Семинары, Книга I: Работы Фрейда по технике психоанализа

Лакан Жан.

СОДЕРЖАНИЕ

ВСТУПЛЕНИЕ

Момент сопротивления

I. ВВЕДЕНИЕ К КОММЕНТАРИЮ РАБОТ ФРЕЙДА ПО ТЕХНИКЕ ПСИХОАНАЛИЗА

Семинар. Путаница в анализе. История не является прошлым. Теория эго.

II. ПЕРВЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ВОПРОСУ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Психоанализ впервые. Материальность дискурса. Анализ анализа. Мегаломания Фрейда?

III. СОПРОТИВЛЕНИЕ И ЗАЩИТЫ

Свидетельство Анни Раах. От эго к эго. Реальность и фантазм о травме. История, пережитое, пережитое вновь.

IV. СОБСТВЕННОЕ Я И ДРУГОЙ

Сопротивление и перенос. Ощущение присутствия. Verwerfung VerdrangLmg. Опосредование и откровение. Уклонение речи.

V. ВВЕДЕНИЕ К СООБЩЕНИЮ ЖАНА ИППОЛИТА "О ПОНЯТИИ VERNEINUNG У ФРЕЙДА" И ОТВЕТНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ

Лингвистическое переплетение. Философские дисциплины. Структура галлюцинации. Отрицание во всяком отношении к другому.

VI. АНАЛИЗ ДИСКУРСА И АНАЛИЗ СОБСТВЕННОГО Я

Анна Фрейд или Мелани Кляйн.

Топика воображаемого

VII. ТОПИКА ВООБРАЖАЕМОГО

Размышление об оптике. Знакомство с перевернутым букетам. Реальность: изначальный хаос. Воображаемое: рождение собственного Я. Символическое: позиции субъекта. Функциями фа об Эдипе в психоанализе

VIII. ВОЛК! ВОЛК!

Случай Робера. Теория сверх-Я. Остов речи.

IX. О НАРЦИССИЗМЕ

О там, что составляет акт. Сексуальность и либидо. Фрейд или Юнг? Воображаемое в неврозе. Символическое в психозе.

X. ДВА НАРЦИССИЗМА

Понятие влечения. Воображаемое у животного и у человека. Сексуальное поведение по-своему склонно обманываться. Ur-Ich.

XI. Я-ИДЕАЛ И ИДЕАЛЬНОЕ Я

Построчное чтение Фрейда. Обманки сексуальности. Символическое отношение определяет позицию субъекта в воображаемом.

XII. ZEmJCH-ENTWICKELUNGSGESCHICHTE

Образ смерти. Собственная персона спящего. Имя, закон. От будущего к прошлому.

По ту сторону психологии

XIII. ОПРОКИДЫВАНИЕ ЖЕЛАНИЯ

Смешение языков в анализе. Рождение Я (Je). Непризнавание не есть незнание. Мистическая интроекция. Об изначальном мазохизме.

XIV. КОЛЕБАНИЯ ЛИБИДО

Агрессивностъ агрессии. Слово "слон". Узы речи. Перенос и внушение. Фрейд и Дора.

XV. ЯДРО ВЫТЕСНЕНИЯ

Именовать желание. PrSgung травмы. Забывание забывания. Субъект в науке. Сверх-Я, рассогласованное высказывание.

Тупики Микаэля Балинта

XVI. ПЕРВЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО БАЛИНТА

Теориялюбви. Определение характера. Объективация.

XVII. ОБЪЕКТНОЕ ОТНОШЕНИЕ И ОТНОШЕНИЕ

ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОЕ

Балинт и Ференци. Удовлетворение потребности. Карта Страны Нежности. Интерсубъективность в перверсиях. Сартровский аналитик.

XVIII. СИМВОЛИЧЕСКИЙ ПОРЯДОК

Извращенное желание. Господин и раб. Цифровое структурирование поля интерсубъективности. Холофраза. Речь в переносе. Ангелу с Силезиус.

Речь в переносе

XIX. СОЗИДАТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ РЕЧИ

Всякое значение отсылает к другому значению. Собеседники Улисса. Перенос и реальность. Понятие является временем вещи. Иероглифы

XX. DE LOCUTIONIS SIGNIFICATIONE

XXI. ИСТИНА ВОЗНИКАЕТ ИЗ ОСОЗНАНИЯ

Несостоявшееся=удавшееся. Речь по ту сторону дискурса. Слово вылетело у меня из головы. Сон о монографии по ботанике. Желание.

XXII. ПОНЯТИЕ АНАЛИЗА

Интеллектуальное и аффективное. Любовь и ненависть в воображаемом и символическом. Ignorantia docta. Инвеститура символического. Дискурс как труд. Больной неврозом навязчивости и его господин.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Предисловие к комментарию Жана Ипполита на статью Фрейда "Vemetnung"

Устный комментарий Жана Ипполита к статье Фрейда "Vemeinung'

Ответ на комментарий Жана Ипполита к статье Фрейда "Vemeinung'

ВСТУПЛЕНИЕ

Прервать молчание Мэтр может чем угодно - сарказмом или пинком ноги.

Именно так, согласно технике дзэн, поступает в изыскании смысла буддистский учитель. Искать ответ на их вопросы надлежит самим ученикам. Учитель не преподает ex cathedra уже готовую науку, он преподносит ответ в тот самый момент, когда ученики готовы его найти.

Такое обучение отказывается от всякой системы. Оно открывает мысль в движении - мысль, тем не менее, готовую к системе, поскольку в ней необходимым образом представлен аспект догматический. Мысль Фрейда более, чем какая-либо открыта пересмотру. Ошибочно сводить ее к избитым фразам. Каждое понятие живет у него собственной жизнью. В этом как раз и состоит диалектика.

Одни из этих понятий оказывались в какой-то момент нужны Фрейду чтобы дать ответ на вопрос, поставленный ранее в других терминах, и уловить их значимость можно лишь поместив их вновь в соответствующий контекст.

Однако одной историей, историей мысли, нам тут не обойтись. Недостаточно, сказать, что Фрейд появился в век сциентизма, ведь с "Толкованием сновидений" (на французском "Науки снов") вводится нечто совершенно особой природы, нечто, обладающее конкретной психологической плотностью, а именно, смысл.

Вычитывать что-то в снах - с точки зрения сциентизма, Фрейд возвращается к наиболее архаической мысли. Затем он вновь обращается к каузальному объяснению. Но толкование сновидений всегда целиком погружает нас в область смысла. Речь здесь идет о субъективности человека в его желаниях, в его отношениях к окружению, к другим, к самой жизни.

Наша задача - заново ввести регистр смысла, регистр, который и сам нужно поместить на подобающий ему уровень.

Брюкке, Людвиг, Гельмгольц, Дюбуа-Реймон установили нечто вроде принятой веры - все приводимо к физическим силам, притяжению и отталкиванию. Задав себе такие посылки, исследователь не ищет оснований выходить за их пределы. Если Фрейд вышел за эти рамки, то потому, что его посылки были иными. Он решился придать значение тому, что происходило с ним самим - противоречиям собственного детства, невротическим расстройствам, собственным снам. И поэтому Фрейд предстает нам, как и любой другой человек, в окружении случайных подробностей своей частной жизни - смерти, женщины, отца.

Все это представляет собой возвращение к истокам и вряд ли заслуживает названия науки. Психоанализ подобен искусству хорошего мясника, с умением разделывающего тушу животного, разделяя суставы с наименьшим сопротивлением. Известно, что для каждой структуры существует свойственный ей способ концептуализации. Но поскольку на этом пути возникают осложнения, то многие предпочитают придерживаться монистического понятия логического выведения мира. Тут-то и возникает путаница.

Весьма уместно заметить, что расчленение мы производим не с помощью ножа, а с помощью понятий. Понятия обладают особого рода реальностью. Они не возникают из человеческого опыта - иначе бы они были уже готовыми. Первые наименования вытекают из самих слов, они являются инструментами для очерчивания вещей. Всякая наука, таким образом, долго остается во тьме, стесненная обыденным языком.

Сперва нам приходится прибегать к помощи такого чрезвычайно неудовлетворительного инструмента, как закостеневший в обыденной речи язык. И время от времени случаются вдруг резкие изменения - например, от "воспламеняющегося" (флогистона) к кислороду. Ведь Лавуазье одновременно с его открытием флогистона привносит качественное понятие кислород. Трудность коренится в том, что ввести символы, математические или другие, можно лишь с помощью обыденного языка, поскольку необходимо объяснить, для чего они служат. Тогда поневоле оказываешься на определенном уровне человеческого обмена, в нашем случае - это уровень терапевта. То же самое было и с Фрейдом, несмотря на его отпирательства. Но как показал Джонс, он с самого начала дал себе аскетический зарок не заходить далеко в область спекулятивного мышления, к которому от природы был весьма склонен. Он подчинил себя дисциплине фактов, лаборатории. Он отошел от некачественного языка.

Рассмотрим теперь понятие субъекта. Вводя такое понятие, вводят самого же себя. Человек, который говорит с вами, - это человек из ряда других: он пользуется некачественным языком. И тогда замешанным оказываешься ты же сам.

И поэтому Фрейд с самого начала осознает, что продвинется в анализе невротиков лишь в том случае, если будет анализировать себя самого.

Возрастающая важность, приписываемая сегодня контрпереносу, означает признание того факта, что в анализе пациент не остается один. В нем участвуют двое - и только двое.

Феноменологически, аналитическая ситуация является некоторой структурой, то есть тем, с помощью чего могут быть выделены и изолированы определенные феномены. Другая же структура, структура субъективности, позволяет людям думать, будто они понятны сами себе.

То, что человек является невротиком, может послужить ему на пользу как аналитику, как послужило это на пользу самому Фрейду. Подобно господину Журдену с его прозой, мы создаем смысл, противоречие смыслу и бессмыслицу. Оставалось лишь найти здесь линии структуры. В упоении, Юнг тоже открывает в символах снов и религий некоторые присущие человеческому роду архетипы. Это также структура, но отличная от аналитической.

Детерминизм, свойственный аналитической структуре, был введен Фрейдом. Отсюда двусмысленность, которую находят в его произведениях повсюду. Взять например, сон - это желание или признание желания? А эго, с одной стороны, является как бы пустым яйцом, поверхность которого дифференцируется посредством контакта с миром восприятия, с другой - именно от него мы слышим при каждой встрече слова "нет" или "меня", "я", а также безличные формы, оно говорит о других и выражает себя в различных регистрах.

Мы будем следовать технике искусства диалога. Как хорошему мяснику, нам нужно знать, какие мы встретим сочленения и сопротивления.

Сверх-Я является законом, лишенным смысла, однако опирается лишь на язык. Когда я говорю: "Ты. пойдешь направо", я хочу позволить другому согласовать свой язык с моим. Я думаю о том, что происходит у него в голове в тот момент, когда я с ним говорю. Это усилие для нахождения согласия устанавливает свойственную языку коммуникацию. Это ты настолько основополагающе, что оно выступает до сознания. Ведь и цензура, являющаяся интенциональной, делает, тем не менее, свой ход в игре прежде сознания, она действует предупредительно. "Ты" - это не сигнал, но отнесенность к другому, это приказ и влюбленность.

Точно так же идеал собственного Я является средством защиты, увековеченным собственным Я ради продления удовлетворенности субъекта. Но вместе с тем это и функция наиболее гнетущая, оказывающая наиболее сильное депрессивное воздействие, в психиатрическом смысле.

Понятие "оно", id, нельзя сводить к чистым объективным данным, к влечениям субъекта. Анализ никогда не заканчивался определением доли агрессивности или эротизма субъекта. Точка, к которой продвигается анализ, предельная точка диалектики экзистенциального распознавания - "Ты есть это". Идеал этот в действительности никогда не достигался.

Идеалом анализа не является полное самообладание, бесстрастие. Речь идет о том, чтобы субъект стал способен поддерживать аналитический диалог, говорить не слишком рано и не слишком поздно. Вот к чему стремится дидактический анализ.

Введение порядка обусловленности в человеческое существование, в область смысла называется разумом. Открытие Фрейда - это открытие разума на новой, еще не возделанной почве.

18 ноября 1953 года

МОМЕНТ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Продолжение этой лекции и все лекции конца 1953 года отсутствуют.

ВВЕДЕНИЕ К КОММЕНТАРИЮ РАБОТ ФРЕЙДА ПО ТЕХНИКЕ ПСИХОАНАЛИЗА

Семинар.

Путаница в анализе. История появляется прошлым. Теория эго.

Пожелав вам всего наилучшего в Новом году, я охотно начну нашу работу со слов: "Довольно смеха'".

В течение последнего семестра вам ровно ничего не приходилось делать, кроме как слушать меня. Торжественно заявляю вам, что в этом начинающемся семестре я рассчитываю, надеюсь, смею надеяться, что также и мне случится вас немного послушать.

Таков уж закон и традиции семинара: те, кто в нем участвуют, привносят более чем одно личное усилие - сотрудничество в плодотворном общении. Плодотворным же может быть лишь участие тех, кто самым непосредственным образом заинтересован в этой работе, для кого наши семинары, посвященные текстам, полны смысла, кто вовлечен в разных статусах в нашу практику. Безусловно, и от меня вы будете получать ответы, насколько я способен буду дать их вам.

Особенно ощутимыми для меня были бы по возможности максимальные усилия всех вас в содействии новой стадии нашего семинара. А под этим максимумом я понимаю то, что в ответ на мое предложение заняться той или иной частью нашего общего дела, я не услышу вялых заверений об отсутствии времени именно на этой неделе.

Я обращаюсь к тем, кто входит в состав представляемой нами психоаналитической группы. Мне хотелось бы увидеть у вас ясное осознание цели создания нашей группы как автономной организации. Ведь затронуто здесь ни больше ни меньше как будущее каждого из нас, как смысл всего, что мы делаем и что предстоит нам сделать в дальнейшем. И я не понимаю, зачем вы здесь присутствуете, если вошли в эту группу не для того, чтобы задаться вопросом об основаниях всей вашей деятельности. Для того, кто не почувствовал смысл этой задачи, лучше было бы с нами не связываться, а присоединиться вместо этого к какой-либо форме бюрократии.

Подобные размышления, на мой взгляд, особенно уместны теперь, когда мы приступаем к изучению того, что обычно называют "Работами Фрейда по технике психоанализа".

Термин "Работы по технике психоанализа" уже зафиксирован определенной традицией. При жизни Фрейда выходит маленький сборник in-octavo под названием "Kleine Neurosen Schnfte". Это был томик избранных работ Фрейда 1904-1919 гг., название, форма и содержание которых указывали на то, что речь в них идет о психоаналитическом методе.

Подобная форма была обусловлена необходимостью сделать определенные предостережения неискушенному практику, вознамерившемуся пуститься в анализ, и оградить его от ряда неясностей, касающихся практического метода и его сути.

Некоторые отрывки данных работ крайне важны для понимания того, какой путь был проделан за эти годы в плане теоретической разработки практики анализа. Здесь можно видеть постепенное появление основных для постижения способа действия аналитической терапии понятий: понятия сопротивления и функции переноса, способа действия и вмешательства в переносе и даже, в определенной степени, главной роли невроза переноса. Таким образом, излишне подчеркивать, что эта небольшая группа работ имеет для нас совершенно особый интерес.

Безусловно, такой способ группировки не полностью удовлетворяет нас, и, возможно, вовсе не термин "работы по технике психоанализа" придает этим текстам единство, что, тем не менее, не ставит под вопрос наличие такого единства как такового. Данные тексты в своей совокупности свидетельствуют об определенном этапе фрейдовской мысли, и в этом аспекте мы и станем их изучать.

Техника психоанализа: глава 1

Мы можем выделить тут некоторый промежуточный этап "зародышевый опыт" Фрейда, как назвал его один аналитик (чье перо обычно читателя не балует, хотя в данном случае его находка довольно удачна и красива). Данный этап предшествует разработке структурной теории.

Начало этого промежуточного этапа следует отнести ко времени между 1904 и 1909 годами.

В 1904 году появляется статья о психоаналитическом методе, и с тех пор приходилось слышать, будто именно в ней впервые появляется слово "психоанализ". Само по себе это неверно, поскольку данное слово употреблялось Фрейдом гораздо раньше, однако здесь, наконец, оно употребляется строго терминологически причем даже в названии статьи. 1909 годом датируются лекции в Clark University и путешествие Фрейда в Америку в сопровождении его последователя - Юнга.

Если же мы обратимся к 1920 году, мы станем свидетелями создания теории инстанций - теории структурной или также метапсихологической, как назвал ее Фрейд. Здесь его опыт и открытие получают иную, дальнейшую разработку.

Как видите, так называемые технические работы выстраиваются в промежутке между двумя этими этапными моментами. Вот что придает им смысл, и неверно думать, будто единство их состоит в том, что речь в них идет о технике.

В определенном смысле Фрейд никогда не переставал говорить о технике. Мне нет необходимости напоминать вам о "Studien tiber Hysteric", в которых представлено подробное изложение открытия аналитической техники, где мы видим ее в становлении, и именно это составляет ценность данных исследований. Пожелавшему сделать полное систематическое изложение развития техники у Фрейда следовало бы начать как раз с них. Основанием тому, что мы не обратились к "Studien uber Hysteric", послужила их элементарная недоступность, поскольку не все из вас читают на немецком, ни даже на английском. Впрочем, есть и другие основания, заставившие меня предпочесть "Работы по технике психоанализа".

Даже в "Толковании сновидений" речь постоянно идет о технике. Оставляя в стороне работы по мифологической, этнографической, культурологической теме, нельзя назвать ни единого произведения, где Фрейд не прибавлял бы чего-нибудь о технике. Излишне подчеркивать, что такая работа, как "Анализ завершенный и анализ без завершения", вышедшая в 1934 году, является одной из самых важных работ, касающихся техники.

Теперь я хотел бы поговорить о том характере, который, на мой взгляд, должна носить в этом семестре наша работа над комментарием данных текстов. Важно определиться в этом уже сегодня.

Если бы мы собрались здесь, чтобы склониться в восхищении и изумлении над текстами Фрейда, мы, очевидно, получили бы полное удовлетворение.

Своей свежестью и живостью эти работы нисколько не уступают другим текстам Фрейда. Порой его личность столь непосредственно раскрывается в них, что невозможно не разглядеть ее. Простота и искренность тона уже сами по себе являются своего рода уроком.

В частности, та легкость, с которой Фрейд подходит к вопросу о подлежащих соблюдению практических правилах, свидетельствует нам о том, что для него самого речь здесь идет всегонавсего об инструменте - подобным образом говорят о подходящем молотке. "Для моей руки онудобен", - таков общий смысл его слов, - "и вот как я привык его держать. Другие, возможно, предпочли бы другой инструмент, более для них подходящий". В самих текстах найдутся отрывки, где та же мысль выражена еще яснее, чем в этом моем сравнении.

Значительная свобода характерна в этих работах и для трактовки проблемы формализации технических правил, что уже само по себе достаточно поучительно и даже при первом чтении приносит свои плоды. Нет ничего более здорового и раскрепощающего. Здесь как нельзя лучше видно, что суть вопроса совсем в другом.

Кроме того, в отрывках, возможно, второго плана, но довольно заметных, открывается еще и другой аспект. В способе, которым Фрейд выражает в них то, что можно было бы назвать путями истины его мысли, раскрывается страдающий характер его личности, не покидавшее его чувство неизбежности авторитарной власти, сопровождающееся умалением всего, что может ожидать от своих слушателей и последователей тот, кому есть что передать или преподать. В его текстах довольно часто встречается какое-то подспудное недоверие к способу понимания и применения его идей. Я думаю - да и вы сами убедитесь, что ему свойственно было какое-то совершенно особое умаление предоставленного ему современной эпохой человеческого материала. Вот где кроется разгадка того, что Фрейд, в противоположность написанному в его работах, использовал весь вес своей власти чтобы обеспечить, как он думал, анализу будущее. Он был одновременно нетерпим ко всякого рода отклонениям весьма действенным и не преминувшим проявиться - и беспрекословно требователен в отношении сложившихся вокруг него форм передачи психоаналитического учения.

Сказанное является лишь кратким обзором того, что дает нам это чтение для понимания исторического аспекта деятельности и влияния Фрейда. Безусловно, мы не станем ограничиваться этим аспектом, ибо предприятие это - сколь бы интересным, стимулирующим, приятным и раскрепощающим оно ни казалось - было бы все же не слишком плодотворным.

До сих пор я обращался к комментарию Фрейда лишь в поисках ответа на вопрос - что мы делаем, когда занимаемся анализом7 В рамках той же традиции будет проходить и изучение "Работ по технике психоанализа". Итак, я буду ориентироваться на действительность аналитической техники, на все то, что вокруг нее говорится, пишется и практикуется.

Я думаю, если не большинство, то по крайней мере часть из вас уже усвоила себе следующее. Оценивая тот способ, каким различные люди, практикующие анализ, мыслят, определяют, понимают свою технику, можно без всяких преувеличений говорить о воцарившейся здесь полнейшей путанице - я говорю о настоящем дне, о 1954 годе, еще совсем юном и новом. Мне остается поставить вас перед фактом, что в настоящее время среди думающих аналитиков (что уже сужает их круг), возможно, не найдется и двух, одинаково представляющих себе действие, цели, возможности и смысл психоанализа.

Мы даже могли бы позабавиться игрой, которая состояла бы в сравнении крайних концепций, - мы увидели бы, что они приводят к прямо противоположным формулировкам. Нам не пришлось бы тут искать любителей парадоксов, которые, впрочем, не так уж многочисленны. Уже одна сложность материала не побуждает теоретиков стремиться при его освоении к оригинальности, так что в измышлениях по поводу терапевтических результатов, их форм, методов и путей достижения и юмор, как правило, отсутствует. Исследователи довольствуются тем, что цепляются за балюстраду, парапет какой-либо части фрейдовских теоретических разработок. Только это и дает каждому гарантию, что он еще сохраняет нечто общее со своими собратьями и коллегами. Именно через посредство фрейдовского языка поддерживается обмен между практиками, создающими себе концепции, явно отличные от их терапевтической деятельности и еще более далекие от общей формы того типа межчеловеческих отношений, который называется психоанализом.

Произнося слова "межчеловеческие отношения", я, как вы видите, говорю об уже сложившемся на сегодняшний день положении вещей. В самом деле, разработка понятия отношения аналитика и анализируемого стала как раз тем путем, которому следуют современные доктрины в поисках основания, соответствующего конкретике опыта. Таково, безусловно, самое плодотворное направление, сложившееся в психоанализе после смерти Фрейда. М. Балинт называет его two-bodies 'psychology - впрочем, этот термин не ему принадлежит, а был заимствован им у покойного Рикмана, одного из редких в среде аналитиков после смерти Фрейда людей, обладавших некоторой теоретической оригинальностью. Именно вокруг данной формулы легко объединяются все исследования об объектном отношении, о значении контр-переноса и о некоторых родственных им терминах, прежде всего - фантазме. Воображаемое взаимореагирование анализируемого и аналитика являются, таким образом, фактором, который нам придется принять в расчет.

Окажемся ли мы таким образом на пути к более ясному видению наших проблем? С одной стороны - да, с другой - нет.

Проведение подобного рода исследования представляет собой большой интерес, поскольку в нем особенно ясно выступает оригинальность всего, о чем идет речь по сравнению с onebody's psychology, обычной конструктивной психологией. Однако достаточно ли сказать, что речь идет об отношении между двумя индивидами? Именно через эту призму становятся видны тупики современной теории аналитической техники.

Я не могу сейчас ничего к этому добавить, хотя для тех, кто уже не впервые присутствует на моем семинаре, должно быть понятно, что не бывает two-bodies' psychology без вмешательства третьего элемента. Если принять речь - как и положено - в качестве центральной точки перспективы, то во всей своей полноте аналитический опыт должен формулироваться в тройственном, а не двойственном отношении.

Безусловно, некоторые фрагменты, отрывки, важные грани этого опыта возможно выразить и в другом регистре. Понятными тогда становятся те трудности, с которыми сталкиваются теоретики: если основание интераналитического отношения действительно представимо лишь в виде триады, то существует множество способов выбрать из этой триады два элемента. Можно поставить акцент на любое из трех диадических отношений, установившихся внутри триады. Вы увидите, что на этой основе легко построить практическую классификацию целого ряда теоретических моделей психоаналитической техники.

Мои размышления могли вам показаться несколько абстрактными, и я попытаюсь сказать вам нечто более конкретное, чтобы ввести вас в курс дела.

Я напомню вам вкратце "зародышевый" опыт Фрейда, о котором я только что говорил, поскольку, по сути дела, именно он в значительной мере составлял объект наших лекций последнего семестра, который целиком был посвящен той идее, что полное восстановление истории субъекта как раз и является главным, определяющим, структурирующим элементом аналитического прогресса.

Я думаю, мне удалось показать вам, что Фрейд исходил именно из этого. Всякий раз он пытался постичь случай в его особенности. Вот что составляет ценность каждого из пяти больших анализов. Мы уже продемонстрировали это на примере трех случаев, которые рассматривали, изучали, прорабатывали вместе в предшествующие годы. Новаторство Фрейда, его открытие заключается в том, что он рассматривает каждый случай как единственный в своем роде.

При таком подходе интересом, сутью, основой анализа, особым присущим ему измерением становится реинтеграция субъектом собственной истории вплоть до ее последних ощутимых границ, то есть - до некоторого измерения намного выходящего за границы индивидуальные. Обосновать это, вывести, продемонстрировать на многочисленных примерах из текстов Фрейда - вот что было нашей общей задачей в течение последних лет.

К обнаружению этого измерения привело нас то, что в каждом случае Фрейд выделяет определенные точки, которые техника призвана завоевать и которые я называю ситуациями истории. Что это - акцент на прошлое, как может показаться с первого взгляда? Я уже замечал, что все не так просто. История не является прошлым. История есть прошлое лишь настолько, насколько прошлое историзировано в настоящем - историзировано в настоящем потому, что было пережито в прошлом.

Путь воссоздания истории субъекта принимает форму поиска воссоздания прошлого. В таком воссоздании следует видеть цель различных путей практики.

Вы увидите, что первоочередное внимание к воссозданию прошлого сохранялось на всем протяжении творчества Фрейда, как свидетельствуют о том повсеместные практические указания. Вот почему воссоздание истории оказывается в центре постановки тех же вопросов, что были выявлены фрейдовским открытием, - вопросы эти, которых анализ до сих пор избегал, касаются функции времени в реализации человеческого субъекта.

Если вернуться к корням, не в смысле историческом, а в смысле источника, фрейдовского опыта, то станет понятным, что именно воссоздание прошлого всегда позволяло выжить психоанализу, несмотря на существенное различие его конкретных облачений. Фрейд всегда вновь и вновь ставит акцент на воссоздании прошлого, даже тогда, когда с появлением концепции трех инстанций (или, точнее, четырех, как вы позже увидите) происходит существенное, с точки зрения структуры, развертывание, создавшее благоприятную почву для новой направленности анализа, который все более и более будет ориентирован аналитическим отношением в настоящем, актуальностью сеанса в четырех стенах.

В качестве подтверждения моим словам, мне достаточно лишь напомнить вам о статье, опубликованной Фрейдом в 1934 году, "Konstruktionen in der Analyse", где речь еще и еще раз идет о реконструкции истории субъекта. Нельзя найти более показательного примера стойкости этой точки зрения на всем протяжении творчества Фрейда. Здесь мы видим как бы последнюю степень упорства в этой стержневой теме. Данная статья является как бы эссенцией, острием, последним словом того, что находится в центре внимания постоянно, например — в столь значительном труде, как "Человек с волками": какова ценность реконструкций прошлого субъекта?

Можно сказать, что Фрейд приходит здесь - но заметно это и во многих других местах его творчества - к представлению, выявившемуся во время наших бесед последнего семестра и состоящему примерно в следующем: тот факт, что субъект переживает вновь, припоминает, в интуитивном смысле слова, формирующие события его существования, не является сам по себе столь важным. Важно лишь то, что он таким образом реконструирует.

На этот счет есть поразительные высказывания. В конечном итоге, пишет Фрейд, Тгаите, сны, sind auch erinnem, также являются способом вспоминать. Он говорит даже, что воспоминания-экраны уже сами по себе являются вполне удовлетворительной репрезентацией того, о чем идет речь. Конечно, в их явленной форме воспоминания они таковыми не являются, но, пройдя необходимую разработку, они дают нам эквивалент того, что мы ищем.

Ну, и к чему же мы, наконец, пришли? Мы пришли в рамках концепции самого Фрейда, к той мысли, что речь идет о чтении, о квалифицированном экспериментальном переводе тайнописи того, что занимает в настоящий момент сознание субъекта тайнописи, рассказывающей о нем самом - вы думаете? - нет, не только о нем, но и обо всем, то есть - о всей совокупности его системы.

Воссоздание целостности субъекта, как я вам только что сказал, предстает в виде реставрации прошлого. Однако упор скорее делается на реконструкцию, нежели на переживание заново в так называемом аффективном плане. Как со всей определенностью указывают тексты Фрейда, главным является не вновь пережитое (воспоминание субъекта о чем-либо как о действительно к нему относящемся, как о действительно пережитом, что сродни ему и принято им), но реконструкция - термин, никогда не выходивший из употребления Фрейда.

Здесь есть нечто примечательное, и показавшееся бы прямо парадоксальным, если бы доступ к нему не был открыт для нас видением смысла, обретаемого им в регистре речи, о необходимости которого для понимания нашего опыта я не устаю повторять. Я сказал бы, что, в конечном счете, речь идет скорее не о припоминании, но о переписывании истории.

Я говорю вам только то, что есть у Фрейда. Это не значит, что он был прав, но эта мысль красной нитью проходит через все его творчество и никогда не была им оставлена. Ее невозможно сформулировать иначе, чем это сделал я - переписывание истории - вот формула, расставляющая по своим местам различные указания Фрейда по поводу мелких деталей анализируемых рассказов.

Излагаемой мной концепции Фрейда я мог бы противопоставить совершенно иные концепции аналитического опыта.

В самом деле, иногда анализ рассматривают как своего рода гомеопатическую разрядку фантазматического восприятия субъектом окружающего мира. Согласно таким взглядам, это фантазматическое восприятие должно внутри действительного опыта, имеющего место в консультационном кабинете, малопомалу редуцироваться, трансформироваться, уравновешиваться в некотором отношении к реальному. Упор при этом (но далеко не у Фрейда) делается на трансформацию фантазматического отношения в отношение, которое называют, не утруждая себя дальнейшими поисками, реальным.

Безусловно, можно найти и другие формулировки, более открытые и утонченные, чтобы дать простор разнообразию выражения, как это сделал один уже упоминавшийся человек, писавший по вопросам техники. И все же, в конечном итоге, одно к другому сводится и порождает своеобразные последствия, о которых мы сможем поговорить попутно с комментарием текстов Фрейда.

Основной вопрос предпринятого нами изучения состоит в следующем: каким образом произошло преобразование практики, установленной Фрейдом, в только что упомянутый способ использования отношения аналитик-анализируемый?

Подобная трансформация обязана своим существованием тому, как были встречены, приняты, использованы понятия, введенные Фрейдом в следующий за этапом "Работ по технике психоанализа" период трех инстанций. Из трех инстанций самое большее значение приобрела первая - эго. Именно вокруг понятия эго разворачивается все дальнейшее развитие аналитической техники, и именно здесь коренятся основные сложности, связанные с теоретической разработкой данного развития практики.

Безусловно, целая пропасть отделяет наши действия в своего рода балагане, где с нами говорит больной и время от времени мы с ним, от теоретической разработки, которую мы даем эти действиям. Даже у Фрейда такое расхождение, будучи бесконечно более сокращенным, все же остается.

Конечно, не один я задаюсь вопросом, что же, собственно, делал Фрейд? Без обиняков данный вопрос ставит Берглер и отвечает, что мы не много об этом знаем помимо того, что позволил нам увидеть сам Фрейд, когда он, также без обиняков, писал о плодах некоторых своих опытов, а именно - о пяти больших анализах. Здесь наилучшим образом открывается нам то, как действовал Фрейд. Однако вполне очевидно, что черты его опыта не могут быть воспроизведены в их конкретной реальности. И по очень простой причине - я уже настаивал на своеобразии аналитического опыта, говоря о Фрейде.

Фрейд, действительно, был первооткрывателем такого пути опыта. Как показывает его диалог с пациентом, уже одно это наделяло его совершенно особым видением. Пациент является для него, что всегда ощутимо, лишь своего рода опорой (вопросом, проверкой по случаю) на пути, по которому Фрейд продвигается в одиночку. Отсюда и драма, в собственном смысле слова, его изыскания. Драма, продолжающаяся в каждом представленном нам случае вплоть до поражения.

Всю жизнь Фрейд следует этими путями, открытыми в ходе его опыта, и наконец, достигает того, что можно было бы назвать землей обетованной. Однако вступить на эту землю ему все же не удалось. Вот что под конец жизни не давало покоя его сознанию. Чтобы убедиться в этом, достаточно почитать "Анализ завершенный и анализ без завершения" - своего рода завещание, оставленное нам. Данная статья не является чтением, которое стоит предлагать всякому, умеющему читать, - к счастью, не так уж много людей умеет читать, — поскольку аналитику ее переварить сложно, а тем, кто аналитиком не является, тем наплевать на эту статью.

Как унаследованные нами пути будут приняты, вновь поняты, вновь обдуманы, важно для всех, кто считает себя последователем Фрейда. Поэтому нам остается лишь собрать воедино все, что мы разработаем, под рубрикой критики, критики аналитической техники.

Техника может иметь цену лишь постольку, поскольку мы понимаем, в чем состоит основной вопрос для аналитика, ее применяющего. Итак, отметим для начала, что нам приходится слышать об эго как о союзнике аналитика и не только союзнике, но единственном источнике познания. Как обычно пишут, нам знакомо лишь эго. Анна Фрейд, Фенихель - почти все, кто писал об анализе с 1920 года, не устают повторять: Мы обращаемся лишь к собственному Я, лишь с собственным Я устанавливается коммуникация, всему необходимо пройти через собственное Я.

С другой стороны, весь прогресс психологии собственного Я может быть резюмирован следующим образом: собственное Я структурировано точно так же, как симптом. Внутри субъекта оно представляет собой всего-навсего привилегированный симптом. Это исключительно человеческий симптом, душевная болезнь человека.

Толкуя собственное Я в анализе таким быстрым и кратким способом, мы как нельзя лучше обобщаем все, что вытекает из простого прочтения книги Анны Фрейд "Человеческое Яи механизмы защиты". Вас обязательно поразит мысль, что собственное Я строится, размещается в совокупности субъекта в точности как симптом. Между ними нет ровно никакой разницы. На это чрезвычайно яркое свидетельство нечего возразить. Не менее поражает и путаница, в результате которой перечисление механизмов защиты, составляющих собственное Я, представляется одним из наиболее разнородных списков, какие только можно себе представить. Да и сама Анна Фрейд ясно это выделяет - сопоставлять вытеснение понятий с оборачиванием инстинкта против его объекта или с инверсией его целей значит ставить бок о бок элементы, которые ни в чем не однородны.

Вероятно, на данном этапе мы не способны продвинуться дальше. Но нам удалось выяснить глубокую двусмысленность концепции эго у аналитиков - вот все, чего мы достигли и что, тем не менее, является лишь своего рода заминкой, неудавшимся действием, ляпсусом.

В начале своих рассуждений об аналитической интерпретации Фенихель говорит об эго, как и все, и испытывает необходимость сказать, что эго играет главную роль, будучи функцией, посредством которой субъект узнает смысл слов. Итак, с первой же строки Фенихель попадает в самый центр проблемы. Все уже здесь. Речь идет о том, чтобы понять, превосходит ли смысл эго границы собственного Я.

Если данная функция является функцией эго (на чем, впрочем, Фенихель не настаивает), то все последующее развитие его мысли становится абсолютно непонятным. Как я сказал, данная мысль является ляпсусом, поскольку она не развернута, а развивая ее, Фенихель приходит к выводам противоположным и выдвигает утверждение, что в конечном итоге id и ego совершенно одно и то же - утверждение, которое мало что проясняет. Однако я повторяю: либо последующее изложение совершенно непостижимо, либо неверно, что эго является функцией, посредством которой субъект узнает смысл слов.

Что же такое эго? Субъект захвачен чем-то помимо смысла слов, чем-то по природе своей совершенно отличным - языком, роль которого является определяющей, основной в истории субъекта. Рассмотрение подобных вопросов относительно "Работ по технике психоанализа" Фрейда будет весьма плодотворным, с тем единственным условием, что прежде всего оно будет связано с опытом каждого из нас.

Когда мы попытаемся говорить между собой исходя из нынешнего состояния теории и техники анализа, нам важно будет также понять, что из этого состояния подразумевалось уже Фрейдом. Быть может, формулы, к которым мы пришли в нашей практике, были уже намечены Фрейдом? А в нашем способе видеть вещи - произошло определенное сужение? Или же, наоборот, развитие, происшедшее с тех пор, можно рассматривать как расширение, более строгую, более адекватную реальности систематизацию? Вот в каком регистре наш комментарий сможет обрести смысл.

Я хотел бы сейчас уточнить, как я себе представляю наш семинар.

Вы видели, что в конце моих последних лекций я приступил к прочтению того, что можно назвать психоаналитическим мифом. Это чтение направлено не столько на его критику, сколько на измерение масштабов реальности, с которой сталкивается, этот миф, и которой он дает свой, мифический, ответ.

Что ж, когда речь заходит о технике, проблема становится более ограниченной, но и более насущной.

В самом деле, предпринятое нами исследование всего, что относится к разряду нашей техники, как раз попадает в сферу действия нашей собственной дисциплины. Если необходимо отличать акты и поступки субъекта от того, что он нам об этом сообщает на сеансе, я сказал бы, что наши конкретные действия во время аналитического сеанса так же далеки от теоретической разработки, которую мы им даем.

Однако это лишь первая истина, имеющая свое значение лишь постольку, поскольку она переворачивается и означает одновременно - так же близки. Глубинная абсурдность межчеловеческого поведения постижима лишь в связи с той системой как счастливо назвала ее Мелани Кляйн, сама, как обычно, не понимая смысла своих слов - которая называется "собственным Я" и которая управляет, руководит субъектом, представляя собой серию защит, отрицаний, отторжений, подавлений, фундаментальных фантазмов. Таким образом, наша теоретическая концепция, даже не совпадая с нашим поведением полностью, структурирует и мотивирует малейшее из наших действий в отношении пациентов.

Вот что важно. По сути дела, мы позволяем себе - ведь открыл нам анализ, что некоторые вещи мы позволяем себе без нашего ведома - вмешательство в анализ нашего эго. Но если речь действительно идет о реадаптации пациента к реальному, стоило бы все же знать, действительно ли эго аналитика предоставляет меру реального.

Безусловно, самой по себе определенной концепции эго недостаточно, чтобы впустить этого слона в посудную лавку нашего отношения к пациенту. Но, тем не менее, нельзя не сказать о существующей связи между некоторым способом понимания функции эго в анализе и пагубностью соответствующей практики анализа.

Я лишь ставлю вопрос. Решить его предстоит в ходе нашей работы. Что же, действительно, должно служить в анализе мерой? Может ли ею служить совокупность той системы мира, что у каждого из нас сложилась - я говорю о той конкретной системе, которой для ее наличия не обязательно быть сформулированной; она не относится к порядку бессознательного, но действует в способе нашего повседневного выражения в малейшей спонтанности речи.

Я полагаю, что достаточно представил тему, чтобы вы смогли увидеть для себя интерес нашей совместной работы.

Вам, Маннони, я предложил бы присоединиться к одному из ваших соседей, например Анзье, и изучить понятие сопротивления в работах Фрейда под общим заголовком "О психоаналитической технике" в издании Presses Universitaires. Вам стоит также обратиться к серии лекций "Введения в психоанализ". Может быть, Перье и Гранов тоже присоединятся к этой теме? Как нам поступить - будет видно. Позволим самому опыту руководить нами.

13 января 1954'года.

II. ПЕРВЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПО ВОПРОСУ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Психоанализ впервые. Материальность дискурса. Анализ анализа. Мегаломания Фрейда?

После выступления О.Маннони.

Мы рады поблагодарить Маннони за сделанное сообщение, удачно возвращающее нас к диалогу нашего семинара. Тем не менее, нельзя не отметить его явно феноменологический уклон; я же не думаю, что решение вопроса целиком лежит в такой плоскости — впрочем, он и сам, видимо, это почувствовал. Однако, говоря о межличностном механизме, он вполне верно ставит вопрос, даже несмотря на всю приблизительность в данном случае слова "механизм".

Замечание, прерывающее сообщение Д.Анзье. По поводу Люси Р. Фрейд поясняет, что он прибегал к воздействию руками тогда, когда ему удавалось достичь лишь неполного гипноза. Позже, по его свидетельству, он перестал беспокоиться на этот счет и даже не стал добиваться от пациента традиционного для классического метода ответа на вопрос: "Вы спите7"- поскольку ему приходилось слышать безрадостный ответ: "Нет, я вовсе не сплю,"- что ставило его самого в весьма затруднительное положение. Ему приходилось, объясняет он нам с чарующей наивностью, убеждать пациента, что речь идет не о том сне, о котором думает пациент, и все же, он должен быть отчасти усыплен. В этой крайне двусмысленной ситуации Фрейд совершенно ясно говорит, что испытывал страшные трудности до тех пор, пока не перестал об этом заботиться вовсе.

Однако он продолжает прибегать к надавливанию ладонями на лоб или с двух сторон головы пациента, предлагая ему сосредоточиться в этот момент на причине симптома. Здесь мы имеем дело с промежуточной между диалогом и гипнозом стадией. Симптомы рассматривались поочередно, независимо друг от друга, как прямо поставленные и ждущие ответа вопросы. Воздействие рук Фрейда убеждало пациента, что появившиеся воспоминания как раз и относились к сути дела, и больному оставалось лишь довериться им. Фрейд добавляет еще одну деталь: в момент снятия рук - мимическое воплощение снятия преграды пациент оказывался в полном сознании и ему следовало лишь принять мысли, представшие его уму, чтобы ухватиться за нужную ниточку.

Примечательно, что для случаев, сообщенных нам Фрейдом, этот метод был безусловно эффективным. В самом деле, занятный случай Люси Р. был полностью разрешен, причем с той легкостью, которая обладает красотой итальянских примитивов. Во самом новаторстве открытия мы имеем дело со счастливым случаем, счастливым стечением двух обстоятельств. С Анной О. все сложилось иначе - перед нами предстает долгая работа working-through, чья содержательность и движущие силы, несмотря на используемый метод, вполне соответствуют самым современным случаям анализа - где вся совокупность событий, вся история неоднократно переживается заново, заново перерабатывается. Речь идет о работе глубокого проникновения, продолжавшейся около года. В случае Люси Р. события развиваются гораздо быстрее и поразительно элегантно. Все здесь, конечно, сжато, и мы не можем, по сути, разглядеть истинных пружин, но, тем не менее, все вполне приемлемо. Эта женщина страдала так называемыми обонятельными галлюцинациями истерическими симптомами, значение, место и время действия которых были обнаружены исключительно счастливым образом. В связи с этим случаем Фрейд сообщает нам все детали своих процедур.

Я уже останавливался на совершенно особом, в силу особенностей техники Фрейда, характере рассматриваемых им случаев. О том, чем была эта техника, мы можем лишь строить предположения, исходя из некоторых данных им правил, которым он неукоснительно следовал. Признания лучших, лично знавших Фрейда авторов свидетельствуют о невозможности составить полное представление о его практическом способе действий.

Я настаиваю на том факте, что Фрейд предпринял исследование, отличное по стилю от всех прочих научных исследований. Его область - это область истины субъекта. Изыскание истины вовсе не сводимо к объективному, или даже объективирующему, исследованию в рамках общенаучного метода. Как я указывал во всех лекциях нынешнего года, речь идет об осуществлении истины субъекта как собственного измерения, которое должно быть выделено в его оригинальности по отношению к самому понятию реальности.

Фрейд целиком был погружен в исследование истины, затрагивавшее всю его личность, а следовательно, касавшееся и его воздействия на больного, его деятельность, скажем, терапевта хотя данный термин отнюдь не достаточно определяет его позицию. По словам самого Фрейда, этот глубокий личный интерес придавал его отношениям с больными совершенно особый характер.

Безусловно, психоанализ как наука всегда изучает особенное. Всякое осуществление анализа является частным случаем, даже если такие частные случаи все же предполагают некоторую общность с тех пор, как аналитик существует уже не в единственном числе. Однако аналитический опыт Фрейда представляет собой предельную единичность в силу того, что Фрейд одновременно конституировал и верифицировал анализ как таковой. Мы не в праве отвернуться от того факта, что анализ происходит тут впервые. Конечно, отсюда выводится и метод, но методом он является лишь для других. Сам Фрейд метода не применял. И было бы ошибкой пренебречь уникальностью его опыта первопроходца.

Техника психоанализа: глава

Психоанализ является опытом частного, а поистине первоначальный опыт такого частного приобретает еще более единичный характер. Если мы не будем проводить различие между этим первым разом и всем, что за ним последовало, то, интересуясь не столько самой истиной, сколько возможными путями доступа к ней, мы никогда не сможем придать нужного смысла некоторым фразам, некоторым текстам, появляющимся в творчестве Фрейда и, при полном внешнем совпадении, принимающим впоследствии, в других контекстах, смысл, по сути, совершенно отличный.

Как вы сможете увидеть, да и видите уже теперь, подобный комментарий текстов Фрейда интересен тем, что позволяет нам детально рассмотреть вопросы огромной важности. Они не только многочисленны, но и скользки; собственно говоря, люди привыкли избегать их, доверяясь ритуальным, схематичным, обедненным, шаблонным формулам.

Анзъе цитирует отрывок из "Исследований истерии", стр. 235-234 французского перевода.Лакан прерывает его.

В цитируемом вами отрывке поразительно то, что он выходит из псевдо-анатомической метафоры, которую употребляет Фрейд, говоря о словесных образах, фланирующих вдоль нервных проводников. В данном случае то, что наслаивается вокруг патогенного ядра, напоминает, скорее, пачку документов, партитуру, написанную для многих регистров. Подобные метафоры неуклонно ведут к мысли о материализации речи, не мифической материализации невропатологов, а вполне конкретной речь начинает течь на листах отпечатанной рукописи. Вслед за тем возникает и метафора белой страницы, палимпсеста - ее можно встретить в работах многих аналитиков.

При этом возникает понятие множественности продольных наслоений, т. е. множественности нитей дискурса, предстающих в тексте в образе конкретной плотности пучков. Существует поток параллельных слов, которые, раздвигаясь в некоторый момент, окружают пресловутое патогенное ядро, также являющееся историей; они огибают его и затем соединяются вновь.

Место феномена сопротивления здесь в точности определено - в двух направлениях, продольном и радиальном. Сопротивление осуществляется в радиальном направлении в ответ на старания сблизить нити, находящиеся в центре пучка. Оно является следствием попытки перейти от внешних регистров к центру. Из ядра вытесненного исходит вполне определенная сила отталкивания. Всякое усилие добраться до нитей дискурса, наиболее близких к этому ядру, встречает сопротивление. Фрейд даже пишет - не в "Исследованиях истерии", а более позднем тексте, опубликованным под заглавием "Метапсихсяогия", - что сила сопротивления обратно пропорциональна расстоянию от ядра вытесненного.

Я не думаю, что это точная фраза, но она просто поразительна. Она с очевидностью свидетельствует о материализации сопротивления, как его воспринимают в ходе опыта, а именно, по словам Маннони, в дискурсе субъекта. Чтобы узнать, где это происходит, где находится материальный, биологический носитель сопротивления, Фрейд смело обращается к дискурсу в качестве реальности как таковой, реальности, представляющей собой связку, пучок доказательств или же конгломерат дискурсов, перекрывающих друг друга, расположенных последовательно и формирующих собственное измерение, плотность досье.

Фрейд не располагал понятием материального носителя речи как таковым. В наши дни он использовал бы в качестве элемента своей метафоры последовательность фонем, составляющих часть дискурса субъекта. Он сказал бы, что сопротивление становится тем сильнее, чем больше субъект приближается к дискурсу, который был бы последним и нужным, но который полностью отвергается субъектом.

В вашей попытке синтеза ускользает от внимания вопрос крайне важный для изучения сопротивления - вопрос об отношении бессознательного к сознанию. Появляется ли феномен сопротивления исключительно в анализе? Или же о нем можно говорить и тогда, когда субъект находится вне анализа и даже еще ни разу с психоанализом не сталкивался или уже прекратил посещать аналитика? Имеет ли сопротивление смысл вне анализа?

Я хочу упомянуть об одном тексте, где речь идет о сопротивлении в анализе сновидений. Никто из вас не ссылался на этот текст, между тем как он сообщает нам дополнительные сведения по некоторым представленным вами проблемам, поскольку Фрейд задается в нем вопросом о свойстве недоступности бессознательного. Понятие сопротивления имеет чрезвычайно долгую историю. И с самого начала, с первых исследований Фрейда, сопротивление было связано с понятием эго. Однако некоторые значительные фразы из текста "Studien", где речь идет не только об эго как таковом, но об эго как представителе идеациональной массы, наводят нас на мысль, что трудности, с которыми сталкиваются сегодня исследователи при работе с понятием эго, были заложены уже у Фрейда. Я сказал бы даже, что данное понятие оказывает свое воздействие задним числом. При чтении этих первых высказываний в свете того, что было выработано с тех пор вокруг эго, создается впечатление, что наиболее новые формулировки скорее скрывают, нежели проясняют суть дела.

Вы, конечно, почувствуете в выражении "идеационалъная масса" нечто сродни предложенной мной формуле: контрперенос - это не что иное, как функция эго аналитика, как сумма его предрассудков. Точно так же у пациента можно обнаружить целую сеть убеждений, поверий, координат, отнесений, составляющих, собственно говоря, то, что Фрейд с самого начала называл идеациональной системой и что мы сокращенно можем назвать "системой вообще".

Исходит ли сопротивление единственно оттуда? Когда на границе той области речи, которая как раз и является идеациональной массой собственного Я, возникает, как я говорил, итог безмолвия, после которого вновь появляется другая речь (и как раз ее-то и нужно отвоевать у бессознательного, поскольку она является отделенной от истории субъекта частью), - есть ли здесь сопротивление? Верно ли, что просто-напросто организация собственного Я как таковая конституирует сопротивление? Этим ли обусловлена трудность доступа в "радиальном направлении" к содержанию бессознательного? Вот совсем простой вопрос, слишком простой - до неразрешимости.

К счастью, за первые 30 лет нашего века аналитическая техника достаточно продвинулась вперед, прошла достаточно много экспериментальных фаз, чтобы мы смогли данные вопросы дифференцировать. Итак, как видите, мы приходим к мысли - я предупреждал вас, что таковой будет модель нашего исследования, - что развитие, превратности аналитического опыта дают нам сведения о самой природе этого опыта, поскольку он также является человеческим опытом - опытом, скрытым от себя самого. Вот что значит применить к анализу обозначенную им самим схему. В конце концов, не является ли он сам окольным путем к бессознательному? Говорить так значит возвести проблему, поставленную неврозом, во вторую степень. Сегодня мне придется ограничиться лишь утверждениями, но доказательства вы получите в ходе нашей работы.

Что может являться моей целью как не выход из теперешнего тупика в мышлении и практике, характеризующего современное положение психоанализа? Как вы видите, уже предложенные мной формулировки преследуют далеко идущие цели необходимо подчинить сам анализ операциональной схеме, которую он же нам и преподал и которая состоит в вычитывании в различных фазах его теоретико-технической разработки опорных точек для продвижения вперед в возобновленном завоевании субъектом подлинной реальности бессознательного.

Такой метод позволит нам намного превзойти простое формальное перечисление приемов или концептуальных категорий. Возвращение к психоанализу в аналитическом изучении его самого послужит шагом, который покажет его плодотворность в отношении техники, как это уже случилось в отношении клинических текстов Фрейда.

Выступления по ходу дискуссии.

Психоаналитические тексты изобилуют методическими неточностями. В них встречаются темы, которые сложно толковать, вербализовать, не подыскав сказуемому какое-нибудь подлежащее; так, читаем мы, от эго исходит сигнал тревоги, эго управляет инстинктом жизни, инстинктом смерти - и уже неясно, где же главное, направляющее, ориентир. Все это довольно сомнительно. В аналитических текстах то и дело появляются маленькие демоны Максвелла, демоны проницательности, ума. Досадно только, что аналитики не располагают сколько-нибудь определенным понятием о природе демонов.

Нам предстоит разобраться в том, что обозначено использованием понятия эго в текстах Фрейда на всем протяжении его творчества. Невозможно уяснить себе, что представляет собой это понятие, в том виде, в каком оно стало выступать в работах 1920 года, в исследованиях групповой психологии ив"Яи Оно", если начать с попытки нивелировать все в некоторой общей сумме под тем предлогом, что речь идет о постижении определенной составляющей психической жизни. В творчестве Фрейда эго вовсе не соответствует такому пониманию. И с точки зрения требований техники, это функционально важно.

Нью-йоркский триумвират в лице Гартмана, Левенштайна и Криса, пытаясь разработать психологию эго, неустанно задается одним и тем же вопросом - что хотел сказать Фрейд в его последней теории эго? Удалось ли на самом деле извлечь из этой теории практические выводы? Я не перевожу, я лишь повторяю некоторые мысли из двух или трех последних статей Гартмана. В Psychoanalytic Quarterly за 1951 год вы найдете три статьи Левенштайна, Криса и Гартмана, посвященные данной теме - их стоит прочитать. Нельзя сказать, что итогом данных работ явилась какая-нибудь удовлетворительная формулировка, но изыскания авторов идут как раз в этом направлении. Исследователями были предложены теоретические принципы, содержащие важные прикладные следствия, как они утверждают, ранее не замеченные. Весьма любопытно проследить за этой работой по тем статьям, которые следовали друг за другом в течение нескольких лет, особенно в послевоенные годы. Я полагаю, что они являют собой очень показательный провал, который должен послужить нам уроком.

Во всяком случае, между понятием эго, представленным в Studien как идеациональная масса, как содержание процесса образования идей, и еще проблематичной для нас последней теорией эго, такой, какой создал ее сам Фрейд после 1920 года, существует промежуточное поле, изучением которого мы и займемся.

Каким образом появилась на свет последняя теория эго? Ее с полным основанием можно назвать пиком теоретической разработки Фрейда, чрезвычайно оригинальной и новой теорией. Тогда как Гартман приписывает ей стремление слиться с классической психологией.

И то и другое верно. Эта теория, замечает Крис, включает психоанализ в общую психологию и в то же время является беспрецедентным новшеством. Парадокс этот окажется для нас плодотворным независимо от того, займемся ли мы до каникул техническими работами или же станем изучать ту же проблему по работе Шребера.

В статье Бергмана в качестве Germinal cell, зародышевой клетки аналитического наблюдения рассматривается понятие обнаружения и восстановления утраченного прошлого. Автор ссылается на "Studien йЬег Hysteric" чтобы показать, что для Фрейда, вплоть до последних моментов его творчества, до последних выражений его мысли, на первом плане всегда оставалось понятие прошлого в самых различных его видах, а особенно - в аспекте реконструкции. Таким образом, в данной статье опыт сопротивления вовсе не рассматривается в качестве центрального.

Г-н Ипполит намекает на тот факт, что анатомические работы Фрейда могут быть рассмотрены как значительные достижения и были приняты в качестве таковых. Проводя же опыты по физиологии, он остается, как кажется, довольно равнодушным. Вот одна из причин того, почему он не уделял большого внимания открытию кокаина. Его физиологические исследования были неактивными, поскольку они не выходили за пределы терапевтических целей. Фрейд занялся использованием кокаина в качестве анальгетика, но оставил без внимания его анестезирующее действие.

Что ж, мы должны тут упомянуть об одной черте личности Фрейда. Можно, конечно, задаваться вопросом, не была ли, как сказал Z, Фрейду уготовлена лучшая участь. Но мне представляется неуместным говорить о том, что ориентация на психопатологию была для Фрейда своего рода компенсацией. Если обратиться к работам, опубликованным под заголовком "Рождение психоанализа", а также к первой из найденных рукописей, где присутствует теория психического аппарата, мы заметим, что Фрейд мыслил вполне в духе современных ему теоретических исследований механистического функционирования нервной системы - и это общепризнанно.

Стоит ли удивляться, что к этому примешиваются метафоры электрических процессов. Однако не следует забывать и о том, что именно в области нервной проводимости впервые был испытан электрический ток, когда еще никто не подозревал о его значении.

Z; - Я думаю, что с точки зрения клиника понятие сопротивления представляет собой опыт, который так или иначе все мы должны пройти почти со всеми пациентами в нашей практике - он сопротивляется, и это приводит меня в ярость.

Лакан: - Что вы имеете в виду?

Z.- - Крайне неприятно, когда все время говоришь себе: пациент уже вот-вот увидит, он мог бы сам увидеть, он уже знает это, сам того не подозревая, ему стоит лишь посмотреть немного выше - но, глупец, идиот (и все прочие ругательства, которые приходят в голову), он этого не делает. Возникает лишь одно желание - принудить его силой-

Лакан: - Не увлекайтесь.

Ипполит,- - Единственное, что придает умный вид аналитику, - это сопротивление, когда анализируемый смотрится из-за него идиотом. Такая позиция весьма поднимает самооценку.

Лакан: И все же ловушка контр-переноса, поскольку именно о нем идет речь, гораздо коварнее, чем то, о чем вы говорите.

Z.- - Непосредственную власть над человеческими существами Фрейд заменяет на косвенную и более приемлемую власть, которую наука позволяет осуществлять над природой. Здесь мы снова встречаемся с механизмом интеллектуализации - понять природу и тем самым подчинить ее себе. Это не что иное, как классическая формула детерминизма, которая в данном случае косвенно отражает авторитарный характер Фрейда, оттеняющий всю его историю и особенно его отношения как с еретиками, так и с последователями.

Лакан: - Должен сказать, что если бы я и говорил в таком духе, то ни в коем случае не стал бы делать из этого ключ к открытию Фрейда.

Z: - Я вовсе не думаю, что это ключ, но это интересный момент, на который стоит обратить внимание. Если говорить о сопротивлении, то сверх-чувствительностъ Фрейда к сопротивлению субъекта имела отношение и к его собственному характеру.

Лакан: — Что позволяет вам говорить о сверхчувствительности Фрейда?

Z: - Тот факт, что именно он открыл сопротивление, а не Брейер, не Шарко, не кто-либо еще. Это удалось именно Фрейду, поскольку он более живо его чувствовал, и сумел разъяснить то, что ощущал.

Лакан: - По-вашему, тот факт, что функции сопротивления придается значение, свидетельствует об особой нетерпимости субъекта к тому, что ему сопротивляется? Но не наоборот ли именно умение быть выше этой нетерпимости, действовать иначе и далеко за ее пределами позволило Фрейду сделать из сопротивления одну из пружин его терапии, фактор, который можно объективировать, назвать и применить. Вы полагаете, что Фрейд был более авторитарен, чем Шарко? - Но ведь именно Фрейд, насколько это ему удалось, отказался от внушения, чтобы позволить субъекту интегрировать то, от чего он отделен сопротивлениями. Другими словами, вопрос стоит следующим образом: кто менее авторитарен - те, кто не распознает сопротивления, или те, кто признает его как таковое? Я скорее склоняюсь к мысли, что тот, кто в гипнотизме пытается сделать из субъекта собственный объект, своего рода вещь, сделать пациента мягким, как перчатка, чтобы придать ему желаемую форму, чтобы добиться от него желаемого, - тот гораздо более, чем Фрейд, движим жаждой доминировать, властвовать. Фрейд же, как представляется напротив, с уважением относится к тому, что обычно называют сопротивлением объекта.

Z: - Бесспорно.

Лакан: - Я думаю, что тут нужно быть крайне осторожным. Мы не можем с такой легкостью орудовать нашей техникой. Когда я говорю вам о необходимости проанализировать творчество Фрейда, то приступать к этому нужно со всей аналитической осмотрительностью. Нельзя делать из черты характера константу личности и еще менее - характеристику субъекта. В этом плане у Джонса есть очень неосторожные высказывания, но они все же менее резки, чем ваши. Полагать, что поприще Фрейда было лишь компенсацией его желания власти и даже откровенной мегаломании, чертами которых отмечены его работы, я думаю, это... Драма Фрейда в момент, когда он находит свой путь, не может быть резюмирована таким образом. Мы все же достаточно искушены в анализе, чтобы не чувствовать себя обязанными идентифицировать Фрейда, мечтающего о мировом господстве, с Фрейдом - зачинателем новой истины. Как мне представляется,

Поиск по сайту: