ОБРАЗОВАНИЯ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО 15 страница

Образования бессознательного: глава IX

ется в тени. Существуют, впрочем, другие способы выйти из положения, но распространяться об этом у меня сегодня нет времени.

Способ, которым невротик воплощает угрозу кастрации, связан, таким образом, с воображаемой агрессией. Оружие может обернуться против того, кто применяет его. Поскольку Юпитеру кастрировать Хроноса ничего не стоит, наши маленькие юпитеры боятся, как бы хроносы не взялись за дело первыми.

Изучение эдипова комплекса в том виде, в каком он предстает в нашем опыте, само то, как Фрейд впервые заговорил о нем и как он был им осмыслен теоретически, ставит перед нами еще и другой вопрос - деликатный вопрос об Эдипе обращенном. Я не знаю, насколько само собой разумеющимся это кажется вам, но стоит открыть любую статью Фрейда или другого, неважно какого, автора, посвященную данному предмету, и каждый раз, когда вопрос об Эдипе окажется в ней поставлен, вы будете поражены тем, насколько зыбкой, нюансированной, поистине озадачивающей предстает в ней роль, приходящаяся на функцию обращенного эдипова комплекса.

В функционировании эдипова комплекса без этого обращения никогда не обходится - составляющая любви к отцу исключена из него быть не может. Именно им и обусловлен конец Эдипа, угасание его в диалектике, по-прежнему понимаемой неоднозначно, любви и отождествления - отождествления, берущего свое начало в любви. Отождествление и любовь - не одно и то же; отождествить себя с кем-то можно и не любя его, и наоборот, но оба понятия остаются, тем не менее, тесно связанными и друг от друга неотделимыми.

Прочтите статью Фрейда 1924 года, специально посвященную угасанию эдипова комплекса, Der Untergang des O'eäipskomplex, и посмотрите, как объясняет он то окончательное отождествление, которым комплекс этот разрешается. Только любовь к отцу позволяет субъекту отождествиться с ним и разрешить Эдип окончательно, придя к соглашению в форме амнезического вытеснения - соглашению, в котором и обретает он идеальный для себя выход, позволяющий ему самому стать отцом. Я не утверждаю, что он немедленно становится в этот момент маленьким мужчиной, но он уже способен им стать, его документы уже в исправности, его дела на мази, и со временем, если все пойдет своим чередом, если маленькие поросята его не сожрут, он, достигнув половой зрелости,

ЖакЛакан

готов будет предъявить свой пенис вместе со свидетельством - вот, мол, пожалуйста, все это я в свое время получил от папы.

В случае невроза все это, однако, происходит иначе - и как раз потому, что в пресловутых документах что-то оказывается не в порядке. Но и обращенный Эдип на поверку ничуть не проще. К обращенной позиции субъект приходит тем же путем, путем любви, только вместо благополучного отождествления уделом его оказывается недурная по-своему, хотя и скромная позиция пассивизации в бессознательном плане, которая, выйдя однажды вновь на поверхность, загонит его в тесный угол squeeze-panic в качестве биссектрисы. Речь идет о позиции, где субъект засел прочно, - позиции, которую он обнаружил самостоятельно и которая дает ему немалые преимущества. А состоит она втом, чтобы занять место, где отец, грозный отец, столь щедрый на запреты, но порою столь снисходительный, отнесся бы к нему благосклонно - другими словами, чтобы снискать его, этого отца, любовь. Но поскольку снискать его любовь означает занять место среди женщин, а мелкое мужское самолюбие продолжает-таки давать о себе знать, позиция эта, как объясняет нам Фрейд, несет в себе опасность кастрации, что и приводит к возникновению той формы бессознательной гомосексуальности, которая ставит субъект в конфликтную ситуацию, влекущую за собой многочисленные последствия - с одной стороны, постоянный возврат на гомосексуальную позицию в отношении к отцу, с другой же, постоянное сдерживание этой тенденции, то есть ее вытеснение - вытеснение, обусловленное той угрозой кастрации, которую позиция эта за собой влечет.

Все это не так-то просто. Именно поэтому мы и пытаемся придумать нечто такое, что позволило бы осмыслить эту ситуацию возможно более строго и правильнее ставить вопросы в каждом конкретном случае.

Итак, подведем итоги. Начнем мы, как сегодня уже это делали, с того, что, проведя предварительно ряд различий, сфокусируем внимание на пункте, с которым что-то неладно.

Мы уже выяснили недавно, что именно в отношении Идеала Я вопрос не был должным образом поставлен. Попробуем и здесь применить операцию упрощения, к которой мы только что подошли. Я предлагаю следующее: не будет так уж смело с нашей стороны утверждать, что отец выступает в этой позиции как преграда. Выступает не только ввиду собственных габаритов, но и ввиду наклады-

Образования бессознательного: глава IX

ваемых им запретов. Но что же он, собственно, запрещает?

Начнем с начала и сделаем необходимые уточнения. Не следует ли нам принять в расчет генитальное влечение и утверждать, что запрещает он, в первую очередь, его реальное удовлетворение? С одной стороны, похоже, что удовлетворение это появляется на более раннем этапе. Но ясно также и другое: сам факт, что отец запрещает ребенку пользоваться пенисом именно тогда, когда пенис этот начинает демонстрировать признаки жизни, становится моментом организующим. Можно сказать, таким образом, что речь идет о запрете со стороны отца в отношении реального влечения.

Но почему именно отца? Опыт показывает, что с не меньшим успехом это делает мать. Вспомните случай маленького Ганса, где слова: "Убери это, так не делается" принадлежат именно матери. И вообще как раз мать-то и грозит ребенку чаще всего - если ты, мол, будешь так делать, я позову доктора и он тебе его отрежет. Следует, поэтому, констатировать: в качестве того, кто запрещает на уровне реального влечения, отец является фигурой необязательной. Вернемся в связи с этим к тому, что я вам предложил в прошлом году, - все, как видите, в конечном счете оказывается полезным - вернемся к моей трехэтажной таблице.

О чем идет речь на уровне угрозы кастрации? Речь идет о реальном вмешательстве отца в виде воображаемой угрозы (запишем это в виде R.i), так как на деле, реально, отрезают его ребенку довольно редко. Обратите внимание, что в таблице этой кастрация является символическим актом, совершителем выступает лицо реальное (отец или мать, говорящие ему: "тебе его отрежут"), а предмет является предметом воображаемым (ребенок ощущает себя порезанным именно потому, что это воображает). Не кажется ли вам, что это парадоксально? "Но ведь это и сеть, собственно, уровень кастрации, а вы утверждаете, что отец не так уж и нужен", - можете возразить вы. Да, я утверждаю именно это.

С другой стороны, на что он, отец, накладывает запрет? Это именно то, с чего мы и начали, - он накладывает запрет на мать. Как объект она принадлежит именно ему - ребенку она не принад-

Жак Лакан

лежит. Именно в этом плане возникает - во всяком случае на одном каком-то этапе - у мальчика или у девочки то соперничество с отцом, одного которого вполне достаточно, чтобы дать начало агрессии. Отец обманывает ожидания ребенка в отношении матери.

Это и есть другой этаж - этаж фрустрации, обманутых ожиданий. Здесь отец вмешивается не как реальное лицо, а как лицо уполномоченное. Даже если он отсутствует, если он звонит, скажем, матери по телефону, результат будет тот же. Вмешательство отца, выступающего здесь в качестве символического, приводит к тому, что ребенок оказывается фрустрирован, обманут в своих ожиданиях -совершается воображаемый акт, предмет которого, мать, поскольку ребенок испытывает потребность в ней, вполне реален. Запишем это как S'.r.

Следует, наконец, третий уровень, уровень лишения, который как раз и принимает участие в артикуляции эдипова комплекса. Речь здесь идет об отце как фигуре, которая вызывает к себе предпочтение перед матерью - измерение, которое вы просто вынуждены задействовать, чтобы довести дело до конца, то есть обеспечить образование Идеала Я, S <;= S'.r Окончательное отождествление может осуществиться не раньше, чем отец станет - не важно, в силу чего, своей ли силы, или, наоборот, своей слабости - объектом, который получает перед матерью предпочтение. Вопрос об обращенном эдиповом комплексе и его функции формулируется именно на этом уровне. Скажу больше - именно здесь следует искать ответа на вопрос о том, почему комплекс этот имеет для девочек и мальчиков разные последствия.

В случае с девочками все идет как по маслу - именно поэтому и говорят, что функция кастрации в отношении мальчиков и девочек асимметрична. С трудностями девочка встречается в самом начале, зато в конце разрешение комплекса облегчается тем, что отцу, как носителю фаллоса, вызвать к себе предпочтение перед матерью ничего не стоит. Другое дело мальчик - здесь перед нами зияет провал. Каким образом вызывает к себе предпочтение отец в этом случае? А ведь этим определяется исход эдипова комплекса! Мы оказываемся здесь перед той же трудностью, с которой мы встретились, говоря о возникновении Эдипа обращенного. Нам кажется поэтому, что для мальчика эдипов комплекс всегда остается фактором, нормативное значение которого минимально, хотя всем тем, что о нем говорится, молчаливо предполагается, что оно как раз макси-

Образования бессознательного: глава IX

мально, поскольку именно путем отождествления с отцом усваивается мальчиком мужественность.

В конечном счете важно понять, почему происходит так, что функция отца, суть которой состоит в запрете, не приводит у мальчика ктому, что из третьей строки нашей таблицы с очевидностью вытекает, - к тому коррелятивному по отношению в идеальному отождествлению лишению, которое как у мальчика, так и у девочки стремится себя воспроизвести. Именно в силу того, что отец становится Идеалом ее Я, возникает у девочки признание того, что фаллоса у нее нет. Но это идет ей только на пользу, в то время как для мальчика это было бы исходом абсолютно катастрофическим, что и случается порою на самом деле. Совершитель здесь является воображаемым, I, вто время как предмет символичен, s. Получаем: l.s.

Другими словами, в момент, когда на исходе Эдипа происходит установление нормы, ребенок признает, что не имеет - не имеет либо того, что имеет, в случае мальчика, либо того, что не имеет, в случае девочки.

То, что происходит на уровне идеального отождествления - на том знаменующем собою исход Эдипа уровне, где отец получает предпочтение перед матерью, - должно привести, в буквальном смысле слова, к лишению. Для девочки результат этот вполне допустим и сообразен, хотя окончательно и недостижим, поскольку от некоего послевкусия, именуемого Penisneid, ей так никогда избавиться и не удается - свидетельство того, что и здесь все протекает не так уж гладко. Но если бы все протекало гладко, то мальчик, согласно нашей схеме, всегда должен был бы оказываться кастрирован. Выходит, в нашем объяснении что-то хромает, чего-то не хватает ему.

Попробуем теперь предложить решение. ι

Что такое отец? Я не спрашиваю, что такое отец в семье, потому что в семье он может быть чем угодно - тенью, банкиром, всем тем, чем он быть обязан, - а может и не быть всем этим, и все это порою может оказаться важным, но может с тем же успехом и не иметь значения вовсе. Нам же интересно другое - что представляет собой отец в эдиповом комплексе?

Прежде всего, реальным объектом он там не является - и это невзирая на то, что для персонификации угрозы кастрации вмешиваться в качестве реального объекта ему порою все же приходится. Но если он не реальный объект - что же он такое?

Жак Лакам

Не является он и объектом идеальным, потому что с этой стороны можно ожидать разве что всяческих происшествий. Но ведь эдипов комплекс - это не просто катастрофа; недаром в нем видят основу связи человека с культурой.

"Ага, отец - это отец символический, вы нам это уже говорили", - скажете вы тогда, естественно, мне в ответ. Я действительно вам это уже говорил - говорил достаточно часто, чтобы сегодня не повторяться. То новое, что я скажу сегодня, понятие символического отца несколько уточняет. А скажу я вам вот что: отец - это метафора.

Но что она такое, эта метафора? Определимся в этом с самого начала, а результат запишем на доске, чтобы как-нибудь загладить последствия получившейся у нас неприглядной картины. Метафора, как я вам уже объяснял, это означающее, которое заступает место другого означающего. И я утверждаю, что роль отца в эдиповом комплексе действительно такова, хотя некоторым из присутствующих это, возможно, и режет слух.

Именно так дело и обстоит: отец является означающим, заступившим место другого означающего. В этом и заключается главный, единственный способ вмешательства отца в эдиповом комплексе. И если истоки отцовской несостоятельности вы ищете не здесь, больше вы их нигде не найдете.

Функция отца в эдиповом комплексе состоит в том, чтобы послужить означающим, заступающим место первого включенного в символизацию означающего, означающего материнского. Согласно формуле, которая, как я вам однажды уже объяснил, является формулой метафоры, отец заступает место матери, S заступает место S', где S' является матерью в качестве уже связанной с чем-то, обозначенным мною буквой х, то есть с тем, что в отношениях с матерью выступает как означаемое.

Отец Мать

Мать χ

з

Матери свойственно приходить и уходить снова. Говорить, что она приходит ко мне и от меня уходит, можно постольку, поскольку я являюсь маленьким существом, которое уже включено в Символическое и символизацию уже освоило. Иными словами, я либо чувствую ее присутствие, либо нет, с ее приходом мир видоизменяется и может, того и гляди, рассыпаться в прах.

Но что это за означаемое - вот в чем вопрос. Чего она, вот эта,

Образования бессознательного: глава IX

собственно, хочет? Я-то хотел бы, чтобы она хотела меня, но ясно, что хочет она не только меня. Есть еще что-то, что занимает ее. То, что занимает ее, и есть .т, искомое означаемое. А означаемое уходов и приходов матери - это фаллос.

Суть моего прошлогоднего семинара сводится к тому, что ставить в центр объектного отношения частичный объект просто глупо. Ведь ребенок сам является частичным объектом, поэтому-то он и вынужден задаваться вопросом о том, что стоит за фактом ее приходов и ее уходов - а стоит за ним не что иное, как фаллос.

Ребенок при известной доле находчивости или везения довольно быстро может догадаться о том, что представляет собой воображаемый х. а раз поняв это, обернуться фаллосом сам. Но воображаемый путь не является путем нормальным. Именно поэтому, кстати, и влечет он за собой то, что называют обыкновенно фиксацией. Ненормален он еще и потому, что никогда не встречается в чистом виде, никогда не бывает до конца доступен, всегда несет на себе печать некоей приблизительности, непрозрачности, конфликтной двойственности, которыми все многообразие извращений и порождается.

А что же представляет собою символический путь? Это путь метафоры. Поскольку время сегодняшней нашей встречи подходит к концу, я предложу вам, отложив объяснения на потом, готовую схему, которая послужит нам впоследствии путеводной нитью: именно в силу того, что отец заступает место матери в качестве означающего, происходит то, что обычно результатом метафоры и является и что выражено у меня следующей записанной на доске формулой:

Промежуточный означающий элемент сокращается, и S' вступает путем метафоры во владение объектом желания матери, предстающим при этом в обличье фаллоса.

Я не претендую на то, чтобы предложить вам решение в форме, заведомо для вас прозрачной. Я приношу вам лишь результат, чтобы вы поняли, в каком направлении мы идем. Ну, а как 'худа идти и что нам это, собственно, дает - об этом, то есть обо всем том, к чему мое решение дает ключ, мы поговорим позже.

Теперь же я ограничусь следующей, пока сырой, формулировкой: на мой взгляд, со всеми неразрешимыми трудностями, связан-

ЖакЛакан

ными с эдиповым комплексом, можно справиться, рассматривая вмешательство отца в этом комплексе как замену одного означающего на другое.

Чтобы приступить помаленьку к объяснениям, я сделаю замечание, которое, надеюсь, даст вашим сновидениям пищу на ближайшую неделю.

Метафора располагается в бессознательном. И поистине удивительно, что бессознательное не обнаружили раньше, хотя оно было на своем месте всегда и есть до сих пор. Чтобы догадаться, что место это вообще существует, нужно было, видимо, знать, что оно там, внутри, заранее.

Я хотел бы предложить вам одно соображение, с которого вы, путешествуя по всему миру в качестве, я надеюсь, апостолов моего слова, всегда сможете начать разговор о бессознательном с людьми, которые прежде о нем никогда не слышали. Удивительно - скажете вы им - что с тех пор, как стоит мир, ни одному из людей, именующих себя философами, и в голову не приходило, по крайней мере, в классический период (теперь-то дело пошло повеселее, но сделать еще предстоит многое), заговорить о том важнейшем измерении, которое фигурирует у меня как что-то Другое.

О желании чего-то Другого мне уже приходилось вам говорить - не в том смысле, в каком сейчас например, вы, возможно, испытываете желание вместо того, чтобы меня слушать, поесть сосисок, а в смысле желания чего-то Другого как такового - что бы там ни было и о чем бы конкретно речь ни зашла.

Измерение это присутствует не только в желании. Оно налицо и в других состояниях, притом постоянно. Возьмем, скажем, ночные бдения - то, что называется ночными бдениями, - разве не уделяем мы им слишком мало внимания? Бдения, - скажете мне вы, - ну и что? Но ведь именно о ночном бдении упоминает Фрейд в описании случая председателя суда Шребера, говоря о главе ницшевско-го "Заратустры", озаглавленной "Перед рассветом". Замечания, подобные этому, как раз и показывают нам, что в этом Другом Фрейд поистине жил. Когда я рассуждал с вами однажды о дне, о вечернем покое и других вещах в этом роде, которые тогда более или менее до вас дошли, именно это замечание Фрейда и служило мне главным ориентиром. "Перед рассветом" - да разве речь идет о восходе

Образования бессознательного: глава IX

солнца? нет, чего-то Другого, сокрытого - вот чего ждут в момент бдения.

Возьмем, далее, стремление затвориться. Разве это измерение не существенно? Судите сами: стоит человеку где-то - будь то пустыня или девственный лес - оказаться, как он немедленно начинает себя огораживать. На худой конец он, как Ками, захватит с собой пару дверей - лишь бы устроить между ними сквозняк. Все дело в том, чтобы устроиться где-то внутри, но не понятия внутреннего и внешнего задают здесь тон, а понятие чего-то Другого, Другого как такового, не тождественного с тем местом, где мы наглухо законопачены.

Скажу больше: изучив феноменологию пресловутого стремления затвориться, вы сразу же заметите, до какой степени абсурдно связывать функцию страха исключительно с реальной опасностью. Так, феноменология фобии наглядно обнаруживает тесную связь страха именно с безопасностью. Легко убедиться, что у субъекта, страдающего фобией, приступы тревоги возникают именно тогда, когда он страх свой утратил, когда вы начали его полегоньку от фобии избавлять. "Э, нет, - говорит он вам, - так дело не пойдет. Раньше я всегда знал, где мне следует остановиться. Теперь же, утратив страх, я не чувствую себя в безопасности". Короче говоря, возникает та же картина, что я обрисовал вам в прошлом году, рассказывая о маленьком Гансе.

Есть и еще одно измерение, которому, я убежден, вы, чувствуя себя в нем как рыба в воде, достаточно внимания не уделяете, - измерение это называется скукой. Вам и в голову, может быть, не приходило, насколько она в качестве измерения чего-то Другого типична. Она и заявляет-то о себе в характерных выражениях, уверяя, что ей, мол, "хочется чего-то Другого". Мы согласны хоть гов-но есть - лишь бы всякий раз новое. Перед нами во всех этих случаях своего рода алиби, уже сформулированные, уже прошедшие символизацию алиби, защищающие субъекта от обвинений в связи с чем-то Другим.

Вам покажется, быть может, что я впадаю в романтическую меланхолию. Неудивительно: желание, затворничество, бдения - еще немного, и я бы, чем черт не шутит, сотворил здесь перед вами молитву. "Что с ним? К чему он клонит?" - встревожитесь вы. И напрасно.

В заключение я хотел бы обратить ваше внимание на еще одну

Жак Лакай

разновидность проявлений присутствия чего-то Другого - на многообразные институализированные его проявления. Любые образования, где бы то ни было создаваемые людьми, то есть все так называемые коллективные образования вообще, можно классифицировать по признаку того, каким именно способам связи с чем-то Другим эти образования удовлетворяют.

Где бы человек ни появился, он немедленно строит тюрьму и бордель, то есть места, где действительно обитает желание, затем обязательно ждет чего-то, ждет, например, когда придет лучшее будущее, - всегда тут, наготове, он бодрствует, он ждет революции. Но самое главное: где бы он ни появился, особенно важно то, что все занятия его буквально источают из себя скуку. Занятие начинает становиться серьезным не раньше, чем то, что составляет главный его элемент, то есть, вообще говоря, его регулярность, смертельным образом ему не наскучивает.

Подумайте, в частности, насколько многое в вашей аналитической практике словно нарочно так устроено, чтобы уморить вас скукой. Именно в скуке-то все и дело. На первый взгляд, довольно большая, по крайней мере, часть так называемых технических правил, которые аналитик обязан в работе своей соблюдать, направлена на то, чтобы установить в этой области какой-то гарантированный профессиональный стандарт, - но присмотритесь к ним поближе, и вы немедленно убедитесь, что происходит это лишь постольку, поскольку правила эти поддерживают, одобряют и культивируют в сердцевине аналитической практики не что иное, как скуку.

Вот краткое вступление, которое, однако, не покрывает еще темы следующего занятия, где я покажу вам, что именно на уровне Другого как такового диалектика означающего развертывается и что именно этот уровень послужит нам отправным пунктом к исследованию функции, влияния, принудительной силы и индуцирующего эффекта Имени Отца - Имени Отца как такового.

15 января 1958 года

X Три такта Эдипа

От Имени Отца к фаллосу

Ключ к угасанию Эдипа

Быть и иметь

Произвол и закон

Ребенок как субъект-подданный

Мы продолжим сегодня изучение того, что назвали в прошлый раз отцовской метафорой.

Мы закончили на моем утверждении, что именно та структура, которая была опознана нами в прошлый раз как структура метафоры, дает прекрасную возможность ясно и членораздельно описать эдипов комплекс и его внутреннюю пружину - комплекс кастрации.

Тем, у кого вызовет удивление, что к формулировке центрального для теории и аналитической практики вопроса мы приходим столь поздно, остается возразить, что нельзя было это сделать, не продемонстрировав на почве кактеоретической, так и практической, несостоятельность ныне циркулирующих в анализе соответствующих формулировок, а тем более не показав, в каком отношении формулировки эти нуждаются, если можно так выразиться, в исправлении. Чтобы начать формулировать, необходимо прежде приучить вас, к примеру, мыслить в терминах субъекта.

Что такое субъект? Совпадает ли он целиком и полностью с индивидуальной реальностью, которая находится перед вами, когда вы слово субъект произносите? Или же, начиная с момента, когда вы заставляете его говорить, под субъектом непременно начинает подразумеваться что-то еще? Другими словами - является ли речь чем-то вроде эманации, парящего над ним облака, либо, напротив, она развивает и сама по себе навязывает (да или нет?) некую структуру, наподобие той, которую я так детально вам комментировал, к которой успел уже вас приучить? Структуру, которая свидетельствует, что в отношении говорящего субъекта и речи не может идти о том, чтобы свести отношения, в которые он посредством речи вступает, к отношениям с кем-то другим, что всегда будет налицо в этих отношениях некто третий, большой Другой, которым и задается позиция субъекта в качестве субъекта речи - а значит, и в ка-

Жак Лакан

Образования бессознательного: глава X

201

честве субъекта анализа тоже.

То, о чем я говорю, - это не просто необязательная теоретическая выкладка. Это вывод, который окажется очень полезен, когда вам нужно будет понять, какое место занимают те явления, с которыми вы в анализе имеете дело - чтобы понять, другими словами, что происходит, когда вы имеете дело с запросами субъекта, его желаниями, его фантазиями (что далеко не одно и то же), а также с тем, что, похоже, наиболее неясно, уловить и определить что бывает труднее всего, - с реальностью.

Теперь, когда мы приступаем к объяснению термина отцовская метафора, нам представится прекрасная возможность лишний раз в этом убедиться.

В чем заключается отцовская метафора? Она представляет собой, собственно говоря, заступление отца в качестве символа, или означающего, на место матери внутри той первоначальной символизации, которая в отношениях между матерью и ребенком успела выстроиться. В дальнейшем мы увидим, в чем это наместо заключается - здесь перед нами поворотный пункт, нерв, суть того продвижения вперед, которое знаменует собой у субъекта эдипов комплекс.

Термины, предложенные мною в прошлом году для описания отношений между матерью и ребенком, сводятся воедино в воображаемом треугольнике, которым я вас научил пользоваться. Признать теперь в качестве базового треугольник ребенок-отец-мать означает, разумеется, привнести нечто реальное. В то же время реальное это полагает в Реальном - я имею в виду, полагает в качестве чего-то учрежденного - некую символическую связь. Причем полагает оно эту связь, если можно так выразиться, объективно, поскольку мы можем сделать ее предметом, ее рассматривать.

Первая из обладающих реальностью связей вырисовывается между матерью и ребенком - именно здесь получает ребенок первый реальный опыт контакта с окружающей его живой средой. И если мы включаем в треугольник отца, то лишь для того, чтобы обрисовать ситуацию объективно - для ребенка отец еще не вошел в него.

Для нас отец - есть, он реален. Не будем забывать, однако, что реален он для нас лишь постольку, поскольку определенные учреж-

дения сообщают ему не то чтобы отцовскую роль или функцию -это уже вопрос не социологический, - а самое имя отца. Тот факт, что акт зачатия, скажем, действительно совершен отцом, ни в коем случае не является опытно удостоверяемой истиной. В те времена, когда серьезные вещи среди аналитиков еще обсуждались, было замечено, что в иных находившихся на первобытной стадии развития племенах зачатие приписывалось вообще бог знает чему -источнику, камню, а то и вовсе встрече с духом в каком-то пустынном месте. Г-н Джонс весьма уместно заметил по этому поводу, что для разумных существ - а хотя бы малую долю разума мы во всяком человеческом существе допускаем - не обратить внимание на эту по опыту известную истину просто немыслимо. Ясно, конечно, что за одним исключением - самим по себе исключительным -женщина не рожает, если у нее не было до этого полового акта, причем не было за вполне определенный срок. Беда лишь в том, что, делая это исключительно уместное замечание, г-н Эрнест Джонс оставил за бортом все, что в этом деле действительно важно.

А важно не то, что люди прекрасно знают, что женщина не может родить, не совершив прежде полового акта, а то, что с помощью означающего они санкционируют того, с кем у нее этот половой акт был, в качестве отца. Ибо в противном случае, учитывая то, как символический порядок по своей природе сложился, ничто не препятствует тому, чтобы нечто за акт зачатия ответственное не продолжало благополучно отождествляться внутри символической системы с чем угодно - будь то камень, источник или встреча с духом в отдаленном месте.

Позиция отца в качестве отца символического вовсе не зависит от того, насколько тесно научились люди связывать между собою в необходимую последовательность два столь нерохожих друг на друга события, как половой акт и рождение. Позиция Имени Отца как такового, характеристика отца в качестве родителя - все это принадлежит уровню символическому. Реализуясь в различных культурных формах, ни то, ни другое само по себе от культурной формы никак не зависит, будучи с необходимостью обусловлено означающей цепочкой как таковой. В силу самого факта, что вы некий символический порядок учреждаете, что-то в цепочке этой соответствует или не соответствует заданной Именем Отца функции, и вот внутри этой функции вы и помещаете значения, которые, сколь бы различными они ни оказывались, никогда не

Жак Лакам

подчиняются при этом иной необходимости, кроме той, что в самой функции отца заложена - ей-то как раз Имя Отца в означающей цепочке и соответствует.

Поиск по сайту: