Помощничек
Главная | Обратная связь


Археология
Архитектура
Астрономия
Аудит
Биология
Ботаника
Бухгалтерский учёт
Войное дело
Генетика
География
Геология
Дизайн
Искусство
История
Кино
Кулинария
Культура
Литература
Математика
Медицина
Металлургия
Мифология
Музыка
Психология
Религия
Спорт
Строительство
Техника
Транспорт
Туризм
Усадьба
Физика
Фотография
Химия
Экология
Электричество
Электроника
Энергетика

Чикагская и Айовская школы символического интеракционизма



Символический интеракционизм как направление неодноро­ден. В нем обычно выделяют по крайней мере две школы. Первая — это так называемая Чикагская школа во главе с самым известным учеником Дж. Мида Г. Блумером. Данная школа наиболее ортодок­сально продолжает мидовские социально-психологические тради­ции. Ей противостоит другая — Айовская школа символического интеракционизма во главе с М. Куном, профессором университета штата Айова, где он преподавал с 1946 по 1963 г. Данная школа пытается отдельные мидовские концепции несколько модифици­ровать в духе неопозитивизма[15]. Основное различие между этими школами проходит по методологическим вопросам, прежде всего по проблеме определения понятий и отношения к различным ме­тодам социально-психологического исследования.

Чикагскую школу, в частности Г. Блумера, не беспокоит нео­пределенность большинства используемых в ее концепциях по­нятий, а также невозможность проверить эмпирическим путем правильность мидовских выводов. В принципе Г. Блумер выступает против операциональных определений, против применения в со­циальной психологии таких методов исследования, как тесты, шкалирование, эксперимент и т.п. Это обосновывается тем, что социально-психологические характеристики личности, по мнению представителей Чикагской школы, невозможно и незачем выра­жать в математических величинах, так как личность испытуемого благодаря воздействию импульсивного Я, а также интеракции с другими людьми находится в процессе постоянного изменения. Не составляет исключения здесь и взаимодействие исследователя с испытуемым. Блумер утверждает: «Вследствие того что выражение (личностью своих отношений и состояний. — Авт.) складывается всякий раз различным образом, мы должны полагаться, естествен­но, на общие указания, а не на объективно фиксируемые свой­ства или способы выражения. Или, если подойти к этому с другой стороны: поскольку то, о чем мы заключаем, не выражает себя постоянно одним и тем же образом, мы не можем полагаться в нашем выводе на объективную фиксацию выражаемого» [Blumer, 1954, р. 8]. Поэтому для выявления социально-психологических феноменов и характеристик личности пригодны лишь применяе­мые в гуманитарных науках описательные методы, которые выяв­ляют лишь наиболее общие характеристики и тенденции. К таким методам относят изучение документов, различного вида наблю­дения, интервью и т.п.

М. Кун как представитель Айовской школы ставит своей зада­чей доказать отдельные теоретические положения Дж. Мида эмпи­рическим путем. Ради этого он вводит операциональные определе­ния и идет даже на определенную модернизацию и изменение не­которых мидовских теоретических концепций.

Методологические различия между школами Г. Блумера и М. Куна особенно отчетливо проявляются в их трактовке структуры личнос­ти и детерминированности ее поведения, а также в преобладании акцентов на моментах процесса у Блумера и структуры у Куна.

Г. Блумер вслед за Дж. Мидом считает, что личность находится в непрерывном процессе изменения, суть которого составляет не­повторимое и непрерывное взаимодействие между импульсивным Я и рефлексивным Я, постоянный диалог личности с собой, а также интерпретация и оценивание обстановки и поведения дру­гих людей. По мнению Блумера, наличие импульсивного Я пред­полагает индивида, активно противостоящего миру, а не забро­шенного в мир, требует воздействия, а не просто реагирования, заставляет индивида не просто осознавать свои поступки, но и конструировать собственное поведение [Blumer, 1966]. Социальные установки личности, возникающие в процессе интеракции, не носят стабильного характера именно благодаря вышеуказанным процессам. Следовательно, невозможно однозначно выделить фак­торы, детерминирующие поведение личности, поэтому поведение личности можно как-то объяснить, но невозможно предсказать.

М. Кун, хотя и утверждает, что «индивид не является пассив­ным существом, автоматически реагирующим на объект в соответствии с тем значением, которое ему придает группа» [Hikman, Kuhn, 1956, p. 26], но в своих концепциях и исследованиях он, по существу, игнорирует воздействие импульсивного Я на поведение личности. Кун известен как автор «теории самооценки личности» («self theory»), в которой эта модификация мидовской концепции проявляется особенно явно. Б. Мелтцер и Дж. Петрас отмечают: «Куновская теория самооценки личности не содержит открытого признания импульсивного Я или взаимодействия между импуль­сивным и рефлексивным Я. Для него поведение детерминируется... тем, как индивид воспринимает и интерпретирует (окружающую действительность. — Авт.), в том числе и себя. Таким образом, личность превращается лишь в рефлексивное Я и поэтому поведе­ние личности (в принципе) можно предсказать на основе интернализованных ожиданий. Согласно Куну, если мы знаем референ­тную группу индивида, мы можем предсказать самооценку лично­сти, если мы знаем самооценку личности, мы можем предсказать ее поведение» [Meltzer, Petras, 1972, p. 50]. Кун и его сторонники рассматривают личность как структуру социальных установок, сформировавшихся на основе интернализованных ролей, и при­дают им решающее значение в детерминации поведения личности. Кун вводит следующее операциональное определение личности: «Операционально сущность личности можно определить... как отве­ты, которые индивид дает на вопрос: "Кто я такой?", обращенный к самому себе, или на вопрос: "Кто Вы такой?", обращенный к нему другим лицом» [Meltzer, Petras, 1972, р.49]. Это определение было использовано Куном при разработке в 1950 г. так называемого «теста 20 ответов по самооценке» («twenty statements self attitude test»), или теста «кто я» [Кун, МакПартленд, 1984]. Суть теста заключается в том, что испытуемого или группу испытуемых просят в течение 12 мин дать 20 различных ответов на обращенный к самому себе один вопрос: «Кто я такой?» В инструкции подчеркивается, что от­веты должны даваться в том порядке, как они приходят в голову испытуемому независимо от логики и «важности» тех или иных ответов. Полученные ответы обрабатываются при помощи контент-анализа и шкалы Гутмана. Полученные ответы были подразделены авторами на две категории: а) консесуальные ответы, характери­зующие социальный статус и роль испытуемого, его принадлеж­ность к определенной группе; к этой категории относятся ответы такого типа, как «студент», «дочь», «гражданин» и т.п.; б) субконсесуальные ответы, относящиеся к индивидуальным характерис­тикам, например «толстый», «невезучий», «счастливый».Исследования Куна и МакПартленда показали, что количе­ство получаемых ответов одного испытуемого варьировало от 1 до 20. В среднем давалось по 17 ответов. Абсолютное большинство от­ветов относилось к первой категории, т.е. к ответам, характеризу­ющим социальный статус и роль личности. Как правило, ответы этой категории шли первыми, ответы же второй категории неред­ко просто отсутствовали.

На основе проведения этих тестов авторами были сделаны вы­воды о том, что ролевые позиции являются наиболее значимыми для личности, так как они оказались ведущими в иерархии само­оценок. Кроме того, было установлено, что у разных людей на­блюдается весьма широкий диапазон самооценок в отношении их ролевых позиций и индивидуальных качеств. Установление этого факта эмпирическим путем обладает, по мнению Куна, большим преимуществом по сравнению с умозрительными заключениями Мида. Следует отметить, что тест «Кто я?» нашел довольно широ­кое распространение в США и применялся даже при отборе пер­вых американских космонавтов.

Различие в методологических принципах Чикагской и Айовской школ находит свое отражение и в их подходах к ролевому поведению. Для Блумера и других представителей Чикагской шко­лы ролевое поведение, для обозначения которого ими часто ис­пользуется термин «делание роли» («role-making»), представляет собой поисковый, динамичный, творческий процесс. Такое пони­мание ролевого поведения логически вытекает из их концепции личности как активного и творческого существа, которое «конст­руирует» свои действия в зависимости от того, как оно восприни­мает, интерпретирует окружающее. Блумер, в частности, пишет: «...уподобление человеческой групповой жизни функционирова­нию механической структуры или... системы, стремящейся к рав­новесию, как мне кажется, сталкивается с серьезными трудностя­ми из-за формирующего и поискового характера взаимодействия, в ходе которого участники оценивают друг друга и направляют свои действия в зависимости от этих оценок» [Blumer, 1953, р. 199]. Он считает, что культурные нормы, статусы и ролевые отношения являются лишь определенной сферой, в рамках которой осуще­ствляются социальные действия, но не решающими факторами, определяющими эти действия. В противоположность Чикагской шко­ле Кун, как отмечалось выше, придает решающее значение роле­вым факторам. Представители Айовской школы предпочитают говорить не о «делании роли», а об «исполнении», «проигрывании» роли или о «принятии роли», фактически исключая спонтанный, творческий элемент из поведения личности. М. Кун утверждает, что индивид «формирует свои планы поведения в соответствии с исполняемыми ролями и занимаемыми статусами в группах, с которыми он себя идентифицирует, т.е. в его референтных группах. Его отношение к себе как к объекту является лучшим индикато­ром этих планов поведения... они являются определяющими для самооценок и для оценки других» [Hickman, Kuhn, 1956, p. 45].

* * *

Ряд представителей символического интеракционизма пытается занять какие-то компромиссные позиции по данным вопросам. Это, в частности, нашло отражение в изложении Дензином методологи­ческих принципов символического интеракционизма, в которых он указывает на необходимость учета обеих форм поведения «скрытого, символического» и явного, внешне наблюдаемого, необходимость рассматривать процесс интеракции с точки зрения самих взаимо­действующих индивидов, чтобы избежать подмены точки зрения испытуемого позицией исследователя, использование как «гума­нитарных», так и «сциентистских» методов исследования, посколь­ку в этом случае ограниченность одних методов может компенси­роваться преимуществами других [Denzin, 1972, р. 266—269].

Современная теория символического интеракционизма, буду­чи прямым выражением и продолжением идей Дж. Мида, обладает в основном теми же достоинствами, недостатками и противоречи­ями, которые присущи его концепциям. С одной стороны, в заслу­гу интеракционистам следует поставить их попытку вычленить в противовес бихевиористам «специфически человеческое» в пове­дении человека, стремление подойти к личности как к социально­му явлению, найти социально-психологические механизмы фор­мирования личности во взаимодействии с другими людьми в груп­пе, обществе, подчеркнуть активное творческое начало в личности. Однако субъективно-идеалистические позиции интеракционистов приводят к тому, что все социальные связи у них сводятся лишь к межличностному общению, а при анализе общения они игнори­руют его содержание и предметную деятельность индивидов, не видя того, что, как пишет И. С. Кон, «в процессе формирования личности включается не только обмен мнениями, но, что особенно важно, обмен деятельностью» [Кон, 1967, с. 55]. Предлагается некая глобальная универсальная модель развития систем символи­зации и общения безотносительно к конкретным историческим и социально-экономическим условиям, игнорируется их влияние на формирование личности.

К этому следует добавить такой существенный недостаток интеракционистов, прежде всего относящийся к Чикагской школе, как неопределенность большей части используемых понятий, ко­торые схватываются лишь интуитивно и не подлежат эмпиричес­кому подтверждению при помощи современных методов исследо­вания. Попытки куновской школы компенсировать этот недоста­ток носят довольно упрощенный и механистический характер.

Критикуя интеракционистов за то, что они пытаются дать пред­ставление о механизме социального взаимодействия индивидов в обществе в полном отрыве от содержания этого взаимодействия, некоторые зарубежные авторы справедливо отмечают, что теория символического интеракционизма как выразительница социаль­но-психологических концепций Дж. Мида может дать представле­ние о том, как происходит взаимодействие, но не может объяс­нить, почему человек поступает тем или иным образом [Meltzer, Petras, 1972, p. 20]. В качестве существенного недостатка символи­ческого интеракционизма можно назвать и игнорирование им роли эмоций в человеческом поведении.

Большинство из указанных достоинств и недостатков симво­лического интеракционизма относится также и к другим направ­лениям интеракционистской ориентации, которые, по существу, развились на его основе. Относительно самостоятельное развитие ролевых теорий и теорий референтной группы, которые будут рас­смотрены в следующих разделах, можно отчасти объяснить тем, что они более тесно связаны с эмпирическими исследованиями.

Вместе с тем следует отметить, что в последнее время наблю­дается все возрастающий интерес к идеям символического интер­акционизма. Показательно, что в последнем издании 1985 г. очень авторитетного многотомного труда «Руководство по социальной психологии», вышедшего в США, под редакцией Г. Линд сея и Э. Аронсона [ed. Lindzey, Aronson, 1985], в котором предпринима­ется попытка проанализировать современное состояние социаль­ной психологии, впервые за 50 лет существования этой работы появилась статья, посвященная символическому интеракционизму. Ее авторы следующим образом объясняют причины возросше­го интереса к идеям символического интеракционизма [Stryker,

Statham, 1985]: во-первых, в современной социальной психоло­гии наметился ярко выраженный интерес к когнитивной социаль­ной психологии и соответственно интерес социальных психологов к другим парадигмам, имеющим ярко выраженную когнитивную направленность; во-вторых, возрождение феноменологического подхода как в социологии, так и в социальной психологии [Наrге, Secord, 1972] вызывает, вероятно, все больший интерес к кон­цепциям, в которых центральное место занимает понятие self [лич­ностное Я, самость]. Страйкер [Stryker, 1971, 1977] отмечает все (возрастающую «респектабельность» исследований субъективного опыта как отличительную черту социально-психологических ис­следований последних лет. В этих условиях большое значение при­обретают поиски теории, которая объяснила бы, как люди в своей повседневной жизни создают свой социальный мир. Поэтому не­удивительно, что исследователи атрибуции и схожих когнитивных процессов проявляют интерес к обсуждению символическими интеракционистами того, как конструируется социальная жизнь. Более того, возрождение среди социальных психологов, име­ющих психологическую подготовку, интереса к гуманистическим ориентациям [Хайдер, 1958; Герген, 1971; Герген, 1982; Харре и Секорд, 1972; Смит, 1974] сделало возможным более серьезное отношение к перспективам, которые исторически были менее тесно связаны с жесткими методами.

РОЛЕВЫЕ ТЕОРИИ

 




Поиск по сайту:

©2015-2020 studopedya.ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов.