Спалось Мишке хорошо. Поначалу. Однако потом ему приснился Серёжка, сидевший на скамейке в парке и смотревший так грустно, что сердце разрывалось. Мишка побежал к нему, чтобы обнять и сказать, что всё в порядке, однако же, сколько он ни бежал, Серёжка не становился ближе. А потом вообще растаял в воздухе, а на скамейку упала серёжка. С голубым камушком. И тут Мишка проснулся и даже не сразу смог понять, что плачет. А когда понял, обругал себя придурком и бабой, напомнил, что осталось всего два дня, и Серёжка вернётся к нему, и слегка утешился. А потом желудок яростно заурчал, требуя еды, ибо Мишка со всеми этими треволнениями второй день ходил голодный. Мишка плюнул, встал и отправился на кухню, инспектировать холодильник, неприятно удививший его минимализмом внутреннего содержания. В морозилке обнаружились две пачки пельменей «Умелый повар» - самых дешёвых, про которых даже вечно голодные студенты шутили, что недавно они бегали и лаяли, на полочках жалко притулились с пяток яиц и плавленый сырок, а также полпакета молока. Всё. Мишка вздохнул, глянул в хлебницу, обнаружил там четвертинку бородинского и несколько каменно твёрдых пряников и вздохнул. Неужели у Серёжки настолько плохо с деньгами? Это же просто невозможно есть изо дня в день. Однако выбирать было не из чего, и, оставив пельмени мёрзнуть, Мишка соорудил из яиц и молока омлет, заварил свежий чай и уничтожил последние Серёжкины запасы почти полностью. А потом призадумался. Здравая мысль о том, что два дня он просто отсидится в Серёжкиной квартире, не выдержала натиска суровой действительности. Два дня протянуть на двух пачках пельменей и одном прянике? Нереально. Значит, нужно было выкатываться в магазин и затарить холодильник. Да и Серёжке, когда он расколдуется, наверняка есть захочется. Так что другого выхода нет – надо выбираться в супермаркет. Придя к этому решению, Мишка слегка повеселел, отыскал в сумке чистую одежду, бросив старую в ванную и наказав самому себе постирать, когда вернётся, взлохматил тёмные волосы, погладил голубой камешек в серёжке и, прихватив сумку побольше, отправился за едой. Деньги он предусмотрительно выложил, оставив себе на расходы только пять тысяч. Рассуждал Мишка при этом так – на два дня ему точно хватит, а потом, когда Серёжка вернётся – они вместе решат, куда всё потратить. Серёжка хозяйственный, не то, что он – разгильдяй. Супермаркет «Народный» был буквально через два квартала, эту информацию Мишка получил у пенсионерки тёти Любы, у которой неизвестно почему ещё в прошлый раз вызвал тёплые чувства. Получив от тёти Любы подробные указания, Мишка отправился в заданном направлении, наслаждаясь тёплым летним утром. Мир казался ему прекрасным, но, увы, с этим Мишка поспешил. Неподалёку от супермаркета, на автостоянке маялись двое патрульных из ближайшего отдела полиции – Собакин и Семененко. Маялись они по двум причинам – во-первых, вчера у Семененко была днюха, которую отметили с должным размахом и рвением, и сейчас доблестных стражей порядка мучило банальное похмелье. Денег же, чтобы поправиться, в карманах не было ни копейки, ибо широкие славянские души всё прогуляли вчера. Во-вторых, с утра они уже получили разнос от начальства за плохую работу и малое количество правонарушителей, доставляемых в участок. Души доблестных патрульных тосковали, из них даже порой что-то рвалось, но к решительным действиям парочка перешла только тогда, когда узрела идущего мимо Мишку. - Вот ведь пидор… - отметил Собакин. – Идёт себе, улыбается… А при СССР за такое на нары бы уже загремел. - За что загремел-то? - спросил менее образованный Семененко. - Парень, как парень. Злой ты, Собакин, потому что неопохмелённый. - Дурак ты, и уши у тебя холодные, - ответил культурный Собакин, вместо того, чтобы попросту обматерить напарника. – Смотри, у него серьга в правом ухе. Так только пидорасы носят. При слове «пидорас» у Семененко, как и у любого добропорядочного натурала, в душе всколыхнулось здоровое чувство социальной ненависти, и он тут же придумал, как пидораса проучить. - Эх, жаль, думал, сам пыхну, - сказал он и потихоньку показал напарнику маленький прозрачный пакетик с какой-то травкой, который как раз накануне отобрал у наркомана Васеньки Прыща, на сдачу накостыляв ему по шее. – Но пидоров учить надо. Собакин понял напарника с полувзгляда, и они оба подобрались и окликнули медленно идущего Мишку: - Молодой человек! Документики, позвольте! Мишка с некоторым удивлением оглянулся на патрульных и стал шарить по карманам. Бесполезно. Документы остались в Серёжкиной квартире, в сумке с вещами. Поэтому он искренне улыбнулся и сказал: - Простите, но я их дома забыл. Я на минутку, только в магазин за продуктами вышел. И показал на двери «Народного». - Ага, - протянул торжествующе Собакин, - значит, нет документиков… Значит, придётся вас задержать… До выяснения. У нас преступность растёт, змея терроризма голову поднимает, а вы – без документиков. Нехорошо. Мишка со вздохом перевёл взгляд с одного патрульного на другого и тихо спросил: - А может быть, так договоримся? – и вытащил из кармана пятитысячную бумажку. Собакин радостно приготовился взять её, но куда более корыстный Семененко заявил: - Маловато будет. - Но у меня больше нет… - растерянно протянул Мишка, мысленно кляня себя за то, что не взял больше денег. Мысль о том, что у него бы в любом случае отобрали бы всё и всё равно не отцепились бы, ему по первости в голову не пришла. - Как это нет? – улыбнулся Семененко, показав щербину между передними зубами, которой обзавидовался бы и хоккеист Овечкин. – А вот это? И палец патрульного указал на серёжку. - Люське подарю, - пояснил он напарнику. – Ничего, что одна, зато красивая. Мишка похолодел. Ну что им всем – мёдом намазано, что ли? - Простите, - твёрдо сказал он, – но это я снять не могу. Это подарок. - Ах, подарок, - хмыкнул Семененко. – Тогда – ноги на ширину плеч, руки на стену, быстро! Произвожу личный осмотр подозрительного лица! Мишка поневоле подчинился, зная, что спорить с полицией себе дороже, и уже через две минуты имел честь наблюдать, как из заднего кармана его джинсов извлекают маленький прозрачный пакетик с… с травой? - Это не моё! – тут же возопил Мишка. – Мне подбросили! - Ага, враги народа! – заржал Собакин. У редких прохожих Мишкин вопль тоже сочувствия не встретил, наоборот, солидного вида дядечка, проходивший мимо, высказался: - Вот молодёжь пошла! Одни наркоманы! Обалдевший от мировой несправедливости Мишка так толком и не понял, как оказался прямиком в отделении полиции, где хмурый дежурный тут же начал заполнять протокол. Отсутствие у Мишки документов и наличие пакетика с марихуаной сразу же определило его отношение к задержанному, а когда сволочной Семененко заявил, что парень пытался дать взятку… при исполнении, дежурный поинтересовался: - И много давал? - Пять тысяч, - заржал Семененко. – Прикинь! - И то, - хмыкнул дежурный. – Пять тысяч – это не взятка. Это сувенир на память. Давай, - обратился он к Мишке, – колись, где траву взял? - Они подбросили, - честно ответил Мишка, при опросе, впрочем, назвавшийся Петей Ивановым. - Вот как… - задумчиво протянул дежурный. – Ладно, гражданин Иванов, вы задержаны на трое суток. До выяснения. В камеру его! Камера, то есть знаменитый обезьянник, оказалась довольно-таки просторной комнатой с решёткой вместо стены с одной стороны. Единственную мебель с ней представляли откидные деревянные скамейки, намертво привинченные к стенам и полу. Культурную программу для обитателей обезьянника представляла собой кипучая жизнь отделения полиции. Однако расстроенному Мишке было не до культуры. Трое суток? Здесь? А как отреагируют стражи порядка, если перед ними вдруг неизвестно откуда появится Серёжка? А как отреагирует на это сам Сёрёжка? Что делать-то? Может быть, попросить телефон и позвонить папе? Тот, конечно, отругает, может быть, даже побьёт и запрёт дома, но лучше сидеть в родной комнате в полном комфорте и с мамиными блинчиками на завтрак, чем в этой жуткой, вонючей дыре, где в углу валяется куча грязного тряпья. -«Давай-давай, проси! – неожиданно возник в мозгу вредный голосок феи. – Ты ж без папочки и не годишься ни на что! Да ты вообще в своей жизни только один стоящий поступок совершил – из дома ушёл! А теперь сразу на попятную?» - Заткнись! – прошипел Мишка. А странная куча в углу зашевелилась, из неё высунулась небритая, немытая и нечёсаная башка, которая тут же поинтересовалась: - Паря, закурить есть? Второй день сижу, аж уши опухли. Мишка от такой красоты неземной сначала онемел, но потом полез в карман рубашки. Как ни странно, мобильник с деньгами у него конфисковали, а вот ключи и початую пачку сигарет словно и не заметили. Мишка заглянул в пачку – там сиротливо болтались последняя сигарета и тонкая зажигалка. Мишка вздохнул и протянул пачку башке: - Вот, возьмите. Из лохмотьев выпросталась здоровенная грязная лапа с ногтями, более всего напоминавшими когти, и радостно ухватила пачку. - Эээ... – разочарованно прогудела башка, - да у тебя, паря, последняя. Бери взад, последнее и вор не берёт. А я честный фрайер. - Я… я бросаю вообще-то, - выдал Мишка. – А вы – второй день, вам нужнее… Берите. - Ну, спасибо, - прогудела башка, - вот уважил. И, вытащив сигарету и щёлкнув зажигалкой, башка вовсю задымила. - А как это вы? – удивился Мишка. – Нельзя же здесь. Накажут. - Да ну, паря, я им всем глаза отведу. Сейчас вот покурю, посижу до вечера, а как ночь настанет – пойду восвояси. В лес. - Вы лесник? – удивился Мишка. - Леший я, - отозвалась башка. – Копалыч меня зовут. В запое я был. Лешачиха моя, стервь этакая, рога мне наставила и к другому ушла. Ну, она к другому, а я – в запой. Только сутки, как опамятовался. И чего меня в этот ваш… город… занесло? Вонь тут. Срамота одна. Мишка вполне спокойно воспринял сообщение мужика о том, что он леший. Ну, раз есть феи, отчего бы и лешим не быть? А от того, что любимая женщина изменила – любой в запой может уйти – леший там, не леший, неважно. - А как вы уйти хотите? – спросил Мишка. - Мы же заперты. - Экий ты непонятливый, паря. Сказал же – отведу глаза, и уйду. – отозвался Копалыч, смакуя последние затяжки. - А можно мне… с вами? – тихонько поинтересовался Мишка. - В лес? – удивился Копалыч, скурив сигарету до фильтра. – Не, в лес тебе пока нельзя, у тебя феино заклятье в серёжке, вон как светится. А мы, лешие, с феями не связываемся. У нас этот… нитралитет. - Нейтралитет, - машинально поправил Мишка. - Во-во, он самый, - добродушно прогудел Копалыч. – ну, а как срок заклятья кончится – то приходи. С дорогой душой приму. Ты не жадный, последнее отдал, будешь у меня гостем дорогим… - Нет-нет, вы не поняли, - горячо заговорил Мишка, - мне выйти отсюда надо. Меня эти… ни за что сюда посадили. А мне здесь трое суток нельзя. Понимаете? - Чего ж не понять… - проворчал Копалыч. – Волки позорные. Нет, напрямую, паря я тебя вывести не могу – закон не велит. Но вот опосредованно… щас, погоди, что-нибудь придумаем… И Копалыч закрыл глаза, что-то бормоча про себя. Потом он открыл один глаз и заявил: - Так, паря, когда начнётся – ты руки в ноги – беги отсюда подале. - У них мой мобильник, - вздохнул Мишка. – По номеру вычислят. - Какой-такой мобильник? – лукаво улыбнулся Копалыч. – Этот что ли? И протянул Мишке на здоровенной грязной ладони… его мобильник. Ну, и пять тысяч рублей заодно. Деньги восхищённый Мишка попробовал отдать Копалычу, но тот отказался: - Не-не, мне нельзя… Запью опять, а у меня там лес не присмотрен. Давай, паря, готовься, скоро всё начнётся. Беги сразу отсюда – они про тебя и забудут. - Да что начнётся-то? – поразился Мишка. - Увидишь, - загадочно высказался Копалыч, вновь скрылся в груде тряпья и громко захрапел. Мишка же стал судорожно прислушиваться к окружающему миру, ожидая непонятно чего. И он дождался.
