.М. Ведяхин, уже опираясь на авторитетное мнение своего коллеги Р.С. Байниязова, «закономерно» приходит к выводу, что, оказывается, «беда российской действительности состоит в отсутствии законоуважающего, правоуважающего сознания. Российская ментальность по своей сути является закононигилистическим образованием. Именно это доминирует в ее юридической традиции»[33].

Особенно на ниве обличения в правовом нигилизме россиян выделился г-н Н.И. Матузов. Он объявил российской общественности, что именно «правовой нигилизм имеет в нашей стране благодатнейшую почву, которая всегда давала и продолжает давать обильные всходы. Сегодняшняя система российского права просто опутана паутиной политико-правового нигилизма»[34].

В отношении к русскому народу доказывается положение, что «уважение к закону – весьма серьезная вещь. Оно обеспечивает “игру по правилам”, а значит, надежность и предсказуемость самых разных отношений как между гражданами, так и между гражданином и государством. Российский правовой нигилизм всем известен. <…> Неукоснительность исполнения закона должна входить в нашу жизнь, становиться привычкой для всех граждан, вне зависимости от их социального и финансового положения»[35].

Г-н С.Б. Мкртычев в отношении русского народа и российского права рассуждает следующим образом: «Если для Западной Европы гуманизм явился продуктом длительной эволюции ее культуры, создавшим необходимые духовные и интеллектуальные условия для возникновения современного права, то в России гуманизм есть результат внешнего влияния, и долгое время он не оказывал воздействия на нормативно-правовую сферу. Представляется, что такая ситуация во многом характерна и для современной правовой системы страны, которая хотя и признает гуманизм в качестве ведущего принципа ее модернизации, но не опирается на его содержательную интерпретацию, что во многом обусловлено стереотипами российского правосознания и правопонимания, являющимися составной частью правовой системы и ведущими, в складывающихся обстоятельствах, к правовому нигилизму»[36]. Таким образом, российскому праву в принципе отказано в гуманизме… Может, кто-то из научной братии встал на защиту русских? Нет таких…

Но уже хорошо известно, что древнерусское право, в отличие от восточных и западноевропейских образцов, сравнительно редко предусматривало смертную казнь, устанавливало юридическую ответственность в зависимости от степени вины, охраняло телесную неприкосновенность. Самое существенное в подобном отличии – это главенствующее значение в российском праве вплоть до XVI столетия состязательного процесса, в рамках которого обе стороны – и обвинитель, и обвиняемый – считались «истцами» и имели почти равные права. Даже в более позднее время, когда в царской России по зарубежным образцам вводились «розыск», инквизиционные принципы, сохранял свое значение и исконно русский суд с присущим ему состязательным процессом. Может быть, в этих давних, относительно прогрессивных доимперских правовых традициях России как-то отразилось то, что свойственно ей: спокойная чистота русской природы, мягкость русского характера, благородство духовной жизни ее народа[37].

В чем только не видят истоки российского правового нигилизма! Превзошел всех некий ученый от юриспруденции В.Б. Ткаченко: «Некомпетентная критика права, юридический фетишизм, правовой идеализм, правовая мифология и правовой инфантилизм, в конечном счете, способствуют формированию и распространению в российском обществе правового нигилизма, выступающего деструктивным фактором для правового сознания российского общества»[38]. Вот как!!!

Другие же ученые даже гордятся феноменом русского правового нигилизма, так как это якобы вполне нормальное для российской правовой культуры явление, которое вовсе не свидетельствует о низком уровне правосознания или о слабости правовых традиций. Скорее наоборот: ситуация массового нормативного юридического нигилизма предполагает весьма высокое морально-правовое сознание общества, жестко верифицирующего культурную и социальную адекватность писанного права[39].

В научной литературе встречаются и другие достаточно любопытные рассуждения-фантазии на тему правового нигилизма. «Ничто, пожалуй – откровенно пишет В.А. Громыко, – не занимает русского человека так, как целенаправленный поиск пробела в законодательстве (а таковых достаточно) и ловкий уход (причем не всегда противоправный благодаря лазейкам в правовых актах) от исполнения нормативного требования»[40].

Такое специфическое отношение к российскому народу и, соответственно, российскому праву позволяет исследователям разделить цивилизации на два типа: «правовые» (западные) и «неправовые» (русская).

Так, О.В. Орлова характеризует культуры «неправового» типа: «В культуре же неправового типа, или в цивилизациях системо-центристского типа, преобладают неправовые способы и методы регуляции общественных отношений и соответственно доминирует неправовой тип личности, для которого характерно отрицание свободы, ограничение личной инициативы и, наоборот, коллективизм в самых разных его исторических формах (например, сельские общины, артели, колхозы и т.п.). Коллективизм предполагает властную организацию любой социальной деятельности и безусловное подчинение власти, порождает нивелирование отдельных индивидов, уравнительность. Он демонстрирует высокую мобилизационную способность населения в экстремальных (кризисных) ситуациях и дает человеку ощущение стабильности бытия. Но это не свободное бытие, а бытие сытого раба. Неправовая культура воспитывает рабскую покорность в ответ на насилие или угрозу насилия»[41].

И.В. Скасырский также приходит к «закономерному» выводу: «В национальном сознании формируется определенный тип мировосприятия, наиболее ярко проявившегося в своеобразном отношении русского народа к праву и правопорядку. В массовом сознании закон воспринимался как неоспоримое проявление высшей власти, но, тем не менее, на индивидуальном уровне он осознавался как некий предел, поставленный свободе воли или действию, и был, таким образом, мерой несвободы. Оспорить его нельзя – он непререкаем, но обойти можно, так как он ставит препятствия для реализации свободы и воли человека, а, следовательно, по утвердившемуся в массовом сознании миропониманию, является бессмысленным»[42].

Удивляет стойкая прозападная позиция российских ученых, убежденно пишущих о некоем правовом нигилизме российского общества, якобы активно противодействующего всем благим начинаниям государственной власти. Рассуждения таких ученых достаточно красноречивы и бесхитростны.

Так, А.Н. Зрячкин убежден, что «практическому воплощению <...> гуманистических идей, провозглашенных российской Конституцией, мешают различные негативные факторы и аномалии, одним из которых является правовой (или юридический) нигилизм. Именно его влияние в конечном счете способно затормозить проведение демократических реформ в России»[43]. В.А. Туманов пишет, что как только страна отказалась от тоталитарных методов правления и попыталась встать на путь правового государства, так сразу же дал о себе знать низкий уровень правовой культуры, десятилетиями царившие в ней пренебрежение к праву, его недооценка[44].

Е.С. Козина рассуждает о народном «социальном инфантилизме», мешающем воцарению демократии западного образца: «Отсутствие опыта реального участия российского избирателя в политическом процессе, его неспособность критически оценить предлагаемый социальный проект во многом объясняет как первоначальную поддержку радикальных изменений в области социально-экономического устройства государства и общества, так и последующее разочарование в «прекрасном демократическом будущем»[45].

С.А. Софронова убеждена, что «российская правовая система уже переживала периоды полного отказа от наследия прошлого и изоляции от внешнего правового мира, что привело к стагнации, неэффективности правового регулирования общественных отношений, к обострению правового нигилизма и так далее»[46].

Иными словами, только рецепция западных ценностей есть лекарство от исконного российского варварства. Мысль интересная, но совершенно лживая. Российское общество никогда не было закрытым от внешнего мира, разве только в фантазиях отдельных ученых…

Но, как следствие, становится возможным «доказывать» в научной литературе, что только у русских:

– право считается неполноценной и даже ущербной формой регулирования социальной жизни; в нем видят отживающий институт, лишь на время и лишь в силу печальной необходимости заимствованный у иных (западных) обществ;

– отрицается гуманистический смысл правовой нормы; ее непременная (если не прямая, то косвенная) отнесенность к задаче защиты личной независимости: гражданской, трудовой, имущественной, вероисповедной, творческой – объявляется чем-то несущественным;

– широкое распространение получает социальный и политический патернализм, то есть понимание государственной власти как «родной и отеческой», призванной осуществлять авторитарное, а если потребуется, то и принудительное (ни на какое право не оглядывающееся) попечение о гражданах[47].

Зачастую правовая ментальность российского народа оценивается с собственных нигилистическо-правовых позиций. Достаточно привести рассуждение известного самарского ученого В.О. Белоносова. Он рассуждает о поведении российского народа так: «Двойственные чувства вызывает нормативное предписание об извещении обвиняемого о дне предъявления ему обвинения (ст. 172 УПК РФ). Апофеозом абсурда в этом плане является п. 4 ст. 172 УПК РФ, регламентирующий вызов обвиняемого, находящегося на свободе, в порядке ст. 188 УПК РФ (то есть по повестке или через средства связи, с указанием цели прибытия). Думается, что после такого вызова любой здравомыслящий постарается скрыться»[48].

Конечно, если рассматривать российский народ именно с таких «белоносовских» позиций, то, думается, здесь правовых норм вообще не нужно. Должны быть, наверное, только концлагеря да массовые расстрелы, так как доверять такому народу вообще бессмысленно… Украдет, да еще и обманет…

«Генетический» правовой нигилизм русского народа является бесспорным фактом российской научной литературы.

Так, госпожа В.А. Громыко выявляет якобы врожденный, «генетический» правовой нигилизм российского общества: «Явление правового нигилизма в российской правовой действительности является результатом исторически сложившихся духовно-нравственных элементов мировоззрения, передаваемых из поколения в поколение, что позволяет рассматривать его как категорию культуры с определяющим признаком традиционности»[49].

О генетическом правовом нигилизме пишет и О.В. Довлекаева, которая убеждена, что «в России всегда существовал правовой нигилизм. Общество редко выражает законопослушание, не воспринимает законы как высшую ценность. Несмотря на то, что государством за последние годы приняты новые законы и учреждены новые правовые институты, в целом позволяющие защищать права людей и разрешать конфликты, граждане и организации относятся к этим новациям со скепсисом и не проявляют желания пользоваться предоставленными им возможностями, по-прежнему предпочитая официальным (законным) способам обеспечения своих прав и интересов незаконные, вплоть до силового и финансового давления на структуры власти»[50].

Ей вторит и авторитетный российский ученый В.А. Туманов, считающий, что формирование национального сознания в России в течение длительного времени шло в таких условиях, которые не могли не породить широкомасштабного юридического нигилизма. Они – естественное следствие способов правления, которыми пользовалось русское самодержавие, многовекового крепостничества, лишавшего массу людей правосубъектности, репрессивного законодательства, несовершенства правосудия[51]. Иными словами, исторический путь России закономерно привел к правовому нигилизму русских.

Л.Г. Кумыкова доказывает, что российская цивилизация предполагает наличие правового нигилизма. Она пишет: «В отличие от Европы, где идеи прав человека получили развитие со времен буржуазных революций, в России исторические особенности развития идеологического, социального, экономического и иного характера (имперская государственность, крепостничество, идеология отвержения или непризнания права, пропагандируемая многими направлениями общественно-политической мысли России XIX-XX вв., общинный коллективизм, командно-административная система, феномен советского права, «перестройка» и т.п.) отодвигали институт права на периферию, обусловив современное состояние проблемы правового нигилизма[52].

Данную позицию разделяет и М.Б. Смоленский, считающий, что нигилистическое отношение к праву как тенденция «укоренено» в специфике правового менталитета россиян, составляя одну из характеристик отечественной культурной традиции[53].

Российская исследовательница И.И. Глебова считает, что нигилизм составляет основную черту характера русского народа: «В ситуации мгновенной утраты жизненных координат и ориентиров, скрепляющих различные образы действительности, свободы от нравственных ограничений, от партии – власти как “всесоюзного педагога” человек массы очень быстро утратил тонкую оболочку цивилизованности. Наружу вырвались ранее подавляющиеся инстинкты, ничем и никем не сдерживаемое естество. Поэтому в массе такие “человеки” составили нечто, мало похожее на современное западное открытое общество. <…> В нашем социуме скрылась “здоровая” неокультуренная основа, те стихийные силы, понятия, стремления, нравы, которые не принуждали когда-то скрывать “веселое” славянское язычество. Они столетиями перерабатывались под влиянием нравственных идеалов христианства, научного рационализма, затем были скованы насилием и верой-идеей большевиков. Но выжили, сохранились – быть может, потому, что сама русская жизнь постоянно “взывала” к ним. В 90-е годы общественную атмосферу определяли культ физической и материальной силы, поддерживавшие одна другую, требовавшие хитрости, коварства, цинизма. В общественной жизни восторжествовал эгоизм и асоциальность. Кажется, совершенно утратили свое значение понятие “нравственной силы” (напротив, утвердилась демонстративная безнравственность; из обихода, языка практически исчезли определения стыда, порока, не говоря уже о грехе), идеи самоценности человека (вне богатства и внешней силы), милосердия (отношения к “убогим” определяет презрение в языческом смысле слова, а не призрение – забота – в христианском)»[54].

Аналогично о российском народе рассуждает и И.Ю. Новичкова: «Отсутствие правовой культуры, навыков цивилизованной жизни и правил ведения политической деятельности, разрешения различных социально-политических и межнациональных конфликтов является одной из главных причин предельного обострения криминогенной обстановки в стране. Большинство проблем решается зачастую самым примитивным и варварским методом – путем насилий, преступлений, войны, экстремизма и оголтелого национализма. Налицо правовой беспредел в обществе»[55].

Философ П.А. Горохов также убежден в нигилистическом архетипе россиянина: «Но уже начинают оказывать влияние определенные качества нации, сложившиеся в веках такого существования: холопская униженность, разрушительное отношение к миру, всеохватывающий нигилизм (мир предстает как бы чужим, враждебным – ведь у крепостного все отнято, нет ничего своего, даже жизнью распоряжается всецело его господин), культ твердой руки, хозяина, сознание правомерности жизни под насилием и в насилии, нетерпимость…»[56].

Даже представитель философской науки С.Ф. Палинчак на почве обвинений русского народа в правовом нигилизме совершил научное открытие: «Правовой нигилизм в сознании народа исторически складывается стихийно. Из поколения в поколение передавались представления людей о том, что на Руси всегда правили люди, а не законы. Отсюда скептическое и негативное отношение к закону, как свойство натуры русского обывателя»[57]. Далее он продолжает: «К сожалению, исторически сложилось так, что русский народ имеет довольно низкий уровень правового сознания»[58].

В.Б. Ткаченко также считает, что высокий уровень правового нигилизма в российском обществе является результатом исторического наследия, связанного с антидемократическими формами осуществления государственной власти, низким уровнем правовой культуры, своеобразием национальной ментальности. Он расшифровывает это так: «Дефицит права и правосознания в нашем государстве имеет отдаленные корни, которые уходят в историю Российского государства. Формирование национального сознания в России отмечено наличием правового нигилизма у широких масс населения страны. Это – естественное следствие управленческой практики русского самодержавия, многовекового бесправия крепостничества, лишившего массу людей правосубъектности, разгула во все эпохи репрессивного законодательства, несовершенства правосудия, обусловленных своеобразным укладом жизни общества, экономическими, политическими и другими условиями. Сыграло свою роль и отсутствие значимого внимания к праву со стороны православной церкви (в отличие от католической, роль которой в рецепции римского права весьма значительна)»[59].

Современные учебные пособия «пестрят» тезисами о природном, историческом правовом нигилизме русских, т.е. о нашей неспособности к цивилизации. Так, самое «свежее» произведение принадлежит патриоту г-ну И.Б. Орлову. Вчитаемся в его строки: «Обращение к истории развития российского государства позволяет выделить в нем особенности, наглядно отраженные в политической культуре. Фактически весь исторический процесс древнерусского государства «работал» на своеобразие русской политической культуры. Длительное существование самоуправляющихся республик на севере страны и складывание свободного казачества на юге формировало анархические наклонности, нигилистическое отношение к власти и праву. Одновременно, продолжительное угнетение населения со стороны золотоордынских князей, неоднократные «смуты» и связанный с ними социальный и политический хаос сориентировали, в конце концов, народ на поддержку государства. За три столетия господства ордынцев население привыкло к жестокости как к неизбежному следствию властвования, а возможность облобызать стопы царя нередко вызывала умиление и рабский восторг. Это качество униженного послушания проявилось и в ХХ веке».[60] Хотелось бы, конечно, чтобы такие ученые были учеными именно на Западе, а не в России.

И, конечно, данная тенденция находит свою реализацию в таких безапелляционных утверждениях, как, например, у г-на Д.В. Меняйло: «Такое явление, как взяточничество, столетиями существовало в политико-правовой жизни нашего народа и закрепилось в нем как традиция. Взяточничество не собирается отмирать само собой, оно воспроизводится в большей или меньшей степени в каждом новом поколении людей»[61]. Итак, взяточничество – генетический порок российской цивилизации? Нет нужды говорить, что такие русофобские тезисы не имеют под собой никакой действительной исторической основы.

Г-н Г.Н. Утенков к основным источникам политико-правового нигилизма относит:

- исторические корни, ставшие естественным следствием многовекового самодержавно-крепостнического правления, репрессивного законодательства, несовершенства правосудия;

- распространенные в советские годы теорию и практику понимания и признания диктатуры пролетариата как власти, не связанной и не ограниченной законами;

- советскую правовую систему, в которой господствовали административно-командные методы, подзаконные нормативно-правовые акты, а конституции и немногочисленные демократические законы в значительной степени декларировали права и свободы личности; имел место и низкий престиж права;

- количественную и качественную корректировку политико-правовой системы прошлого в современный переходный период; кризис законности и неотлаженность механизма приведения в действие принимаемых законов, длительность процесса осуществления всех реформ, социальная цена которых оказывается слишком великой[62].

Особенно меня поразил истинный любитель российского народа писатель г-н М. Веллер, который, безапелляционно утверждает тезис о рабской российской психологии: «Рабское положение формирует рабскую психологию. Русские народные пословицы и поговорки о труде просто проникнуты трудолюбием и трудоголизмом. Работа не волк, в лес не убежит. От работы кони дохнут. И т.д. и т.п. и масса матерных. Малый противовес одобрений труду этого усталого задора не перетянет. Трудом праведным не поставишь палат каменных. Вот вывод народной мудрости. Господа – и ведь тысячу лет это остается на Руси правдой»[63].

Единственно, что утешает, делает он это, видимо, искренне, болея за «никчемный» русский народ. Видимо, к русским себя не причисляет. Конечно, а как же иначе, ведь именно так им определяется суть русского: «ИМПЕРСКИЙ РАБ»[64]!

Соответственно, выделяется и такая тенденция: положительные достижения тысячелетней истории российского права (а нам, россиянам, русским по духу, есть чем гордиться) в рамках данного мифа подвергать осмеянию или забвению. Огромная армия «исследователей», «пятая колонна» интеллигенции трудится над созданием убедительных доказательств исторической правовой отсталости, никчемности русского народа, бесперспективности совместной жизни с другими народами. Основной девиз – «возрождению Империи – нет!» Почему-то это очень совпадает с лозунгами Запада.

Ну и, конечно, примеры.

Печально известный идеолог переустройства России Е.Т. Гайдар так рассматривает историю России: «Россия попала в плен, в “колонию”, в заложники к военно-имперской системе, которая выступала перед коленопреклоненной страной как ее вечный благодетель и спаситель от внешней угрозы, как гарант существования нации. Монгольское иго сменилось игом бюрократическим. А чтобы протест населения, вечно платящего непосильную дань государству, не принимал слишком острых форм, постоянно культивировалось “оборонное сознание” – ксенофобия, великодержавный комплекс. Все, что касалось государства, объявлялось священным. Само государство выступало как категория духовная, объект тщательно поддерживавшегося культа – государственничества. В сущности, российское государство всегда насаждало единственную религию – нарциссический культ самого себя, культ “священного государства”»[65].

Отрицание самобытности исторического пути развития России, отождествление его с «варварством», «заблуждением», «мракобесием», чередой «тоталитарных ошибок», сделанных на почве национально-религиозного (православного) фундаментализма, можно встретить и в современных программных документах «СПС+Яблоко». Будущее России – в скорейшей переориентации на Запад, либеральные политические и экономические ценности, в скорейшей интеграции в глобальное сообщество. Соответственно, положительно оцениваются только те элементы многогранного исторического наследия русского народа, которые можно характеризовать как «западничество»[66].

В научной литературе также существует убеждение, что в принципе России вообще нечем гордиться. Эта страна извечно была населена диким, ленивым, бескультурным народом, не способным создать ничего положительного, а только одно вредоносное для всего мира. Встречаются попытки проследить генетическую «правовую отсталость» русского народа изначально, глубже 988 г., основываясь на некоем «характере славянской языческой мифологии». Так, А.П. Семитко считает, что если сравнить древнерусскую мифологию с мифологией некоторых других этносов, известных своей высокой правовой культурой (например, древнегреческой, древнеримской), то можно обнаружить, что древнерусская мифология, языческая религия сосредоточены, главным образом, на осознании и понимании восточными славянами природных явлений и процессов. Славянская мифология носила в основном аграрный, природный характер. Древнерусский человек не выделял, не воспринимал и не осознавал еще с достаточной четкостью социальности своего бытия, его нормативности, упорядоченности и иных характеристик, складывающихся в предправовой комплекс. Он был во многом погружен в природность, натурность, в кровнородственные связи и зависимости. Языческая религия была бедна организационными, нравственными и общественными идеалами[67].

Хотелось бы обратить внимание, что данная статья была опубликована в таком уважаемом юридическом журнале, как «Государство и право», и почему-то прошла незамеченной, не вызвав каких-либо существенных нареканий со стороны специалистов и общественности в целом.

При таком рассмотрении культурно-правовых ценностей русского народа грубо игнорируются, намеренно коверкаются гуманистические ценности русской культуры. Только отдельные исследователи при проведении даже поверхностного сравнительного анализа с недоумением замечают этот факт. Так, Н.Б. Шулевский считает, что при сравнении древнеславянской мифологии с древнегреческой, прежде всего, бросается в глаза отсутствие жестокости, страха, злобы, половой распущенности и извращенности не только среди высших богов древнеславянского пантеона – здесь даже демоны, духи соблюдают какую-то неписанную мораль. Нет бесконечных войн среди богов за бесконечный (!) мир, родители не пожирают своих детей (Кронос) и не заточают их в Аид, дети не калечат своих родителей (Зевс). Нет попыток перехитрить богов (Сизиф), проверить их мудрость (Тантал убил своего сына и приготовил из него блюдо для богов); нет сдирания шкур со смертных (Аполлон обесшкурил Марсия); нет уничтожения рода человеческого. Мир беспределен, места хватит всем, зачем воевать и мучить друг друга, – таков неявный лейтмотив всей древнеславянской мифологии. Из 163 персонажей в словаре «Персонажи славянской мифологии» в 21 злое начало преобладает над добрым, в 60 злое начало подчинено добру, а в остальных добро безусловно доминирует над злом. Все это, несомненно, свидетельствует о неразвитости древнеславянской культуры и мифологии. Что это за культура, в которой не убивают, не расчленяют, не поедают своих детей, не устраивают инцестов и других подобного рода развлечений![68]

Особенные нарекания исследователей вызывает рецепция православия у Византии. Именно в этом они видят проблемы современного правового нигилизма русских и российской державности. Здесь истинное выдается за ложное. Давайте послушаем «доводы» этих ученых.

Так, Г.Ю. Любарский утверждает, что «Русь строила себя по образцу Византии, а Византия была многонациональным государством без естественных границ и в окружении агрессивных соседей. Византии было свойственно на протяжении всей ее истории централизованное мощное государство, подчинившее себе все остальные сферы общественного развития. <…> Переразвитие государственной власти сопровождалось своими следствиями: Византия характеризовалась пересечением функций различных административных органов, всеобщим взяточничеством, казнокрадством, покупкой титулов и должностей. Имущественная и социальная неустойчивость порождали произвол властей и эгоизм, индифферентность населения. Возникает особое сочетание индивидуализма населения без свободы личности. Этот культурный шаблон и заимствовала Россия»[69].

Вот ведь, оказывается, в чем причина коррупции! Это – печальное наследие Византии... То есть не министр берет мзду, не чиновник, нет, это наше византийское прошлое виновато! И это пишут российские ученые, рассуждает сердобольная и уже не нищая российская интеллигенция.

Вячеслав Полосин витиевато глумится над русским народом: «По образу Византии русские стали пресмыкаться перед всякой властью, якобы данной от Бога, а вместо суверенного права на изгнание любых нечестивых и профнепригодных воевод стали все терпеть и ждать “доброго царя-батюшку”. Свободолюбивые Святославы, Игори, Всеволоды, Дружины, Лады, Людмилы и Ярославны стали “ваньками” и “маньками” у чужеземных “помазанников свыше”, не имевших часто и капли русской крови. Даже считающееся почему-то русским имя “Иван” в оригинале на иврите пишется “Иегоханан”, звучит “Йоханан” (в греческом произношении: “Йоханис”, славянское “Иоанн”) и переводится на русский язык как “подарок Иеговы”»[70].

Оставим это «рассуждение» на совести российского автора с русской фамилией. Искренне надеюсь, что он не занимается педагогической деятельностью. Но ведь даже доктор экономических наук, научный сотрудник РАН Г.С. Лисичкин вполне искренне призывает к исторической памяти россиян: «Давайте не забывать, что свое христианское родство мы ведем не от Рима, а от Византии, где существовала тоталитарная государственность, где изначально отрицались права человека, индивидуума, где осуществлялось порочное огосударствление Церкви»[71].

Мне бы очень хотелось, чтобы этот ученый занимался именно своим экономическим профилем и не стыдил бы русский народ своими псевдонаучными историческими фантазиями. Это еще хорошо, что доказан факт отсутствия в древнерусском обществе рабства, а то ведь чего бы мы не наслушались!

При рассмотрении древнерусского общества идеологически позиционируется его принципиальная отсталость от западного общества этого же периода. Так, И.Н. Данилевский пишет, что «всем членам древнерусского общества, кроме самого правителя, в свободе отказывалось»[72]. И г-н Р.М. Овчиев также убежден в отсутствии самого понятия свободы у русского человека: «Для российского общества, практически не имевшего позитивного исторического опыта права как свободы, в правосознании которого доминировали, с одной стороны, установки на авторитарно-тоталитарное бесправие, а с другой – идеалы анархистской вольницы, всего несколько лет развития без прежнего тоталитарного прессинга в условиях пусть и неразвитой, далеко не полной, но уже вполне реальной правовой свободы, стали весьма эффективной школой формирования правового сознания населения, основанного на понимании внутренней взаимосвязи права и свободы»[73].

Таким образом получается, что русские и свобода – понятия несовместимые! И это уже устоявшаяся в гуманитарных науках тенденция унижать русский народ.

Российская ментальность отличалась и в отношении дихотомиии этики труда русского народа принципам наживы. Им духовная, «почвенническая» фигура традиционного русского «хозяина» противопоставляется капиталистическому предпринимателю. Последний стремится только к максимальному извлечению прибыли, у него есть лишь одно отношение к окружающим его вещам – это «производственная единица», получение наибольшего чистого дохода. «Хозяин» же, напротив, ставит своей главной целью не просто обеспечить материальные основы жизни людей, работающих в его хозяйстве, но и по возможности достичь того, чтобы они были довольны своей участью. Без достижения этой цели ему «как бы и хозяйство не в хозяйство», ради нее он готов нести жертвы за счет своих доходов. Хозяйское отношение переносится и на предметы неодушевленного мира, где каждой лошади, телеге, машине и постройке хозяин стремится обеспечить возможную долговечность, наилучшее состояние, гармонию с окружающей средой. В основе понятия о хозяйском отношении лежит представление не о такой деятельности, которая направлена исключительно к получению наибольшего дохода, к «выжиманию» его в первую очередь из человека, но затем также из лошади, телеги, машины, постройки и земли, – но такой, которая, наряду с целью получения доходов, ставит как самостоятельную цель сохранение и расширение довольства работающих в хозяйстве людей, поддержание и повышение порядка и качественности обнимаемых рамкой хозяйства скотов и вещей[74].

Утвердилась, как следствие, тенденция не рассматривать вообще российскую государственность как цивилизацию: «Россия не является самостоятельной цивилизацией и не относится ни к одному из типов цивилизаций», так как народы, населяющие Россию, «проповедуют ценности, которые не способны к сращиванию, синтезу, интеграции… татаро-мусульманские, монголо-ламаистские, православные, католические, протестантские, языческие и другие ценности нельзя свести воедино»[75].

Е. Басина, в ключе рассматриваемой тенденции, «обоснованно» утверждает, что «Россия – это всего лишь “кривое зеркало Европы”… восточно-европейская культура, тщетно притязающая быть самостоятельной цивилизацией»[76].

Для Н.Г. Козина же Россия – это «вечно переходное общество, потому что являемся цивилизационно не закрепленным обществом, а потому вечно переходим к нечто иному, до конца не реализовав потенциал развития наличной социально-экономической реальности»[77]. Л.И. Семеникова пишет, что Россию можно назвать не иначе как «дрейфующим обществом на перекрестке цивилизационных магнитных полей»[78].

В ряде случаев недовольство русским народом приобретает характер неприкрытого русофобства. Откровенно высказывается, что русские – народ с рабской (холопской) психологией, которому нет дела до права. Право – удел господ.

Вчитаемся в слова «исследователей» русской «рабской» ментальности. Например, г-жа С.Л. Баяхчева пишет: «Главным препятствием со времен Чаадаева и до сих пор является то, что мы до конца так и не преодолели психологию рабства, а оно порождает страх, эгоизм и местничество. Сознание россиян разорвано стычками западников и славянофилов, “левых” и “правых”, революциями, перестройками и реформами. Наша страна стала заложником постоянных перемен. В России быть гражданином – значит находиться в оппозиции к власти. А такая ситуация деструктивна для общества в целом. Эта ситуация не позволит обеспечить полностью логику общественных перемен, ни революционных, ни реформаторских»[79].

Конечно, может быть, г-жа С.Л. Баяхчева и рассматривает себя в качестве носителя психологии рабства, однако считать весь остальной народ обладателем оной у нее нет никакого морального права.

На «рабскую психологию» русского народа указывает и А.Г. Сорокин. Он, констатируя, что многочисленные социологические исследования свидетельствуют о достаточно низком уровне правосознания современного российского общества[80], вдруг находит причины в негативных последствиях не до конца преодоленного крепостного сознания: «Замкнутость, безынициативность граждан, неумение и нежелание отстаивать свои права, командно-административные методы, низкая роль суда, всяческое игнорирование прав и свобод человека и гражданина, – все это накладывало и продолжает накладывать отпечаток на правосознание граждан»[81]. Надо ли упомянуть, что его диссертация была успешно защищена в России?

Косвенно доказывается тезис, что рабская психология русских в отрицании права соотносится с деспотическим характером государственной власти, закономерно обусловливая ее. Так, Т.Ф. Юдина пишет, что «правосознание раба – это покорность, унижение, но никак не признание и не уважение к закону. <…> Деспотический характер государственной власти в Российской Федерации обусловил формирование такого уровня правосознания российского общества, характерной чертой которого является правовой нигилизм. Сложился устойчивый стереотип неуважения к праву, закону (“Закон что конь, куда хочешь – туда и вороти”, “Закон, что дышло, куда повернешь, туда и вышло” и т.д.), связанный, прежде всего, с низким качеством законов, их карательной направленностью, недоступностью и неясностью их содержания для населения. Поэтому сегодняшнее проявление правового нигилизма имеет глубокие корни и связано со спецификой развития нашего российского государства и права в дореволюционный период»[82].

Иными словами, российское «рабское нутро» привело не только к феномену правового нигилизма, но и к созданию деспотического характера государственной власти. Конечно, ведь «рабская психология» у русского народа и деспотизм его элиты заложены на генетическом уровне…

Особо выделяется в этом аспекте г-н Е.Н. Стариков. Оказывается, что в России «не было права, не было и собственности. Нечто весьма схожее с западными аналогами на самом деле оказалось обратимым, текучим. Право-собственность у нас оказалось подмененным властью-собственностью. Право было заменено морализаторством. “Судить не по закону, а по совести” – вот это наше, родное, близкое, кровное… На том стояли и стоять будем. Отсюда и обратимость всей русской истории. В соревновании с уходящим все дальше и дальше “в отрыв” Западом заспавшийся Илья Муромец (он же Обломов), продрав “очеса своя”, совершает дикий рывок вдогонку. Но перенимать все эти “западные штучки” – право и собственность – ему тошно, претит его “православной нравственности”, да и непонятно, на кой ляд они ему. И рывок в будущее оборачивается гигантским откатом в прошлое, ибо на пути к архаизации препон нет: главные завоевания цивилизации – право и собственность – отсутствуют, а стало быть, русская история принципиально обратима вспять»[83].

Само рассуждение о российском правосознания, русской ментальности, изложенное в такой глумливой форме, просто настораживает. Откуда же такая ненависть у исследователей к русской православно-правовой ментальности? Надеюсь, г-н Е.Н. Стариков покинул российское «общество-казарму» и нашел свою обетованную землю. Мне страшно даже представить его в качестве преподавателя высшей школы, проповедующего свои русофобские взгляды молодежи.

Завершает подборку о «рабской» российской ментальности выдержка из философско-публицистического эссе г-жи И. Монаховой: «… Российский менталитет славится своей всепоглощаемостью, всеядностью, всеперевариваемостью. То есть он может поглотить и переварить, кажется, все что угодно, попавшее на его территорию, и переварить во что-то себе подобное, в себя. В том числе любые идеи, реформы, преобразования. Об этом свойстве российского менталитета существует такое нелестное мнение: в России какой бы строй ни устанавливали, все равно получается рабовладельческий. Вряд ли могут стать исключением из этого печального правила и современные реформы».[84] Вот это да!!! Начала за здравие, а кончила за упокой…

Когда я читаю всякие псевдонаучные гадости про русский народ, мне иногда приходит в голову крамольная мысль: может, эти ученые получают зарплату не от российского государства, а от некоей страны, воюющей с Россией? Если так не нравится российское общество, может, государству просто помочь этим лицам выехать на постоянное место жительства в эту страну? Но, видимо, это очень импонирует правящей элите, потому что такие русофобские «научные» исследования выходят, диссертации, содержащие такие перлы, защищаются, антирусские взгляды пропагандируются. Интересно, что именно российская интеллигенция, в большинстве своем, отказывает российскому народу в праве на существование. Столько откровенного презрения на свой народ не выплескивала ни одна интеллигенция во всем мире. Приведу следующую подборочку высказываний, подтверждающих мой тезис.

Так, г-жа О.В Довлекаева считает, что «противоречивость, характеризующая правовой менталитет российского народа, выражается, с одной стороны, в раболепии перед властью, а с другой – влечением к вольнице, анархии, к вечному поиску “правды” и желанию построить свое государство как государство правды»[85].

Ее мнение разделяет и другой «ученый», А.В. Махлаев, который убежден, что в народном сознании существует миф о необходимости сильной власти для обуздания народной стихии: «В данном случае мы <…> сталкиваемся с проявлением такого архетипа, как тоталитаризм, который воспринимается как изначальная данность, благодаря чему появляется возможность формулировать большой комплекс политических и этических проблем в короткой и емкой форме – в виде мифологемы о сильном государстве, империи, третьем Риме. Наличие подобного мифа, который выступает в роли политической аксиомы и позволяет личности четко идентифицировать любые события политической жизни, не прибегая к глубокому социальному анализу <…> навязывание религией несовершенства и убогости народа, его “греховности”, завершает оформление этого мифа и делает его основой для признания необходимости тоталитарной власти в русском государстве»[86].

События периода перестройки показали, что слабая государственная власть, прозападно настроенная политическая элита закономерно приводят к крушению любого мощного государства, даже с тысячелетней историей. Понятно, слабое государство – зависимое государство. В силу чего трудно согласиться с рассуждениями процитированного выше ученого, сумевшего в нескольких строчках доказать, что русским изначально присущ тоталитаризм и в русском сознании существует «миф» о необходимости сильной власти. Тогда такой же «миф» характерен для любого жизнеспособного самостоятельного государства.

Размышляя о политико-экономических предпосылках развития современной российской государственности, достаточно известный и повсеместно пропагандируемый российский ученый В.С. Нерсесянц, в частности, выделял «господство на протяжении многих столетий деспотической системы власти, бесправное положение подавляющего большинства населения, отсутствие гарантий прав и свобод личности, преимущественную ориентацию на принудительно-силовые методы и приемы во внутренней и внешней политике, утверждение бюрократически-централизованной системы управления страной»[87].

М.О. Хазамов в диссертационном исследовании вывел пространное рассуждение о «социальной опасности российского правового нигилизма» (читай – русского народа): «Трагедия российского общественного сознания в ХХ веке коренится в его неспособности обеспечить перевод моральных императивов в правовую плоскость. Это существенно затрудняет правовое развитие как внутри самой России, так и ее коммуникацию с западноевропейскими странами. Отсюда следует, что формирование гражданского общества, соответствующих ему аксиологической системы, правосознания и правовой культуры невозможно без осуществления переориентации общественного и социального сознания на признание приоритета права, без выработки адекватной правовой установки, которая должна стать основой мотивации правомерного поведения и активного положительного отношения к праву. Однако приходится признать, что в настоящее время, хотя значительная часть населения России оказалась в состоянии воспринять систему ценностей гражданского общества, большинство россиян все же продолжает придерживаться привычных аморфно-синкретических представлений о соотношении нравственности и формального права в регуляции поведения личности в обществе. Как показывают данные опросов, большой процент отвечавших предпочитают поступать не по закону, а по «совести», и в случае противоречия между требованиями нравственности и закона отдадут приоритет «совести». Нетрудно понять, что здесь мы имеем дело с прочной и устоявшейся мотивационной установкой, которая, несмотря на внешнюю декларируемую духовность, по своей сути противостоит правовой, поскольку основывается на неправомерной абсолютизации неотрефлексированных эмоциональных движений, отождествляемых опрошенными с «голосом совести» и рассматриваемых ими как достаточное основание для невыполнения требований формального права, для нарушений закона. Таким образом, подобная установка базируется на идее эмоционального переживания блага и справедливости как своего рода «сверхправа», внося в сферу поведенческой мотивации на уровне личности и социума представление о возможности нарушать закон и ущемлять права людей, если это в данный момент, в данных обстоятельствах представилось субъекту поступка справедливым или нравственным. Нет нужды говорить о том, что на уровне конкретных правоотношений, в конкретных жизненных ситуациях подобная противоправная по сути установка, квалифицируемая исследователями как правовой нигилизм, является социально опасной. <…> Моралистический подход к праву, возведенный в абсолют, становится источником деморализации правоотношений»[88]. Мне пришлось привести фрагмент рассуждений полностью, дабы избежать обвинений в передергивании цитат.

Любопытно также по своей русофобской направленности и мнение кандидата технических наук С. Четвертакова, выделяющего в качестве основных черт русского народа массовое воровство, которое «следует считать почти национальной чертой россиян, но, прежде всего, русских», ложь – «мы привыкли ко лжи, и потому население России на данный момент не способно инициировать начало борьбы с коррупцией» и т.д.[89]

Но превзошел всех, конечно, истинный любитель русского народа, заместитель Председателя Государственной Думы, заслуженный юрист России (!) В.В. Жириновский. Он задается следующим вопросом: «Почему мы такие – слишком агрессивные, слишком революционные? Почему многим из нас хочется всегда вешать, душить, расстреливать, рубить головы?».[90]

Думается, разрешить данный вопрос могут только специалисты в области медицины. Распространять же симптомы заболевания отдельного человека на все населения России излишне.

Н.Б. Шулевский, отвечая на расхожие обвинения в отношении русского народа в природной лени, пишет в целом справедливые строки: «Существует бредовая идея о прирожденной русской лени, обломовщине. На деле, все наоборот. Резко континентальный климат, определяемый дыханием Арктики, постоянные военные угрозы и войны, периодически полностью разрушающие экономический и бытовой строй, огромные расстояния между селениями – все это создавало и создает беспредельное бытие и беспредельные испытания, в которых ленивый человек никак не смог бы выжить. Лень, обломовщина – это свойства человека вообще, а не только русских. И «энный» процент таких людей имеется в любой стране, но не он определяет их природу»[91].

Особенное место в доказательствах «рабской» ментальности, генетическог

Поиск по сайту: