ОБРАЗОВАНИЯ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО 17 страница

Сегодня это, как вы сами чувствуете, всего-навсего диаграмма. Мы вернемся впоследствии к каждому из этих этапов и рассмотрим, что с каждым из них конкретно связано. В заключение я скажу несколько слов в оправдание использования мною термина метафора.

Обратите внимание: то, о чем здесь идет речь, - это в основе своей не что иное, как развернутая метафора, столь обычно возникающая на маниакальной почве. Ведь та формула метафоры, которую я только что вам предложил, имеет по сути дела в виду лишь одно -налицо две цепочки: заглавные S верхнего уровня, которые суть не что иное, как означающие, а под ними подвижный сонм циркулирующих означаемых - подвижный, поскольку каждое из них готово в любой момент ускользнуть. Пришпиливание одного уровня к другому в точках крепления, о которых я говорил, - это чистой воды миф, так как пришпилить отдельно взятое означающее к отдельно взятому означаемому не удавалось еще никому. Зато пришпилить одно означающее к другому означающему и посмотреть, что это нам даст, можно запросто. А возникает в этом случае нечто новое, так же порою непредсказуемое, как непредсказуем продукт химической реакции, - образуется, собственно говоря, новое значение.

Отец является, в Другом, тем означающим, которым представ-

15 Зак. 2370

Жак Лакан

лено в нем существование места означающей цепочки, выступающей как закон. И располагается он, так сказать, над этой цепочкой.

Отец находится в метафизической позиции лишь постольку и ровно в той мере, в которой мать делает его фигурой, которая санкционирует своим присутствием само существование места закона как таковое. Для способов и путей, которыми это осуществляется, остается огромный простор, почему механизм этот и оказывается совместим с самыми различными конкретными конфигурациями отношений в семье.

Только в той мере, в которой это осуществлено, и может быть пройден третий этап Эдипа - этап идентификации, тот самый, на котором мальчику предстоит идентифицировать себя с отцом как обладателем пениса, а девочке - признать в качестве обладателя пениса мужчину.

Что из этого следует, мы в следующий раз увидим.

22 января 1958 года

XI

Три такта Эдипа (II)

Желание желания

Метонимический фаллос

Обязательства господииа Ла

Кастра

Injetw adjet

Клиника мужской гомосексуаль-

Я рассказываю вам об отцовской метафоре. Надеюсь, вы заметили, что говорю я при этом о комплексе кастрации. Но говорю об Эдипе я вовсе не потому, что говорю об отцовской метафоре. Если бы темой моей был Эдип, это повлекло бы за собой множество вопросов, а рассказывать обо всем сразу я не могу.

Схема, которую я вам в прошлый раз предложил, собирает воедино все то, что я хотел вам объяснить, говоря о трех тактах эдипова комплекса. Речь идет, и я каждый раз это подчеркиваю, о структуре, которая складывается отнюдь не там, где субъект идет на собственные авантюры, о структуре, в которую субъекту предстоит включиться. Интересовать она может, помимо нас, и многих других - по различным поводам. Предоставим тем из психологов, кто проецирует индивидуальные отношения на межчеловеческую, или интерпсихологическую, или социальную сферу, или на область межгруппового взаимодействия, попытаться вписать эту структуру, насколько это возможно, в их собственные схемы. Не мешало бы и социологам иметь в виду те структурные отношения, которые являются для нас общей с ними почвой - являются по той простой причине, что коренится все именно в них, что само существование эдипова комплекса не имеет социального оправдания, то есть ни на какой социальной целесообразности не основано. Но именно наше положение позволяет увидеть, каким образом должен субъект включиться в те отношения, которые мы называем отношениями эдипова комплекса.

Не мне принадлежит мысль, что включиться в них субъект может лишь при условии, что ведущую роль играет при этом мужской половой орган. Именно он является центром, осью, объектом всего, что имеет отношение к той, надо признаться, беспорядоч-

Жак Лакан

Образования бессознательного: глава XI

ной и не получившей еще четких границ совокупности событий, которая известна у нас как комплекс кастрации. О ней упорно продолжают, тем не менее, рассуждать в терминах, которые, как это ни удивительно, публику с некоторых пор устраивают.

Что касается меня, то посреди поднятой мною здесь своего рода психоаналитической бури я попытаюсь явить вам письмена, которые не изгладятся, - другими словами, я попытаюсь создать понятия, которые помогут различить между собою различные уровни, на которых происходит то, о чем в комплексе кастрации идет речь.

Понятие об этом комплексе приходится вводить не только на уровне перверсии, которую я назвал бы первичной, то есть в плане Воображаемого, но и перверсии, о которой нам предстоит, возможно, говорить подробнее сегодня и которая теснейшим образом связана с завершением эдипова комплекса, - я имею в виду гомосексуальность.

Чтобы добиться ясности в этом деле, я снова - поскольку перед нами уже новая тема - прибегну к способу, которым описал я эдипов комплекс на прошлой лекции. На сей раз я сфокусирую внимание на феномене, связанном с той особенной ролью, что принадлежит в этом комплексе, в качестве объекта, мужскому половому члену. Вновь проделав, для вящей ясности, весь путь шаг за шагом, я, как и обещал, продемонстрирую вам, что рассуждения наши проливают определенный свет на хорошо известные, но в теоретическую схему плохо укладывающиеся явления гомосексуальности.

l

В тех содержащих квинтэссенцию клинического опыта схемах, что были мною предложены, я пытаюсь ввести понятие о тактах. Это не обязательно такты хронологические, но суть не в этом - ведь и логические такты не могут развернуться иначе, нежели в той или иной последовательности.

Я уже говорил вам, что в первом такте мы имеем отношение ребенка не к матери, как говорят обычно, а к желанию матери. Перед нами желание желания. У меня были случаи убедиться, что формулировка эта не слишком привычна и что иным трудно бывает освоиться с представлением, что просто что-то желать, и желать желание другого субъекта, - далеко не одно и то же. Важнее всего здесь понять, что пресловутое желание желания подразумевает, что речь идет о первичном объекте, то есть, собственно говоря, о матери, и

что объект этот образован был таким образом, что желание его может оказаться желанием для другого желания - желания ребенка.

Какое же место занимает у нас диалектика этого первого этапа? Ребенок на нем в высшей степени изолирован и начисто лишен чего бы та ни было, за исключением желания того Другого, который уже сложился для него к этому времени в качестве Другого, способного присутствовать или отсутствовать. Попробуем поближе присмотреться к тому', каковы отношения ребенка с тем, о чем идет речь, то есть с объектом желания матери. То, через что предстоит пройти, - это D, то есть желание [désir] матери, желание, которое и является объектом желания для ребенка, D (D). Вопрос заключается в том, как он сможет этого объекта достичь - ведь на уровне матери, в существовании своем намного ребенка опережающей, объект этот успел получить строение не в пример более сложное.

Мы постулировали, далее, что объект этот, будучи осью, вокруг которой обращается вся диалектика субъекта, есть не что иное, как фаллос. Речь идет о фаллосе как том самом предмете, который и является для матери желанным. С точки зрения структуры существует несколько различных форм связи матери с фаллосом. Играя в субъективном устроении матери главную роль, он может, в качестве объекта, находиться в различных состояниях - что как раз и создает нам впоследствии немало сложностей. На данный момент, однако, мы удовлетворимся тем, что возьмем его таким, какой он есть, ибо внести во все то, что относится к разряду аналитических феноменов, порядок и верную перспективу, нам удается, на наш взгляд, лишь в том случае, если исходить мы будем из означающей структуры и циркуляции означающих. Если наши ориентиры надежны и постоянны, то это потому, что они структурны, что они ведут нас путями означающих построений. Это и есть то, чем мы руководствуемся, и потому беспокоиться о том, что представляет собой фаллос для определенной матери в каждом конкретном случае, нам здесь не приходится. Это, разумеется, тоже не безразлично, и позже мы к этой теме еще вернемся.

Воспользуемся поначалу просто-напросто нашей обычной схемой: фаллос расположен здесь, внизу слева и представляет собой метонимический объект.

Итак, в означающем место фаллоса нам довольно определить именно так - это метонимический объект. Ввиду существования оз-

ЖакЛакан

качающей цепочки он будет в любом случае циркулировать в означающем повсюду - как колечко, бегающее от игрока к игроку при игре в веревочку. В означаемом он является тем, что возникает в нем вследствие самого существования означающего. Опыт показывает , что означаемое это приобретает для субъекта чрезвычайно важную роль - роль универсального объекта.

В этом как раз и заключается самое удивительное. Именно этим возмущаются те, кто хотел бы, чтобы ситуация в отношении сексуального объекта была для обоих полов симметричной. Точно так же, как мужчине предстоит открыть для себя, как его инструмент работает, а затем на ряде самостоятельных опытов его к действию приспособить, должно, по их мнению, обстоять дело и с женщиной, вся диалектика которой должна строиться вокруг cunnus. Анализ обнаружил, однако, что на деле ничего подобного нет. В этом и состоит лучшее подтверждение того, что у психоанализа есть своя, самостоятельная область - область, которая не имеет с развитием инстинктов, независимо от его степени, ничего общего и которая, в целом, накладывается на анатомию, то есть на реальное существование индивидов, не совпадая с ними.

Как можно представить себе, что ребенок, испытывающий желание стать объектом желания матери, это желание удовлетворяет? Единственный способ достичь этого заключается для него в том, чтобы занять место объекта ее желания.

Что это означает? Вот, в точке Е, ребенок. Нам уже не раз приходилось представлять его на схеме отношением его требования к существованию означающей артикуляции как таковой - артикуляции, которая не просто пребывает у него где-то внутри, а ему встречается.

В пункте, намеченном буквой Я, нет пока ничего - по крайней мере, в принципе. Созидание субъекта в качестве Я дискурса вовсе

Образования бессознательного: глава XI

не обязательно на этом этапе оказывается различимо, хотя подспудно оно происходит уже в первой же означающей модуляции. Я вовсе не обязательно обозначает себя в дискурсе как таковое, чтобы стать, таким образом, его носителем. В междометии, в требовании (иди сюда!), в призыве (эй, ты.') Я присутствует, но присутствует в скрытом виде. На схеме мы могли бы показать это, сделав черту между Я и D пунктирной. Соответственно, не сложился еще для ребенка и метонимический объект, расположенный у нас на схеме напротив Я.

В пункт D приходит ожидаемое ребенком желание матери. Напротив него помещается то, что станет результатом встречи призыва ребенка с существованием матери как Другого, - одним словом, сообщение, М. Что нужно для того, чтобы ребенку удалось совпасть с объектом желания матери - объектом, который мы уже на этом уровне можем представить как нечто такое, что находится в непосредственных пределах его досягаемости?

Начнем с того, что обозначим пунктирной линией (на этот раз по другим причинам - как нечто для ребенка абсолютно недосягаемое) то, что находится по ту сторону матери.

Чтобы ребенку удалось с объектом желания матери совпасть, необходимо и достаточно следующее. Во-первых, скрыто присутствующее в дискурсе ребенка Я должно явиться сюда, в D, чтобы здесь, на уровне Другого, то есть матери, оказаться выстроено - чтобы Я матери стало, иными словами, Другим ребенка. Во-вторых, то, что Циркулирует на уровне матери, по мере артикуляции ею своего же-

Жак Лакан

лания, в D, должно, в качестве адресованного ребенку сообщения, прийти в М. Последнее предполагает, что ребенок отказывается, в конечном счете, на какой-то момент, от всего, что было бы собственной его речью. Большой беды в этом, однако, нет, так как речь его находится в это время еще в процессе образования. Таким образом, ребенок получает в M непосредственное сообщение о желании его матери, в то время как ниже, на уровне метонимическом по отношению к тому, что говорит мать, происходит идентификация его с объектом этой последней.

Все это чистой воды теория, но не поняв этого с самого начала, невозможно представить себе и как происходит то, чему суждено произойти впоследствии - то есть как происходит вмешательство того, что находится по ту сторону матери и сложилось в результате отношений ее с другим дискурсом - дискурсом отца.

Итак, лишь по мере того, как ребенок усваивает желание матери (а усваивает он его в реальности ее дискурса, грубо непосредственным образом), открывается для него возможность вписаться на место материнской метонимии, то есть стать тем, что я назвал в прошлый раз субъектом-подданным.

Вы видите теперь, на каком смещении основано то, что назовем мы в этом случае первичной идентификацией. Смещение это состоит в обмене, при котором Я субъекта заступает место выступавшей в роли Другого матери, а Я матери становится уже его, этого Я, Другим. Это как раз и выражено на нашей схеме переходом на ступеньку выше - подъемом, который происходит во втором такте.

Образования бессознательного: глава XI

Поворотным для второго такта является момент, когда в качестве фигуры, от которой исходит запрет, дает о себе знать отец. Является он при этом как опосредованный дискурсом матери. Только что, на первом этапе эдипова комплекса, дискурс матери воспринимался в первозданном своем состоянии. Говоря теперь, что дискурс отца опосредован, мы имеем в виду не очередное вмешательство того, во что превращает дискурс отца мать, а факт действительного вторжения речи отца в дискурс матери. Дискурс отца заявляет о себе, следовательно, не столь прикровенно, как на первом этапе, но полностью он еще не раскрылся. Именно поэтому мы в данном случае термин опосредованный и используем.

На этом этапе отец выступает под видом сообщения, которое адресовано матери. Он держит речь в М, и то, что он высказывает, представляет собой запрет, некое не....Передается оно на уровне, где ребенок принимает сообщение, ожидаемое от матери. Его не...

- это сообщение о сообщении. Это особая форма сообщения о сообщении, которую, к моему великому удивлению, лингвисты (что свидетельствует о заинтересованности нашей в совместной работе) как таковую не замечают, - форма сообщения, которую мы назовем прещением (interdiction).

Сообщение это не сводится к простому Ты не ляжешь со своей матерью - слова, которые в этом возрасте ребенку приходится уже слышать - ибо обращено оно к матери. Не усваивай себе вновь то, что ты произвела на свет¹. - вот в чем заключается его суть. Все хорошо известные формы так называемого инстинкта материнства - вот чему ставится здесь преграда. Не случайно первичная форма материнского инстинкта проявляется у многих животных

- возможно, даже отчетливее, чем у людей? - в оральной, если можно так деликатно выразиться,реинтеграции самкой того, что выпало у нее из противоположного места.

Прещение это является как таковое в А, где отец предстает в качестве Другого. Тем самым ребенок ставится по существу под вопрос, а его позиция субъекта-подданного оказывается поколебленной, что сообщает ему потенциальность и виртуальность, в конечном итоге для него спасительную. Другими словами, лишь постольку, поскольку желание матери затронуто отцовским прещением, круг вокруг ребенка полностью не замыкается и он не становится объектом желания матери в чистом виде. Процесс может, в принципе, остановиться и на первом этапе, учитывая, что отношение

Жак Лакан

ребенка к матери так или иначе скрыто, предполагает тройственность, так как желает он не ее, а ее желание. Перед нами с первого шага налицо символическое отношение, позволяющее субъекту впервые замкнуть желание на желание и успешно найти объект желания своей матери. Все это ставится, однако, под вопрос отцовским прещением, оставляющим ребенка с его желанием желания матери в немой растерянности.

Второй этап содержит в себе несколько меньше скрытых возможностей, нежели первый. Он ощутим, заметен, но по сути своей, так сказать, мгновенен, или, по крайней мере, скоропреходящ. Но это ничуть не умаляет его значения, так как именно к нему в конечном итоге сводится суть того, что называем мы в эдиповом комплексе моментом лишения. Лишь после того, как ребенок окажется согнан, для его же вящего блага, с той идеальной позиции, которой он и мать могли бы удовольствоваться и где он выполняет функцию ее метонимического объекта, - лишь после этого могут установиться отношения третьего типа, открыться следующий, плодотворный этап.

На этом этапе ребенок действительно становится чем-то другим, ибо именно на нем происходит та идентификация с отцом, о которой я вам в прошлый раз говорил, и приобретается виртуальное право иметь то, что имеет отец.

Набросав в прошлый раз общую картину трех тактов Эдипа, я сделал это для того, чтобы сегодня мне не пришлось начинать все с начала. Точнее, для того, чтобы не спеша проделать теперь весь путь шаг за шагом.

Остановимся немного, чтобы сделать нечто вроде отступления - но отступления очень важного и касающегося психозов.

То, как в этот момент отец вмешивается в диалектику Эдипа, нам исключительно важно будет сейчас рассмотреть.

Вы лучше уясните это, обратившись к статье, написанной мною для будущего номера журнала "Психоанализ", - статье, подводящей итоги всему тому, чему я посвятил совой курс в том году, когда мы говорили с вами о фрейдовских структурах психоза. Характер публикации не позволил мне включить в нее предыдущую схему, которая потребовала бы много предварительных объяснений, но когда вы эту статью прочтете (что, надеюсь, вы сможете сделать скоро)^

Образования бессознательного: глава XI

вам удобнее будет вернуться к тому, что я обрисую теперь в общих чертах.

В психозе Имя Отца, то есть отец в качестве символической функции, отец, взятый на уровне того, что происходит·здесь между сообщением и кодом, или кодом и сообщением, оказывается отвергнутым, verworfen. Поэтому здесь нет того, что я представил на схеме пунктирной линией, то есть того, посредством чего отец вмешивается в качестве закона. А есть здесь лишь грубое вторжение сообщения "не...!" в сообщение, адресованное ребенку матерью. Сообщение это в его сыром, первозданном виде, является в то же время источником кода, находящегося по ту сторону матери. На схеме перед вами, где контуры движения означающих наглядно представлены, это хорошо видно.

Обратимся к случаю судебного председателя Шребера. Когда на важнейшем повороте жизненного пути от него потребовалось добиться того, чтобы на положенном месте выступило в качестве ответа Имя Отца, а ответить оттуда, где его никогда не было, оно никак не могло, возникает у Шребера на месте И мени Οτι i,a эта структура. Осуществляется это путем грубого, реального вмешательства стоящего за матерью отца - отца, который не дает матери в данном случае той опоры, которую он мог бы дать ей как виновник закона. Именно поэтому в самый главный, чреватый последствиями момент развития психоза и является Шреберу - что? - слуховые галлюцинации двух главных типов, между которыми, кстати в классических учебных пособиях никогда четкой границы не проводится.

Если вы желаете что-то понять в галлюцинациях, прочесть уникальную работу психотика Щребера вам будет куда полезнее, чем углубляться в труды светил нашей психиатрии, которые подходят к проблеме галлюцинации с готовым, усвоенным на школьных уроках философии масштабом - ощущение, восприятие, восприятие без объекта и прочая дребедень.

Что касается председателя Шребера, то он отчетливо различает два порядка явлений.

Имеются, с одной стороны, голоса, говорящие на основополагающем языке, - голоса, свойство которых состоит в том, что они обучают субъекта коду этого языка в процессе самой речи. Послания, которые он на этом языке получает, - послания, состоящие из слов, которые, независимо оттого, являются ли они в буквальном

Жак Лакан

смысле слова неологизмами, всегда каким-то образом к этой категории принадлежат, - заключаются в сообщении субъекту того, что представляют эти слова в новом коде, том коде, в котором воспроизводится для него целый, новый для него, мир, целая значащая вселенная. Другими словами, первая серия галлюцинаций состоит из сообщений о новом коде, предстающем в них как нечто, исходящее от Другого. В них-то самое ужасное из того, что несут с собой галлюцинации, и заключается.

С другой стороны, имеется еще одна форма сообщения - сообщение прерванное. Вы помните, наверное, эти маленькие обрывки фраз вроде: он должен, собственно; теперь мне хочется и т. д. Все они представляют собой первые слова приказаний, а в ряде случаев и формулировок, выражающих самые настоящие принципы поведения, например: Закончить дело, когда оно начато и прочее в том же роде.

Короче говоря, сообщения эти, воздействуя на субъект подобно силам индукции, предстают как сообщения в чистом виде, как приказы, притом приказы прерванные, и место их с обоих сторон - как кода, так и собственно сообщения - определяется, поскольку стороны эти друг с другом не связаны, с большой легкостью.

Вот чем кончается вмешательство отца в случаях, когда с самого начала оказалось упразднено и так и не было включено в жизнь субъекта то, чем связность дискурса, собственно, и обусловлена, -тот на себя самого направленный акт санкционирования, посредством которого отец, завершив свой дискурс, к нему вновь возвращается, санкционируя его уже в качестве закона.

Перейдем теперь к следующему этапу эдипова комплекса - этапу, который в нормальных условиях предполагает, что в дело вмешивается отец, причем вмешивается, как мы уже в последний раз говорили, постольку, поскольку он это имеет. А вмешивается он на этом уровне, чтобы дать то, пропажу чего и подразумевает как раз "фаллическое лишение" - рубеж, которому в развитии эдипа и трех его тактах принадлежит главное место. Явление отца состоит, собственно, в акте дара. С этого момента присутствие его уже не дает о себе знать лишь косвенно, под маской исчезновения и появления матери, а заявляет о себе открыто, в его собственном, отцовском дискурсе. В каком-то смысле сообщение отца становится сообщением матери - постольку, поскольку сам он это разрешает и дозволяет. Схема, которую я нарисовал для вас в прошлый раз, иллюст-

Образования бессознательного: глава XI

рирует, собственно, только одно: что сообщение отца, получив собственное, независимое воплощение, может привести к надстройке еще одного этажа, в результате чего то, что субъект пытался получить из сообщения матери, он может теперь получить из сообщения отца. Обманутый уловкой дара или данного матери разрешения, субъект смиряется в конечном счете с тем, что пенис ему позволяется иметь несколько позже. Вот что в фазе угасания Эдипа, собственно, происходит - удостоверение, гарантия на будущее, оказывается, как мы прошлый раз и говорили, у субъекта в кармане.

Напомню вам один забавный исторический анекдот. Некая дама, муж которой хотел быть уверен, что жена не изменяет ему, дала ему письменное в том заверение, после чего, ведя бурную светскую жизнь, частенько говаривала: "Хороша же грамотка у господина ЛакастраГ Так вот, Лакастр этот и наш кастрированный малыш - они одного порядка: оба заручаются к концу Эдипа грамотками-гарантиями. Однако гарантии эти на самом деле не так уж пусты - именно на них опираться будет впоследствии, при наиболее благоприятном исходе, то спокойствие, с которым примет субъект обладание пенисом, то есть станет кем-то таким, кто его отцу идентичен.

Но это этап, две стороны которого всегда способны, как видите, поменяться местами. Есть нечто абстрактное и в то же время диалектическое в отношениях между теми двумя тактами, о которых я только что говорил вам, - тем, где отец вмешивается как инстанция запрещающая и лишающая, и тем, где он вмешивается как инстанция позволяющая и дарующая - дарующая на уровне матери. Без всего прочего он может и обойтись - чтобы увидеть это, достаточно поместить себя на уровень матери и заново задаться вопросом о парадоксе, который преподносит нам центральный характер фаллического объекта как предмета воображения.

Мать - это женщина, которая предполагается нами уже пришедшей в полную меру женской своей ненасытности, и потому возражение, с которым встречается приписывание фаллосу воображаемой функции, является вполне основательным. Если мать - это то, что мы сказали, то фаллос воображаемым объектом не назовешь -она уже давно в этом предмете толк знает. Другими словами, фаллос на уровне матери не является объектом чисто воображаемым - это еще и нечто такое, что выполняет свою функцию на уровне

Жак Лакай

инстинкта, функцию инструмента, который находится у этого инстинкта на службе. Это, если позволено мне будет так выразиться, инъектор - имея в виду, что он ей вводится, а не просто она его вводит себе сама. Что касается приставки ин, то она тоже указывает на связь функции данного предмета с мистинктом.

Иметь дело со сложнейшей диалектикой эдипова комплекса приходится нам лишь потому, что на пути к первоначальным, приемлемым на уровне инстинкта объектам мужчина должен продраться через целую чащу означающего. Что ему, несмотря ни на что, слава богу, все-таки время от времени удается - в противном случае, ввиду того, насколько трудной встреча с реальным объектом оказывается, борьба полов давно, за отсутствием соперников, прекратилась бы.

Такова одна из возможностей, возникающих со стороны матери. Есть и другие, и к тому, чем являются для нас собственные объяснения с фаллосом, следовало бы присмотреться внимательно - ведь отношения эти ее, как и любого человека, очень волнуют. Можно, например, наряду с вводом, инъекцией, обнаружить и другую функцию - функцию придачи, адъективации. Термин этот указывает на воображаемую принадлежность ей чего-то такого, что на воображаемом уровне либо дано, либо не дано ей, что позволено ей желать как такового - чего, одним словом, ей не хватает. Фаллос выступает в этом случае как нехватка, как объект, которого она была лишена, как объект того Penisneid, того вечно ощущаемого лишения, влияние которого на женскую психологию прекрасно известно. Но наряду с этим может он выступить и в качестве объекта, который ей дан-таки, но дан оттуда, где он находится, входя, таким образом, в расчет вполне символическим образом. Это еще одна функция адъективации, хотя совмещение ее с функцией первоначальной инъекции вполне возможно. Короче говоря, сполна испытывая трудности, обусловленные необходимым для интеграции в семью человечества вхождением в диалектику символа, женщина имеет наряду с этим доступ к чему-то первоначальному, имеющему природу инстинкта, что ставит ее в непосредственное отношение к объекту уже не желания ее. а ее потребности.

Теперь, когда мы это себе уяснили, поговорим немного о гомосексуалистах.

Образования бессознательного: глава XI

О гомосексуалистах говорят. О гомосексуалистах заботятся. Гомосексуалистов не лечат. Но самое поразительное, что не лечат их вопреки тому, что они вполне излечимы.

Если есть что-то, что с очевидностью следует из наблюдений, так это то, что мужская гомосексуальность - собственно, и другая тоже, но мы для ясности ограничимся здесь мужчинами, - это не что иное, как смена объекта на противоположный, складывающаяся на фоне полноценного и завершенного уже Эдипа. Если говорить точнее, то, проходя третий этап, о котором мы только что говорили, гомосексуалист ощутимо видоизменяет его. "Мы знаем, он реализует Эдипа в обращенной форме", - скажете вы. Никто не заставляет вас со мной соглашаться, но мне кажется, что на вопрос: "Почему ваша дочь нема?" мы вправе потребовать ответа более вразумительного, нежели что-то вроде: "Потому что она прошла Эдип в обращенной форме."

Если понять, в какой именно момент завершение Эдипа имеет место, нам не удается, следует обратиться к самой структуре относящегося к гомосексуалистам клинического материала. Во внимание в этом случае следует принять как позицию субъекта со всеми ее характеристиками, так и сам факт, что он за эту позицию так цепляется. Ведь гомосексуалист действительно при малейшей возможности держится за свою позицию гомосексуалиста необычайно цепко, а отношения его с женским объектом не только не упразднены, но обладают сложной структурой.

Я полагаю, что только этот способ схематизировать проблему позволит нам указать причину, по которой поколебать его позицию так трудно, а также то, почему в случаях, когда позиция эта выявлена, анализ, как правило, кончается неудачей. Делр здесь не в том, что эта позиция изнутри себя невозможна, а в том, что для анализа ее требуются всякого рода условия и что следовать приходится теми самыми обходными путями, на которых и стала для него собственная позиция столь важной и драгоценной.

Поиск по сайту: